Серия «Тьма.»

- Мам, это бессмысленно, - Маша отвернулась, быстро смахнув ладонью влагу с ресниц. Голос её звучал глухо, сдавленно. Мы обыскали каждый чердак, каждый подъезд... Никого нет. Нигде. Он... - Она сглотнула ком, не в силах договорить.

- Молчи! - Яна впервые перебила дочь так грубо. Она резко обернулась, и в её взгляде было что-то пугающее, безумное. - Я знаю! Он жив! Он где-то прячется! В подвале, в кустах, в трубе! И ждёт! Ждёт, когда мы его найдём!

Последние слова сорвались на визгливый крик, эхом пронёсшийся по пустому магазину.

Миша наблюдал со стороны, прислонившись к прилавку, заваленному пустыми упаковками. Он не разделял безумной веры Яны, но леденящую пустоту в глазах, этот надрыв - понимал хорошо. В его голове то и дело звучал тот душераздирающий крик матери. Предсмертный? Или это крик самой тьмы, издевательски копирующей голоса? Он сжимал кулаки, ненавидя эту неопределённость больше всего. А вдруг они все уже давно мертвы? А этот мир - их персональный ад? И выход - это шаг в ту самую черноту? Мысль о том, что там может быть ещё страшнее, ещё безысходнее, заставляла его содрогнуться. Хотя, казалось, что хуже уже быть не может.

- Помоги мне... - послышался едва слышный, прерывистый шёпот, словно доносящийся сквозь толщу воды.

- Что? - растерянно выдохнул Миша, озираясь.

Он вздрогнул, как от удара током. Воздух внезапно показался гуще, холоднее.

- Помоги... - прозвучало снова. Протяжнее, натужнее.

Голос казался знакомым, детским.

Ледяная волна прокатилась по спине Миши. Он завертел головой, пытаясь определить источник. Звук словно исходил из самого воздуха, сгущаясь по среди чугунного круга посреди тротуара. Его взгляд приковал коллекторный люк.

- Ты это слышал? - резко, с внезапной искрой в потухших глазах, живо спросила Яна, уже стоявшая рядом. Её пальца впились в рукав его куртки.

- Да, - парень ответил машинально, захлёбываясь собственным сердцебиением. - Кажется, оттуда. - Он указал дрожащим пальцем на крышку люка.

- Алёшка! - возглас Яны был не криком, а каким-то торжествующим, почти безумным всхлипом. - Это точно он! Нужно открыть! Ты мне поможешь? - она уже металась по тротуару, лихорадочно выискивая глазами лом, арматуру, или хоть что-нибудь, что помогла бы ей приподнять тяжеленную крышку.

- Яна, подожди! - Миша попытался вставить голос разума. - Я не думаю, что это он! Скорее, это оно! Вряд ли там будет что-то хорошее!

Слова звучали жалко и неубедительно даже для него самого перед лицом её ослепляющей надежды.

- Так ты поможешь, или нет?! - закричала женщина со стальной решимостью в голосе.

Она уже нашла ржавый ломик, валявшийся у стены, и с хриплым стоном впилась в щель под крышкой. Металл скрежетал, не поддаваясь.

Миша, проклиная себя за то, что проговорился, был не в силах смотреть на её беспомощные потуги и бросился помогать. Вместе им удалось сдвинуть чугунный диск, открыв зияющую чёрную пасть. Из глубины тут же потянуло ледяным, затхлым дыханием подземелья, смешанным с едва уловимым тошнотворным запахом тления. Бурые ржавые скобы вели вниз, в покрытую непроглядным мраком бездну.

- Алёшенька? - голос Яны сорвался на шёпот, полный дрожи. Она уже поставила ногу на первую скобу. - Детка, мама здесь! Отзовись!

И случилось.

Из чёрного зева тоннеля метнулось нечто. Тень. Сгусток пульсирующей черноты, холодной, вязкой, как только что вылитый на асфальт битум. Оно обвило лодыжку Яны ледяной удавкой. Хватка была стальной, нечеловеческой. Боль ударила, как ток. Воздух взорвался пронзительным визгом женщины - не столько от боли, сколько от чистого, первобытного ужаса. Знакомый смрад гниющего мяса резко ударил в нос.

Миша среагировал инстинктивно. Он впился руками Яне в подмышки, почувствовав, как его собственная спина покрывается ледяным потом. Он тянул изо всех сил, но ужасный холод будто передавался по её телу, парализуя. Он увидел, как тень на стене колодца ожила. Она отделилась от мокрого бетона, заколебалась, как чёрное пламя, и начала тянуться к ним, принимая смутные очертания фигуры с неестественно длинными пальцами. Казалось, этой тени нужно тело, чтобы обрести форму, вырваться из колодца, а порог их убежища теперь был недосягаемо далеко.

Дикий импульс бросить Яну и бежать пронзил Мишу. Но что-то удержало. Взгляд Володи, когда тот удерживал Яну от шага во тьму? Или собственная потеря?

- Володя! Сюда! Помоги! - заорал он не своим голосом, а голосом затравленного зверя, в надежде, что тот уже закончил на сегодня поиски и уже возвращался. В этот раз повезло.

Володя, выскочивший из-за угла, как ошпаренный, на крик Миши, понял ситуацию мгновенно. Адреналин выжег все сомнения. Он тут же включил свой мощный тактический фонарь и направил ослепительный луч, как копьё, прямо в центр пульсирующего мрака.

Тварь взвыла. Не звук, а вибрация, сотрясающая кости, пронзительный, неземной скрежет. Чернота на стене вспучилась, закипела, как смола, и начала стекать вниз, растворяясь. Хватка на ноге Яны ослабла, потеряла форму, превратившись в липкую холодную жижу, стекающую с её ботинка. Миша, тут же воспользовавшись моментом, рванул женщину на себя, едва не упав сам под её весом и протащил её по тротуару, подальше от зловещего люка, который снова зиял лишь немой темнотой.

Уже через пять минут крошечный магазинчик превратился в импровизированный лазарет. Атмосфера была сдавленной, пропитанной запахом пота и страха.

Валя, дрожащими руками, высыпала на прилавок всё содержимое их жалкой аптечки: йод с присохшей крышкой, бинты разной степени свежести, жгут, пузырёк с валокордином и пачку анальгина.

- Боже, боже... - причитала она, бегая испуганными глазами от бледной, как смерть, Яны, к таким же испуганным, как она, мужчинам.

Маша, закусив губу до крови, вместе с Мишей, ту же организовали «койку» на полу из всего, что попадалось под руки и помогало создать хоть какой-то комфорт. Володя с Витей стояли на коленях над Яной, думая, как можно облегчить её страдания, стараясь спрятать свой ужас.

Чернота не просто расползалась от щиколотки женщины вверх. Она проедала. Кожа вокруг почерневшего, мертвенно-холодного пятна пузырилась и слазила лоскутами, обнажая неестественно серые, будто тронутые морозом, ткани. Но самый кошмар был глубже...

- Володь, - голос Вити был хриплым, но предельно чётким, командным. Он смотрел не на Яну, а прямо в глаза её мужу. - Смотри. Голень... кости нет. Остались только кожа с мясом, я так понимаю, ненадолго. И эта зараза ещё выше поднимается. Боюсь, резать нужно. При чём сейчас же. Решай, времени нет.

- Угу, - Володя выдавил из себя звук, похожий на стон. Его взгляд скользнул по лицу жены. Её глаза, полные ужаса и боли, встретились с его. - Милая...

Он схватил её руку, с нежностью сжимая, пытаясь передать хоть крупицу силы, которой у него не было. Он не смог договорить. Ком сдавил горло.

Яна зажмурилась. Глубокий, судорожный вздох. Потом - крошечный, почти незаметный кивок.

- Делай... - прошептала она, и крупная слеза скатилась по виску.

- Вроде бы у нас нет топорика, - быстро проговорил Витя, уже вскакивая. Он метнулся к ящику с инструментами в машине и вернулся через несколько мгновений, протягивая новую, заточенную ножовку по металлу. - Лучшее, что нашёл.

Валя судорожно сунула Володе почти полную бутылку водки.

- На, выпей, - говорил он тихо, протягивая огненную воду жене.

В ответ она лишь мотала головой, стиснув зубы.

Володя отхлебнул из горлышка большущий глоток. Дешёвая водка обожгла пищевод, но не притупила ужаса. Ещё глоток. Третий...

Он прислонил полотно пилы к коленному суставу Яны, ощущая холодок стали и тепло её кожи.

- Прости меня, родная... - его голос совался на хрип, полный слёз. - Прости...

Володя зажмурился, собрал всю волю в кулак, и, с душераздирающим, звериным рёвом, в котором смешались ярость, отчаяние и невыносимая боль, вонзил зубья в плоть.

Скрип стали по кости. Хлюпающий разрез плоти. Сдавленный стон Яны. Маша отвернулась, зажав уши. Её тело сотрясали беззвучные рыдания. Миша стал ещё бледнее, чем был, глядя на эту адскую работу. Его тошнило. Валя молилась, закрыв лицо руками. Процесс занял целую вечность и мгновение одновременно. Наконец, с отвратительным глухим звуком, женская голень отделилась от её бедра.

Володя грубо, ногой, отодвинул страшный трофей от себя подальше. Он схватил водку, обильно, не жалея, плеснул на кровавую культю. Яна взвыла, дёрнулась и обмякла, потеряв сознание. Остатки Володя залпом выпил, осушив бутылку до дна. Подавив рвотный спазм, он опустился на пол у головы жены, обхватил её за плечи, прижался щекой к её мокрому от пота и слёз виску. Тихие сдавленные всхлипывания вырвались наружу, а тело его сотрясала мелкая дрожь.

И только тут Витя, протирая окровавленные руки тряпкой, ахнул.

- Гляньте...

Все, кроме потерявшей сознание Яны, повернулись.

Там, в углу, где минуту назад лежала отпиленная нога, теперь было лишь небольшое маслянистое, чёрное пятно, темневшее на плитке. И оно уменьшалось. Буквально на глазах. Как лужица бензина на солнце. Чернота сжималась, темнела до полной непроницаемости и исчезала без следа.

Тишина в магазине стала абсолютной, звенящей. Даже гул генератора казался приглушённым. Они смотрели на пустое место, абсолютно ни чего не понимая.

За окном сгущались сумерки, втягивая последние лучи солнечного света в свою ненасытную пасть. Скоро придёт ночь. А в их маленьком убежище лежала искалеченная женщина. И запах свежей крови смешивался со смрадом гнили и отчаяния.

Тёмными вечерами, Василий, сидя на печально известном стуле Басби, рассматривал свою небольшую, но дорогую коллекцию, в надежде, что удастся встретить хоть что-нибудь паранормальное. Но «Плачущий мальчик» Джованни Браголина молча смотрел на Белова, нагоняя скуку, а куклы Билла Стоунхема неподвижно стояли у своей стеклянной двери. По началу, глядя на множество маленьких ладоней за стеклом, внутри растекалось чувство непонятной тревоги, а спустя время, произведение «Руки противятся ему», вызывало лишь зевоту. Одна лишь картина «Мученик», висящая над камином обдавала лёгким холодом и то, только потому, что неизвестный художник, по легенде, писал её собственной кровью, а после завершения покончил с собой. Обожжённая кожа, чёрные провалы глаз, с отсутствующими веками, беззубый рот, широко раскрытый в немом крике, всё это давно не откликалось в душе хоть какими-нибудь эмоциями.

По бокам камина, в большой комнате, располагались стулья, на которых сидела коллекция жутких кукол и лишь одно место пустовало, куда Василий мечтательно смотрел, представляя, как там уселась, известная всем, тряпичная кукла Аннабель. К его досаде, музей Уоррена упорно отвергал все предложения.

В любом случае, эта свора проклятых игрушек не выделялась ни чем, кроме своего жуткого вида. Ни какого детского смеха по ночам от зеленоглазой куклы Джоли, роскошные чёрные волосы Окику, вопреки всем утверждениям, не росли, а Роберт, со своей собачкой, уныло пялились в потолок.

Василий возлагал большие надежды на Пупу, которая, подобно Аннабель, была заперта в стеклянном ящике, но и тут все рассказы оказались лишь вымыслом для детских страшилок у костра.

Тем не менее, он продолжал собирать проклятые артефакты, упорно веря в их мистические способности.

Для определения подлинности Белов нанял Владимира и тот, не смотря на странное увлечение своего работодателя, работу свою выполнял с большим энтузиазмом и зарплата его, более чем, устраивала.

Ежедневно Владимир перебирал десятки вещей, которые ему приносили и лишь единицы из них хоть чего-нибудь стоили. Редкий случай был, когда к нему на стол попадал действительно ценный предмет.

Однако, в этот день, лично к Белову, наведался в гости владелец антикварной лавки. Старик, по которому трудно было определить возраст. То ли шестьдесят, то ли девяносто. Он частенько заходил, когда к нему попадало что-нибудь интересное, но, чаще всего, вещи были довольно заурядными.

- Здравствуйте, Василий Степанович, - елейным голосом начал он, - давненько не виделись.

- Да, Борис Николаевич, - Белов пожал старику руку, - садитесь, пожалуйста.

- Нет, благодарю. - антиквар откашлялся и отвёл свои мутные глаза в сторону.

- Что ж, - Василий пожал плечами, - дело ваше. Так с чем пожаловали?

Старик немного помялся и, всё-таки, опустил своё сухое тело на предложенный стул.

- Знаете, - заговорческим тоном начал он, - у меня к вам такое дело... Как бы это сказать?.. Не стандартное.

- Ну, говорите, - сдержанно сказал Василий, когда пауза уже прилично затянулась. - За вопросы у нас не бьют. Особенно за деловые.

- В общем, - Борис Николаевич снова откашлялся, - я недавно узнал, что у вас есть одна вещица, которую я хотел бы поставить на полку у себя дома. Понимаете, я таким не так увлечён, как вы, но, всё же, уж очень она мне нравится. К тому же я давненько её искал, а как нашёл, ещё долго думал, чем заплатить. Денег у меня вряд ли на неё хватит. Да, и...

- А что за вещица то? - прервал его коллекционер, - если ближе к делу будет разговор, то, может быть, на чём-нибудь договоримся.

Антиквар порыскал своими тощими руками во внутреннем кармане и положил на стол потёртую чёрно-белую фотографию 1943 года, где офицер СС, в каком-то бункере, держал в руках небольшой деревянный ларец, а за его спиной маячила тень с неестественно вытянутыми пальцами.

- Обычная безделушка, - усмехнулся Белов, - осталась у меня от отца. Зачем она вам?

Неприметная шкатулка была первым экспонатом в его коллекции. Он даже не открывал её ни разу, так как ключа у него не было, да и она не вызывала особого интереса. Василий единственный раз потряс ларец и, убедившись, что он пуст, поставил его на полку, как память о рано ушедшем из жизни отце.

Степан рассказывал, как нашёл шкатулку в одной из своих командировок. Василий смутно помнил этот рассказ. Но на тот момент она казалась ему мистической. Отец говорил, что пробовал её открыть, хотел хранить в ней различную бижутерию, но все попытки оказались тщетными, а на почерневшем дереве не осталось даже царапины.

- Предметы, они, как люди, Василий Степанович, - антиквар тяжело вздохнул, взглянув на старинную книгу, лежащую на углу стола, - у каждого есть своя история. Вас интересуют вещи с дурной историей, а мне по душе история этой шкатулки.

- И какая же у неё история? - Василий откинулся на спинку стула, от чего тот, едва слышно, проскрипел.

- Не уж то ваш отец вам не рассказывал? - удивлённо спросил Борис Николаевич.

- Рассказывал, - замялся коллекционер, - да только как-то размыто.

- Боюсь... - старик рассмеялся, но быстро вернулся к разговору, - боюсь, если я вам всё расскажу, то вы точно не захотите её отдавать.

- Ну, отдавать я вам её и так пока не собираюсь, - строго сказал Василий, поправив печатку на пальце, - это, всё же, память об отце.

- А что, если я предложу вам поменять на нечто такое, от чего мурашки по коже? - Борис Николаевич хитро подмигнул.

- И что же это? - скептически спросил Василий, имитируя интерес к продолжению беседы.

- Согласно последним данным, эта вещь была бесследно утеряна в 1997 году, а на её счету, официально, тридцать восемь жизней.

Борис Николаевич снова достал из кармана фотокарточку, но уже цветную, положил на стол и толкнул её Белову.

На полу лежало пять бездыханных тел. Судя по всему, семья. Все они лежали перед большим зеркалом с раскрытыми глазами и неестественно перекошенным ртом. Но самое жуткое на снимке было то, что в смазанном отражении, все пятеро стояли и, улыбаясь, смотрели на свои тела.

- Это, как я понял, последние владельцы того самого артефакта, который вы так давно ищете, - проблеял старик, глядя на то, как меняется выражение лица коллекционера. - Он попал мне в руки с этой фотографией, как с предупреждением.

- Для начала, неплохо было бы проверить подлинность этого снимка, - проглотив слюну, заявил Белов, - а потом и подлинность этого зеркала. Ну, вы понимаете. Сейчас нарисовать можно что угодно, не отличишь от настоящего. Поэтому, я не отдам вам шкатулку, пока Володя всё тщательно не проверит. Договорились?

- Я бы привёз зеркало, - виновато сказал старик, - но для меня это накладно. Далековато до вас добираться.

- Так можно было и позвонить, - Василий хмыкнул, - уж, ради такого случая я бы раскошелился.

- А вдруг вы бы сразу отказались, - парировал Борис Николаевич, - не удобно бы вышло.

- Не удобно на потолке спать, - усмехнулся коллекционер, - одеяло падает. Ну, так мы договорились, или нет?

- Вообще, шкатулку я хотел бы получить сейчас. - Борис Николаевич опустил глаза.

- А к чему такая спешка?

- Ну... - старик замялся.

- Если не хочется снова сюда ехать, то вам её на дом доставят, - шутливо сказал Василий, - если, конечно, зеркало подлинное. В таком случае я лично упакую ларец в праздничную упаковку и сверху конверт положу такой, что вам вообще о деньгах до конца жизни думать не придётся.

Антиквар посмотрел на него как-то испуганно, даже немного съёжился, от чего стал походить на комок сморщенной бесформенной кожи.

- Знаете, Василий Степанович, - он, словно, воспрянул духом, - если я не получу шкатулку сейчас, то сделка не состоится совсем. Деньги ваши мне не интересны, даже в качестве благодарности. Куда более ценно для меня будет ваше доверие. Я всегда был честен с вами и, надеюсь, что это доверие заслужил. А так же ваша подозрительность, колкие шуточки, оскорбляют меня. Именно поэтому моё условие такого и изменениям не подлежит.

- Простите, пожалуйста, Борис Николаевич, - Василий даже не понял, в какой момент он потерял контроль над ситуацией, - даже в мыслях не было вас оскорбить, или как-то принизить. Я вас уважаю, бескрайне, поэтому, в качестве извинений, отдам шкатулку просто так. Чёрт с ней, если она так важна для вас. Сейчас принесу.

- Постой, дорогой мой, - антиквар взял его за руку и заговорил, как-то, по отцовски, что ли. Никогда в их общении такого не было, от чего коллекционер немного напрягся, глядя в стариковские глаза, в коих читалась мольба о помощи, - зеркало всё же забери. Пугает оно меня. Жути наводит такой, что спать не могу. Тебе привычны такие вещи, а мне в новинку. Да и внучата бегают, за них страшно, что ужас просто. Разбить сначала хотел, да рука не поднялась. Ты разбей. Уничтожь его, молю, не место ему в этом мире. Иначе закончим мы, как и все, кто в него когда-то смотрелся.

Володя долго, со всей, присущей ему, дотошностью, изучал новый экспонат для коллекции начальника. Потёртое овальное зеркало в раме из красного дерева. Затейливый орнамент по кругу и два ангела сверху.

Василий Степанович всё это время наматывал круги по его кабинету, с нетерпением ожидая, что скажет оценщик.

- Судя по всему, у нас на руках довольно ценный экземпляр, - со знанием дела сказал Владимир, глядя на клеймо внизу рамы, - работа 1743 года. То самое зеркало Луи Арпо, которое было утеряно пару десятилетий назад и имеет довольно дурную репутацию.

- Ну, наконец то, - Василия заметно затрясло от возбуждения, - место для него я уже давно подготовил.

Вешая его на стену в своём коллекционном зале, прямо на против жутких кукол, любитель проклятого антиквариата едва не уронил зеркало, когда увидел в отражении, как тряпичная Аннабель, сидя на своём стуле, машет ему рукой.

Василий Степанович резко обернулся, не на шутку перепугавшись. Стул по прежнему пустовал, но коллекционер не увидел того, что на красной бархатной обивке появилась вмятина, будто там только что кто-то сидел.

Дима был младше на шесть лет и садился за руль пару раз, когда отец, приняв на грудь в деревне, добрел и разрешал покататься, под его присмотром, разумеется. Пашке же он давал прокатиться частенько. Видимо, надеялся, что тот, в конце концов, пойдёт в автошколу и ему эти навыки пригодятся.

Пригодились. Жаль только не так, как представлял себе это отец. На самом деле, Пашка ещё очень боялся водить, поскольку всего пару лет назад он приходил на опознание изуродованных тел своих родителей, попавших в страшную аварию. Виноват был водитель фуры, который сидел за рулём больше суток и попросту уснул за рулём, вылетев на встречную полосу на высокой скорости. Сказали, что шансов выжить у них не было.

Водитель фуры тоже погиб, так как после удара он вылетел с трассы в кювет и врезался в дерево. Легче братьям от этого, разумеется, не было.

Так Дима упал на шею Пашке и тут ему стало совсем не до машины. Единственный живой родственник, которого знали братья, был брат их матери, что бухал без просыху месяцами. Сдавать на попечение Диму такому товарищу Пашке, понятное дело, казалось не разумным и он решил, что во что бы ему ни встало, поставить младшего на ноги.

- Что дальше, Паш? - спросил Дима, вытащив брата из воспоминаний.

- Не знаю, - честно ответил парень, пожимая плечами.

Найти машину в сложившейся ситуации было совсем несложно. Куда сложнее было решить, в какую сторону отправиться. Да и двигаться куда-то, не имея при этом конкретной цели... В общем, нужно было что-то решать.

- Может быть в соседний город отправимся? Вдруг там всё в порядке?

- Нам главное сейчас найти убежище до темноты, - сказал Паша, заводя машину, - а так идея имеет место быть.

Автомобиль неуверенно тронулся и направился в сторону ближайшего выезда из родного города на встречу неизвестности.

Пришлось сбавить скорость, когда они доехали до скоростной трассы. Да, в городе, конечно, было множество разбитых машин, владельцев которых тьма застала за рулём, но но шоссе оказалось просто кладбищем металла. Фура, вмёрзшая в отбойник, грузовик, пронзённый столбом, легковушки, сплющенные в гармошку. Дима высунулся в окно:

- Мост впереди. Завален.

Паша заглушил двигатель. Он созерцал, как на мосту громоздилась гора обломков, будто гигантская рука сгребла множество машин в одну большую кучу.

- Время два часа дня, - сказал Дима, глядя на часы с треснутым стеклом, что когда-то подарил ему отец, - как думаешь, успеем что-нибудь найти до темноты?

- Для начала бы осмотреться, - ответил Паша и вышел из машины.

Он залез на кучу железа, что недавно была автомобилем и, осмотревшись, присвистнул.

- Что там? - с нетерпением спросил Димка.

Сорок, пятьдесят, может быть сотня машин, словно была перемешана в миксере, а после весь этот хлам вывалили на мост. Найденный в багажнике трос, которым Паша хотел оттащить пару-тройку машин с дороги, чтобы расчистить путь, оказался, в этой ситуации, абсолютно бесполезным.

- Это ж как угораздило? - промямлил Пашка в ответ и побрёл к своей тойоте.

- Может быть в объезд? - сказал Дима, пялясь в карту, что нашёл на заднем сидении, однако явно не понимая ничего, что на ней видит, - или обратно?

- Обратно не успеем, - задумчиво ответил Паша, - ночь настигнет нас так же, как и этих бедолаг.

- Хорошо. Тогда в объезд?

Паша взял карту, несколько долгих минут что-то в ней высматривал, после тяжело вздохнул.

Он взял карту у Димы, несколько долгих минут что-то в ней высматривал, после тяжело вздохнул.

- Если я всё правильно понял, то в объезд будет то же самое, что и обратно. Нам нужно найти убежище до сумерек.

- Может быть есть какая-нибудь заправка по дороге? - Дима заметно напрягся, - там наверняка есть генератор, ну, или на крайний случай, при свечах поспим. Нам не в первой.

- Поищем другой путь из города, - тихо сказал Паша, - сегодня нам не повезло. Едем обратно. Я видел отель у дороги, остановимся там.

У него был мимолётный порыв бросить машину здесь продолжить путь пешком, но бросать машину сейчас ему показалось крайне неразумным.

План был прост и выглядел неплохо. Собственно, деваться было всё равно некуда. И всё было бы отлично, если бы ребёнок, непонятно откуда взявшийся, на дороге.

Пашка резко ударил по тормозам, машину повело юзом, и они проехались по куче металлолома, пробив оба задних колеса.

- Твою мать! - выругался старший, отстёгивая ремень, - откуда он здесь взялся?

- Кто? - испуганно спросил Дима.

- Да, пацан какой-то, встал посреди дороги, как вкопанный.

Пашу трясло, то ли от злости, то ли от страха, этого он и сам не мог понять.

- Я ни кого не вижу, - ещё больше напрягся младший.

- Странно, - растерянно пробубнил Павел, тыкая пальцем в стекло, указывая на дорогу - только что вот здесь стоял.

- Ладно, - махнул рукой Дима, - чёрт с ним, сейчас не это наша самая большая проблема. Запаски же у нас нет.

- Вообще-то есть, - Паша оживился, списав увиденное на игру воображения, - но только одна.

- До отеля далеко ещё? Успеем дойти? Глядишь, там и машину новую найдём.

- Ну, часа за два, думаю, дойдём, - ответил Пашка, глядя в карту.

- Время к шести подходит, - деловито заявил Дима, смотря на часы, - должны успеть.

- Хорошо, - согласился старший, - берём только самое необходимое, пойдём налегке. Завтра утром вернёмся за остальным.

Они похватали рюкзаки, сложили в них несколько фонариков, запасных батареек, свечи, брезент, спички, немного провизии и побрели по трассе, обходя осколки стёкол с искорёженными автомобилями.

- Ты слышишь? - спросил Дима, всматриваясь в горизонт позади них, - гром, что ли?

Паша напряжённо прислушался.

Низкий, нарастающий гул разрывал тишину. Незнакомый. Не похожий на вой тьмы, или ветер. Это был ритмичный, механический рёв тяжёлой техники, где-то позади за поворотом.

Братья замерли, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Сердце Павла бешено заколотилось. Надежда? Или какая-то новая напасть? В его воображении уже мелькали образы мародёров, отчаявшихся до звериной жестокости.

Наконец, из-за поворота, раздирая тишину с пыльной мглой, выползли фары. Не просто фары. Прожектора. Мощные, слепящие лучи суетливо носились по местности, словно кто-то с любопытством изучает территории. За лучами медленно, будто хищник на охоте, двигалась угловатая тень тяжёлого БТР. За ним ещё один. А дальше несколько грузовиков с плотно застёгнутым брезентом на кузовах.

- Армия! - радостно вскрикнул Дима. В его глазах вспыхнул огонёк, которого Паша не видел со дней «до». - Паш, смотри! Армия пришла!

Паша не шевелился. Его охватило странное чувство. Облегчение - да. Но и глубокая настороженность. Знают ли солдаты о том, что здесь происходит? Если нет, то теперь нужно спасать и их тоже. А если да? То смогут ли они с этим справиться? Наверняка смогут. Хотя, парень больше склонялся к варианту о том, что они даже приближённо не представляют  во что ввязались.

Вояки в открытых люках не просто смотрели по сторонам. Они сканировали местность, держа автоматы наготове. Прожекторы нервно метались, выискивая угрозу не только в тёмных перелесках, но и в тенях брошенных машин.

Колонна замедлила ход, приближаясь к братьям. БТР остановился метрах в пятнадцати, развернув башню с пулемётом в их сторону. Лязгнул люк. Из него вылез солдат в полной экипировке - бронежилет, разгрузка, битая каска, автомат на груди. За ним - ещё двое, прикрывая его фланги, направили стволы на братьев, оглядываясь по сторонам. Солдат, судя по нашивкам - сержант, подошёл. Его лицо в тени козырька каски не было видно, но Паша чувствовал на себе тяжёлый оценивающий взгляд. Прожектор ослепил их, показав воякам двух грязных, измождённых парней.

- Руки! Покажите Руки! - голос сержанта был резким, командным. - Откуда вы? Гражданские?

- Из города! - крикнул Паша, заслоняясь рукой от яркого света, инстинктивно поднимая ладони. - Да, гражданские!

- Как вы здесь оказались? - солдат приблизился ещё на несколько шагов, внимательно осматривая их, особенно руки и лица.

- Мы пытались уехать... Машина... - Паша махнул рукой в сторону моста, - гора машин. Мы пытались выехать, но мост был завален. Невозможно проехать. Мы поэтому повернули обратно. Пробили два колеса и вот мы здесь.

- Мост? - сержант резко обернулся в сторону моста, который они миновали минут двадцать назад. Лицо его стало каменным. Он обменялся быстрым взглядом с одним из своих подчинённых, тот, едва заметно, пожал плечами. - Завален? Какой конкретно мост вы имеете в виду?

- Ну, он здесь один. - Растерянно ответил Паша, почесав затылок. - Километрах в десяти отсюда, может, чуть больше, в сторону, откуда вы приехали.

Солдат свистнул сквозь зубы, снова обменявшись взглядом с товарищами.

- Кажется, ребята немного не в себе. - сказал одному из тех, что стоял позади, - посади их в к медикам, пусть осмотрят.

- Слушаюсь! - громко ответил рядовой, опустив оружие.

- И рюкзаки досмотреть! - он посмотрел на ребят и добавил, - простая формальность.

- Есть!

- Вы не понимаете! - вдруг выкрикнул Дима, отпрыгнул от вояки, испуганно озираясь по сторонам. Вот вот наступит ночь и он боялся, что не сможет вынести ещё несколько десятков смертей. - Здесь царит такой ужас, что вы и представить себе не можете! Как только наступит ночь, а наступит она быстро, придёт она! Они! Тьма, в которой блуждают тени! И против них не спасёт оружие! Они убьют всех! Все вы исчезнете без следа, если погаснет свет!

- Успокойся, сынок. - Солдат стал говорить тише, но отчётливо. Голос его лишился резкости, теперь он звучал по отечески. - Нам не в первой приходится видеть ужасы. Твои эмоции мне понятны. Сам был таким в твоём возрасте. Вы можете проводить нас в город, к зданию горкома? Там мы во всём разберёмся. Договорились?

- Мы не сможем проехать в город, пока не закончится ночь. - прошипел Паша, передавая рюкзак солдату.

Сержант был не особо уверен в адекватности представших перед ним парней. Всё, по его суждениям, указывало на то, что оба они сошли с ума на фоне сильного стресса. Но и нагнетать не хотел. Он понимал, что им пришлось совсем не сладко.

- Допустим. - Сержант хмыкнул, поправив автомат, - только дело вот в чём, парень. По дороге, которой мы ехали, нет ни какого моста.

- Он всегда здесь был. Через реку. - Ответил Паша, глядя на то, как ворошат его рюкзак. - Можете взять карту, посмотреть, как раз вон, достали.

- Через реку?.. Принести карту! - скомандовал сержант, с недоверием глядя на парня.

Непробиваемый скептицизм его пошатнулся. Нужно было убедиться, что он слышит и видит именно то, что происходит.

Командир снял каску и развернул две карты перед собой, чтобы сравнить, всё ли на них сходится. Едкое чувство тревоги поселилось внутри, когда он на обеих картах увидел и мост, и реку, протекающую под ним.

- А как мы это не досмотрели? - задал он вопрос, скорее всего, себе, нежели кому-то ещё. - Может быть просто внимания не обратили? Ни чего не понимаю. - Солдат ещё долгую минуту смотрел пустыми глазами на бумагу, пытаясь принять какое-нибудь решение. - К мосту! Одну машину! Остальным оставаться на месте до тех пор, пока я не вернусь! Задача ясна?!

- Так точно! - ответил ему голос из люка БТР, выбрасывая папиросу.

- Свет! - крикнул Дима.

- Что, прости?

- Прикажите им ни в коем случае не гасить свет! Иначе все погибнут! Ночь уже близко! Делайте, что хотите, только не прикасайтесь к тьме!

Дима неожиданно задрал рукав Пашки, продемонстрировав его синее запястье.

- Это у тебя что, парень? - сержант прищурился, насторожился.

- Это у меня был небольшой контакт с этой субстанцией. Буквально пару секунд. Очень долгих и страшных секунд.

Паша отвёл глаза в сторону.

- Ну, дела... - проговорил себе под нос солдат. - Эти двое поедут со мной! - дал он очередной приказ. - Подготовьте им места! Хочу знать то, что знают они.

И он узнал. По пути к мосту. Они рассказали всё, по очереди утирая слёзы, размазывая грязь по лицу. Сержант молча слушал, изредка сочувственно покачивая головой. Но почувствовал, как волосы на голове зашевелились в тот момент, когда грузовик остановился на у моста, заваленного непреодолимой грудой металлолома. Парням даже показалось, что она стала больше и они знали, что самое страшное ещё впереди.

- Включить свет! - скомандовал начальник, как только обратил внимание на то, что сумерки сгущаются. - Не гасить! Он должен гореть до рассвета любой ценой! И по рации  передать приказ!

Он, вдруг, допустил, что всё, что говорили эти двое до смерти перепуганных подростка могло оказаться правдой. Осматривая своим холодным взглядом это кладбище автомобилей, которого здесь не было ещё около часа назад, сознание его переворачивалось с ног на голову.

- Пока не высосем весь бензин до капли в этой округе, - бросил он, стараясь вложить в слова привычную колкость, но получилось у него это плохо. Повисла тяжёлая пауза. Он взглянул на девушку, на её застывшую спину и кивнул в сторону балкона. - Или пока этот мотор не захлебнётся, не сгорит и не замолкнет навсегда. Тогда конец иллюзиям.

- Подожди... - Катя медленно обернулась. В её огромных голубых, до этого выразительных, глазах, теперь читалась пугающая пустота, лишь чуть тронутая отсветом последних лучей заходящего солнца. - То есть, ты предлагаешь просто ждать? Сидеть в этих стенах, слушать этот гул, смотреть, как гаснет свет и ждать, когда оно придёт? Когда воздух внутри станет таким же чёрным, как снаружи?

Её спокойствие было ледяным, неестественным, а её глаза, вроде бы были синими? Может быть линзы? Как бы то ни было, это всё резануло Олега по живому. Он почувствовал, как по спине побежали знакомые мурашки от страха.

- А что ты предлагаешь, принцесса? - вырвалось у него резче, чем он хотел, голос сорвался на хрипоту. - Выйти на прогулку? Поздороваться с местными? Ты видела, что там?! - он резко вскочил, поднёс культю к её лицу, не давая отвести взгляд. Морщины боли исказили его лицо. - Это я всего лишь коснулся! На долю секунды! И оно откусило от меня кусок, как от печенья! Неужели ты думаешь, что после этого я высуну нос отсюда хотя бы за час до заката?! Чёрта с два! - Олег задышал часто и громко. - Я лучше сгнию здесь, воняя бензином и страхом! Пусть эта тварь жрёт тухлое мясо! Но живым... живым я ей себя не отдам!

Катя не отпрянула. Она смотрела на его искажённое яростью и страхом лицо, на марлевую повязку, которая уже слегка пропиталась кровью. В её глазах мелькнуло что-то странное. Не страх, нет. Скорее жалость? Или, может быть отчаяние?

- Но, Олег, - её голос по-прежнему звучал тихо, спокойно, - если генератор откажет? Если бензин кончится? Разве тогда не станет кормом для неё именно живая плоть? Та, что сейчас дрожит в темноте? Наш выбор... разве он не между ожиданием смерти в клетке и попыткой? Пусть безумной?

Она замолчала. Тишина снова вобрала в себя монотонный гул генератора, став ещё гнетущее. Олег стоял, сжимая и разжимая здоровую руку, пытаясь загнать обратно адреналин, заставить сердце биться ровнее, медленнее. Он знал, что она права. Голая, мерзкая правда играла на нервах. Прятаться можно было до последней капли горючего, до последней батарейки в фонаре. А потом? А потом темнота и тот самый душераздирающий хор криков, к которому он в конце присоединится.

- Ладно. - Он выдавил слово сквозь стиснутые зубы, опускаясь обратно на диван, словно капитулируя. - Твои предложения? Конкретные. Без романтики про поиски истины. Как выжить? Куда идти? На что надеяться?

Катя не ответила. Она снова повернулась к окну, глубоко задумавшись. Олег не торопил с ответом.

Её поза, вдруг, резко изменилась. Она стала напряжённой, как у зверя, почуявшего опасность. Плечи замерли, дыхание почти остановилось. Олег почувствовал ледяной ком в горле.

- Кать? - его голос перешёл на полушёпот. - Ты чего? Что там?

Она не двигалась. Только указательный палец её руки, всё ещё прижатой к стеклу, чуть дрогнул. Олег встал, осторожно подошёл. Взгляд его скользнул по немытому стеклу, по пустым балконам напротив, по мёртвой улице внизу... и застыл от ужаса.

Они были там. В сумерках, которые сгущались с неестественной скоростью. Не просто мрак, не просто пустота. Силуэты. Чернее самой черноты. Расплывчатые, как тени на старых фотографиях, но движущиеся. Они не просто стояли -  они бродили. Медленно, рывками, словно марионетки с перебитыми нитями. По асфальту, по стенам домов, по самому воздуху. Одни плыли плавно, другие дёргались, неестественно выворачивая конечности. Высокие, низкие, худые, коренастые... человеческие контуры, но лишённые всякой человечности.

- Боже... - выдохнул Олег. Холодный пот выступил на лбу. - Что?.. Что это?

- Я... не знаю... - прошептала Катя, и в её голосе впервые зазвучал настоящий, первобытный ужас.

Она схватила мощный фонарь, лежавший на спинке дивана, дрожащими руками включила его. Яркий луч, как нож, вонзился в сгущающуюся мглу за окном. Свет выхватил их.

Тени не исчезли, не рассеялись. Они стали чётче. Непрозрачные, плотные, поглощающие свет. Они, словно, обжигались об яркий луч, отходили от него и продолжали свой жуткий, немой променад. Одна из них - высокая, с неестественно длинными руками - шла прямо вдоль стены их дома. На уровне их этажа.

- Они... по воздуху? - Олег почувствовал, как подкашиваются ноги. Разум отказывался верить в происходящее.

И тогда оно повернулось. На смутном овале головы не было лица. Но Олег с Катей чётко осознавали - оно смотрит прямо на них. Через стекло. Они физически чувствовали на себе этот взгляд, который ледяной иглой впивался в мозг.

Тень сначала замерла. Затем медленно, очень медленно, подняла руку. Неясный контур ладони протянулся вперёд. В их сторону. В этом жесте не ощущалось угрозы. Скорее мольба? Зов? Или просто на что-то указывает?

Катя ахнула, отшатнулась. Фонарь в её руке дёрнулся, луч заплясал по другим теням. Несколько силуэтов тоже замерли, повернувшись в сторону света.

- Нет... - прошептал Олег, инстинктивно хватая девушку за локоть. - Убери свет! Быстро!.

Но было поздно.

ШЛЁП!

Звук ударил по нервам, как током. Громкий, мокрый, отвратительный. Как будто сырое мясо шлёпнули о кафель. Прямо на стекле, перед ними, где тень ударила по стеклу появился иней.

ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

Удары посыпались градом со всех сторон. Тени метались за окном, как мотыльки, бросаясь на свет, ударяя в него ладонями и, точно обжигаясь, одёргивались назад. Стекло задрожало, заскрипело под натиском. Каждый удар оставлял после себя морозный след, который быстро исчезал, а на его месте появлялся новый. Звук заполнил комнату. Мерзкий, навязчивый. Барабанная дробь конца света.

- Они нас видят! - завопила, наконец сорвавшись, Катя. Дикий, пронзительный визг вырвался из её горла. Она бросила фонарь, который с глухим стуком упал на пол. Луч замер, упёршись в стену. - Они знают о нас! Они хотят войти! Забрать нас с собой!

Олег действовал на чистом животном инстинкте. Адреналин хлынул в кровь, заглушая боль в культе, страх и все остальные мысли. Он обхватил Катю за талию, сжал так, что она пискнула от боли, и потащил, почти понёс прочь от окна, в прихожую. Её ноги заплетались. Она рыдала, захлёбывалась, не в силах оторвать взгляда от кошмара, происходящего за окном.

- Не смотри! - Рычал он, вталкивая её в коридор.

Его собственная рука тряслась так, что он едва нащупал ручку двери в комнату. Он захлопнул её с такой силой, что задрожали перегородки. Потом прислонился лбом к холодной поверхности, слушая, как за дверью продолжается адская дробь ударов по хрупкому стеклу. Казалось, что оно вот-вот вылетит, и тогда эти чёрные, безликие тени хлынут внутрь, а вместе с ними и голодная тьма заполонит собой всё пространство, забрав последнее тепло и свет.

Катя съехала по стене в прихожей на пол, обхватив голову руками. Её тело сотрясали беззвучные рыдания и судорожные вздохи. Олег так и стоял у двери, прислушиваясь. Сердце колотилось где-то в горле, гоняя кровь с таким рвением, что стучало в висках.

Постепенно яростная барабанная дробь за дверью стала стихать. Удар... Пауза. Ещё один, уже слабее... и тишина. Густая, звенящая, пропитанная остаточным ужасом. Тени, похоже, потеряли интерес к пустой комнате. Их внимание переключилось. На кого? На что? Об этом думать совсем не хотелось.

Олег осторожно приоткрыл дверь. Через маленькую щёлочку осмотрел комнату. Не обнаружив в комнате явной угрозы, он всё же закрыл её и повернулся к Кате. Она сидела на полу, поджав колени, уткнувшись в них лицом. Плечи ещё вздрагивали. Олег тяжело опустился на корточки рядом с ней. В горле пересохло.

- Ты... - он сглотнул ком ком, рыбной костью застрявший в горле. - Ты всё ещё хочешь отправиться в путь? После этого?

Он кивнул в сторону комнаты, где несколько минут назад творился настоящий кошмар.

Катя медленно подняла голову. Лицо было мокрым от слёз, нос красным, но в огромных, затуманенных глазах горел странный, почти безумный огонёк. Она посмотрела на него, потом на дверь, за которой было их прежнее убежище, затем снова на Олега. В её глазах не было страха. Там была лишь одна решимость.

- А ты нет? - спросила она, вытирая румяные щёки от слёз. - Сидеть здесь? Слушать, как они стучатся? Смотреть, как сотрясается хрупкое стекло под их ладонями? Я даже думать не хочу о том, что будет, когда погаснет свет и они войдут! - Она встряхнула головой, смахнула влажные пряди со лба. - Это безумие, на мой взгляд. Безумие - сидеть и ждать, когда твой страх тебя же и похоронит, когда у тебя ещё есть руки, ноги и голова, чтобы хоть что-нибудь сделать. Чтобы сражаться.

Олег не нашёл слов. Ни колючих шуток, ни рациональных аргументов. Он просто сидел на корточках в светлой прихожей, слушая гул генератора. Отсчёт последних минут их иллюзии безопасности, и смотрел в глаза девушке, которая, казалось, готова была шагнуть в открытую пасть зловещей ночи. Тишина после её слов была громче любого стука в стекло и в ней уже не было места для споров.

Витя обнимал сына одной рукой, а другой бесцельно ковырял кору на недогоревшем бревне. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, сквозь деревья, туда, где вчера бесследно растворилась его жена. На лице - каменная маска, под которой бушевал вулкан боли и вины. Он машинально поглаживал спину Мишу, но движения были механическими, лишёнными тепла.

«Да ну вас...» - эхом отдавались в голове слова несчастной женщины перед тем, как она шагнула в черноту. Он видел, как Виктор протянул руку, как ожог сковал его движение, как эта тварь поглотила её за мгновение. И этот крик... Этот душераздирающий, обрывающийся крик, который преследовал его всю ночь, сливаясь с общим адским хором из тьмы. Володя чувствовал вину. Глухую, давящую. Он должен был помочь, защитить. Но как защититься от этого?

- Пап... - тихо, почти беззвучно, прошептал Миша, глядя на шишку в своей руке. - Мама... Она... она там? В этой... темноте? Кричит?

Витя вздрогнул, словно очнувшись. Его каменное лицо дрогнуло, в глазах мелькнула бездонная боль. Он сжал сына крепче, прижав его голову к своему плечу.

- Не знаю, сынок... - голос Виктора был хриплым, надтреснутым, как будто он не говорил несколько дней. - Не знаю. Но мы должны держаться вместе. Ради неё. Ты понял?

Миша кивнул, уткнувшись лицом в куртку отца, и его плечи содрогнулись от беззвучных рыданий.

Виктор закрыл глаза, его челюсть напряглась. Он достал из внутреннего кармана кошелёк, раскрыл его. На пожелтевшей фотографии ему улыбалась любимая жена, обнимая маленького Мишу. Он провёл большим пальцем по её лицу, рука его заметно дрожала. Витя ни чего не сказал. Просто смотрел, а потом резко захлопнул кошелёк и сунул его обратно, словно это могло помочь ему спрятать его невыносимую боль.

Володя отвернулся, чувствуя себя чужим на этой сцене горя и скорби. Его собственная семья была рядом - Яна сидела, обняв Машу. Обе бледные, с красными, от недосыпа, глазами. Алёшка пристроился рядом, крутя в руках ингалятор.

Володя поймал взгляд жены. В её зелёных глазах, обычно таких живых, теперь читалась та же опустошённость, та же немыслимая усталость, что и у него, а так же вопрос. Вечный вопрос: «Что дальше?»

Солнце, поднимаясь выше, не принесло тепла. Лишь сменило серый рассвет на грязно-багровый день. Они ехали по мёртвому городу. Руины цивилизации, застывшие во времени. Машины, брошенные посреди дороги, некоторые с распахнутыми дверьми. Водители словно испарились на ходу. Окна зияли тёмными провалами, как глазницы черепов. Ни движения, ни звука. Только пыль, гонимая порывами холодного ветра, да редкие клубы дыма, поднимающиеся где-то вдалеке. Густой воздух становился всё плотнее от гари. Становилось тяжелее дышать, а каждый вдох оставлял на языке неприятный сладковатый привкус.

- Ты уверен, что в других городах не так? - Витя нервно щёлкал зажигалкой.

Он бросил курить год назад, но сейчас с удовольствием закурил бы снова. Однако, это механическое движение было единственным, что хоть как-то отвлекало от грызущей пустоты внутри. Взгляд его был устремлённым в никуда за лобовое стекло.

Володя вытер ладонью липкий пот, выступивший на лбу, несмотря на прохладу.

- Я сейчас ни в чём не уверен, - голос его звучал глухо, устало. - Но, логика подсказывает, что чем короче ночь, тем больше шансов выжить. Юг... там дни длиннее. Будет проще пережидать это, - он кивнул в сторону быстро сгущавшихся сумерек за стеклом. - Здесь, когда ночи станут по восемнадцать часов... - он не договорил. Мысль о том, чтобы провести столько времени в осаде, под вой тьмы, была невыносима.

- Можно тогда просто каждые пол года полюса менять, - язвительно, с горькой усмешкой, бросил Миша с заднего сиденья. он смотрел в окно, но видел не пустые улицы, а вчерашнюю ночь и маму. - И вы не думали о том, что это только начало? Что день может просто исчезнуть? Насовсем? Что эта штука только разогревается?

Яна повернулась к нему. Лицо её выражало не только сочувствие, но и тревогу.

- Он прав, Володь, - сказала она тихо, но чётко. - Мы не знаем, что это. Мы не знаем правил. Не знаем, что будет дальше. Посмотри вокруг, - она махнула рукой в сторону, - ничего не растёт. Ещё вчера всё было зелёное, а сегодня всё почернело, высохло, сгнило. Трава, кусты, деревья - всё, как обугленное. Вода в реке помутнела, пахнет. Осталась только бутилированная, и то, пока запасы в магазинах не кончатся. Припасов да, пока много. Но если мы чудом не сдохнем от голода, жажды, холода, или от этой чёртовой тьмы, то просто задохнёмся.

Володя сжал руль так, что побелели костяшки. В его голове крутились обрывки мыслей, страхов, планов. Всё казалось хрупким, ненадёжным.

- Хорошо, - он выдохнул, пытаясь собраться, - а какие у вас предложения? Конкретные. Сейчас.

- Ну, - Виктор оторвался от созерцания пустоты, прокашлялся. Голос его был лишён уверенности. - Чтобы понимать, как действовать, надо хотя бы попытаться понять, с чем мы столкнулись. Не просто прятаться, а узнать. Может, где-то кто-то есть? Учёные? Военные? Хоть кто-нибудь, кто знает больше нас?

- Тоже верно, - Владимир медленно кивнул, сканируя взглядом мёртвые улицы. - Но, для начала, нам сейчас где-то нужно пережить эту ночь. Судя по всему, с погодой нам не повезло. Сумерки сгущаются слишком быстро. Ютиться в машине... - он бросил взгляд на тесный салон, где сидели пятеро взрослых и подросток, - со светом фонариков... та ещё авантюра. Палатка... - он поморщился, представляя, какой ничтожной преградой будет казаться тонкий брезент пред той пульсирующей массой, - нет. Нужны стены. Толстые стены. И свет. Генератор, если повезёт.

Мысль была проста: вместе - больше шансов, ресурсы на освещение можно объединить. Подъезд, а лучше - квартира. Запертая, с забитыми окнами, с источником света - крепость на одну ночь.

- Там! - тихо, но отчётливо сказала Маша, вытянув палец, - видите? В том доме свет!

Все повернулись. Машина резко сбавила ход.

В помещении одного из серых, обшарпанных домов действительно горел тусклый, но несомненный свет в окне круглосуточного магазинчика «ПРОДУКТЫ 24/7». вывеска потускнела, но свет внутри был маяком в наступающей мгле.

- Надо бы проверить, - пробормотал Виктор.

В его глазах мелькнул слабый проблеск чего-то, кроме апатии. Возможность действия.

- А ты уверен, что это безопасно? - насторожилась Яна, инстинктивно притягивая к себе Алёшку.

Мальчик сидел тихо. Лишь его астматический свист стал чуть слышнее в напряжённой тишине.

- Нет, - честно ответил Витя, - но, кажется, шанс есть. Всяко лучше, чем здесь сидеть. Свет горит, а значит кто-то есть. Значит, есть генератор. И стены тоже есть.

- Может быть ты и прав, - нехотя согласилась Яна. Страх перед ночью на открытом месте перевешивал сомнения.

Они вышли из машины. Холодный, липкий ветер ударил в лицо, неся с собой тот самый мерзкий коктейль из запахов. Шли неуверенно, сбившись в кучу, чувствуя себя мотыльками, летящими на губительное пламя. Каждый шаг по хрустящему под ногами мусору отдавался эхом в мёртвой тишине.

Подойдя к битым ступенькам, ведущим вверх, они увидели, что дверь магазина немного приоткрыта, а из щели валил едкий сизый дым.

- Сколько раз повторять, не кури здесь, придурок! - раздался хриплый женский крик изнутри.

- Да ладно, Валька. Кого сейчас заботит этот дым? - отвечал расслабленный, явно поддатый, мужской голос. - Сейчас это вообще последнее, о чём стоит переживать. Вот придёт эта тварь ночная, я её насквозь прокурю! А ещё обоссу, как только возможность подвернётся! Ха!

- Попробуй только мне тут снова порог обоссать, алкаш недоразвитый! - рявкнула в ответ Валя, - я тобой эту лужу вытру и на улицу вышвырну к чертям собачьим! Понял?!

- Ой, да не бузи, - мужчина расплылся в улыбке, - как же ты тут без меня справляться то будешь? Одна ж совсем останешься... со своим котом.

Он запнулся на последнем предложении, внимательно изучая взглядом пришедших гостей.

- Простите, что прерываем вашу... беседу, - громко перекрикивая перепалку встрял в разговор Володя, осторожно ступая по ступенькам, старательно обходя не досохшую лужу у входа.

- О-о-о! - не дал ему договорить мужичок, сидевший на ящике у двери. Он вскинул голову, ухмыльнулся, демонстрируя редкие жёлтые зубы, и сделал широкий, размашистый жест, чуть не свалившись. - Покупатели! Милости просим в наш уютный супермаркет! Валюха! Принимай гостей дорогих!

- Придурок, - бросила себе под нос грузная женщина за прилавком, откладывая в сторону потрёпанный глянцевый журнал.

- Простите за беспокойство, - затараторил Витя, бегая глазами по крошечному магазинчику: полупустые стеллажи, заляпанные стёкла витрины, целый угол алкоголя. - мы тут проездом. Искали место для ночлега. Пустите на одну ночь? Мы с рассветом уедем. Детей жалко... - он  кивнул в сторону, где стояли остальные.

Женщина за прилавком с трудом поднялась с многострадального стула, скрипнувшего от облегчения и вошедшим сразу стало ясно, что эта дама в выцветшем халате, с натруженными руками и властным взглядом легко могла бы сложить этого тощего алкоголика пополам раза три, затолкать в урну и даже не охнуть. Володя мысленно себе сказал: «С такой тётей лучше не шутить».

Витя слегка оторопел от её грозного вида, но Валя резко сменила гнев на милость. Её лицо тут же расплылось в приветливой, почти материнской, улыбке, хотя усталость и напряжение читались в морщинах вокруг глаз.

- Ой, а я уж, грешным делом, подумала, что и не осталось никого живого совсем, - заговорила она, бегая маленькими глазами по путникам. - Боялась, что так и встречу свою кончину вот с этим вот... - она презрительно ткнула большим пальцем в сторону выпивохи. - Оставайтесь, конечно! Сколько потребуется! Место найдём!

- Надеюсь, что мы не доставим вам неудобств, - сухо сказал Володя, оглядывая тесноватое пространство.

Его взгляд скользнул по Алёшке, который уже прилип носом к стеклянной витрине у прилавка, где, судя по всему, раньше были различные закуски. За стеклом вылизывался большой серый кот. Обычный уличный бродяга, но весьма ухоженный на вид.

- Вы не переживайте, - Валя выдохнула, махнув рукой, - заходите, располагайтесь. Надеюсь, у вас мешки спальные есть... И кота не трогайте, - сказала она, глядя на Алёшку, - характер у Марсика скверный. Погладить не выйдет, мигом палец оттяпает. А вообще, повезло нам всем очень. Начальник пару дней назад генератор купил, так как свет по пять раз на дню выключался.

Володя задумчиво наблюдал за котом. Тот методично вылизывал лапу, игнорируя суету вокруг. Но что-то было с ним не так. Володя ни как не мог понять, что ему не нравилось в этом Марсике, но ни как не мог понять, что именно.

Осознание того, что так смущало его в животном пришло тогда, когда кот перестал вылизываться, повернув голову в сторону Володи. От увиденного по спине побежал колючий мороз. Тень Марсика продолжала вылизываться, словно её отбрасывал кто-то другой. Это длилось несколько долгих секунд.

Володя моргнул и всё стало, как обычно.

- Наверное, показалось, - успокаивал он себя, списывая увиденное на стресс от последних событий.

В этот момент кот резко вскочил, как будто его ударило током. Шерсть на загривке встала дыбом. Он, шипя и выгнув спину, метнулся к выходу, проскочив между ног удивлённого выпивохи.

Тут Володя понял, что ему не показалось. Тень так и осталась сидеть на месте. Тёмное пятно медленно расплывалось по белым полкам магазина.

- Алёша! Стой! - закричал Владимир, но было поздно.

Мальчик, видя, как большой пушистый комок убегает, рванул за ним на улицу, лихо выскочив из двери.

- Алёшка! Нет! - взвизгнула Яна, бросаясь за ним.

Володя инстинктивно схватил её за руку, больно сжав запястье, изо всех сил удерживая на месте.

- Нельзя! - прошипел он, роняя крупную слезу.

Стоило мальчишке ступить с последней ступени, как на землю обрушился непроглядный густой мрак, мгновенно поглотив неразумное дитя. Не было ни крика, ни другого звука. Лишь Яна издала сдавленный писк перепуганного зверька. Ноги её подкосились и она рухнула на колени, завыв долгим, безутешным животным воем, в котором смешались невыносимая боль и ужас. Женщина проклинала этот мир. Маша зарыдала, отвернувшись и закрыв лицо руками, Виктор схватился за голову, Миша побледнел ещё больше, а Володя так и стоял неподвижно, не в силах поверить в произошедшее.

- Ох, Господи! - схватилась за грудь Валя, сев на стул, - ой, непутёвый парень, жалко то как...

- Ты думаешь он?.. - глухо, с трудом выдавил из себя Володя, не отрывая взгляда от того места, где только что был его сын и не смог продолжить. Ком сдавил горло.

Выпивоха тихо поставил бутылку на пол. Его нагловатое выражение лица резко сменилось на сочувственное, человеческое.

- Оглянись вокруг, дорогой, - он развёл руками, голос его был неожиданно трезвым и печальным. - Ты думаешь, все люди разом на пикники разъехались? Весь город по дачам рассосался? - Он вздохнул. - На, вот, выпей. Сейчас, наверное, самое время. Сивуха поганая, конечно, но горит.

Он протянул Володе почти полную бутылку дешевого коньяка. Он машинально взял её. Рука не дрожала, напротив, она была словно деревянной. Володя открутил крышку, поднёс к губам. Горячая, противная жидкость обожгла нутро. Он сделал один глоток, другой, третий, пытаясь сжечь ком, сдавливающий горло, сжечь боль, сжечь этот ужас, охвативший его. Но это не помогало. Только горечь во рту и ледяная пустота внутри.

- Смотрите! - срывающимся голосом крикнул Витя. Он достал мощный тактический фонарь из рюкзака и направил луч в дверной проём, в ту самую точку, где исчез Алёшка.

Луч, яркий, как маленькое Солнце, вгрызался в смолистую пульсирующую тьму, уже подступившую к самым ступенькам. Он пробивал лишь метра три, упираясь в чёрную непроницаемую стену. Но в этом луче, на границе света и тьмы, отчётливо вырисовывался силуэт. Он был чернее самой черноты. И эта тень медленно сливалась с бушующим мраком, уходя вглубь непроглядной ночи.

- Не бойся, сынок... - теперь зазвучал бас отца справа. Грубоватый, но с неизменной теплотой. - Видишь свет? Иди к нему. Там мы все тебя ждём... там безопасно...

Голос манил в сторону парка, туда, где тьма медленно сгущалась в абсолютную черноту. Павел сделал шаг. Асфальт под ногой стал неожиданно мягким, податливым, как болотная топь. Он едва выдернул ногу обратно -  ботинок остался сухим, но ощущение липкой пустоты под подошвой не исчезало.

- «Фонарь», - мелькнуло в голове.

Эта мысль ударила, как обухом по голове и он зацепился за неё, как утопающий за соломинку. Электричества нет во всём городе уже несколько дней. Генераторы молчат. Откуда свет?

Паша поднял голову и мертвенно-жёлтое мерцание тут же исчезло. Стекло плафона было покрыто толстым слоем пыли и паутины, а внутри, вместо лампочки, клубок чёрных нитей, пульсирующих, как жилы. Это был не маяк спасения. Это была ловушка.

Запоздалое осознание, вместе с ужасом, обрушились ледяным душем. Это не просто тьма. Это что-то, что знает его слабости. Знает голоса, которые он не в силах игнорировать. И теперь она строит ловушки из его же страхов и воспоминаний.

- Паша!

Крик брата, настоящий, полный животного страха, прорвался сквозь липкую паутину шёпота и морок, наконец, отступил, однако, мрак вокруг стремительно сгущался

Павел тут же рванулся вперёд, не видя ничего, кроме черноты перед собой. Он нырнул во тьму с ощущением, будто прыгает в ледяное озеро. Холод обжёг кожу. Липкая мгла обволокла тело, просачиваясь под одежду, в рот, в нос. Голоса взревели вокруг. Теперь это были не ласковые нашёптывания, а визгливые вопли тысяч людей.

Он шёл на ощупь, протянув перед собой руки, руководствуясь только криком брата, который едва слышно прорывался сквозь жуткую какофонию нескончаемого рёва вокруг.

Железная дверь подвала ударила его в лоб. Павел нащупал скобу, рванул на себя и ввалился внутрь, захлопнув за собой створку. Спина ударилась о бетон. Он лежал, задыхаясь, а Дима в этот момент, пытался задвинуть тугой шпингалет на массивной двери.

- Ты... ты был в ней несколько секунд... - младший брат смотрел на Пашу с ужасом, тыча пальцем в рукав.

Ткань была покрыта инеем, а там, где кожа открылась у запястья, проступали синюшные полосы, как от обморожения.

Павел, всё ещё не в силах говорить, лишь кивнул, глядя на дрожащий огонёк в руках брата. Он выжил, но чётко знал, что тьма обязательно воспользуется его слабостями снова.

Он сидел, прижавшись спиной к холодной стене подвала. В воздухе витал запах гари и его собственного пота. Паша сжал кулаки, Дима рядом тихо всхлипывал.

«Всего несколько шагов, Пашенька...»

Он зажмурился и ещё свежие воспоминания больно ударили по нутру.

Три дня назад. Супермаркет «Мега». Вечер.

Яркий свет люминесцентных ламп, гул голосов, скрип тележек, надрывная попса из колонок. Дима копошился у полки с чипсами, а Паша активно переписывался со своей новой девушкой, предвкушая очередное свидание.

- Давай быстрее, младший, - улыбнувшись сказал он, косясь на экран телефона, - батарейка садится.

- Уж подождёте двадцать минут, - съязвил в ответ Дима, так и не найдя на витрине того, что хотел, - будет повод на мир вокруг посмотреть. А то уже неделю из интернета не вылазишь.

- Давай вот без своих острот. Выбирай, что хотел и пойдём домой. Устал я сегодня.

Сейчас весь мир Паши был как раз в этой пассии. В её голубых глазах, в мелодичном голосе и тепле тела, которое он мог держать в объятьях, как ему казалось, целую вечность. Ну, и, конечно, её пухлые губы бантиком.

Гормоны приятно били в голову и Павел даже не обратил внимания на то, как завыла сирена.

Непривычная прерывистая трель поломанного мегафона. Долгий, пронзительный, неумолкаемый вой, наползающей извне, словно стон гигантского раненого зверя. Он заглушил музыку, заставив людей замереть и поднять головы.

- Что это? - спросил Дима, дёргая Пашу за рукав.

Он не сразу понял, о чём спрашивает его брат.

- Проверка, наверное, - ответил Павел, пожав плечами, - иногда бывает.

Спустя мгновение лампы бешено заморгали, выхватывая из полумрака испуганные лица, застывшие в нелепых позах. Дима вцепился в руку брата.

- Паш?..

- Ничего, младший. Главное, будь рядом.

Послышался громкий щелчок и конвульсии ярких ламп закончились, погрузив магазин в абсолютную темноту. Глухую, беспросветную, как в глубокой пещере. Тишину на секунду прервал всеобщий вздох. Потом крик, всего один, а за ним последовал взрыв паники.

- Стой! Не толкайся!

- Мама! Где моя мама?!

- Куда делся свет?!

Звон разбитого стекла. Грохот опрокинутой тележки. Детский плач.

Павел включил на телефоне фонарик. Тонкий луч, дрожа, выхватил перекошенное лицо Димы и море мечущихся теней вокруг.

Затем гул немного стих, вместе с воем сирены. Паша был не единственный, кто додумался включить фонарь.

Свет фонариков начал вспыхивать повсюду. Теперь было отчётливо видно практически всё. Плачущую девочку в коляске, которую успокаивала мать, подростка, лет пятнадцати, который набивал карманы жвачками и шоколадками, выпившую компанию, которая, озираясь, прятала за пазуху дорогой коньяк с закусками.

Паша облегчённо выдохнул и только после этого увидел её. Не сразу. Сначала - холод. Не от кондиционера, нет. Резкий, пронизывающий до костей. Затем - запах. Сладковато приторный, как гниющие фрукты в холодильнике, смешанный с озоном после грозы. И только потом - она.

Чёрная река. Именно так. Она неохотно расползалась. Из дальних углов зала, из под стеллажей, из вентиляционных решёток. Плотная, маслянистая, как разлившаяся нефть. Она стелилась по полу медленно, но неумолимо, поднималась по стенам, оставляя влажные чёрные разводы. Капала с потолка тяжёлыми вязкими каплями, которые не разбивались, а растекались, сливаясь с общим потоком. Там, куда она приходила, крики обрывались, сменяясь гнетущей, мёртвой тишиной.

Первой в неё попала женщина, пытавшаяся пробиться к выходу через зал. Она явно не понимала, в чём дело, уверенно шагнув в чёрное пятно. И... застыла по щиколотку. Она истошно завизжала, но глаза её быстро остекленели, а рот застыл, теперь уже, в немом крике.

Луч Павла задержался на ней и он увидел, как ноги несчастной женщины, скрытые во тьме, будто растворялись, втягиваясь в пульсирующую черноту. Брюки, кроссовки -  всё сливалось с тьмой, становясь её частью. Верхняя же часть оставалась недвижимой статуей, пока чёрная жижа не поднялась выше колен, не коснулась рук... и тогда она рухнула на спину, в вязкий мрак, откуда едва слышно донеслось лишь лёгкое хлюпанье. И женщина исчезла.

Затем послышался короткий громкий женский взвизг и мужчина, в форме охранника, бросился на помощь девушке за кассой, ноги которой уже погрузились в чёрную жижу до колен. Она билась в истерике, цепляясь за прилавок. Охранник схватил её за предплечье... и вскрикнул. Его рука, коснувшаяся девушки, стала угольно-чёрной, как сама тьма.

Павел видел, как этот мрак капает на мужчину с потолка, превращая плоть и ткань в нечто иное. Мужчина успел издать лишь короткий, обречённый стон, глядя на свою чернеющую руку, прежде, чем тьма, поглотившая девушку до пояса, словно выплюнула её на пол, тут же сожрала её без остатка.

Охранник пошатнулся. Его почерневшая рука теперь свисала, неестественно длинная и жидкая, как смола. Он посмотрел на Павла, глазами, полными ужаса и отчаяния. Смертоносный мрак стремительно расползался по нему, от чего мужчина просто расплылся, как клякса на бумаге, слившись с окружающей тьмой, не оставив и следа. Только его дубинка с глухим стуком упала на пол, на мгновение освещённая лучом фонаря, прежде чем её тоже накрыла чёрная волна.

Хаос вокруг достиг своего апогея и теперь Паша выхватывал из тьмы по истине жуткие фрагменты:

Половинка того самого подростка, который набивал карманы сладостями у кассы. Верхняя часть его тела лежала на прилавке, дёргаясь и беззвучно кривя рот, а глаза его были наполнены ужасом и слезами.

Кто-то, судя по всему, отчаянно цеплялся за край стеллажа, оставив от себя лишь руку, на кисть которой светил яркий походный фонарь. Пальцы её ещё судорожно сжимались, а предплечье медленно растворялась в чёрной луже.

Упавший мужчина, живот которого распорол острый угол разбитой витрины лихорадочно собирал свои внутренности, пытаясь запихать их обратно. Всепоглощающий мрак немедленно устремился в кровавую рану, втягивая в себя петли кишок с пугающей скоростью. Мужчина бился в предсмертных конвульсиях, пока тьма не накрыла его с головой.

Холод уже лизал ботинки Павла. Тяжёлое дыхание вырывалось из груди белым паром, тут же исчезающим во тьме. Дима дрожал всем телом.

- Не... не отпускай меня... - его зубы стучали. - Паш, нас оно тоже сожрёт?

Заряд телефона застыл на одном проценте, угрожая оставить их без спасительного луча яркого фонарика. Павел успел заметить, как тьма огибает свет от оставшихся на полу телефонов, словно русло реки огибает скалу.

- Не знаю, младший, - дрожащим голосом выдавил из себя Паша, с ужасом наблюдая, как гаснет экран телефона.

Спасение пришло с рёвом и грохотом. Где-то снаружи, сквозь глухие стены, донёсся нарастающий гул двигателя, а потом оглушительный удар! Стеклянные двери главного входа взорвались внутрь. Осколки стекла полетели во тьму и сквозь дыру, окутанную пылью, ворвался свет от фар грузовика.

Тьма, заполнившая проход к выходу взвыла, зашипела и отпрянула, сжимаясь, как живая змея от огня. Образовался узкий проход.

- Бежим!

Павел схватил Диму и потащил к спасительному свету, которого чудом хватило до утра. Рассвет не принёс большого облегчения. Они не обнаружили десятков трупов в магазине, ни их следов, ни птиц, ни зверей. Теперь их встречал лишь пустой и молчаливый город.

- Паш? - Дима тронул его за плечо, заставив вздрогнуть. Лицо младшего было искажено ужасом, а в глазах стоял тот же вопрос, что и в супермаркете. - Ты... ты видел, как они исчезали. Как умирали? Как охранник?.. - Голос Димки был хриплым от сдерживаемых рыданий. - Почему? Почему мы не исчезли вместе с ними? И... и сейчас? Если тьма убивает, стоит только к ей прикоснуться, почему ты смог вырваться из неё? Как?

Павел посмотрел на свои руки. На синюшные полосы, как слабый отголосок прикосновения чёрного тумана, на дрожащие пальцы. Он снова прокрутил в памяти беззвучный крик женщины, охранника, превратившегося в лужу, петли кишок... вспомнил отчаяние, когда телефон погас.

- Не знаю, Димка, - говорил он шёпотом, куда-то в пустоту, - в супермаркете... может, свет фар грузовика. Может, мы были на краю, а тьма была занята теми, кто был в центре... - он замолчал, глядя на пламя свечи, отражающееся в глазах брата. - Или... - Павел поднял глаза, в которых не было ничего, кроме леденящей пустоты. - или мы для неё особенные. Не еда. Игрушка. Она оставила нас, чтобы мы бежали. Чтобы кричали от страха. Может быть она хочет над нами поиздеваться, будто бы ещё не достаточно...

Тишина в подвале сгустилась, вязкая и тяжёлая, как тьма за дверью. Дима сглотнул, но не смог больше выдавить из себя ни слова. Вопрос «Почему?» висел в воздухе, не находя ответа. Было ли их спасение обыкновенной удачей? Или это действительно, какая-то  жуткая игра?

Павел отвернулся, глядя в самый тёмный угол, где плясали дрожащие тени от свечи и ему казалось, что он чувствует взгляд. Разумный, голодный и пробирающий холодным ужасом до глубины души.

Он тыкал кнопки роутера, бессильно тряс телефон - сети ноль, батарея десять процентов. Гнев сменился ледяной струйкой тревоги.

Парень выглянул в окно. Город внизу, словно умер. Ни одного огонька в окнах, ни мигающего билборда на углу дома. Тишина. Глубокая, гнетущая, как под колпаком. Воздух в комнате вдруг стал ледяным, прибирающим до костей. Запахло сладковатой гнилью, как от забытых в мусорке фруктов и... озоном.

И только тогда он увидел, как по улицам, медленно, словно разлитый мазут, ползли клубы чёрного тумана. Густая, маслянистая масса, точно пожирала свет, клубилась и пульсировала. Она затекала в подворотни, поднималась по стенам домов, поглощая собой их очертания. Стёкла нижних этажей темнели, будто их изнутри заливали чёрной краской.

Капли чего-то тёмного и вязкого стекали по карнизам и водосточным трубам, сливаясь в лужицы, которые тут же втягивались обратно, в общую массу.

- Что ещё за чертовщина? - пробормотал Олег, чувствуя, как холодные мурашки бегут по широкой спине.

Он включил телевизор, в надежде увидеть новости, или хоть что-нибудь, что могло бы прояснить ситуацию, но по всем каналам его приветствовал один лишь белый шум. Сплошное шипение на всех каналах. Пролистав несколько радиостанций на приёмнике с тем же успехом, что и телевизор, он остановился на одном из них, где отчётливо были слышны пронзительные крики. Не просто страх, а агония. Женский визг, обрывающийся на высокой ноте, мужской рёв, детский плач, переходящий в булькающий хрип. В динамике захлебнулось и неистовые вопли ужаса сменили, уже привычные, помехи.

- Хрень какая-то... - выдавил Олег, но голос дрожал.

По спине снова пробежал холодок, не от сквозняка. Он снова глянул в окно. На шестом этаже - крепость.

Стоило только об этом подумать, как с глухим шлепком, что-то тяжёлое, но мягкое ударило в стекло на уровне его лица. Олег отпрянул от испуга и немигающими глазами наблюдал, как на запотевшем стекле медленно сползало вниз пятно чего-то непроглядно чёрного.

- Ладно... - Олег глубоко вдохнул, пытаясь взять себя в руки. - Надо проверить подъезд. Зайти к тёте Люде, может быть она знает об этом хоть что-то.

Только он распахнул входную дверь, как холодный липкий мрак обрушился на него, как цунами с открытого океана. Парень резко отскочил, чувствуя, как сердце колотится уже где-то в горле. Подъезд был заполнен густой пульсирующей тьмой, которая была чернее чёрного. Она поглотила всё вокруг. Ступени, перила, стены и распахнутую дверь. Этот зловещий туман остановился так же резко, как и нахлынул, словно не решаясь ступить за порог без приглашения.

Олег быстро понял, что эта тьма не может переступить черту света от лампы. Он тут же схватил мощный тактический фонарь со стола и луч, яркий, как маленькое солнце, пронзил бушующий мрак. Однако, он смог пробить не более трёх метров, упёршись в чёрную непроницаемую стену дышащей тьмы.

Олегу хотелось захлопнуть дверь, но страх перед этой непонятной субстанцией сильно мешал. Свет фонаря легко освещал заветную ручку, но он не решался протянуть к ней руку, чувствуя исходящую от тьмы угрозу.

И тут его охватило гибельное любопытство. Адреналин смешался с отчаянием и в голову пришёл вопрос - «А что если?..». он знал, что мысль не то, чтобы глупая, она идиотская, но рука уже сама тянулась. Неуверенно, дрожа от страха, он протянул палец к пульсирующей поверхности, чувствуя, как потеют ладони. Парень заметил тонкие струйки тьмы только в тот момент, когда одна из них медленно обвивала палец, точно щупальце осьминога свою добычу. Сначала почувствовался лишь лёгкий холодок, но парень не придал этому особого значения, с любопытством наблюдая, что будет дальше. Спустя несколько мгновений резкая острая боль пронзила окутанный мраком палец. Олег, вскрикнув, одёрнул руку и потерял дар речи, когда увидел, что на указательном пальце правой руки не хватает фаланги.

- Ну, в жопу... - Олег прислонился спиной к стене, сжимая окровавленную руку трясущимися пальцами. - В жопу эту дверь, подъезд этот в жопу, да и соседку тоже туда же... нужна аптечка.

Он едва не нырнул во тьму целиком, остановившись, буквально, в сантиметре от тьмы, чувствуя её могильно-затхлый смрад. Только сейчас он услышал какофонию воплей и криков, которые доносились из этого чёрного вязкого мрака, которые ещё несколько минут назад он слышал на одной из радиостанций. Но сейчас они звучали ещё отчётливее и громче. Дикий ужас охватил его сознание, тело затрясло и потребовалось огромное усилие воли, чтобы отойти назад, хотя бы, на шаг. Он даже забыл о своём пальце на время, а кровь, капающая из раны, впитывалась, словно губкой, этой загадочной субстанцией, не оставляя ни каких следов на холодном полу.

- И кухню, получается, тоже, в жопу, - выдавил он, понемногу приходя в себя, - вместе с аптечкой.

Олег плюхнулся на пол в комнате, закинув голову на диван. Боль в пальце была острой, но её перекрывало другое. Звуки. Теперь они доносились, как ему казалось, отовсюду. Сквозь дверь, сквозь пол и стены. Те самые крики с радио. Но теперь гораздо громче. Гораздо ближе.

Вопли, стоны, визги, плач, переходящие в хриплый булькающий звук. Тысячи голосов страданий и ужаса сливались в один душераздирающий адский хор. Они буравили мозг, скребли по нервам, заставляли внутренности сжиматься. Олег зарылся лицом в подушку, чтобы не заорать самому, совсем позабыв о пальце. Теперь в голове царил лишь этот вой из преисподней.

- Неужели весь мир? - прошептал он в подушку, - Весь мир увяз в этой чёрной дряни? И когда сдохнет генератор, я стану частью этого крика? Что это? Откуда? И остался ли ещё хоть кто-нибудь?

Ночь длилась бесконечно долго. Сон не приходил. Каждый скрип дома, каждый шорох за окном заставлял вжиматься в диван. С этими вопросами, с эхом криков в ушах, Олег встретил серый, безрадостный рассвет.

Первым делом он снова включил телевизор с радио и принялся судорожно переключать каналы, всё больше понимая, что после этой катастрофы вряд ли удастся услышать хоть что-нибудь, кроме вездесущего белого шума.

Город встретил его гробовой тишиной. Ни ветра, ни птиц, ни назойливых насекомых. Даже растительность больше не сияла, радующим глаз, зелёным цветом. Теперь она была какая-то сухая и серая. Один лишь ветер гонял по асфальту пыль и мелкий мусор. Воздух всё ещё пах озоном, вперемешку со сладковатой гнилью, напоминая о ночном кошмаре.

- Интересно, - Олег хмыкнул, - а следующая ночь будет такая же, или это была единоразовая акция? Если, всё же, всё будет продолжаться именно так, то было бы неплохо пополнить припасы. Мало ли что.

Его любимый супермаркет зиял выбитыми дверями и застрявшим в них грузовиком. Внутри царил хаос. Опрокинутые стеллажи, рассыпанные товары, лужи засохшей грязи. Страшно было даже представить, что здесь произошло.

Олег включил свой фонарь, выхватывая лучом из полумрака горы консервов, упаковки с водой, пачки круп и макарон. Всё, что не имело упаковки, лежало сгнившим месивом, покрытым странной чёрной плесенью. В магазине царил тяжёлый тлетворный запах.

Он набил рюкзак крупами, тушёнкой и водой, а когда собрался уходить, луч скользнул по полу возле разрушенной витрины. Что-то белело на тёмной плитке пола. Олег наклонился.

Кисть руки. Судя по всему, женская, отрезанная по запястье. Она была мертвенно-бледной. На неестественно выгнутых тонких пальцах красовались длинные ногти, покрытые розовым лаком. Она лежала там, как брошенная кукла, освещённая гаснущим лучом фонаря, валяющегося рядом. Батарейки садились, свет мерк.

Олега обильно вырвало. Жёлчь горьким комом встала в горле. Он отвернулся, опираясь головой о холодную стойку, дрожа всем телом. Это, всё таки, на в мониторе видеть оторванные конечности. В жизни всё гораздо противнее.

- Что ж... - прохрипел он, вытирая рот, - хоть с голоду не сдохну. Хотя, аппетит мне отбило надолго.

Осталось раздобыть топливо для генератора. Олег торопился. Сумрак сгущался быстрее обычного.. воздух снова потяжелел, запах гнили стал явственнее. Он сливал последние литры бензина в канистру, когда услышал робкий женский писк за спиной.

- Помогите... пожалуйста.

Голос её был тихим, дрожащим, как лист на ветру. Олег обернулся. Из-за машины вышла девушка, лет двадцати. Миловидная, с огромными голубыми глазами, полными такого ужаса, что он инстинктивно сжал культю пальца. Она дрожала, как ковыль на болоте, укутавшись в мятый свитер.

- Пожалуйста... - повторила она она, сделав неуверенный шаг вперёд. - Я... я боюсь, что не переживу ещё одну ночь, если оно вернётся.

- И чем я могу тебе помочь? - спросил Олег резко, защёлкивая крышку канистры.

Его тон был грубым, защитным. Страх делал его колючим.

- Я не знаю... - девушка обняла себя руками, словно пытаясь согреться. - Просто... я не хочу быть одна. Вчера, когда завыла сирена. Эта жуткая сирена... - глаза её наполнились слезами при воспоминании, - мы с соседкой по квартире услышали её... такая долгая, противная. Потом погас свет и пришло оно. Я не могу больше быть одна. Пожалуйста.

Олег нахмурился. Сирена? Он её не слышал. Чёртовы наушники. С другой стороны, это ни чего не меняло.

- В подъезде, - девушка сглотнула ком в горле, голос сорвался на шёпот. - Все пропали. Соседка, старик с первого этажа, девчонка с собачкой. Просто, словно в воздухе растворились. Я в ванной заперлась. С фонариком. Чувствовала, как оно притаилось за дверью. Хочет до меня добраться. Холодно... и этот ужасный запах. Но свет фонарика его, будто, обжигал. Батарейка села утром. - Она замолчала, глядя на свои дрожащие руки. - Я думала конец. Но рассвело. Оно ушло. А потом я вспомнила, что когда свет отключили, мне показалось, что видела свет в каком-то окне дома напротив. Потом увидела вас во дворе. Не решалась подойти, но ночь близко...

Девушка вновь замолкла, смущённо глядя на Олега, томясь в ожидании его ответа.

Он быстро представился, оценивающе рассматривая хрупкую фигуру. Пахло от неё ванилью, которая перемешивалась с запахом бензина и гнили.

- Катя, - мелко закивала она в ответ.

- Наверное, есть хочешь? - спросил Олег, хватая канистры. Цинизм вернулся, как щит. - А то видок у тебя... Будто даже голуби тебя объедали.

- Да... - Катя слабо улыбнулась, смущённо поправив спутанные волосы. - Весь день ни чего не ела.

- Что ж, - Олег фыркнул, поворачиваясь к дому. - Пошли. Если уж помирать, так хоть не в одиночку. И не в полной темноте.

Он сделал шаг, потом осмотрелся. Сумерки уже переходили в густые липкие тени. Фонари на улице даже не думали зажигаться.

- Смеркается, принцесса. Если хочешь застать ужин - поторопись. Я ждать не буду.

Катя, подхватив лёгкий рюкзачок, засеменила следом. Олег не видел её лица, но был уверен, на нём была не только надежда. Тот же самый страх, что грыз и его. Страх не просто умереть, а исчезнуть без следа. Стать ещё одним криком и бульканьем в ночном кошмаре.

Парень знал - их время на исходе. Жалкие островки света стремительно исчезали в наступающей тьме, а генератор, во вчерашней крепости, казался теперь крайне ненадёжным.