Серия «Разное»

Доброго времени суток, уважаемые!

Я расскажу сегодня о недавней книжке известного нью-йоркского журналиста Малкольма Гладуэлла "Разговор с незнакомцем". Книга вышла пару лет назад и стала, подобно другим творениям автора, бестселлером. Её даже успели перевести на русский.

Подзаголовок гласит: "что мы должны знать о людях, которых мы не знаем".

Речь идёт о психологии, а именно о психологии общения. Красной нитью через произведение проходит история Сандры Блэнд, которую остановил полицейский за то, что она не включила поворотник при перестроении. Слово за слово, и расстроенная Сандра закурила у себя в салоне. Полицейский сказал перестать, она отказалась. Ведь она у себя в машине. Тогда он предложил выйти из неё. Потом приказал выйти. Сандра, увидев дуло пистолета, вышла, наконец. Кончилось это дело дополнительным нарядом полиции и препровождением в кутузку. Где Сандра покончила с собой пару дней спустя.

Книга написана живым ясным языком, пересыпана детективными историями. Мы узнаём, как Фидель Кастро долгие дурачил ЦРУ двойными агентами. Почему? Потому что не могли распознать ложь этих агентов. Или как долго не могли поймать кубинскую шпионку в рядах американской разведки: контрразведка поверила ей на слово и закрыла дело. Вот и Чемберлен поверил Гитлеру, когда летал к нему знакомиться в преддверии Мюнхенского сговора. А чо: крепко жмёт руку, смотрит в глаза. Такой не подведёт и ничего сверх обещанных Судетов не возьмёт. Так и судьи, пытающиеся взглянуть в лицо обвиняемым, поразительно плохо читают их мимику. Это говорит о том, что у нас проблема при общении с незнакомцами. Мы не можем знать, когда они говорят правду и не можем угадать это по мимике, тем более, что она многозначна. Чужая душа - потёмки. Этот банальный вывод подтверждается научными экспериментами Тима Левина, о которых рассказывается в книге.

В таких условиях более выгодным будет верить первому встречному на слово. Изводить себя и других подозрениями - себе дороже. Об этом говорит и Тим Левин в рамках обоснования своей теории истины по умолчанию. Вот и SEC (американская комиссия по ценным бумагам) не верила предупреждениям Гарри Маркополоса, обвинявшего Берни Мэдоффа в строительстве финансовой пирамиды. Ведь Берни был чертовски убедительным, своим в доску парнем. Гарри был недостаточно настойчив, чтобы сыграть роль юродивого или мальчика из сказки про голого короля. Жизнь его была нелегка из-за его подозрений. Он даже маскировался из страха перед контролёрами SEC, которые могли ему навредить в целях скрытия их бездействия. В подобное русло ложатся две дальнейшие истории о педофилах, которых изобличили лишь годы спустя после появления первых улик: люди, ответственные за нас и нашу безопасность, склонны изначально верить в "хорошее". Они отходят от своего убеждения лишь после появления неопровержимых улик.

Идём дальше. Мало того, что мы охотно верим чужим словам. Мы верим и выражению лица. Тогда как мимика (вопреки общим представлениям) - вещь далеко не универсальная. Это в сериале "Друзья" можно выключить звук и продолжать быть в курсе сценария. В жизни всё иначе. Оказалось, в рамках разных культур возможно разное истолкование выражения лица. Лишь каждый третий папуас с Тробриандских островов распознает испуганное лицо европейца: с такой же вероятностью он может предположить, что этот человек злится или испытывает отвращение. При удивлении папуас щёлкает языком, а не раскрывает рот. Даже древний римляним мог бы и не понять гримасы персонажей "Друзей". Более того, вы уверены, что сами кривите лицо при эмоциях, как это делают популярные смайлики? А посмотрите на себя со стороны! Написано ли счастье на лице оргазмирующего? Современные исследователи пришли к выводу, что общепринятая мимика при эмоциях - во многом миф.

Вдобавок к этому есть масса людей, которая нетипично реагирует. Поучительным примером служит история Аманды Нокс, отсидевшая несколько лет из-за того, что вела себя не так, как представляли себе служители порядка. Что вылилось в то, что доказательства её виновности были признаны достаточными, не будучи таковыми. Да, можно врать и делать вид, что говоришь правду. Но можно и с неубедительным видом эту правду говорить. Поди докопайся до истины. А ещё можно напиться буквально до неадекватности. В США посадили студента за сексуальное насилие. Он и его партнёрша набухались на вечеринке буквально до беспамятства (партнёрши). Он её спросил: "Можно?" Она ответила (якобы): "Да." А когда прохожие застали их на лужайке возле мусорки, он попытался с перепугу дёрнуть от них. Она протрезвела - и нифига не помнит. Суд сказал, что пьяная студентка была неадекватна, и парень пошёл в тюрьму. Так что не приставайте к пьяным девушкам в Штатах. Надо отметить, что даже в Великобритании до такого ещё не дошло. Пока.

В продолжение рассказа следует история Халида Шейха Мохаммеда, которого црушники запытали до такого состояния, что тот признался во всех мыслимых и немыслимых деяниях. Ну типа как Шурик был готов взять на себя развалины часовни. Из этого автор делает вывод об иллюзорности попыток найти истину в последней инстанции при общении с незнакомцами. Как по мне, довольно сомнительный вывод.

Заключительный раздел книги посвящён феномену связи между внешними обстоятельствами и внутренним состоянием человека. Рассказывается история самоубийств Сильвии Плат и её подруги Энн Секстон. Малкольм доказывает, что самоубийство - довольно тонкая штука. Самоубийце не всё равно, как и при каких обстоятельствах он лишится жизни. Многим важно, например, чтобы всё было чисто-гладко. Сильвия Плат покончила с собой, засунув голову в газовую плиту. В те годы дома в Лондоне снабжались синтетическим газом, который содержал ощутимый процент ядовитого ударного газа. Это был излюбленный способ среди английских самоубийц. Когда газоснабжение перевели на природный газ - число самоубийств поползло вниз! Так что случись Сильвии продержаться ещё десяток лет - и, быть может, осталась бы жить дальше. Пожалуй, Малкольм здесь недодумывает: ведь он сразу после этого рассказывает, что её подруга Энн, проникнувшись уважением к способу, выбранному Сильвией, села в авто в гараже и завела двигатель. И хоть Малкольм вслед за этим пишет, что и той осталось немного "потерпеть", пока автомобили снабдят катализатором на выхлопе, нетрудно заметить, что Энн не помогло, что у неё не было синтетического газа на кухне.

Тем не менее факты - вещь упрямая. Число самоубийств на самом деле снижается, если снижать возможности к ним. Потребовалась смерть полутора тысяч человек, прежде чем мост Золотые Ворота в Сан-Фанциско оборудовали барьерами. Какое есть ещё почти безотказное средство у самоубийц в Штатах? Конечно, пистолет! Огнестрел с большим отрывом ведёт в списке эффективности. Куда там до него сонным таблеткам. Станут ли из-за этого запрещать? Вряд ли. Но тем не менее, пушка в багажнике - излюбленная добыча копов. Те шмонают по поводу и без автомобили, вызвавшие подозрения. Начало положил эксперимент в Канзас-Сити. Надо сказать, что до того было выяснено, что львиная дола преступлений происходит в определённых криминогенных районах. И вот в таких-то районах в Канзас-Сити в рамках эксперимента стали обыскивать водителей и авто, вызывающие подозрения. Обыскать пешехода - труднее (законы мешают), а вот шофёра - намного легче. Эксперимент увенчался успехом, и копы всей Америки кинулись подражать. Бездумно подражать, то есть обыскивать всех подряд во всех местностях.

И вот здесь мы возвращаемся к смерти Сандры Блэнд. В свете вышеизложенного автор делает вывод, что история здесь не о белом сексисте-полицейском, от которого пострадала чёрная девушка. История о подозрительности и непонимании. Парень этот, Брайан Энсиния, должен был не подозревать всех подряд, а исходить из истины по умолчанию. С людьми надо мягше, а на дела смотреть ширше. Если водитель нервно курит и пререкается - это не значит, что он бандит. Он просто может не любить копов. Чужая душа потёмки. Потому не стоит винить незнакомца в нашей неспособности его понять.

-------

Надо отдать автору должное - книга написана увлекательно и просто. Чтение доставляет. Но, кроме знакомства с несколькими не столь уж общепринятыми психологическими теориями и громкими предступлениями, вряд ли можно вынести из неё нечто большее. Выводы, к которым приходит автор, банальны до невозможности. Мы плохо разбираемся в людях - эка невидаль!

Один рецензент на Амазоне выразился: годное чтиво после отмены рейса в аэропорту, но не более. Коротко и ясно. Закрываем томик и без сожаления откладываем в сторону.

Доброго времени суток, уважаемые!

Иногда полезно посмотреть на себя со стороны. И большое на расстоянии видится, и жалость к себе любимому не мешает. Особенно, если это касается не столь уж давней истории страны. Текущая политика, государственное мифотворчество, стремление не вспоминать о нехорошем - всё это искажает взгляд на события.

Пер Андерс Рудлинг - историк. Родился в Швеции, преподаёт в Штатах. Изучает белорусскую и украинскую историю. Шесть лет назад издательство университета Питтсбурга выпустила очень интересную книжку про белорусов, которую до сих пор не удосужились перевести. Почему? Догадаемся, быть может.

"Взлёт и падение белорусского национализма. 1906-1931."

1906 год. Год спустя после неудавшейся революции царское правительство сняло запрет на печать литературы на белорусском, установленный после подавления польского восстания 1863 года. Нельзя сказать, что печаталось что-то значительное и до запрета. Более того, нельзя сказать, что национальное самосознание белорусских крестьян было на каком-то значимом уровне. Конечно, они имели определённую идентичность, но если их спрашивали, кто они такие, они не отвечали: "Я белорус." Они отвечали, что они православные (или католики). Что живут в такой-то деревне. То есть местные, "тутэйшыя". При этом они твёрдо знали, что они не есть, то есть не паны (те были часто поляки), не евреи и не литовцы. Сам вопрос о национальной принаджежности был нов и чужд.

Идентичность в те не столь уж давние времена была в первую очередь религиозная, не национальная. Сама идея нации, народа была развита Иоганном Готфридом Гердером в конце восемнадцатого века. Ещё в середине девятнадцатого века далеко не каждый житель Италии называл себя итальянцем. В ходе истории в Европе расцвёл национализм, и белорусы были в этом процессе в последних рядах ввиду отсталости региона и практического отсутствия национальной элиты - паны были поляки, горожане были евреи, а чиновники - русские. Но время шло, с ним росла грамотность, и национальное сознание стало укореняться в умах узкой прослойки, толщиной в несколько сот человек. В местах соприкосновения нескольких культур оно могло быть и польским, и литовским, и украинским, и еврейским. В многоязычном окружении российских окраин вопрос "кто я" не был столь однозначен, особенно для неграмотного селянина.

В семье российского инженера Леонарда Ивановского, например, было четверо сыновей, трое из которых стали видными деятелями трёх национальных проектов: Вацлав стал считать себя белорусом (по своим корням), Юрий  - поляком (по религии), а Ян - литовцем (по истории).

Братья Ивановские.

Так, глядя на своих виленских и гродненских одноклассников-бундовцев, и осознавая свою "народность", дети обедневших шляхтичей проникались идеей нести сознание в аполитичные массы. В 1902 году была организована первая политическая партия - Белорусская социалистическая громада. Ну а в вышеупомянутом 1906 году стала издаваться Наша Нива, влияние которой, с одной стороны, трудно переоценить. Задача нести культуру в массы была тяжела. Чего уж говорить, если в рамках просветительской деятельности приходилось писать о необходимости регулярно умываться, помещая рисунок простейшего умывальника. Белорусский мужик был существом не только тёмным, но и угнетаемым, потому неудивительно, что нарождающийся национализм носил левую окраску.  Дело шло ни шатко, ни валко, пока в субстрат был не вброшен мощнейший катализатор. Началась Первая мировая.

Бурное военное время заставило народ стать свидетелем частой смены власти и деклараций о провозглашении белорусского государства, которых за три года было аж целых шесть штук. В начале войны большое количество православных белорусов бежали из западных прифронтовых областей, подстёгиваемые небылицами и слухами о жестокостях оккупантов, распускаемых православным духовенством и казаками, порою силой сгонявшими целые деревни с насиженных мест. Свыше двух миллионов покинуло свои дома, переполнив летом 1915 года Витебск, Минск и Могилёв. Это не только сдвинуло границу расселения белорусов на восток (белорусы-католики из-под Белостока и Вильнюса оказались впоследствии ополячены при активном содействии местных ксендзов), но и ослабило базу для формирования нации. Кто же её начал формировать, кто же открыл первые белорусские школы? Вы не поверите: это были немцы! Столкнувшись с доселе им невиданным народом, всё время обитавшим у них под боком, они резонно рассудили, что из него можно воспитать неплохой противовес против поляков, оказавшихся у них в тылу. Не кто иной, как знаменитый генерал Людендорф, маршировавший впоследствии с молодым фюрером по Мюнхену во время пивного путча, открыл первые белорусские школы в Гродно и окрестностях. Появилась белорусская газета, даже белорусский театр.

Империя по ту сторону фронта тем временем развалилась. Большевики получили на исстрадавшейся белорусской земле большую поддержку. Ленин на весь мир провозгласил право народов на самоопределение, и уже 5 декабря 1917 года в минском театре собрались три сотни депутатов со всей Беларуси на первый Всебелорусский съезд, признавший власть Советов, но в то же время провозгласивший избранную им Раду единственным легитимным органом власти на Беларуси. Это был раз. Недвусмысленное желание съезда провозгласить государственную независимость и обзавестись своей армией большевикам не понравилось. Съезд разогнали. Прошло пару месяцев, и большевикам пришлось оставить Беларусь по условиям Брестского мира. Немцы, создающие санитарный кордон на своих восточных окраинах, отнеслись к бывшим делегатам благосклонно. Эти активисты назвали себя Радой, придумали бел-чырвона-белый флаг и герб Пагоню и провозглавили 25 марта 1918 году Белорусскую Народную Республику на "этнографической" территории. Это было два. 

Карта БНР.

Всё бы хорошо, но новоиспечённую страну никто не признал, даже немцы - они, успев признать Украину до Брестского мира, обязались не признавать кого-то ещё, заключая Брестский мир. Государство оказалос бумажным: у него были флаг, герб, границы на бумаге и органы власти, но не было реальной власти на местах и уж тем более армии. Печатались марки, не имевшие хождения и дипломатические паспорта, с которыми не пропускали через границу. Рада БНР прилежно занималась национальной агитацией, рассказывая народу, кто он есть и чем отличается от других. Но белорусский селянин относился к этому прохладно и в армию под БЧБ-стяг идти не рвался. Немцы, хотя и допуская существование органов БНР, Раде не доверяла, считая её заражённой левыми идеями. Большевики в свою очередь - буржуазной организацией. Белорусские газеты и журналы не оказывали значительного воздействия на неграмотное в своей массе крестьянство, но повлияли на местную интеллигенцию и не в последнюю очередь - на большевиков.

Наступил ноябрь 1918 года. Германия проиграла войну и свалилась в революцию. Красная Армия вошла в Минск, защищать который никто не стал. У БНР не было армии. Ленин приглашал Антона Луцкевича на переговоры в Москву, но взглядами они не сошлись. Ревком Минска объявил о роспуске Рады БНР и роспуске её членов. Раде пришлось бежать и обосноваться в Каунасе. Они продолжали печатать карты с воображаемыми границами Беларуси, но реального участия в политике уже принимать не смогли. Луцкевичу в Версале прямо сказали, что, будь под контролем БНР хоть клочок земли, республику бы признали в рамках нового мирового порядка.

Но дело фантазёров из БНР не прошло даром. Ленин и Сталин тоже пришли к убеждению, что белорусская нация таки существует. 1 января 1919 коммунисты провозгласили в Смоленске ССРБ - Социалистическую Советскую Республику Белоруссию на территории, сравнимой с той, что нарисовали деятели БНР. Это было три. В отличие от БНР, у этого государства была какая-никакая власть на местах. Но просуществовала эта республика всего 58 дней. Красная армия продолжала двигаться на запад и вошла в Вильнюс. 27 февраля было объявлено о создании ССРБиЛ, или попросту Лит-Бел. Это было четыре. Объединились и республики, и компартии. Главным мотивом было объединение сил против возрождающейся Польши, получившей своё право на существование, как и Литва, в Версале. Поляки, обеспеченные оружием, быстро взялись за дело. Линия фронта стала двигаться на восток. К концу лета пали и Вильнюс, и Минск. Лит-Бел приказал долго жить, не породив отклика в сердцах ни литовских, ни белорусских националистов. Но Сталин не расстался с идеей. Пройдёт два десятка лет, и он снова задумается о Лит-Беле.

Пилсудский первоначально собирался устроить совместную жизнь литовцев, белорусов, украинцев и поляков в своего рода федерации и толкал речи в Минске на белорусском языке. Он позволил Раде БНР переехать в Гродно, не давая, впрочем, ей никакой власти. В борьбе против большевиков поляки попытались создать белорусские национальные подразделения, но селяне не горели желанием сражаться. Затея провалилась. В конце концов польская оккупация оказалась пожёстче немецкой. Стали закрывать белорусские школы и культурные учреждения. Началась полонизация. Федерация так и осталась в голове у Пилсудского. Гродно и Вильнюс были объявлены польскими городами. Расколовшаяся на Верховную и Народную Рада БНР была снова распущена, начались аресты её функционеров, включая Вацлава Ластовского. В итоге Народная Рада сбежала в Каунас, где Ластовский заключил договор с литовцами, обещая им помощь в присоединении к Литве Гродно и Вильнюса. А Верховная с Луцкевичем стала сотрудничать с поляками. Всё, что им удалось добиться - договор об ограниченной культурной автономии белорусов в Польше. Народу на обе Рады было начхать, и политическое будущее белорусских земель определялось в Москве и Варшаве.

Разбив Деникина, летом 1920 года красные снова начали наступать на западном направлении, быстро дойдя до Варшавы. 31 июля в Минске на торжественной церемонии было объявлено о воссоздании ССРБ. Это было пять. Поляки тем не менее отбились под Варшавой и снова пошли на восток, войдя в Минск. Но силы иссякли. Советы, имея Врангеля в Крыму, пошли на переговоры с поляками. В результате подписанного Рижского мира Белоруссия и Украина оказались разделены между Варшавой и Москвой. Это был удар для националистов и всего белорусского народа.

Но военные действия, несмотря на официальное прекращение огня, не закончились. В сентябре против большевиков на Полесье выступил Булак-Балахович. Получив благословение Ластовского и оружие Пилсудского, его армия взяла Пинск, Мозырь и даже Гомель. 12 ноября Мозыре балаховцы объявили о создании новой БНР, не признавая власть обоих Рад. Это было шесть. И хоть в этот раз армия (именующаяся в советской историографии "бандами") была официально белорусской, лишь каждый шестой балаховец был из белорусов. Их порядок, включивший в себя еврейские погромы, долго не продлился. Красная Армия прислала две дивизии, быстро выбившие балаховцев обратно к Пилсудскому.

Так за каких-то пяток лет воображаемое белорусское сознание стало пускать корни в умах многих жителей бывшего Северо-Западного края Российской империи. Немцы стали открывать школы, потом бумажная БНР пустила пыль в глаза большевикам, которые дали тем "тутэйшым", кого они считали белорусами, какое-никакое, а всё же государство.

Оранжевый клочок в центре - вот что поначалу досталось немногочисленным националистам для претворения их идей в жизнь. Но и это было кое-что, особенно если принять во внимание курс большевиков на коренизацию и белорусизацию. Автор неспроста разделяет эти понятия. Дело в том, что ССРБ начала двадцатых была многонациональным государством с четырьмя государственными языками: русским, белорусским, польским и идиш. И коренизировали, то есть развивали культуру, не только белорусов, но и поляков, и евреев.

Минский вокзал начала двадцатых.

Советская бюрократическая машина взялась за дело со всей широтой и рвением, переводя документооборот на язык, у которого и грамматика-то и десятка лет не просуществовала, заставляя партийных аппаратчиков ходить на курсы, печатая произведения молодых писателей и массово открывая школы. Изучение белорусской культуры приняло невиданный размах. Бывшие деятели национального движения взялись за составление словарей. Прошло несколько лет - и территорию республики, идя вслед представлениям БНРовских этнографов, нарастили. Витебщина, Могилёвщина и Гомельщина были прирезаны к ССРБ решениями ЦИК. Всё это было "на ура" принято националистами по обе стороны советско-польской границы.

Звучит бравурно, да. Но народные массы в этом историческом процессе проявили себя совершенно несвядомыми. Они очень часто стали проявлять нежелание записываться в белорусы и получать образование на свежекодифицированной мове. Доходило до курьёзов, когда мужики с пеной у рта доказывали, что они говорят на русском языке, говоря при этом на самом деле на мове. Даже евреи выступали против обучения на их родном идиш, боясь "геттоизации", то есть замыкания их в пределах местечкового окружения. Тутэйшыя тоже весьма резонно рассуждали, полагая, что владение великим русским языком даст больше преимуществ в жизни, начиная с поступления в русскоязычные ВУЗы и заканчивая карьерой за пределами республики. Далее, выяснилось, что селяне "прирезанных" областей говорят на "трасянцы" - местных диалектах с большой долей русских слов и очень плохо понимают минский диалект навязываемых им в качестве дзяржаунай мовы. Они не хотели быть записанными в провинциальную ССРБ, желая остаться в большой и богатой возможностями РСФСР. Особенно присоединение почти полностью русскоязычного Гомеля вызвало вопросы и возражения. Вопрос решило соображение высших партийный аппаратчиков насчёт усиления пролетарского компонента в аграрной республике. Принудительный перевод документации и учреждений на мову вызвал недовольство в аппарате, который, как и почти все горожане, говорил на русском языке. Это не говоря уже о вавилонской башне четвероязычия, в рамках которого от чиновников требовалось обеспечить возможность общения на всех государственных языках.

Чем же руководствовались большевики, проводя такую политику, встреченную энтузиазмом лишь несколькими сотнями "свядомых"? Начать с того, что Сталин с Лениным, обжёгшись на поляках, украинцах и прочих, повелись на атрибутику БНР. Рудлинг метко отмечает, что большевистское начальство поверило в существование белорусов задолго до них самих.

Сам "отец народов" 10 марта 1921 года недвусмысленно заявил:

Далее, я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская нация, у которой имеется свой язык, отличный от, русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке. Такие же речи раздавались лет пять тому назад об Украине, об украинской нации. А недавно еще говорилось, что украинская республика и украинская нация – выдумка немцев. Между тем ясно, что украинская нация существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов. Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы. Лет сорок тому назад Рига представляла собой немецкий город, но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига – чисто латышский город. Лет пятьдесят тому назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы. То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелоруссы.

Большевики стали поднимать культуру белорусов, надеясь воспитать их большевиками. Они решили удовлетворить претензии националистов, чтобы те не стали, помимо рушников и вячорак, отклоняться от линии партии по прочими вопросами типа собственности на землю и средства производства. Нарратив в ССРБ, вступившей в Советский Союз уже под названием БССР, был белорусским по форме и коммунистическим по содержанию. Если раньше человек сам мог назвать себя русским, белорусом, евреем или поляком, то со временем ему де-факто не оставалось выбора - за него это делало государство. Селянин с востока - белорус. Католик - поляк.У людей уже не спрашивали. Многим это вылезло боком, но это уже был потом.

Те из националистов, что остались на запад от новой советско-польской границы, приняли Рижский раздел как историческую несправедливость. Их недовольство пытались эксплуатировать Каунас и Литва. Если Каунас опирался на католических христиан-демократов, то на Москву ориентировались гораздо более многочисленные левые эсеровско-большевистского толка из БСРГ и КПЗБ. В 1924 году Литва после смены правительства перестала кормить Раду БНР (на которую надеялись в плане присоединения Вильнюса и Гродно), и та уехала в Прагу. Не прошло и пары лет, как Рада самораспустилась. Многие её деятели под впечатлением успехов белорусизации уехали в ССРБ поднимать культуру. Правда, для этого кое-кому из них пришлось учиться мове, которой они не удосужились в должной мере овладеть. Успехи Советской Белоруссии окрылили левую белорусскую оппозицию в Польше, и она, перейдя от вооружённого сопротивления к легальной политической борьбе, добилась внушительной поддержки на востоке Польши. Предстоящие выборы 1928 года ожидались с оптимизмом.

Надеждам этим не суждено было сбыться. Пилсудский, вернувшись во власть в 1926 году, бросил в тюрьмы выдающихся левых белорусских оппозиционеров. Симпатии Восточных Кресов он стал завоёвывать новой национальной политикой - "прометейским" проектом. Поляки перестали дудеть в уши тутэйшим, что те тоже поляки, а стали облегчать им участие в общественной жизни страны, включив таким образом некоторые социальные лифты. Что касается христиан-демократов, то основа их поддержки - католическое духовенство - оказалось вычищена от непольского элемента в результате конкордата с Ватиканом 1925 года. Согласно тому, католические епископы утверждались в назначении президентом Польши, а язык богослужений определялся конференцией епископов, которые оказались в подавляющем большинстве поляками, что неудивительно в свете утверждения их должностей президентом. В результате новой политики достижения белорусских националистов Польши оказались обесценены. Практически прекратилась белорусская печать, закрывались школы, БСРГ была ликвидирована в 1927 году. Тарашкевич, Рак-Михайловский и другие виднейшие белорусские деятели получили долгие тюремные сроки.

Польские события не прошли незамеченными для Сталина. 1927 год ознаменовался для страны резким поворотом в настроениях, который был вызван как внешне-, так и внутриполитическими событиями. События в Китае и трения с англичанами, возвращение Пилсудского - всё это создало впечатление у большевистского руководства, что на Советский Союз готовится нападение. Я полагал, что неплохо знаком с историей СССР, но выражение военная тревога, признаться, застало меня врасплох. Психоз, передавшийся через СМИ от руководства к населению, выявил нелояльность широких его слоёв. Далее, к этому времени Сталину стало ясно, что, повышая национальное сознание белорусов, украинцев и прочих жителей национальных окраин, молодое советское руководство совсем не обязательно выращивает столько же сознательных коммунистов, а наоборот - создаёт локальные центры власти со своей политической волей. Конференция по белорусскому языку выступает с предложением перевода мовы на латинский язык, организуются первые две белорусские дивизии - всё это никак не могло понравиться Москве. Ещё одной проблемой стало противоречие между коренизацией культуры и централизацией экономики. Когда стало ясно, что если завтра война, то Красная Армия не сможет отбиться (танков нет, самолётов нет и т.д.), был взят курс на форсированную индустриализацию. Белорусизация в таких условиях была - как собаке пятая нога. Весь этот геморрой с четырьмя государственными языками оказался слишком дорог и сложен в обслуживании. А чего уж говорить о партийной номенклатуре, которой набила оскомину эта принудиловка с языковыми курсами и бумажками на мове. И в довесок к этому социализм, которые пытались строить бывшие эсеровцы в руководстве БССР, отклонялся от генеральной линии партии, рисуемой "отцом народов" из Москвы.

Короче, вслед за Пилсудским, на белорусских националистов наехал и Сталин. Борьба против русского шовинизма в один момент сменилась борьбой с буржуазным национализмом. Уже в 1928 году началась первая критика из Москвы, а 1930 году сменили начальство компартии БССР, поставили нового начальника ГПУ, и дело завертелось на высоких передачах. По-быстрому сфабриковали дело "Союза освобождения Белоруссии". 20 ноября арестовали "предполагаемого" главу организации Янку Купалу, портреты которого висели в белорусских школах рядом с Лениным. По пути в тюрьму поэт попытался по-самурайски покончить с жизнью, но врачи его спасли, а руководство этой мифической организацией гэпэушники переписали на вдохновителя белорусизации президента АН БССР Всеволода Игнатовского. Тот в ходе процесса застрелился. Узнав об этом, многие его "подельники" отказались от показаний. В результате  большинство белорусской национальной элиты отправилось по этапам ГУЛАГа. С приходом новой волны репрессий в 1937-38 годах посадили-расстреляли всех тех, кого не отловили до того, а также тех, кто уже успел выйти на свободу. Только вмешательство Первого секретаря ЦК КПБ Пономаренко спасло от повторного ареста Янку Купалу и Якуба Коласа в 1938 году. Народные поэты и без того уже давно "сломались" и писали только конформную лирику, восхваляя советский строй. Белорусская национальная элита была обезглавлена.

Так взаимное недоверие между Сталиным и Пилсудским породило трагедию для народа, населяющего приграничные области обоих стран. Оба диктатора отчётливо осознавали взрывоопасность национализма и приняли меры. Трагичность репрессий ушла в тень на фоне событий Второй мировой, в которой белорусы пострадали, как никто другой. Но дело националистов не пропало даром. Им удалось привить идентичность "тутэйшым", пусть бледную и неясно выраженную. Спросим сейчас у жителя Беларуси, кто он такой, и он не скажет уже, что он православный или местный. Он скажет, что он белорус. И если он мыслит себя таким, он таков и есть. Таким образом белорусская нация, не существуя и сотни лет назад, родилась и живёт в настоящее время. Это факт. Она закалилась благодаря обоим мировым войнам, прокатившимся железным катком по её территории и оставившим глубокие шрамы. Послевоенное время принесло долгожданные благосостояние и мир в дома белорусов. Простому народу было не столь важно сохранить свою мову, вчера считавшуюся лишь одним из диалектов, сколько обеспечить достойную жизнь себе и своим потомкам. БССР выросла в одного из флагманов Советского Союза, и население её  в большей мере, чем кто-то другой, с гордостью называло себя советскими людьми. Но при этом ещё и белорусами. Двойная идентичность.

Янка Купала написал в 1922 году пьесу под названием "Тутэйшыя". Из пятнадцати главных её героев-белорусов лишь трое осознают себя таковыми. В БССР пьеса была объявлена националистической и запрещена почти сразу после премьеры. Большевики не были не так уж неправы, ведь в уста "свядомых" белорусов он вкладывает и сентенции об участии в "чужой" революции 1905 года (после которой царь разрешил печататься на белорусском), и Муравьёва-вешателя (вешавшего исключительно поляков). Но проблематика пьесы осталась актуальной. Податливые пропаганде "тутэйшыя" не пропали, они остались, они есть и сейчас. И за их умы по-прежнему ведётся яростная борьба. Лишь бы борьба эта не кончилась она ещё одной катастрофой наподобие прошедших.

Просто удивительно, насколько хорошо далёкий заокеанский автор разбирается в теме. Мне очень понравилась его попытка раскрыть генезис белорусского национального сознания, его развенчание как "свядомых", так и коммунистических мифотворцев. Он не умалчивает о "некрасивом", будь то неспособность БНР создать армию или сталинские репрессии. Способность говорить о недавнем прошлом без фантазий и предубеждений - она дана далеко не каждому историку. Респект профессору.

Неудивительно, что ни на русский, ни на белорусский, книгу никто не переводит. Слишком многим обидно читать про грязное бельё. Что белорусы - молодая нация, а не "лiцвiны" или "крывiчы". Но есть, как есть. Молодой - не значит плохой или ущербный. Молодой - он пусть незрелый, зато здоровый!

Доброго времени суток, уважаемые!

"Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь." 

апостол Павел.

В свете последних дней оказывается, что апостол мог быть и не прав. На эту мысль наводит недавняя книга молодого голландского автора Рютгера Брегмана. Называется книжка Утопия для реалистов, вышла пару-тройку лет назад и успела стать мировым бестселлером.

Звание мирового бестселлера как-бы подразумевает переводы на другие языки - и правда, её можно найти и на немецком, и на испанском. И на русском! Потому можете ознакомиться.

Мы (автор, говоря "мы", чаще всего имеет в виду богатые индустриально развитые государства) живём в эпоху изобилия. Материальный достаток позволяет нам говорить об исполнении многих вековых мечтаний человечества. То, что раньше казалось утопией - накормить всех и каждого - стало явью. Слепые, благодаря современной медицине, прозревают, парализованные встают с постели, и даже уже не дышащие умирающие оживают. Войны случаются всё реже. Казалось бы, живи и радуйся. А между тем мы всё так же несчастны. Чтобы стать счастливыми, нам нужна новая мечта, новая утопия. Человек не может жить без мечты. Из мечты вырастает надежда, из надежды - желание, а желание порождает действие, изменяющее наш мир.

Автор предлагает нам такую мечту - избавиться от бедности. На самом деле он стремится избавиться не от бедности, а от неравенства. Ведь сегодняшний бедняк - вполне состоятельных человек по меркам Средневековья. Неравенство - вот то, что мешает быть нам счастливыми. Рютгер подкрепляет свои выводы подобными диаграммами:

"Позвольте!" - скажет кто-то - "Ведь бывает разное неравенство!" Это как бы верно. Пусть доходы у граждан разные, в конце концов это в определённых случаях даже справедливо. Но если шансы стать миллионером даются каждому - это ведь тоже справедливо, да? На практике, однако, получается, что и неравенство доходов, и неравенство шансов - вещи взаимосвязанные. Автор говорит, что играет роль и то, и то.

Как же Рутгер собирается решать проблему? Очень просто - раздавать всем нуждающимся деньги. Я не шучу. На многочисленных примерах он поясняет, что, раздавая деньги беднякам и обеспечивая бездомных бесплатным жильём, общество не только добавляет себе плюсов в карму, делая этих людей, а также их детей более здоровыми и счастливыми, но и экономит на полиции, социальных работниках и судах, та так, что в итоге остаётся в плюсе. На упрёки в воспитании тунеядцев автор отвечает статистикой, говорящей об обратном: бедняк, получая пособие, далеко не всегда лежит на боку, а начинает крутиться и находит себе работу. Вот и в США Никсон было собирался ввести нечто подобное, но завернул закон в последний момент.

Задумываясь о будущем, автор предлагает нам придумать новые индексы благосостояния, отказавшись от ВВП. Во-первых, не всё можно выразить в деньгах, а во-вторых, не в деньгах счастье к конце концов. То есть Рютгер говорит нам, что стоимость товаров и услуг - это ещё не всё то, что делает общество счастливым. Что же предлагается взамен? Ну, уже есть кое-что: GPI или ISEW, например. Короче, придумаем табличку с коэффициентами и проплюсуем. То есть соберём команду экспертов, определяющих, что есть хорошо для народа и при этом оценивающих размер этого блага для своей страны. Счастьне - не в деньгах, но главой раньше автор предлагал раздавать деньги беднякам. Не талоны на питание, не курсы повышения квалификации - нет, давайте мы дадим им деньги. Н-да. Вынося за скобки необъективность и неадекватность всяческих альтернативных оценок благосостояния, нетрудно догадаться, что главная опасность их в том, что ими легко манипулировать, и если такая возможность есть - ею обязательно воспользуются недобросовестные политики. Это факт. И главное: автор сам признаёт, что ВВП - лучший индекс для страны, находящейся в состоянии войны. Но ведь каждая страна в настоящее время находится в состоянии войны, только эта война - экономическая. Необходимо твёрдо стоять на своих ногах, иначе падёшь жертвой жадных до твоих ресурсов соседей. Это тоже факт.

В чём же может состоять мечта по мнению автора? В свободном времени, например. Рутгер пишет на знамени 15-часовую рабочую неделю, подкрепляя своё мнение тем, что предыдущие сокращения рабочей недели пошли на благо трудящихся и вообще общества. Но что-то я не замечал, что получатели пособий всякого рода здесь и там, да в конце концов те же пенсионеры, были бы счастливее работающих. Автор сетует, что люди в наше время работают всё больше и больше, упоминая при этом эмансипацию женщин. Раньше жёны у очень многих на Западе сидели по домам. А если задуматься - по какой причине они вышли сейчас на работу? Бедность? Вряд ли. Причина на самом деле проста - если раньше женщина была занята в быту, то теперь современная техника избавила её от большой доли этих забот. Появилось свободное время. И что? Казалось бы, вот оно, счастье, за которое выступает Брегман. Но нет, они почему-то решили пожертвовать этим подарком судьбы и пойти на работу. Не всё так просто. Я не думаю, что счастья автоматом прибавится если сделать всем подряд три дополнительных выходных, тем более если получится так, что часть из них будет "за свой счёт". Не говоря уже о том, что времена тяжёлого физического труда канули в лету.

Как читатель уже догадался, Рютгер принадлежит к левому лагерю. Левые, как правило, отличаются неприязнью к буржуинам всяческого рода, особенно к банкирам. Наш автор не исключение. Он поместил в книжку главу о забастовке нью-йоркских мусорщиков, вынудившей город пойти на их условия и сделавшей профессию мусорщика в Нью-Йорке уважаемой. И о забастовке ирландских банковских служащих, которые не добились своих целей. То есть мы должны задуматься, кто в нашем мире чего стоит. Ну и вывод готовый предлагается: обложить ненавистных банкиров хорошим таким налогом, чтобы неповадно было сидеть на шее общества. А у меня вот такой вот вопрос: почему бы нашему автору не попробовать самому забастовать, перестав писать книги и статьи в журналы? Проживёт ли общество без его услуг? Безусловно! Хотя нельзя сказать, что он сам считает то, что он делает, бесполезным. А воспитатели в детском садике, без них прожить можно? Вполне. Прошлой весной много кто сидел по домам, и небо на землю не свалилось. Короче - мимо кассы. Не любишь банкиров - потрудись придумывать более солидные основания для своей нелюбви, а не такую туфту.

Лишь к восьмой главе нам даётся нечто осязаемое, на что можно опереться, с чем можно безусловно согласиться. А именно: в наш компьютерный век производительность труда растёт настолько быстро, что машина, переняв труд физический, забирает у человека и интеллектуальные занятия. Потому альтернативы вынужденному безделью у человечества нет, и 15-часовая рабочая неделя - на самом деле не цель, к которой стремится современный трудящийся. Это суровая необходимость для тех, кто желает сохранить работу. Рютгер на это нам отвечает - не в труде счастье. Нужно просто обложить прибыль нехилым таким налогом и пустить её на выплату безусловного базового дохода. Где-то я это уже слышал... Ах да!

Чем отличается Шариков от коммуниста? Тем, что коммунисты, вслед за апостолом Павлом, говорили: "Кто не работает, тот не ест!" Времена меняются, и Полиграф Полиграфович вполне мог бы послужить примером для многих современных левых.

Но пять выходных в неделю и раздача денег это не всё, чем автор хочеть завлечь в свою Утопию. Для полного счастья жители богатого индустриального Севера должны облагодетельствовать всё остальное мировое население, не выделяя, как сейчас, на помощь им многие миллиарды, а просто разрешив им неограниченный въезд в богатые страны. А что, есть исследования, которые говорят, что вся эта помощь - только во вред, а многочисленные мигранты только повысят благосостояние в стране, куда они устремляются. Автор развенчивает догмы типа "они все террористы" или "преступники" или "заберут наши рабочие места" или "ленивые" или "не вернутся домой". На всё у него находится подходящий ответ в виде какого-нибудь научного исследования. Что ж, соглашусь с ним. Не все они террористы, не все преступники, не все ленивые в конце концов. Но ведь ложка дёгтя портит бочку мёда. А про остальное - спросите у англичан с их Брекзитом.

Вот такая сладкая мечта для реалистов, которую сервируют нам современные прогрессивные левые, называющие "старых" социал-демократов лузерами. Отберём у буржуина прибыль, пустим её на пособия, впустив полмира в свою страну, и ждёт нам счастье. Что можно сказать на этот счёт? Во-первых, безусловный базовый доход в той или иной форме уже существует в странах богатого Запада, там уже давно никто не умирает с голода. Да, заставляют ходить на курсы повышения квалификации, но это ли мечта - избавиться, наконец, от этой обязаловки? Во-вторых - да, работы на всех в будущем не хватит. Но это ли мечта - работать ещё меньше, когда и так многие особо и не напрягаются? Я уже молчу о свободе миграции - что обломится при этом "аборигенам", открывающим свои границы - чувство выполненного долга, что не оставил в беде голодающего африканца, поделившись с ним своей зарплатой? Так никто никому не мешает заняться этим сейчас в частном порядке. Короче, как-то не завлекает. Не тянет на вековечную мечту.

Ладно, скажете вы, не будем слушать всяких мечтунов, что предлагаешь ты сам? Чего не хватает современному человеку? О чём ему мечтать? Я не могу судить за всех людей, но всё же еда и свободное время - далеко не всё, что нужно. У человека много потребностей. Наелся - захочешь крышу над головой. Вселился - подавай чего-то ещё. Вещь не новая, но, как видно, не все её усвоили.

Пирамида Маслоу

Современный человек в развитых странах досыта ест-пьёт, чувствует себя в безопасности. Но хватает ли ему любви? Дружбы? Общения? Уважения? Нет. Однозначно нет. Вот об этом и нужно мечтать.

Нужно мечтать о великом. Я мечтаю, что настанет момент, когда человек человеку перестанет быть волком, а станет другом, товарищем и братом. И тогда он всем с тобой поделится - и едой, и водой, и кровом, и сном.

Доброго времени суток, уважаемые!

Трудно было читать эту книжку, я даже порывался бросить. Посвящена она не чему-то приятному или развлекательному, а неприглядной стороне человечества - жуликам и ворам. Книгу написал Оливер Баллог - журналист, печатающийся в Гардиан, Нью-Йорк Таймс и других подобных изданиях. Владеет русским, прожил несколько лет в России в качестве корреспондента Рейтерс. Неудивительно, что одним из фокусов его деятельности являются страны бывшего СССР. А другому фокусу посвящена эта книга:

Страна денег. Почему воры и жулики сейчас правят миром и как вернуть его обратно.

По прочтению книги я пришёл к выводу, что на эти оба вопроса автору не удалось дать удовлетворительного ответа. Во всяком случае, я остался неудовлетворён. Но фактура - первоклассная, хотя сомневаюсь, что кто-то отважится переводить материал на русский. Однако, обо всём по порядку.

Книга начинается с описания бывшей резиденции одного из таких жуликов в Межигорье. Картины показной роскоши уже обошли страницы прессы, потому нет нужды их пересказывать. Примечательным во всей этой истории является то, что куплено это было всё на деньги, отжатые у конкурентов и украденные у народа, а сделка проведена через офшоры. Официальным владельцем была украинская компания, которая принадлежала британской компании, принадлежащая в свою очередь анонимному фонду из Лихтенштейна. Свобода движения капитала раскрыла для жуликов новые горизонты. Если раньше вор мог купить квартиру-машину-дачу и помочь родственникам, сложив всё оставшееся у себя в тайнике, то теперь фантазии нет предела. Как нет предела и масштабам коррупции и воровства. Жульё всего мира создало свой мирок для существования и обтяпывания своих делишек, который автор назвал Moneyland - Страной Денег.

Удивительная это страна. В ней можно физически присутствовать, отсутствуя с точки зрения закона. Ты есть, но тебя как-бы нет. А всё начиналось в шестидесятых. Когда на Бреттон-Вудской конференции были утверждены основы послевоенного экономического порядка, "отцы-основатели" новой системы установили строгие ограничения на движения капитала, которые автор сравнивает с водонепроницаемыми переборками внутри корпуса танкера, не позволяющими судну потерять устойчивость. Работа в банке была скучной, пока в Лондонском Сити с подачи филиала советского банка не сформировался рынок евродолларов. В Нью-Йорке строгие ограничения на это дело, но Лондонский Сити - это ведь не Нью-Йорк. За евродолларами последовали евробонды - изобретение немецкого банкира Зигмунда Варбурга. Эти долларовые облигации были зарегистрированы таким образом, что не нужно было платить налоги за доход по ним. Их всегда можно было обменять на (евро)доллары. Владельцы награбленного, во время Второй Мировой войны, сложившие свои капиталы в швейцарских банках, вздохнули с облегчением - теперь эти деньги не просто лежали без дела, а получили возможность и приносить прибыль, и путешествовать по миру. Но не только они обрадовались, но и все те, кто считали послевоенные высокие налоги несправедливыми или неподъёмными для себя. Их капиталы стали невидимы, неподконтрольны правительству. Любой жулик получил возможность не только скрыть, но и совершенно легально вложить свой доход, да так, чтобы и налогов не платить. Так была открыта первая дверца в Страну Денег. Как вы думаете, какой процент национального богатства в России вот таким вот образом невидим? Десять, двадцать процентов? Ошибаетесь. Пятьдесят два.

Страна Денег со временем расширила свою территорию. Есть такой остров Невис в Карибском море. В Википедии есть статья, посвящённая экономике Сент-Китса и Невиса - бывшей английской колонии, получившей независимость в восьмидесятых. Там говорится, что сельское хозяйство даёт 3% ВВП, а промышленность 25%. Откуда берутся остальные проценты, статья умалчивает. Гы, как говориться. А берутся они в основном из сферы услуг. Финансовых услуг. Там можно зарегистрировать компанию, перевести туда деньги, и ни одна сволочь не узнает, кто её владелец. А чо, независимое государство - кому хочу, тому и сообщаю. Или не сообщаю. Карта с тех пор у них попёрла, конечно. Услуги стали популярны у богатеньких со всего мира, честных и не очень. Например, у состоятельных мужей, не желающих делиться собственностью при разводе. Или у президентов-воров. Или у правящих коррумпированных кланов. Кроме Невиса, в мире много таких гостеприимных местечек, где жульё и их деньги ждут с распростёртыми объятиями. Например, остров Джерси, владение британской короны, чья администрация осталась неизменной до, во время, и после ухода Гитлера, и с которой не удалось совладать лучшим людям Скотланд-Ярда. На Джерси складывал свои миллиарды российский Центробанк. Скуратов, занявшись расследованием этого дела, быстро получил телетрансляцию "Трое в постели" с "человеком, похожим на генерального прокурора" по РТР и отставку от Ельцина.

А есть ещё фирмы-прокладки с солидными адресами типа Harley Street 29 в Лондоне. По этому адресу зарегистрировано 2159 компаний. Неудивительно, ведь стоит это дело всего 50 фунтов в месяц, а регистрационные данные при этом не проверяются. Вся индустрия прокладок  и офшоров вне зависимости от местоположения прекрасным образом позволяет обернуть капитал в цепи "украл-спрятал-потратил".

Автор целую главу потратил описанию коррупции в украинском здравоохранении. Может, западному читателю это и в новинку, но нашему человеку врачи с нищенской зарплатой, вынужденные вымогать взятки с пациента, "экономить" на лекарствах, снижая дозировку туберкулёзникам (и формируя резистентность к этим лекарствам у возбудителя), воровать на закупках, ремонтах и прочем - далеко не новость. Не так грустно, что коррупция достигла немыслимых масштабов, а что она оказалась фактически неискоренима. В такой системе люди давно уже не доверяют друг друг. Общество оказалось разделено. Но если люди в обществе не доверяют друг другу, в такой обстановке ведь нельзя построить ни процветающую экономику, ни здоровую демократию. Ещё более ужасающие примеры коррупции можно найти во многих бывших колониях наподобие Экваториальной Гвинеи.

Человек с деньгами в этом мире может многое. Он может не платить с них налоги, сделать их невидимыми, тратить, как их вздумается. Но во всех этих случаях его может взять за жопу паспорт полиция. Страна Денег приходит на помощь и в этом случае. За приличную сумму можно приобрести гражданство и в уже известном нам Сент-Киттсе и Невисе (позволяющее свободно перемещаться в пределах половины мира), и на Мальте, и в Черногории, в Австрии, на Кипре.. Были бы деньги, а документики все оформятся. И часто даже ездить при этом никуда не надо.

Ладно, можно купить паспорт. Но ведь могут засудить с любым паспортом! Что же делать бедному олигарху? Страна Денег даёт ответ: станьте почётным послом какой-нибудь мелкой страны и получите дипломатическую неприкосновенность! Да, удовольствие не для простых смертных, но оно стоит того, особенно когда хочется развестить с супругой и не платить миллиарды отступных. Саудовскому магнату Валиду Джуффали это почти удалось, но он прокололся в том, что поехал послом в Лондон, где уже был до того зарегистрирован. Надо было ехать в Париж!

Ладно, можно стать неподсудным. Но ведь могут облаять на любом углу! Страна Денег даёт ответ: угрожайте судебными тяжбами издательству или телекомпании, чтобы те, опасаясь неподъёмных расходов, отменили публикацию или трансляцию. Так сделал бывший украинский министр природных ресурсов (и по совместительству владелец крупнейшей газодобывающей компании), просмотрев трейлер одной ещё не вышедшей документалки. Полный успех, и не где-то там, а в Британии. Так было и с книгой "Путинская клептократия: кто владеет Россией?", которую всё-таки удалось издать, но лишь в Штатах. Вот Уильям Браудер, тот, кто раскрутил дело Магнитского, он не испугался иска следователя Карпова о клевете и стал судиться с ним в Лондоне. И выиграл. После чего Карпов исчез, как по мановению волшебной палочки, а Браудер остался с неоплаченными судебными издержками в 660 тысяч фунтов. И это если пользоваться законными способами. А незаконных - пруд пруди. Вот заикнулся Литвиненко о том, что ему что-то известно об отмывании денег в Испании - получай полоний в живот и мучительную смерть через пару недель. А сколько таких вот грохнули без шума и пыли - несть числа.

Может быть можно стать неприкасаемым и в моральном смысле, чтоб народ даже не шептался про тебя? Конечно можно, и рецепт довольно прост: затоварьтесь элитной недвижимостью на новом месте, прикормите местных ВИПов на бесплатных обедах-ужинах, наймите пиар агентство и займитесь благотворительностью! Всё, вы добрый гений! Потратьте небольшой процент своего состояния, оно непременно окупится.

Словом, тяжкое это дело - досадить обитателю Страны Денег. Даже то, что порой удаётся, натыкается на сопротивление в той стране, откуда родом "беженец". Сама система настолько морально сгнила и пропиталась коррупцией, что навести порядок извне не получается. Автор рассказал это на примере заморозки в западных банках 23 миллионов вышеупомянутого украинского министра. Деньги пришлось разморозить, потому что украинская прокуратура, мягко говоря, не справилась.

Жители Страны Денег всё меньше скрываются и всё смелее заявляют о себе, транслируя свою показную роскошь в телешоу, скупая элитную недвижимость, яхты и прочее и формируя целую отрасль экономики своими ворованными деньгами. Уже даже особое слово для этого придумали - плутономика.

Но не всё так плохо. Есть кое-какие подвижки. После того, как бывший банкир Биркенфельд вскрыл схему уклонения от налогов с помощью швейцарского UBS, Штаты как следует наехали на швейцарцев, и тем пришлось раскрыть данные своих клиентов. Этот туннель в Страну Денег оказался перекрыт. Американцы этим не ограничились и приняли закон FATCA, обязывающий иностранные организации отчитываться перед ними о движениях средств американских налогоплательщиков и даже смогли добиться согласия от большинства стран мира по этому поводу. Это привело к тому, что тысячи состоятельных граждан США стали отказываться от гражданства. Потом с подачи G20 был создан Единый стандарт отчётности CRS, по которому обмен налоговой информацией между странами производится автоматически. Это не решит проблему офшоров хотя бы потому, что далеко не каждая страна имеет соответствующий налоговый аппарат. Более того, изначальная причина появления и существования офшоров останется: свобода движения капиталов через национальные границы, которые, в свою очередь, непроницаемы для национальных законов.

В рамках FATCA страны сообщают США о капиталах граждан США, но обратной силы обязательство не имеет: Штаты не обязаны сообщать другим странам о капиталах их граждан. Появление законодательных актов, направленных против отмывания денег привело не только к "осушению" многих офшоров и налоговых гаваней вне США, но и к движухе и буме в самих американских офшорах, будь то Дэлавэр, Невада или Висконсин. Ведь это с них остров Невис списал своё законодательство. Только что паспортами своими они пока не торгуют. Вот так и получается, что швейцарцам уже нельзя скрывать беглый капитал, а трестам в Неваде - всегда пожалуйста. По сути офшорный бизнес не пропадает, а монополизируется Штатами.

Автор заканчивает книгу призывом к борьбе против Страны Денег. Существующее положение вещей не только ухудшает положение в таких странах, как Украина, Афганистан или Нигерия, но и приводит к экспорту терроризма из этих стран, эпидемиям. Беглые олигархи с деньгами "загрязняют общественную жизнь" на Западе. Да, анонимные деньги приносят приличный доход, но их принятие подрывают доверие к демократии. Сначала члены английского Парламента едут на бесплатную экскурсию в Баку, а потом они разлагольствуют о прогрессе демократии Азербайджана в Палате Общин. Решение проблемы - не в возведении стен, и не в демонизации беглых олигархов, а в том, чтобы искоренить коррупцию и преступность на их родине. Нужно сделать прозрачным движение капиталов, нужно посадить воров и жуликов в тюрьму и перестать отмывать чужие деньги. А прежде всего поддерживать тех политиков, которые готовы делать эту неблагодарную работу.

Алилуйя. Трудно ожидать чего-то другого, кроме демагогических призывов за всё хорошее от журналиста, призванного лишь изобличать. Как я уже и писал, автор не ответил на оба вопроса, вынесенных в название книги. Вопрос первый: почему воры и жулики правят миром? Потому ли, что у них есть возможность прятать награбленное? Нет, конечно. Потому что мир, общество так устроены. Общество само производит эту грязь, это жульё, которое всплывает на поверхность.

Хочу привести для иллюстрации эссе Бертольта Брехта:

"Если бы акулы были людьми, - спросила г-на К. маленькая дочь его квартирохозяйки, - были бы они добрее по отношению к малым рыбам?"

"Наверняка, - ответил он. - Если бы акулы были людьми, они построили бы в море огромные ящики для маленьких рыбок, со всякого рода пищей в них, растительной и животной. Они заботились бы о том, чтобы в ящиках всегда была свежая вода, и вообще принимали бы все необходимые санитарные меры. Если бы, к примеру, какая-нибудь рыбка повредила себе плавник, ей сразу бы делали перевязку, чтобы она не сдохла раньше времени. Чтобы рыбки не были мрачными, время от времени устраивались бы большие празднества на воде, ибо веселые рыбки куда вкуснее печальных.

Естественно, что в этих гигантских ящиках были бы также и школы. В школах рыбки учились бы тому, как правильно вплывать в пасть акулы. Им нужно было бы, к примеру, знать географию, чтобы уметь отыскать акул, лениво разлегшихся на дне моря.

Главным было бы, конечно, нравственное воспитание рыбок. Их учили бы тому, что высший и прекраснейший удел - это радостно приносить себя в жертву, что все они должны верить акулам, особенно когда те говорят, что заботятся об их светлом будущем. Рыбкам будут втолковывать, что будущее может быть обеспечено лишь, если они научатся повиноваться. Прежде всего, им следует остерегаться низменных, эгоистических, материалистических, марксистских склонностей и немедленно сообщать акулам, если кто-либо такие склонности проявит.

Если бы акулы были людьми, они, конечно, вели бы и войны между собой, чтобы захватывать чужие ящики с рыбками. Они учили бы маленьких рыбок, что между ними и рыбками других акул есть коренные отличия. Все рыбки, провозглашали бы они, немы, это известно; но молчат они на совершенно разных языках и в силу этого не могут понять друг друга. Каждой рыбке, которая в ходе войны убила бы пару вражеских, на другом языке молчащих рыбок, прикрепляли бы орден из морских водорослей и присваивали звание героя.

Если бы акулы были людьми, у них, конечно, было бы и искусство. Возникли бы прекрасные полотна, изображающие в ярких красках акульи зубы; пасти акул они представили бы как парки для гулянья, где можно вдоволь резвиться. В театрах на морском дне показывали бы, как рыбки в героическом восторге устремляются в акулий зев; и музыка была бы столь прекрасна, что под ее волшебные звуки рыбки с оркестром во главе, мечтательно убаюканные приятнейшими мыслями, вплывали бы в радушно отверстые глотки.

И религия появилась бы, если бы акулы были людьми. Она учила бы, что лишь в брюхе акулы начинается для рыбок истинная жизнь. Далее, если бы акулы были людьми, рыбки перестали бы, как сейчас, быть равными. Некоторые получили бы должности и были бы поставлены над другими. Те, кто покрупнее, приобрели бы даже право пожирать меньших. Это было бы тем приятнее акулам, что им перепадали бы чаще, чем ранее, крупные куски.

Рыбки покрупнее, занимающие посты, наблюдали бы за порядком среди мелюзги; они стали бы учителями, офицерами, инженерами по строительству ящиков и т.д. Короче, в море воцарилась бы культура, если бы акулы стали людьми".

Вопрос второй: как вернуть наш мир назад? Это сделать можно, но трудно. Посадив жулика, воровство не искоренишь. Взамен него появится новый, и не один. Сажать воров - оно, конечно, хорошо, но что ты будешь делать, если сам прокурор - жулик? Общество деградировала, моральных устоев нет. Морально всё, что не запрещено законом. Суд оправдал - значит ты не виноват, тем более, что бог уже давно умер. Я в этом смысле пессимистичен. Без воспитания нового человека ничего не получится, а задача эта трудна и оказалась не по зубам ни ранним и поздним христианам, ни советским коммунистам.

Потому придётся ограничиться более узким решением проблемы, корень которой правильно высветил автор: капиталы проникают через границы, а законы - нет. Решений здесь возможно два: либо отменить границы, т.е. сделать один закон для всех (что, разумеется, нереально на данный момент), либо ограничить свободу движения капиталов (куда мы и идём потихоньку).

В таком вот духе. Приятно знать, что в мире ещё есть журналисты, душой болеющие за благо народов Украины, России, Азербайджана и Нигерии. Но жаль, что решения проблемы они сами не предлагают, в то время, как и на благословенном Западе и воровство, и коррупция, и бедность - всё есть, пусть и в не столь ярко выраженном виде. Пока ещё.

Бывайте здоровы и живите в мире с другими, а также со своей совестью.

Доброго времени суток, уважаемые.

Сегодня речь пойдёт о старой книжке. Выпущена она была уж скоро как тридцать лет тому и посвящена финансовым рынкам. С тех пор прошла уйма времени, и, казалось бы, интереса в этой области она уже представлять не должна бы. Как бы не так.

Книга называется "Денежный базар. Мир валютной торговли триллионами долларов изнутри." Написал её известный трейдер Эндрю Кригер, прославившийся в своё время тем, что смог по сути в одиночку свалить новозеландский доллар в 1987 году. Его называли гением валютных торгов. Это сейчас мы знаем об атаках на ту или иную валюту. А тогда он был первопроходцем. Он понял, что после "чёрного понедельника" 19 октября инвесторы рванут в безопасную гавань под названием американский доллар, что создаст давление на прочие валюты. И что на этом можно неплохо заработать. Сколько он тогда сделал - точно неизвестно, но это были как минимум сотни миллионов долларов.

Хоть времена уже не те, что три десятка лет назад, образ жизни валютного спекулянта существенно не изменился. Он по-прежнему приклеен к экрану компьютера с сообщениями новостных агенств и по-прежнему висит на телефоне, общаясь с брокерами разных банков. По-прежнему курсы валют отвязаны друг от друга, и на них оказывают влияние разные факторы, будь то кредитно-финансовая политика государства, сообщения пресс-секретарей или природные катаклизмы. Процветающий мировой валютный рынок снабжает экономику мира необходимой ликвидностью. Он огромен, сложен и оказывает громадное влияние. Он как реактивен, так и предиктивен: не только реагирует на политические и экономические события, но также и определяет судьбу наций, обеспечивая строгую оценку здоровья их экономик. Рост и падение доллара влияют на покупательную способность его держателей, на престиж нации, на доход, извлекаемый из того, что другие нации номинируют в долларах свои договора, на размер экспорта и импорта. Курс доллара в этом смысле служит отображением и функцией будущего Штатов.

Для начала Эндрю знакомит читателями с азами мировой финансовой торговли. Что международные курсы валют всегда даются в "тугриках-за-доллар", и только курс фунта стерлингов даётся в долларах за фунт. Что брокер, когда у него спросят курс валюты, даст два курса с небольшим спредом между ними. Что есть такая полезная штука, как опцион, который представляет собой нечто вроде страхового полиса, обеспечивая его обладателю куплю (call) или продажу (put) определённой суммы по определённому курсу в будущем. Что движения курсов на рынке определяются массой всевозможных факторов, не последним из которых является стадный инстинкт его участников. Что валютные риски хеджируют, заключая форвард-контракты.

Продолжает свой рассказ автор двумя практическими примерами, которыми он иллюстрирует своё понимание того, как ожидание движения валютного курса реализовывается в конкретную прибыль. Для того чтобы зашортить или залонгить какую-то валюту, мало иметь представление о том, завышен или занижен её курс. И даже мало знать о вероятных уровнях поддержки или сопротивления. Главный вопрос - когда. Когда войти и когда выйти. Эндрю красочно описал, как он, работая на Сороса, занимался сбросом полумиллиарда фунтов в условиях непрерывного роста его курса. Эндрю был уверен, что курс фунта всё равно завышен, и он неумолимо упадёт, но опубликованная статистика торгового дефицита Великобритании заставила его приуныть - он был неожиданно низок. Курс фунта не упал, а рванул в небеса. Дружки-трейдеры, знавшие, что он шортит фунт, стали ему названивать, спрашивая "как дела?", втирая соль в свежие раны. Он терпеливо отвечал, что да, цифры хороши, и курс, скорее всего, "пробьёт крышу". Но всё равно фунт переоценен. Курс продолжал расти, и Эндрю решился было выкупить кое-что из проданного обратно, но подождал ещё, и он стабилизировался и даже немного упал. Эндрю продал ещё пару сотен миллионов. А потом к нему присоединился Банк Англии, начав свои продажи. Эндрю стал продавать ещё и ещё, доведя счёт проданному до 1,1 миллиардов. Фунт упал, как камень. Устав и захотев выспаться, наш автор в конце концов выкупил свои фунты обратно, положив 30 миллионов прибыли в карман. Это многим не понравилось, в том числе и Банку Англии. История попала в прессу. На телевидении рассказывали, как Кригер тянул фунт вверх. Эндрю выключил ящик, сказав себе: "Я не думаю, что они врубились."

Предугадать движение валютных курсов в каждом конкретном случае непросто. Есть  определённых события в экономике и политике, долгосрочные тренды, спрос и предложение, зависящие не только от фундаментальных данных, но и от размера спекулятивных позиций. Трейдер может пытаться подтолкнуть рынок и даже вместе с другими привести его движение. Но в конце концов рынок будет двигаться по-своему. В этих условиях нужно смотреть не на безнадёжном стремлении доминировать на рынке, а на своих позициях, своих прибылях и убытках. В другом примере, приведённом в книге, Эндрю рассказал, как он обвалил новозеландский "киви", то есть доллар, после обвала на фондовом рынке 19 октября 1987 года. Он видел рост спекулятивного спроса, когда инвесторы, привлечённые высоким процентов, вкладывались в киви. Большинство участников ожидало продолжения курсового фейерверка, будучи уверенным, что Соломон Бразерс зашортил киви, и ему придётся закрывать позицию. Раз все были так настроены на покупку, Эндрю сказал себе, что пора кое-что продать в условиях рисующегося сценария бум-спада. И он продал 50 миллионов. Потом ещё. А курс, блин, растёт! Потом ещё 100 миллионов братьям Соломонам. Он чувствовал, что курс искусственно надут, но он всё рос. И лишь после продажи остальных 50 миллионов киви немножко припал. Шаг за шагом он сбрасывал всё новые миллионы, подстраховываясь опционами. Курс начал валиться, затем стали срабатывать стоп-лоссы, и он вообще рухнул. Многие потеряли на этом большие деньги. А всё оттого, что они верили, что для курса киви существует лишь одно направление движения - вверх.

Закончив со своими байками, Эндрю обратился к судьбе доллара как мировой валюты. Уже тогда она его волновала. Он рассказывает нам, как мир дошёл до плавающих валют, когда спекулянты участвуют в курсообразовании, являющемся по сути мерилом конкурентоспособности мировых экономик. Началось всё в 1944 году, в американском курортном местечке Бреттон-Вудс, где делегаты со всего мира под залпы всё ещё идущей мировой войны определяли основы послевоенного экономического устройства. Выдающимся участником той конференции был Джон Мейнард Кейнс. Это знаковая фигура Кейнсу уже после Первой мировой было ясно, что благополучие наций-победителей зависит от благополучия побеждённых. Но тогда, в 1919 году его, как представителя британского казначейства, слушать не захотели. Теперь же он был в числе "банковавших". Но главным банкующим был Декстер Уайт - представитель США. Итак, было ясно, что побеждённым необходимо будет помогать. Но какой должна была быть эта помощь? Можно "подкармливать" безвозмездной помощью. Ясно, что больших объёмов при этом не добиться. А Европа ведь лежала в руинах. Потому был выбран другой путь - кредит. Но где достать денег (их необходимо было очень много), когда вся торговля завязана на золото? Новая ликвидность должна была быть создана практически из воздуха. Потому Кейнс выступал за отмену золотого стандарта и введение фиктивной денежной единицы - банкор, к которой были бы привязаны по фиксированным курсам остальные валюты. Но представитель нации-кредитора Уайт имел на этот счёт своё мнение, которое и возобладало. Мировой валютой был определён доллар, который, однако, сохранил привязку к золоту, а другие валюты получили привязку к самому доллару. Финансировать же послевоенное развитие стали должны новосозданные организации - МВФ и Всемирный Банк  - фонд и банк, являющиеся на самом деле банком и фондом соответственно. Получившаяся система позволяла странам, находящимся в затруднении, не затягивать сразу же пояса, а заняться реформами, чтобы позволить экономике снова расти.

Система продержалась два десятка лет. За это время доллар стал ведущей валютой, его стали ценить.  Европейцы платили долларами за американский импорт и натовское оружие. Но время шло, Европа отстроилась и стала теснить американцев сначала на своих рынках, а потом и в Северной Америке. Потом случился Вьетнам, плюс к тому в США стала расти социалка. Всё это стоит денег, потому Штаты стали превращаться из кредитора в должника, печатая всё новые миллиарды "зелени". Некоторые держатели долларовых запасов стали задумываться о том, что неплохо бы обменять их хотя бы частично на золото. На фоне того, что сумма долларов, находящихся в обращении за пределами США выросла за послевоенное время почти в восемь раз - идея весьма неглупая. Разумеется, если все держатели долларов потребовали бы обменять их на "звонкую монету" - Форт-Нокс и другие хранилища бы враз опустели. И хотя одномоментного набега не случилось, золотой запас США за послевоенные два десятка лет похудел более, чем вдвое. Давление на доллар усугублялось взрывным ростом рынка евродолларов. Что это за зверь такое - евродоллар? Как известно, за деньги, ссужаемые банком-кредитором, должник платит процент. Банки каждой страны ссужали в своей валюте. Банки в Западной Германии - в марках, французские - во франках, британские - в фунтах. Чтобы ссужать доллары, нужно было идти в США и заниматься этим там. Систему "хакнул" не кто иной, как Московский Народный Банк, у которого скопились значительные запасы долларов, вырученных за советский товарный экспорт, и которые боязно было инвестировать в Штатах в условиях холодной войны. Советы стали втихаря ссужать доллары на европейском рынке, причём одними из первых активных пользователей стали американские корпорации, расширяющие свой европейский бизнес. Втягивались всё новые игроки, породив в конце концов процветающий рынок "евродолларов". В комбинации с бюджетными проблемами США это сделало давление на доллар (а вернее, на его фиксированный курс и золотое содержание ) нестерпимым.

У ситуации было два выхода: привести свои финансы в порядок, закончив как минимум войну во Вьетнаме или что-то другое. Это "другое" и случилось в конце концов. Получив в 1971 году запрос от Великобритании обменять три миллиарда на золото, американцы отказались от золотого обеспечения валюты. Жёсткие курсы валют к доллару тоже долго не продержались - так много было желающих избавиться от "зелёного", курс которого был завышен, что резервы центробанков, обеспечивавших этот курс, таяли на глазах. Бреттон-Вудская система канула в прошлое. Валюты стали торговаться по плавающему курсу, определяемому спросом и предложением. Где золотой стандарт удержался - это в ценах на нефть. Цена барреля в золотом выражении осталась величиной более-менее постоянной. К этому приложили руку преимущественно мусульманские страны-члены ОПЕК.

График цены нефти в золотом эквиваленте.

Именно спрос на нефть, которая торгуется только за доллары, не дал провалиться американской валюте в тартарары в семидесятых. Частные компании познали в это время все прелести валютных рисков при фиатных деньгах. Доллар валился всё ниже и ниже, ФРС пыталась сдержать падение валютными интервенциями, но это слабо помогало. И лишь при Рейгане американцы стали реально бороться с инфляцией, задрав ставку рефинансирования (т.е. сделав доллар дорогим). В 1982 годы покупатель американских казначейских облигаций имел доходность аж 14% (на данный момент она составляет 0,657%).

Доходность американских гособлигаций.

Иввесторы, ещё при Картере сбрасывавшие доллары в обмен на дойчмарки и иены, теперь ломанулись обратно, стремясь поиметь такой вкусный процент. Стремительный рост доллара достиг пика в феврале 1985 года. После этого курс пошёл на убыль. Что же произошло в это время? А ничего! А когда в сентябре были достигнуты договорённости о постепенном планомерном снижении курса доллара (в интересах американских экспортёров) в отеле Плаза в сентябре того же года, тренд на падение ещё только ускорился. Впоследствии эти встречи целью договориться о мерах по поддержанию валютных курсов в определённых коридорах, стали регулярными в рамках встреч G5, превратившейся потом в G7.

Придя к "современности" (время написания книги - 1992), автор трезво констатирует, что в восьмидесятых Штаты окончательно перестали быть ведущей индустриальной державой, финансируя свои расходы влезанием в долги перед всем миром. Будущее доллара ему виделось в конкуренции с другими валютами, прежде всего с иеной и маркой. То, что глобальный инвестор по-прежнему предпочитает доллар, он объясняет "синдромом лягушки", брошенной в кастрюлю с холодной водой на огне. Земноводное привыкает к приятной температуре воды и не замечает её постепенного роста, что кончается тем, что лягушка, не выпрыгивая, варится заживо. Так и глобальный инвестор, начав в приятных условиях "золотого" доллара с его доступом на американские рынки товаров и капитала и свободы движения капитала, привык к этим благоприятным условиям. Был отменён золотой стандарт, затем США превратились в нацию-должника, а с середины восьмидесятых его курс стал снова валиться в неизвестное. Но инвестор остался в долларе - во многом по инерции удобства, а также при отсутствии альтернатив. Если бы всё эти "немыслимые" события случилось разом, то доллар в качестве мировой валюты не устоял бы, а так, постепенно с течением времени, лягушка, то бишь мировой инвестор - продолжает "вариться". Да и все свои преимущества доллар ещё не растерял: спокойное окружение, политическая стабильность, природные ресурсы, военная сила, приличный по сравнению с многими странами экономический рост - все эти аргументы по-прежнему имеют вес для инвестора. Но есть и риски, прежде всего экономические. Эндрю справедливо полагает, что в сравнительной гонке валют судьба доллара зависит в том числе и от того, как будут обстоять дела по всему миру. Если случится очередное "немыслимое", а именно дефолт по американским долгам, то судьба доллара как первого среди равных будет решена. Казалось бы, Штаты всегда могут напечатать необходимое число зелени, чтобы расплатиться по долгам - ведь они номинированы в долларах. Но в этом случае инвестор побежит из доллара по причине неизбежно сопутствующей этому процессу инфляции.

В заключении Эндрю размышляет о перспективе единой мировой валюты. Несомненно, это упростило бы жизнь, устранив валютные риски и облегчив торговлю. Но единая валюта - это и неизбежные сложности, одной из главной из которых является проблема установления процентных ставок. Каждая страна по идее имеет право "играться" с ценой денег на своей территории. Но реально в условиях свободы движения капитала и единой валюты процентные ставки диктует не местная власть, а рынок (или же некий центральный орган). Получается, что единая валюта накладывает ограничения на самостоятельность государств. Единая мировая валюта - это в конце концов - единое мировое экономическое правительство. Эндрю в своей книге, не ведая того, повторил уже сформулированную в 60-х годах Флемингом и Манделлом гипотезу о невозможной троице, а именно фиксированного обменного курса, свободы движения капитала и независимой денежной политики. Чем-то всегда приходится жертвовать.

Время показало прозорливость выводов Кригера. Судьба Греции демонстрирует невозможность независимой экономической политики в условиях единой валюты. Будь у греков своя валюта - её курс упал бы сам собой. А так - им пришлось пройти через семь кругов ада да ещё обозлиться на "братьев" по евро, затягивая пояса. Кризис евро не закончен, на подходе Италия и другие страны. Так что пока мы не доживём до мирового правительства, единая мировая валюта будет оставаться в области отвлечённого прожектёрства.

А что же с долларом? Аргументы "за и против" те же, что и у Эндрю. При сохранении свободы движения капитала реальных альтернатив у доллара по-прежнему не так много. Юань трудно назвать свободно конвертируемой валютой, его использование приносит инвесторам неудобства. У евро реальные политические риски, а про иену как мировую валюту уже никто не заикается. Доллар, как и раньше, представляет собой "спокойную гавань" в нашем турбулентном мире. И пусть долги у Штатов не растворились в воздухе, а достигли астрономических величин. Но долгов у всех выше крыши, в том числе у китайцев. Инфляция? Если случится, она будет всемирной, потому что кризис глобальный. Всем плохо, все в долгах, и потому все будут печатать деньги. Потому в условиях свободы движения капитала доллару в наше время ничего не угрожает, лягушка будет вариться дальше. Доверие к доллару у инвестора в наше время не падает, а растёт, особенно в кризис.

Торговый индекс доллара.

Другое дело, если на движения капитала будут накладываться ограничения. Мы видим начало процесса на примере капиталов под санкциями. Кто захочет покупать американские облигации, если эмитент, скажем, откажется платить процент по ним в порядке санкционной политики? В этом случае альтернативой доллару станет золото. Старый добрый золотой стандарт, он ещё послужит человечеству. Может быть, появится золотое обеспечение у какой-то из валют, у того же доллара. Ведь золотой резерв у американцев по-прежнему крупнейший, с большим отрывом. Но так или иначе, рано или поздно, в условиях свободы торговли стандарт этот неизбежно рухнет, как это уже случилось. Здесь мы приходим к главному вопросу, от которого зависит будущее мировой экономики, наше будущее в конце концов: что будут с мировой торговлей, с глобализацией? Она не устраивает уже даже мирового гегемона США. У меня нет ответа на этот вопрос - это уже политика, непредсказуемая и беспощадная. Развалится мир снова на блоки (а к этому драматическому событию потихоньку всё идёт) - будем свидетелями возвращения золота на трон. Обойдётся - доллар останется. Время покажет.