socialAnalytics

Лена не любила стихи и театр, аргументируя недостатком времени. Лёня любил Лену, поэтому поехал домой поддержать её в сложной ситуации, бросив нас и рыжий берег с утками. Мы с грустью приступили к насажденьям без Лёни.

**************

Лёня любил Лену и читать стихи, которые Лена не любила. Поэтому, съездив к Лене, Лёня вернулся с пакетом ароматных колбас и шикарных шашлыков. На наш немой вопрос о природе произошедшего, Лёня поведал, что сбежал от Лены и рассказал следующее:

**************

«Я сегодня ел только утром, поэтому приехал домой злой от голода и трезвости. Я три недели мечтал читать стихи на озере с водкой. А до этого ещё полгода. Я предвкушал, как говорю красивые рифмы друзьями и уткам в камышах. Я на работе не матерился, предвкушая водку с вами. А она из-за ногтя отвлекла. Могла позже расстроиться. Когда я приеду. Или съесть, а не выплёвывать. Ноготь —это в философском смысле кость», — Лёня изливал душу с улыбкой, мурлыкая под уходящими в закат остатками красного солнца. «Я приехал, обнял её, налил пиво и сказал, что потом всё будет хорошо. Я включил ей хорошее кино «Инсомния», чтобы она забылась. Её глаза вспыхнули интересом, в её горле пропал вкус ацетона, а я скрылся на кухню и доел пельмени в знак протеста. Типа ничего страшного, могла бы и не переживать. Тем более я был злой и голодный». Лёня выпил водку, вкуснейшую из-за природы и друзей, вдохнул вечернюю свежесть и аромат колбас. Зажмурился от счастья и теплоты. Захотел читать стихи. «Лена обнаружила моё исчезновение и пришла ругаться на кухню. Потому, что я бросил её несчастную одну смотреть кино, бесчувственный дикообраз. Она закричала сильней обычного, когда увидела, что я доел пельмени не посоветовавшись. Не выдержав, я сказал, что съел ещё и ноготь. Она выгнала меня из дома—теперь я здесь и счастлив»,—сказал Лёня. Он явно был доволен тем, как всё обернулось.

—Ты серьёзно съел ноготь из пельменя?—спросил я.

—Нет. Мне обменяли ноготь в магазине, где его купили,—ответил Лёня.—На колбасу и шашлыки. Чтобы я их полюбил, как клиент, и не написал в интернете про пельмени с ногтями. Мне гарантировали отсутствие частей сотрудников в будущих покупках.

—Иногда мужчин нужно отпускать читать стихи, чтобы они не ели ногти из пельменей,—произнёс я под воздействием вкуснейшей водки.

—

Я помню всё, о чём мы мечтали

Но жизнь не для тех, кто любит сны

Мы слишком долго выход искали

Но шли бесконечно вдоль стены,

— прочитал Лёня чужие стихи.

Он прочитал чужие стихи, потому, что не умел сочинять свои.

* * * * * * * *

—Фёдор работает автослесарем не потому, что не может большего, а потому, что не хочет другого. Не всем же быть начальством,—сказала Марина. Фёдор Д. поддакнул.

—В отличие от начальства, автослесарь видит результат своего труда и это офигенно,— сказал я Марине и вспомнил, что Фёдор Д., как минимум трижды, становился топ-менеджером в разных организациях, однако везде был уволен по причине того, что посылал матом первых лиц. Фёдор кивнул и мне, с благодарностью.

—Зато он хочет меня и у нас секс по утрам. Секс—это здоровски!—сказала Марина с вызовом. Она продемонстрировала несколько поступательных движений, которые бывают, когда люди любят друг друга.

* * * * * * * *

— Расскажи, как разлюбить?—спросил я однажды Фёдора в Ялте. Мы пили авторскую версию мускатного вина «Villa Krim». Невдалеке, из кустов пьяный парень кричал рифмы какой-то Наташе, что любит и скоро умрёт в связи с неразделённостью чувств. Он умолкал, пил что-то из бутылки, матерился и вновь говорил стихами.

—Разлюбить—это, порой, самое сладкое, что может быть. Во время любви мысли о другом человеке живут в тебе, как червяки, шевелятся и беспокоят. Иногда годами. Ты мучаешься, страдаешь, надеешься, снова мучаешься, а потом раз и пустота: любимый человек стал чужим и хорошо. Это кайф— как курить бросить. А разлюблять обязательно, потому, что каждая женщина сволочь и оставаться с ней можно только до тех пор, пока она это скрывает,—сказал Фёдор Д. и зажмурился от удовольствия, смакуя вино. Была безлюдная осень, гора Ай-Петри красовалась в облаках, внизу скучало серое Чёрное море.

—Бывает ли любовь без страданий, когда полюбил и всю жизнь счастлив без бед? Встретить бы счастливую пару и послушать их враньё,—сказал я с усмешкой.

Пьяный парень лёг на асфальт, раскинул руки в стороны, и пропел:

«Ты до сих пор веришь в сказки, а я верю в любовь—
Значит в наших телах течёт волшебная кровь.
И как бы мы не старались, стать такими, как все—
Нас легко раскусить, после пары бесед…»
© Таис Логвиненко

—У меня любовь кончается, когда в отношениях проявляется расчёт. Я не умею с женщинами «в рассчёт»—сбегаю. Возможно я ребёнок. Хочется, чтобы нашлась дура, которая полюбит меня такого, как есть,—сказал Фёдор Д.,—давай выпьем за нерасчётливых женщин, если они существуют.

* * * * * * * *

Марина говорила с панибратской улыбкой. Фёдору было пятьдесят. Хотелось пить Шардоне в Ялте и послать Марину нахер.

—Многие мужчины не умеют с женщинами. Боятся заграбастать. Это огромная проблема всех мужиков. Я-то знаю. Каждый второй мужчина трус в отношении женщин и психует, что не бабник и не умеет… А мой Федя умеет. Будут бабки, если издать его жизненный опыт,—сказала Марина,— шикарный дом, тачка и соседская зависть.

Она стукнула меня по плечу и добавила:—Не ссы, ты скоро кончишь от того, как мы щасливы.

—Мужчина—это очень глубокое создание, более сложное, чем позволяет окружающий мир,—вдруг сказал Фёдор Д. с обречённой печалью на лице. Марина замолчала с выразительным укором и изобразила на лице потрясение.

— Не позорь меня и не грусти людях,— строго сказала она Фёдору Д. и заботливо погладила его по голове. Фёдор Д. пожал плечами, вздохнул и кивнул в очередной раз.

* * * * * * * *

Это была последняя наша встреча с Фёдором Д. не женатым на Марине. В Феодосии, располагающей к философским настроениям и сдержанным долям алкоголя. На столе была водка и огурцы без изысков. В глазах Фёдора отсутствовал огонь, в его словах не было жгучей правды, подвергающей сомнению смысл жизни—он потерял магию искренности.

—Знаешь, я столкнулся с ней на концерте и оцепенел. На сцене. Наташку. Помнишь её? Она танцевала а я смотрел из зала. До сих пор красивая. В шляпе, с тростью, в чёрных колготках и фраке, как Марлен Дитрих…— Фёдор Д. говорил сбивчиво, с паузами, замирая от воспоминаний.

—Ты не забыл первую любовь через десятилетия?—удивился я.

—Это дико, но я понял, что люблю Наташу. И любил всё это время. Её красота покрылась морщинами и возрастным цинизмом, но я стал просыпаться возбуждённым, как подросток после этого концерта,—сказал Фёдор Д., и выпил полстакана водки.

—В твои годы у нормальных людей внуки и импотенция, а ты, как подросток, от любви мучаешься, —сказал я и выпил полстакана водки.

—Я наконец-то совратил её и мы пили с ней до утра, валялись на мятой постели и просыпались после обеда. На два месяца мы забыли про быт, путешествовали и ходили по улице в халатах и пижамах. Иногда босиком... Мы пили любой алкоголь на берегу моря и целовались при людях...

Мы были счастливы до тех пор, пока однажды она не заговорила по телефону во время секса. Там был очень интересный вопрос для обсуждения: что-то про измену подруги. Это был весомый повод, чтобы отложить секс. Она болтала полчаса и забыла про нас. Я понял, что ей плевать на меня. Я понял, что ей будет плевать на меня всегда. Я не знал: правильно это или нет. Я порвал презерватив, оделся, подошёл к двери, а она продолжала говорить в телефон. Она звонила потом, спрашивала, что случилось …

* * * * * * * *

Хотелось пить Шардоне в Ялте и спасти друга от дуры.

—Ненавижу эту суку, иногда мне кажется, что Федя мечтает о ней, когда спит со мной,—сказала Марина и пошло засмеялась.

—Солнышко, приличные люди матерятся молча,—сказал ласково Фёдор Д., обнял Марину и поцеловал в макушку.

—Да и пофиг, мечты не опасней телевизора. Можно же смотреть порнуху, значит можно и других баб в голове представлять,—сказала Марина с широкой улыбкой, изображая равнодушие.

—Хочется пить Шардоне в Ялте и спасти друга, —сказал я.

—Ялта? Я была в Ялте. Там персики! Федя, сходи в магазин за персиками,—сказала Марина. Фёдор Д. послушно встал и пошел в магазин за персиками. Из ресторана. Я ушел, понимая, что потерял друга.

* * * * * * * *

Трезвый и раздосадованный после встречи с Фёдором Д. и Мариной, я зашел в какой-то магазин, и стал бродить вдоль товаров, пытаясь соображать. Угнетенное положение Фёдора Д. расстраивало. Марина была категорически неприятна.

Я увидел авторскую версию мускатного вина «Villa Krim» за триста двадцать пять рублей со скидкой, вспомнил Ялту и купил. Триста двадцать пять рублей—это копейки для такого вина.

Кто-то пьёт от несчастной любви, кто-то забывается в работе, кто-то расстаётся с жизнью. Фёдор Д. от несчастной любви стал бабником. Ему было двадцать один год, когда Наташа вышла замуж за другого. Он несколько лет дарил ей цветы, водил в театры, помогал сдавать экзамены, а Наташа вышла замуж за другого. Он жил, чтобы она была счастливей, а она…

Кто-от пьёт от несчастной любви, а Фёдор Д. научился смешить так, что противоположный пол влюблялся. На несколько дней он забирал женщину из обыденности и устраивал ей праздник, как в кино. Он тратил на это всю зарплату, расставался и жил впроголодь до следующей зарплаты. Не было никаких разбитых сердец — Фёдор Д. умел уходить от женщин, оставляя привкус счастья, которое не может быть долгим. У него были сотни друзей женского пола. Его жизнь была не более нелепа, чем тех, кто пьёт от неразделённой любви.

* * * * * * * *

Я налил вино в бокал и собрался грустить на балконе, когда раздался звонок и в комнате образовался Фёдор Д. с водкой и пельменями. Матерно прослезившись, я обнял Фёдора Д.

—Ну вот, наконец-то мы с тобой выпьем и просидим до утра за разговорами, как раньше,—сказал я.
—Ты думаешь я каблук?—спросил Фёдор Д.
— Ты мой друг с водкой, остальное не важно,—ответил я и поставил воду для пельменей.
—Ты думаешь она хабалка?—спросил Фдор Д.
—Надеюсь, что она —та дура, которая полюбила тебя таким, какой ты есть.
—Она нерасчетливая. Когда я ушел от Наташи, у меня появилась бессмысленность и импотенция. У всех внуки и импотенция, а у меня бессмысленность и импотенция. Полгода я пил каждый день, пока не очнулся с Мариной. Она сказала матерные, но тёплые слова, когда я в очередной раз захотел умереть. Я занял денег, побрился и сводил её в театр. Она поселилась у меня и всегда знала, где мои чистые носки. Я бросил пить. Иногда Марина на несколько дней куда-то пропадала а потом возвращалась с кучей денег. Она не умела готовить и поддерживать чистоту. Я готовил и убирался, а она работала. А потом она сказала, что денег больше не будет, потому, что она не может кидать пенсионерок после встречи со мной. Она была аферисткой: кидала бабушек, представляясь сотрудником соцстраха. До встречи со мной она не понимала, что это плохо. Знала, но не понимала—в этом есть разница.

Я устроился на работу автослесарем, а она стала читать книги. Оказалось, что мы оба не умеем копить и тратить деньги. Её желание написать книгу—это авантюра, возможно глупая, но она всяко лучше, чем кидать бабушек. Помнишь, как мы пили за нерасчетливых женщин? Она нерасчетливая и я с ней счастлив. Возможно она неправильная, но я с ней счастлив. Она со мной тоже. Наверное. Она научилась чувствовать со мной. Через полгода после наших встреч она впервые в жизни испытала оргазм. Марина по своему очень умная, вернее мудрая, наверное, из-за несчастий. Она стала играть со мной в квартире в прятки . У неё появилось чувство юмора и оптимизм. Недавно мы договорились жить друг для друга и плевать на окружающих,—Фёдор Д. говорил торопливо, сбиваясь. Доказывая. Его глаза горели. У него были сотни друзей женского пола, но только о Марине он говорил с такой нежностью. «Она того стоит»,—подумал я. Мне стало стыдно за недавнее отношение к ней.

—Хорошо, хорошо, давай позовём её и я познакомлюсь с Мариной заново,—сказал я,—Мы вместе просидим до утра за разговорами. «Аллё, Марина, заходи»,—позвонил по телефону Фёдор Д.
—Она где?—спросил я.
—Она ждёт внизу у подъезда,—сказал Фёдор Д.

* * * * * * * *

— Привет,—сказала Марина. В руках её были персики,—На, ешь, не ссы. Они вкусные, как в Ялте,—сказала она и протянула огромный персик. Я откусил и зажмурился от наслаждения. Сварились пельмени, налилась водка, в лучах заката заиграло авторское розовое вино. Мы выпили, и стало тепло. Внезапно я понял, что мне хорошо с этими нерасчетливыми, возможно, неправильными людьми.
—Ну. Давайте, врите уже о своей жизни,—сказал я,—должен же я кончить от того, как вы щасливы.

—Встречаемся на набережной, в нашем месте,— сказал я Андрюхе и отключился от совещания важных начальников.

* * * * * * *

Я купил Микстуру, Черноголовку, сало, оливки, испанские чипсы и позвонил Таньке, вернее Татьяне Антоновне. Я позвонил из-за Андрюхи. Потому, что нечего над Андрюхой издеваться —можно и потерпеть комплименты влюблённого человека.

—Мы не сходимся по типажу. Андрюха хороший, но мне нравятся другие мужчины,—сказала Татьяна Антоновна.

—Потому, что Андрюха невысокий, всего метр пятьдесят?—спросил я.

—А он метр пятьдесят? Блин. Даже не обращала внимания,—сказала Татьяна Антоновна, —Нет мне нравятся другие мужчины не в этом смысле. Мне нравятся такие, как Джонни Депп или Пригожин из Вагнера. У меня на них стоит, а от других скука.

—Дык ты сама скучная, как холодильник: вроде полезная, но телевизор интересней,—сказал я невпопад,—Не понимаю: они же не похожи, Джонни Депп и Пригожин.

—Они оба ебанутые пираты,—сказала Татьяна Антоновна. В её голосе послышалось возбуждение.

—Ты сама ёбнутая, —сказал я.

—Да, но никому не говори об этом,—сказала Татьяна Антоновна.

Я замолчал. Внутри холодильника по имени Татьяна Антоновна обнаружилось притяжение—с усилием воли я нажал кнопку завершения разговора.

* * * * * * *

—Понимаешь, дело не в том, что ты короткий, а в том, что ты—правильный мудак. Мне кажется, что Танечке нужен ебанутый, такой, как я, или, как Джек Воробей, или, как Пригожин. Женщины редко любят правильных мужчин, они чувствуют несвободных в решениях и отвергают их. Правильный мужчина несвободен. Если ты не против, я приглашу её бухнуть с утра,—сказал я лучшему другу.

Андрюха размахнулся, но не ударил. С бешеным взглядом. Ревниво. Он плюнул мне в ноги с омерзением. Пнул скамейку. Наконец- то достал телефон и позвонил уверенным наглым голосом ебанутого человека. «Танюха, пошли бухать. У меня есть охренительный рецепт алкоголя: Микстура с Черноголовкой»,—сказал он. Что-то раздалось в ответ. Что-то, из-за чего Андрюха подпрыгнул и закрыл рот от счастья рот рукой. Я сел на скамейку и беззвучно зааплодировал себе ладонями. Протянул Андрюхе пакет с Микстурой и Черноголовкой…

По дороге назад, на работу, я думал, что мы живём среди выдуманных страхов и неверных целей. Что неважно какой-ты: высокий или низкий, худой или с животом на коленях—всегда найдется ебанутая красавица, великолепнейших форм, которая полюбит. Достаточно самому быть вне выдуманных ограничений, достаточно быть самому себе ебанутым.

Я увидел отражение своей лысины в витрине и подумал, что вообще похер—достаточно захватить Бахмут или угнать «Чёрную жемчужину».

Вскоре Лена стала сниться: её смех, фигура, запах… Я понял, что влюбился. Однажды, я позвонил ей ночью: пьяный, из какого-то клуба и рассказал, что она мне снится. Она ничего не ответила. Я подождал минуту-полторы и положил трубку. «Могла бы сказать, что тоже любит. Или не любит. Было бы легче, если бы она сказала. Бессовестная...» Где-то час я думал о Лене с осуждением, напивался под музыку и грустил, танцуя. Вдруг я осознал, что по ночам звонить нехорошо. Возник испанский стыд.

—Извини, что позвонил ночью,— написал я ей в телефон.

—Ничего страшного, я не могу заснуть,—поступило ответное сообщение. Которое стало поводом для героизма. Я прыгнул в такси и поехал помогать Лене заснуть. Я сочинял трогательные колыбельные рассказы и высовывал голову в окно, чтобы протрезветь.

Светало, мы сидели на кухне. Она слушала меня внимательно. Не стучала по клавиатуре, равнодушно работая, как всегда, а слушала— я был счастлив.

—Я хочу сказать тебе очень важную вещь. Важную. Очень. Ты старался, чтобы мне было хорошо…—прервала Лена одну из моих историй. Она замялась, я взял её за руку, чтобы подбодрить. У неё была нежная, тонкая кожа. Её пальцы казались игрушечными. Я хотел, чтобы она говорила о любви.

—Ты боишься смерти?—спросила Лена.

—Смерть — это то, что придаёт жизни смысл,—сказал я с бравадой, влюблённый и глупый от алкоголя. Бесстрашный.

—Отлично… Понимаешь, мне снятся люди, которые через месяц умрут. Они снятся мне, а потом умирают… Сейчас, мне очень часто снятся люди. Мне снится, как они живут, снятся их смерти. Не веришь?—сказала она. Её лицо было тревожным, глаза огромными, рот приоткрыт.

—Верю, всё будет хорошо,—сказал я и погладил её руки. Мне нравилась её необычная игра. Влюблённые часто строят параллельную реальность.

—Эти люди на самом деле умирают, я проверяла. Которые снятся. Бывают очень страшные смерти… Я их вижу и стараюсь спать как можно меньше. Сегодня я спала минут двадцать, мне приснилась очередная смерть и я проснулась,—сказала Елена и замялась. Её руки дрожали. Я обнял её худые, угловатые плечи, поцеловал в волосы и принялся рассказывать ей про мыслителей, которые не боялись смерти: про императора Марка Аврелия, Эпиктета, Сократа и Сенеку. Я говорил словами философов о том, что смерть — полезная часть жизни, если воспринимать её, как неотвратимый результат. «Людей мучают не вещи, а представления о них». Лена улыбалась и кивала персонально мне—я был счастлив и благодарил бога за то, что когда-то наткнулся на книжку с размышлениями Марка Аврелия и теперь мог умничать.

Светало. Елена отлучилась приготовить чай, а я уснул в неприличной позе, издавая громкий храп. Неприлично, аж жутко вспоминать. Потом было смешно вспоминать .

Мы стали общаться. Она рассказывала свои сны, я пытался отвлечь: водил по злачным местам, театрам, выставкам, музеям. «Мы не должны переживать о том, что нельзя изменить». Я ухаживал: дарил цветы, писал стихи, ночами гулял под фонарями. Она сделала маникюр и однажды надела цветное платье— я решил бын вместе. Долгое время мне казалось, что мы играем в выдуманный Леной спектакль, обмениваясь выдуманными рассказами, но однажды она показала мне профиль девушки в интернете.

—Скоро она умрёт от взрыва на вокзале,—сказала Лена.

****************************************

Пашка сидел за столиком ночного клуба, напротив была Юля. Он в невзрачных брюках и рубашке— она в платье, кудрявая, с декольте и ногами, чем-то похожая на Миледи из «Трёх мушкетёров». Он говорил— она слушала, забыв обо всём.

—Если бы она знала, что умрёт, жила бы она по-другому?—сказал я комкано, не так и не то.

—Мы все знаем, что умрём, но по-другому не живём,—сказала Лена. Она была как-то излишне серьёзна тогда. Она не смеялась над моими шутками. Всё время смотрела на меня, необычно. Я только сейчас понимаю, что она смотрела на меня, как в последний раз, прощаясь. А тогда. Я обнимал её и собирался на сказать, что люблю.

На следующий день, она не пришла на работу. В отделе кадров сказали, что две недели назад она написала заявление на увольнение. Просила не говорить об этом. Я звонил, но было бесполезно. Шли дни без неё, я понял, что ничего не хочу.

Даже пить и писать стихи. Она ушла оставив пустоту внутри. Я умирал и ходил по тем местам, где был с ней, вспоминая, разговаривая, будто она рядом, — сказал Пашка печальным басом. Юля держала его за руку, уставившись ему в глаза и глубоко дышала. Пашка смотрел на неё, как на рыбу, схватившую наживку. Говорят, что женщины любят ушами.

—Однажды, в новостях сказали про взрыв на вокзале, про то, что среди погибших была та девушка, о которой мне говорила Лена, та самая Алина Варенцова,—сказал Пашка.

—Ты классный, —сказала Юля с восторгом и поцеловала Пашку. —Я думал, что это просто игра, но потом мне пришло сообщение от Лены. Она написала, что я часто снюсь ей,—сказал Пашка. Юля восторженно взвизгнула и потащила его танцевать.

—Ужас, а не история—до мурашек. Может быть, ты снишься Лене потому, что она любит тебя?— смеясь сказала Юля и прижала голову к Пашкиной шее. Он провёл рукой вдоль её спины. Они заснули вместе, уставшие.

Утром Пашка ушел не попрощавшись. Сволочь. Юля полезла в интернет посмотреть его профиль. У него не было друзей, только какая-то, та самая Лена: в брюках и рубашке с короткой стрижкой, почти лысая. С наколкой пьяного котенка.

У неё был единственный фотоальбомом под названием «Сны». С фотографиями сотен людей. Юля с любопытством всматривалась в разнообразные лица. Внутри пролился липкий страх, когда она увидела фотографию Паши. Юля всмотрелась в его глаза, провела пальцем по улыбке и увидела рядом себя. Свою фотографию. Статус профиля Лены гласил: «Неизвестно, что первично сон или смерть»

—Простите мою косноязычность: из –за неё мой искренний комплимент оказался лестью,— сказал Владимир Осипович. Наталья Николаевна оценила сказанное, и приподняла бровь.

* * * * * * * *

Две недели назад Гена и Наталья Николаевна были счастливы, у них было всё: деньги, вещи, страны, секс и сын, поступивший в МФТИ. А потом Гена решил спрятаться от жизни и пришел к соседке, он улёгся к ней в кровать и не узнал жену. Гена забыл, что он руководитель ИТ-компании, забыл знакомых и правила поведения. «Возможно Альцгеймер»,— огласил диагноз Владимир Осипович, армейский друг Гены.

* * * * * * * *

Гена вышел в домашней клетчатой пижаме с рассеянной улыбкой. Наталья Николаевна обняла его, провела носом по щеке. Он спросил, как её зовут. Владимир Осипович ещё раз поклонился всем телом и удалился, оставив вместо себя веснушчатую медицинскую сестру Юлю, с насмешливым взглядом, спортивную, в слишком коротком халате, чёрных чулках и красных туфлях. На её ноге была татуировка зайца с пистолетами и надпись «смерть волкам».

Гена сидел на скамейке и ел пирожные, чавкал, крошки которых падали на пижаму.

—Почему он у вас чавкает и крошит на себя? У меня он не чавкал,— строго сказала Наталья Николаевна.

— У вас он соображал, а сейчас не очень,— ответила с усмешкой медсестра Юля.

—Не хамите. За мои большие деньги вам надо быть человечной, даже если вас не воспитали,— сказала Наталья Николаевна.

Из близлежащих кустов внезапно раздались стихи:

«Там было лето где травы да ягоды

ягоды ягоды яды мои письма с юга

горят синем пламенем ожоги за пазухой

Ты - моя радость, а я я твоя беда, я - беда,

ябеда, ябеда, я буду с другом…»

* * * * * * * *

Длился тёмный вечер и луна, Наталья Николаевна стояла на ящике, в кустах, смотрела в окно психиатрической больницы и нервно курила. За окном на полу лежала медсестра Юлия. Гена сидел рядом и кончиками пальцев массировал ей ступни.

—Я задолбалась и хочу к маме, на тот свет. Твои пальцы—это чудо. Нежные… Для секса,— промурлыкала с блаженством медицинская сестра Юлия.

—Секс —это единственное, чего мне не хватает в этом раю,—сказал Гена.

«Какой же, Гена, ты гандон. Не просто гандон… Штопаный.», —прошептала Наталья Николаевна. Сигарета дрожала в её руках, по щекам потекли слёзы. Она рассмеялась над собой.

* * * * * * * *

Было утро. Из близлежащих кустов продолжали раздаваться стихи:

«…Если навигатор не врет

Я уже рядом вот-вот

рот-в-рот будем дружить,

я говорю.

Если навигатор не врет…»

Гена ел пирожные, крошки падали на пижаму. Наталья Николаевна плотно сжала губы, что-то сдерживая в себе. Внезапно Гена широко и звонко вдохнул сопли. Наталья Николаевна взорволась:

— У тебя зубы желтые. Опять пьёшь дешевый кофе? Чавкаешь! Я десять лет отучала тебя и всё зря? Зачем? ,—сказала она металлическим голосом , громко и нервно,—в кустах перестали звучать стихи.

—Цыц, женщина! Зачем ты отучала меня? Нельзя отучать взрослого человека! Потому, что: кто ты такая, и где официальные полномочия?— сказал Гена строго.

* * * * * * * *

Длился тёмный вечер и луна, Наталья Николаевна стояла на ящике, в кустах, смотрела в окно психиатрической больницы и думала, что все козлы. За окном появился врач Владимир Осипович. Он сел в кресло, налил виски, выпил, расслабился.

—У тебя великолепная жена. Похожая на мечту. В связи с этим, у меня есть подозрение, что твоё притворство оправдано и ты имеешь полное право здесь лечиться,— сказал Владимир Осипович и мечтательно зажмурился.

—А я бы хотела быть такой, как твоя жена: она— настоящая сука из кино,—сказала медицинская сестра Юля.

—Она действительно мечта, но. Я хочу жить так, как хочу. Сам. Пусть неправильно, но!—сказал Гена с надрывом. Возникла тишина неловкой паузы.

—Еле Елену уложил. Не могла заснуть, ревела от того, что бездарна,—сказал доктор Владимир—сменил тему.

—Давай завтра я буду её укладывать. Со мной она плачет меньше,—сказала медицинская сестра Юлия.

Елена видела своё предназначение в успокоении мира с помощью слов. Каждый день она сочиняла стихи и записывала их в тетрадь. Каждый день она ждала, что однажды её назовут гениальной поэтессой, и выпустят на свободу. Каждый вечер она плакала, понимая, что снова осталась в клинике. Елена сочиняла чужие стихи, она не помнила их авторов.

* * * * * * * *

Елена появилась из кустов, когда Гена широко и звонко вдохнул сопли. Когда Наталья Николаевна отчитала его металлическим голосом. Елена подскочила к Наталье Николаевне, Гене и медсестре. Её волосы были не расчёсаны, лицо творчески-демоническим.

—Не ругайтесь, послушайте лучше то, что я сочинила: стих. Он точно подойдёт, чтобы вас успокоить, — сказала она, встала красиво, набрала в себя воздух и произнесла:

«Не ссорьтесь, влюбленные.

Жизнь коротка.

И ветры зеленые

сменит пурга»

— Это не ваши стихи, но хорошие. Но не ваши,— сказала Наталья Николаевна.

—Это мои стихи! Я — поэтесса, а вы — завидуете!— сказала Елена, пошла прочь, подёргивая плечами, сделала несколько шагов и заплакала. Медицинская сестра Юлия бросилась к Елене, обняла её и сказала хорошие слова.

—Цыц, женщина! Твоё мнение нанесло вред планете, — сказал Гена и строго посмотрел на жену.

—Не надо ругаться, Геночка. Нехорошо выдавать чужие стихи за свои. Даже если ты сумасшедший,— сказала Наталья Николаевна.

— Большинство выдаёт чужое за своё, включая мысли и не стесняется,—сказал Гена.

—А ты точно чокнулся?— поинтересовалась Наталья Николаевна, подозрительно прищурившись.

* * * * * * * *

Длился тёмный вечер и луна, Наталья Николаевна стояла на ящике, в кустах, смотрела в окно психиатрической больницы и понимала, что можно незаметно ошибиться и прожить годы не так.

—А мне между прочим стыдно, друзья!—воскликнул Гена,—Ещё недавно у меня был почти ежедневный секс, спортивный вид вместо живота. Она меня из запоя подобрала, брошенного первой женой, с диагнозом печени…

—Геночка, ещё шейку и плечи помассируй. Я не соблазняю, мне просто хочется приятного,—сказала медсестра Юля и сняла халат. Выгнула спину.

—Друзья, мне стыдно! Почему вы равнодушны? Я прикинулся психом и сбежал сюда, чтобы быть полезным планете по собственному разумению, а не по чьему-то. Чтобы ухаживать за страждующими. Хотя бы за Виталиком. У него нет друзей кроме меня. Ему одиноко,—заговорил от всего сердца Гена.

«Виталик? Этого дуралея зовут Виталик?»,—подумала Наталья Николаевна и вспомнила, как утром к ней подошел мужчина с удочкой и предложил рыбачить кирпичи, чтобы построить дом. Наталья Николаевна повертела тогда пальцем у виска, а Гена угостил мужчину пирожными, сказав, что это друг.

—Если бы ты не сбежал, жена сделала бы тебя каким-нибудь министром и ты мог быть гораздо полезнее для планеты,—сказал Владимир Осипович.

—Твой массаж—это лучший секс в моей жизни,—сказала медсестра Юля и простонала.

—У тебя божественная фигура, —сказал Гена и провёл пальцами по бёдрам медицинской сестры Юли.

—Ты можешь взять мою фигуру и делать с ней, что хочешь,—сказала медецинская сестра Юля,—Я умею в волшебный секс. Она прислонилась щекой к его губам.

—Ты пахнешь апельсинами и востоком. Наверное, ты богиня. Но...— Гена с усилием убрал губы от её лица,—Понимаешь. Секс без любви ведёт к пустоте. Медицинская сестра Юля положила руку на его грудь сжала пальцы:

—Я подожду когда будет любовь, —шепнула она касаясь губами его уха и ушла, грациозно покачиваясь.

—Возможно ты прямо сейчас что-то делаешь зря,—сказал врач Владимир Осипович.

—Я знаю, Юля — совершенна. Но. Я же люблю Наташу. Наверное. Она для меня всё сделала. Она меня сделала. Учила. Как вести себя. С кем полезней дружить… Хочу попробовать без неё. Я же мужик, всё-таки. Я к ней вернусь потом… Попробую и вернусь.

«Какой же Гена ты гандон...»,—подумала Наталья Николаевна. Внутри стало пусто. Сверху зачем-то были звёзды. Наташа слезла с ящика и пошла прочь от окна.

—Наталья Николаевна, как Пигмалион, из говна тебя создала. Она была и секретаршей и женой и шлюхой. Твоё законное место в психушке,—сказал врач Владимир Осипович. Гена встал, походил туда сюда, переживая услышанное.

—Я вернусь, скорее всего. К Наташе. Стану полезным министром. Но потом. Через недели две.

А сейчас… Как ты скажешь, туда я и пойду: скажешь идти к Наташе — прямо сейчас вернусь к ней; скажешь идти к Юле— поживу в психушке, поприношу пользу сумасшедшим. Если ты скажешь, чтобы я остался здесь навсегда—так тому и быть!—Гена говорил жарко, искренне, отдав себя во власть провидения.

Владимир Осипович задумался с тоской. Посмотрел на себя—усмехнулся, посмотрел презрительно на Гену.

—Наталья Николаевна—божественна… —начал говорить Владимир Осипович.

Внезапно зазвонил телефон.

—Хотите стать полезным для планеты министром?—раздался голос Натальи Николаевны.

Владимир Осипович замер ошеломлённый; посмотрел на Гену, мечтательно зажмурился и понял, что да.

Шли неделя за неделей, а Маша не приходила навестить хомячка. Петя мало спал и ждал встречи. «Я зайду потом, обязательно»,—говорила она мимолётом, но не заходила. Петя несколько раз ревел и мечтал. Под воздействием любви, он написал огромный стих, рассчитывая, что Маша придёт, а он бац, и прочитает. Петя научился рисовать и изобразил Машу акварелью, рассчитывая, что Маша придёт к хомячку, а он бац и покажет. Но Маша не приходила. От отчаяния Петя подружился со слесарем-сантехником и попробовал водку. Прошло полтора месяца, Маша не пришла и Петя решился прояснить отношения. Был составлен чёткий план: Петя должен был сводить Машу в театр, поговорить напрямую и предложить руку и сердце.

В тот вечер Петя купил букет красных гладиолусов и кольцо, размер которого определил наугад. Простояв несколько минут, решившись, Петя постучал в дверь.

— Здравствуй Маша,—сказал Петя, увидев её бесконечно красивую, в трусах и майке, с растрёпанными волосами, и искусанными губами. Недоумённо она протянула Пете руку.

—Привет,—сказала она.

—Ты необыкновенная, пойдём в театр,—сказал Петя, пожал её ладонь и протянул цветы. Вдруг из туалета вышел высокий голубоглазый блондин Федя в одних трусах. Он обнял Машу и взял у Пети букет.

—Красивые цветы: красные гладиолусы обозначают любовь с первого взгляда,—сказал блондин и протянул цветы Маше. Петя оцепенел.

—Спасибо,— сказала Маша и вдохнула аромат гладиолусов.

—Ты пойдёшь со мною в театр?—спросил деревянным голосом Петя.

—Нет: сегодня никак, но потом обязательно,—сказала Маша.

* * * * * * * * *

Когда разбиваются самые важные иллюзии, часто рушатся и остальные. Петя шел неважно-куда, понимая, насколько он смешон в своей любви. Он вдруг пронзительно чётко осознал, насколько нелепы его фантазии о карьере чиновника. Он решил больше не мечтать, никого не любить и работать слесарем -сантехником. Вдруг сзади раздалось шлёпанье босых ног. Это был Машин голубоглазый блондин Федя, в одних трусах, с букетом гладиолусов.

—Извини, братан, фигня получилась,—сказал блондин Федя и вернул гладиолусы.

—Ерунда, сейчас другую найду,—сказал Петя, максимально естественно.

—Желаю тебе принцессу с сексом,—сказал блондин Федя, подмигнул и пошлёпал босыми ногами назад в общежитие.

* * * * * * * * *

Инна

Петя шел неважно-куда с красными гладиолусами. Горели желтые фонари и звёзды, ноги принесли Петю в студенческий театр. Театр для Пети начался с кассы. Нет. С бесконечно печальных глаз кассирши. «На свете есть люди, которым тоже плохо»,—подумал Петя с облегчением. Он улыбнулся и подмигнул кассирше— она вдруг улыбнулась в ответ, открытой, огромной улыбкой. «Это моя принцесса с сексом»,— подумал Петя.

Боль от одной иллюзии, легко лечится иллюзией более сильной. Во время представления Петя думал о печальной кассирше и вдруг понял, что полюбил её, и теперь обязан вызывать у неё счастье. Он едва дождался антракта и побежал к кассе — «Закрыто». Он прибежал к стойке бара и спросил:

—Где кассирша?

—У нас нет кассирши,—ответил бармен.

—Не ври, а то пожалуюсь,—сказал Петя.

—У нас студенческий театр— на кассе работают обычные актеры,—сказал бармен.

«Возможно, сегодня нужно будет сброситься с крыши, я потерял двух любимых женщин за один день»,— подумал Петя. Влюблённые часто готовы покончить с жизнью из-за собственных выдумок.

После антракта, во время второго действия, Петя увидел свою кассиршу на сцене: она играла женщину с печальными глазами, которую часто обманывали мужчины. Её страдающий образ проник в сознание Пети — он решил жениться. После спектакля, когда актёры вышли на поклон, Петя выскочил на сцену, прошел мимо главных героев вглубь сцены и подарил кассирше букет красных гладиолусов. «Меня зовут Инна»,— сказала она и улыбнулась открытой, огромной улыбкой. Театр был студенческим, Петя оказался единственным, кто подарил цветы в тот день.

— На самом деле я репетировала страдание, когда ты улыбнулся мне на кассе, старалась и, можно сказать, тужилась выглядеть грустной, но ты улыбнулся и мне пришлось рассмеяться,—сказала Инна. Петя не придал значения её словам— он уже влюбился в печальный образ с огромными глазами, он уже решил, что создан для того, чтобы разгонять Инне грусть и смешить. Он смешил её историями своей жизни, в том числе про хомяка и Машу—Инна старалась смеяться. У подъезда она щедро поцеловала Петю в губы и убежала. После этого Петя несколько часов улыбался, ходил по городу и пел песни, игнорируя общественный транспорт и приличия. Он вернулся в общежитие, постучал к Маше: у неё в комнате пили. Петя позвал голубоглазого блондина. Широким, радостным жестом он обнял его.

—Нашел принцессу с сексом?—недоверчиво спросил блондин Федя.

—Лучше: актрису с поцелуем,—сказал Петя.

—Мужик!—похвалил Петю блондин Федя и налил ему виски.

* * * * * * * * *

Хомячок

Инна стала приходить к Пете: она кормила хомячка и выражала сочувствие. Петя рассказывал оптимистичные истории: про всю свою жизнь и жизнь своих знакомых, его истории перемешивались с интернетом. Инна смеялась, целовала и воодушевляла на сочинительство. Он звал её принцессой и боготворил: поцелуи — основная валюта вдохновений.

Через некоторое время у Пети возник авторитет успешного мужчины, обладающего женщиной. У него появились раскованность и собеседники. Оказалось, что он неплохой рассказчик. Над ним перестали посмеиваться.

«Знаешь, сначала я притворялась, что мне смешно, однако недавно, после тысячной истории, у тебя появилось неплохое чувство юмора»,— сказала однажды Инна. Петя ухмыльнулся в ответ. Он был уверен в том, что давно спасает Инну юмором, а она не ценит.

Инна несколько раз намекала Пете на то, что неплохо было бы выпить и оттянуться, но Петя осуждал эти идеи, как духовно – бесполезные.

Однажды Инна напилась с Машей, под утро обматерила Петю и заявила, что она просто баба, а никакая не принцесса. Петя купил Инне сеанс к психотерапевту, для повышения самооценки. Инна снова напилась и била Петю ботинками. В ответ Петя принёс на утро литр кефира, включил классическую музыку и сказал, что готов к её творческим кризисам. Он включал Инне классическую музыку потому, что она принцесса, хотя сам любил попсу. Ирина любила блюз.

Однажды, совершенно незаметно, пропал хомячок: то-ли сбежал, то-ли умер. Петя не сразу обнаружил пропажу.

—Это я убила его, — сказала Инна горько, через полмесяца.

—Ты не могла такое… Ты же принцесса,—сказал Петя уверенно, даже слегка фанатично. Ему было совершенно не жалко хомячка.

—Я не принцесса, я задушила хомячка. Я такая: могу убить, когда одиноко, — сказала Инна опустошенно.

— Как это: не принцесса? Жена чиновника обязана быть принцессой. Ты не любишь меня больше?— сказал Петя растерянно.

— Я думала, что ты загадочный, а ты — тупой. Ещё раз: я не принцесса которую ты придумал, чтобы не вникать в меня и не париться, — сказала Инна и ушла навсегда.

Мы часто выдумываем людей, которых любим и удивляемся однажды, что они другие. Порой слишком поздно. Можно гораздо короче: Мы часто выдумываем…

* * * * * * * * *

—Здравствуй друг, давай выпьем виски,—сказал Петя голубоглазому блондину Фёде.

—Почему ты решил, что я твой друг?—спросил блондин Федя.

—Мне не с кем больше выпить, а надо,—сказал Петя.

—Потому, что Инна бросила?—сказал блондин Федя.

—Ерунда, сейчас найду другую принцессу с сексом,—сказал Петя, максимально естественно.

—Она уехала с Машей путешествовать автостопом. Они не вернутся,— сказал горько голубоглазый блондин Федя, выпил стакан виски и добавил назидательно:

— Принцесса с сексом выпадает только раз, если её потерять, то всю жизнь лишь рукоблудию и будешь радоваться.

—Надо было выброситься с моста, — сказал Петя и выпил.

Блондин Федя, ощутив виски уточнил с демонстративно мудрым видом:

— Вместе с тем, нужно учитывать, что любая принцесса с сексом— это обычный плод фантазии. Любая женщина иллюзорна, как и путь мужчины, идущего за ней.

— А я машину разбила и сбежала из неё. Она там стоит открытая и мёрзнет, а я здесь танцую, чтоб не переживать,— сказала Лена.

— Поехали закроем,— сказал Пашка мужественно.

— Заткнись. Знаешь, как классно, когда кто-то без спроса зовёт танцевать, чтобы тебе не было плохо,— сказала Ленка.

Пашка заткнулся и прислонил лицо к её волосам, будто бы шелковым, с огуречным запахом. Они танцевали молча несколько ерундовых песен подряд, касаясь друг друга, будто случайно.

— Поехали, отвези меня домой. Завтра рано вставать,— сказала Лена. Они вышли на улицу, в снег, который искрился под светом фонарей. Невдалеке весело пошатывались курящие.

* * * * * * * *

— Почему ты назвала меня остатком мужчины?— спросил Пашка в такси.

— Чтоб ты мне или по роже дал или… — Лена не закончила фразу, пожала плечами.— Я сбежала из машины от одиночества.

— Знаешь, нужно обладать парадоксальным мышлением, чтобы понимать сумасбродных женщин, которые живут в Челябинске,— сказал Пашка, проезжая мимо рёбер губернатора Дубровского.

— Заткнись, — сказала Лена и прислонилась. На Пашкино лицо упали будто бы шелковые волосы с огуречным запахом.

—Дорогой, обрати внимание, этот узор называется «Гусиные лапки», — сказала супруга.

—Тебе очень идёт, цвет необыкновенный—сказал Пашка и отвёл глаза от плаката с актрисой Любой.

* * * * * * * *

Он оплошал, когда супруга спросила о том, кто ему больше нравится в сериале Мажор: Катя или Вика. Это был обычный вопрос, несложная проверка, любой мужик знает, что нравится может только жена, а Пашка сказал, что ему нравится Катя. Которую играла Любовь Аксёнова. С тех пор Пашка регулярно страдал из-за неправильного ответа. Сейчас он стоял на кассе и думал, о том, что не стоял бы здесь, если бы сказал, что ему нравилась Вика. Стоп. Ему на самом деле больше нравилась Вика.

Когда они вышли из магазина, Пашка спросил супругу:

— Дорогая, а ведь мы четыре раза прошли мимо этого магазина, пока я заметил актрису Любу. Зачем мы ходили кругами? Мне кажется, что ты как-то нечестно влияешь на мой выбор.

— Не придумывай. Спасибо за подарки,— сказала супруга и поцеловала Пашку. Он обернулся. С плаката на него смотрела актиса Любовь Аксёнова, добрая и домашняя, в красной элегантной одежде.

— Хорошо, пусть я придумываю. Помнишь, сначала я выбрал Вику, но ты на меня посмотрела с такой ревностью, что я тут же сказал, что мне нравится Катя. Почему так получилось?—сказал Пашка обвинительно.

—Как почему? Конечно же потому, что ты любишь меня,—ответила супруга и поцеловала Пашку.

— Здесь можно заниматься любовью и смотреть на старый Питер, —сказал риэлтор Шурик Юле и обнял её у окна,—я долбанутый от тебя. Она положила голову на его плечо. Красное платье упало на пол… Прохожие слышали их любовь сквозь открытые окна.

— Ты такое вытворяешь охренительное. Возможно, ялюблю тебя,—сказала Юля… Солнце уходило в ночь. Глупая улыбка, дрожащие ноги.

—Ты меня ты не любила раньше? —сказал Шурик.

—Раньше у тебя недовставал,—сказала Юля.

—Давай здесь сделаем детскую,—предложил Шурик.

Они всю неделю встречались в Болконском, смотрели на старый Питер, узнавали друг друга, любили. Проникали и вдыхали—смешивались. Шептали и смеялись. Их было слышно—они сходили с ума не стесняясь. Иногда Шурик уходил на работу, готовить сделку. Пытаясь затянуть продажу квартиры.

Потом, Шурик пропал молча, а Юля не поняла. Через неделю он позвонил, и сказал, что Юля лучшая в мире и попросил встретиться в кофейне.

—Это не моя квартира, я риэлтор,—сказал Шурик после неважных слов.

—Пошел на хрен,—сказала Юля. Разочаровалась. И ушла.

Она позвонила где-то через неделю, сама:

—Я, возможно, люблю тебя,—сказала Юля.

—У меня снова недовстаёт,—сказал Шурик.

—Пошел на хрен,—сказала Юля снова.

Шурик позвонил где-то через неделю. «У меня есть идея»,—сказал он и пригласил её к Болконскому. Они встретились напротив парадной.

—У них ремонт будет ещё полгода наверное. Давай арендуем квартиру на вечернее время. Там у меня всё в порядке будет, там я смогу, как в порнофильме,—сказал Шурик.

—Мы им скажем: у вас волшебная квартира, можно мы у вас по вечерам трахаться будем, ты чокнутый?—спросила Юля.

—Да, так я и скажу: «У меня нигде не получается, кроме вашей квартиры». Там женщина с юмором, а мужик импотент. Он разводится и отпускает её, чтобы она в кого-нибудь влюбилась сильно, до счастья. Они поймут, они сами чокнутые,—сказал Шурик.

—Мужик— извращенец?—сказала Юля.

—Нет. Его жена жила для него, а он не возвращал ничего в ответ. Он даже не говорил, что любит. Потом он стал импотентом, задумался и захотел, чтобы она стала счастливой. Он хочет, чтобы она нашла любовь с сексом. А она не хочет. Дура,—сказал Шурик.

—В мире много дур— почти все. Я дура: влюбилась, а у тебя недовстаёт. Знаешь, как больно?—сказала Юля.

Шурик смутился и хотел ответить, что-то, но увидел, как из-за угла появились мужчина с философским лицом и элегантная женщина. Они вошли в Болконский. Шурик схватил Юлю за руку, и потащил следом, на шестой этаж.

Дверь была открыта, раздавался скрежет мебели о пол и страстное рычанье.

—Ррррр,—говорил мужчина с философским лицом.

—Снова ты со своим сексом. Если хочешь опять полчаса скакать на мне, то через семь минут дай мне книгу — я буду читать. Для оргазма мне вполне хватает семи минут,—отвечал смеющийся голос элегантной женщины.