Серия «фантастика»

35

Предохранитель 1/3 (окончание)

Предохранитель 1/3 (окончание)

Автор Волченко П.Н.

Те, кому вдруг нравятся мои произведения, рекомендую подписаться на меня, так как не все мои произведения выполнены в жанре фантастика и их поиск на сайте будет затруднителен (выкладываться будут не только в разделе "Сообщество фантастов")

Ссылка на предыдущие части:

Предохранитель 1/1

Предохранитель 1/2 (продолжение завтра)

Часть III – фантастическая

- Александр Иванович, Александр Иванович! Подождите! – в коридоре старого профессора догнала молодая девушка оператор. – Александр Иванович, там показания…

- Что? – он посмотрел на нее так, что бедная девушка едва в обморок со страху не упала.

- Т-т-там… - она облизнула разом пересохшие губы и сказала, - посмотрите сами.

Профессор вздохнул так, что сразу стало ясно: достали его все эти профаны, достали его девочки в белых халатах с высшим образованием и с пустотой в головах, достало его всеобщее непонимание и вообще – все его достало!

- Ну пройдемте, милочка.

Они прошагали в приборную, девушка скоро подбежала к креслу оператора, перещелкнула несколько тумблеров, нажала пару тройку кнопок и тут же ожили графопостроители, застрекотали индикаторы, грозно зазвучал гул основной вычислительной машины. Александр Иванович, создатель теории «массовой ментальности», уселся в кресло и ленивым взором окинул творящееся священнодействие. Девушка же стояла рядом испуганной мышкой, недвижно и даже, как казалось, не дыша.

- Так-так… - профессор подхватил длинную ленту, выползающую из графопостроителя. – Общая напряженность омега поля в рамках низкого возбуждения, - девушка за его спиной кивнула и закусила губу, профессор перевел взгляд на экран, где множество хаотичных линий образовывало общую волнистую линию, - вектор наслоения общного мнемоизлучения низкий, превышает вечерние колебания, но… Ничего страшного.

Девушка снова кивнула и тихо подала голос:

- Александр Иванович, вы на диаграмму роста силы Гайдца посмотрите.

- Сила Гайдца? Милочка, да когда она выше двенадцати пунктов была? – вздохнул, поправил очки, и пробурчал под нос, - Понаберут же…

Но на диаграмму все же посмотрел, потом отвернулся, задумался, почесал кончик тяжелого бугристого носа, снова посмотрел на диаграмму, по старой советской традиции щелкнул несколько раз пальцем по дисплею, но показания не изменились. Из всего выходило, что общий показатель силы Гайдца на просторах земного шара вырос выше двадцати шести пунктов. Такого не было даже в день достославного крушения башен близнецов, такого не было в злейшие дни экономического кризиса, такого не было… да никогда такого не было!

- Вы коррелятор проверяли?

Девушка кивнула.

- Выпрямительный блок?

- Да. – еще один кивок.

- Техника вызывали?

- Да, в два часа еще, когда пошел прогрессивный рост.

- И что?

- Все в норме, автоматика работает, нарушений нет.

- Нарушений нет, а сила Гайдца растет… - профессор в задумчивости приложил костяшки пальцев к губам. – Может катаклизм какой? А ну-ка, посмотрим.

Он перещелкнул несколько тумблеров, переключив чувствительность приборов на менее развитые формы жизни. Как правило крысы и прочая живность прекрасно ощущала грядущие природные катастрофы и там то сила Гайдца в некоторых случаях, к примеру когда грянуло цунами по Японии, зашкаливала до сорока единиц. Кривая динамики на экране резко изменилась, показав привычную шестерку с малыми колебаниями в плюс и минус – ничего необычного.

- Странно-странно. И со скольки, вы говорите, обнаружилась тенденция к росту?

- С половины второго, вот, у меня тут записано. – она пододвинула профессору под руку журнал операторов. – Сначала скачек до одиннадцати с половиной пунктов, потом рост остановился, я тогда техника вызывала, а в четыре поднялся до восемнадцати единиц. Теперь вон… Рост ускоряется.

- Так-так-так… - профессор постучал пальцами по столу, - не помните, на каком уровне индивид способен воздействовать на окружение?

- Вы про медиумов?

- Да, про кого же еще! – вспылил профессор. Сам он уже забыл частности и мелочи, он целиком и полностью отдался изучению великой общности мышления человечества на планете и силе воздействия этого мышления на мир в целом.

- По моему, при двадцати девяти пунктах.

- И много у нас таких, э, уникумов?

- Не знаю…

- Так запросите отчетность! Прямо сейчас и запросите! Что я тут за всех должен думать! Вы понимаете, что если сила Гайдца поднимется еще на пару единиц – у нас тут дурдом начнется! Понимаете? Это же… - он поднялся, замер, подыскивая нужные слова, зло выдохнул, бессильно опустился в кресло, - А я не знаю что будет? Может даже Земля со своей оси сойдет, может собаки летать  научатся? Черте что получается, прям не жизнь, а комикс про супергероев.

Девушка оператор пулей вылетела из помещения, слышалось гулкое эхо ее бега по коридору, а профессор, старый, усталый профессор, сидел в кресле и растерянно смотрел на диаграмму роста силы Гайдца. И повод для такой растерянности у него был…

Сила Гайдца – это одна из первых сил выявленных в ментальном поле. Еще в девятнадцатом веке старый  немец Гайдц придумал простенький приборчик: стрелка на иголке – почти точно так же, как и в компасе, только стрелка эта была практически невесомая, словно пушинка или даже меньше, и сдвинуться она могла не то что дуновения, а от простого колебания в воздушной среде. Действие у прибора тоже было простейшее: заводили человека в комнату, и давали ему указание – пожелайте, чтобы стрелка сдвинулась. А дальше все просто – на сколько градусов стрелочка сместилась, настолько велика сила Гайдца. У них, в подземном исследовательском центре «массовой ментальности» конечно не было ни этой стрелочки ни этой иголочки, да и принцип исследования был уже совсем иной, но суть осталась прежней, вот только сила Гайдца теперь измерялась не у одного конкретно взятого индивидуума, а у всего человечества разом. И если человечество большей своей частью начинала желать одного и того же, то показатель рос, если человечество начинало бояться одного и того же, показатель опять же рос, если человечество начинало грезить об одном и том же – показатель вновь поднимался. В некоторых точках, где все население вдруг ни с того ни с сего начинало хотеть увидеть, ну предположим то же самое НЛО, там это НЛО и возникало. Причем возникало по настоящему: пролетало оно серебристым своим шаром по небу, устраивало выкрутасы с мгновенным набором скорости и с мгновенной же остановкой, а потом пропадало, резко и внезапно. А все потому, что желание видеть пропадало: у некоторых появлялось чувство страха, некоторым становилось неинтересно, так что ничего уже не мешало уровню силы Гайдца падать ниже уровня материализации желаемого. Всё – растворился морок будто и не было. Отсюда же и драконы средневековья, отсюда и колдуны, отсюда и чудеса являемые мессиями, пророками, чудотворцами – всё отсюда, всё из силы Гайдца.

А тут… Всё человечество! Всё! Хотя нет. Он еще не знал, девочка оператор тоже ничего не знала, да и вообще – изолированные от информации индивиды еще не знали причин роста силы Гайдца и следовательно не могли повлиять на ее подъем, и даже наоборот – они снижали ее, они спасали мир от  непонятного глобального чуда.

А может быть… и тут его пронзила мысль, взявшаяся словно бы из  ниоткуда, из небытия: «КОНЕЦ СВЕТА». И следом информация: черная дыра, точка не возврата, завтрашнее утро. Все разом появилось в его голове и даже лицо неизвестного диктора промелькнуло перед глазами. Все, сила Гайдца пошла в наступление, теперь она будет расти, теперь она будет завоевывать себе новых адептов без помощи СМИ, без слухов, без звонков по телефону. Теперь даже последний папуас в Африке вдруг внезапно осознает, что завтра не станет Мира, что завтра его самого, бедного голопузого, голожепого, тоже уже не будет. И он будет в это верить и вера его придаст новый импульс силе Гайдца и может быть тогда само пространство прогнется под всеобщим страхом, изменится, и внезапно из пустоты космоса родится черная дыра на пути Земли.

- А может быть не хватит? – сам у себя спросил профессор и тут же зашептал быстро-быстро, - Может быть не сможем? Или это правда? С чего я решил, что тут дело только в вере? Может быть… может быть она и правда там есть! Ну не бывает же таких репортажей на пустом месте! Не может быть, чтобы вот так, сразу и конец света на утро! Не бывает! Не имеет смысла!

Дверь распахнулась, на пороге стояла запыхавшаяся девушка оператор. Она на едином дыхании выпалила:

- Александр Иванович, конец света!

- В курсе… - ответил профессор, помассировал виски и добавил, - Уже проинформировали.

Часть IV – фантасмагоричная

Небо темнело, причем темнело везде. Там где наступала ночь становилось темно из-за ухода светила, там где ярко светило солнце, небо темнело просто так, будто свет изгибался, будто утягивало его куда-то в сторону от Земли, всасывало в непроглядную черноту неизвестного и чудовищного Ничто. Разрасталась паника, новости… Какие новости? Каждый мог рассказать таких ужасов, что даже у самого охочего до сенсаций репортера встали бы волосы дыбом! Кто-то даже говорил, что где-то, чуть дальше на западе, а может и на востоке, видели нереально огромные тучи стальной саранчи, кто-то говорил о взошедшей звезде полыни, только свет ее не слепит, а наоборот – как черный колодец поглощает все, будто воронка, будто распахнутая пасть самого Дьявола. И все, каждый человек на земле, заражались  этим страшным вирусом ожидания конца света. Останавливались посреди дел в далеких, не тронутых цивилизацией, джунглях неведомые индейцы и вдруг понимали – это конец, и хоть моли богов, хоть не моли, хоть складывай сотни кровавых жертв на каменные алтари – уже не избежать последнего судилища. Фермеры, эскимосы, жители пустынь, полярники на вахте и все-все-все в мире вдруг понимали – послезавтра уже не наступит, никогда, ни при каких обстоятельствах. Вирус смерти распространялся неостановимо, неизбежно, фатально. Он словно чернота, лился со всех сторон, как щупальцами, сплетенными из самой тьмы, он извивался по землям, по материкам, ширился, охватывал Землю, брал в свои страшные тиски, сдавливал.

В четыре утра Дима проснулся в деревне, в чужом доме от тихих всхлипываний Лены. Он проснулся, протер глаза, увидел свою, теперь уже, жену, улыбнулся, прижал ее к себе ласково и сказал тихо:

- Ну что ты, глупышка.

Она обняла его, обхватила со страшной силой, уперлась ему в грудь холодным мокрым личиком, и… Он должен был ей сказать, что глупости всё это, что не будет никакого конца света, что он, Пашка и Толик все это устроили – должен был, но… Стоило ему только открыть рот, как он тоже понял – всё! Это всё! То ли благодаря какой-то дикой случайности, то ли еще по какой причине, но их выдумка оказалась пророческой, они будто накликали апокалипсис, вызывали его из небытия страшных сказок, религиозных верований – создали своими руками. Дима это понял не мыслями, не чувствами, а душой. Понял и  не выдержал: охватил любимую, зажмурился и из под закрытых век его скользнули теплые слезы.

Пашка с Толиком может быть тоже осознали бы ужас всего происходящего, но они были пьяны, смертельно, до невозможности в умат, пьяны. Может быть они даже смогли бы выступить с опровержением еще тогда, когда все можно было изменить, повернуть вспять, когда мысль не обрела силу материальности, но они слишком переусердствовали с опохмелкой поутру, да еще и повод был – свадьбу Димкину отпраздновать, вот и слегли они безвестными героями и дрыхли, став для мыслительного фона пустотой.

А потом, когда время стало подходить к завершению, когда свет небосвода померк повсеместно, когда чернота ворвалась в мир и укрепилась в нем на хозяйских правах – тогда началось страшное. В церквах, в костелах, во всех храмах стали гаснуть свечи, свет ламп в домах мерк, истончался до сумрака, до незримости, мерцали фонарики, костры в степях, будто испуганные, пригибались к земле, языки пламени стелились, гнулись будто под ударами ветра, и после гасли, только едва-едва теплились на кострищах несмелые угольки. Пришел мрак.

Александр Иванович сидел за рабочим столом у себя в кабинете, сидел и ждал. Светила настольная лампа, работающая, как и все в их подземном бункере, от собственного источника энергии – малого ядерного реактора, и лампа эта меркла. Медленно, словно бы умирала от старости. Вот уже вместо яркой белизны желтит на столе бумага, а вот и не разглядеть – свет едва-едва различим, в лампе красным затухающим светом горит нить накаливания, еще мгновение и профессор остается в темноте. Он спокоен, он знает, что он не в силах ничему помешать и он, как и все на этом маленьком голубом шарике, летящем через черноту бесконечности, ждет конца света.

Жена и сын спят, струится приглушенный желто-зеленый свет ночника. Сумрак, приятный, прозрачный. В таком сумраке хорошо додумывать незаметную улыбку Марины во сне, в таком сумраке не разглядеть у Миши на щечке трех полосок царапин, нанесенных маленькой пушистой лапкой соседского котенка, в таком сумраке так прекрасно придумывать свою собственную жизнь, свое будущее. Сопит Миша, чуть вспотел округлый лобик, прилип к нему золотой завиток волос, Марина лежит на боку, волосы мягким водопадом лежат на подушке, чуть приоткрыт рот, и… Она вроде бы и вправду улыбается. А может быть завтра… завтра, с самого утра, как встанет солнце, они станут настоящей семьей, перестанет Марина пропадать по ночам, может быть сиплость ее пропитого и прокуренного голоса перестанет быть такой разящей, а поцелуи, что она ему навязывает по возвращению перестанут разить сивухой, перегаром. Может быть он сможет обнять ее по настоящему, так, как и должен обнимать муж жену, ведь, на самом то деле, он ее, возможно, даже любит. Нет, не так: он ее и правда любит, по настоящему, даже такую, пьяную, дурную, хрипатую – любит, и жалко ему ее. И Мишу он любит – сын, и никак иначе, и что бы ни говорили дурные бабки на лавочке у подъезда – сын это его, не по рождению, но по родству. И говорит он ему, Игорю, не «дядя», а «папа», и радуется он ему по настоящему, и ждет он его с работы и…

Чернота шуршит, сплетается тугими узлами на границе света ночника, черные ее щупальца острой порослью змеятся по складкам простыни, скользят по стареньким обоям, поднимаются вверх, будто стараясь окрепнуть, дотянуться до маленького солнышка – лампочки светильника.

«Все будет хорошо» - думает Игорь, - «Теперь обязательно все будет хорошо». Он осторожно проводит рукой по волосам Марины, та сопит чуть громче, хмурится едва заметно, и подается вперед, еще сильнее охватывая нежными объятиями маленького Мишу. Игорь целует в щеку сына, тот чмокает губками, шарит в желтом сумраке пухленькой ладошкой, находит указательный палец Игоря, хватается за него, на маленьком личике расплывается неширокая сонная улыбка. И Марина тоже, в каком-то неведомом порыве, скользит рукою дальше, пока узкая ладонь ее не накрывает сцепленных рук Миши и Игоря.

- Все будет хорошо. – неслышно шепчет Игорь, закрывает глаза и засыпает. Во сне он улыбается и лицо его, уже давно не молодое, с глубокими морщинами не по возрасту, становится моложе. Тени так и шуршат на границе света, переплетаются щупальца ожившего мрака, но не могут, не в силах коснуться они спящих, не могут добраться до освещенных ночником и спокойной уверенной мыслью: «Все будет хорошо».

Дозревает ночь, подходит указанное время смерти всего сущего, последние секунды довершают последний же оборот секундной стрелки: тик-так, тик-так, тик-так… мгновение на границе жизни и смерти, небытие сознания и…

Яркой белизной бежит рассвет из-за линии горизонта, спешит, ширится, набирает силы, проливается кровью от восходящего светила, испуганный мрак жмется к земле, прячется в длинных тенях, слышно даже, как шипит он, предчувствуя свою скорую смерть – наступает новый день.

Первым проснется Миша. Он протрет заспанные глаза, увидит льющийся в окно солнечный свет и закричит радостно: «Папа, мама! Солнышко!». Встрепенется Марина, распахнет глаза сразу и широко, и засмеется глупо и счастливо, а следом и Игорь, сонный, не выспавшийся, недовольно поморщится, зевнет, растреплет широкой ладонью Мишкины кудряшки, поцелует жену в щеку, как никогда раньше не делал, и скажет: «покимарю я еще чуток, не выспался что-то» - и снова уложит тяжелую голову на подушку.

Часть V – возвышенная

Скрип старенького кресла качалки, теплый клетчатый плед на усталых гудящих ногах, древний черно-белый телевизор с водяной линзой, на нем древняя пропыленная салфетка, а на ней старая шкатулка. На экране шли новости, ведущие говорили о странном, невероятном явлении, случившемся в ночь с седьмого на восьмое сентября. То и дело показывали каких-то седовласых ученых, что давали пространные, совершенно непонятные и ничем не подкрепленные объяснения событий. Ничуть не реже показывали седобородых старцев во всевозможных религиозных одеяниях и те с истовой верой в глазах говорили то о Божьих испытаниях, то о каре Аллаха, то о… Было скучно.

Кресло скрипнуло еще разок, остановилось. Старые протертые тапки прошаркали до телевизора, громко щелкнул тумблер выключателя, изображение схлопнулось в белую полосу, а потом и она медленно угасла – теперь уже телевизоры так не выключаются… Старик вздохнул, посмотрел на желтую программу, что лежала рядом с телевизором на тумбочке, передумал, и, шаркая, пошел к древнему граммофону на застеленном тяжелой бордовой скатертью с фестонами круглом столе. Морщинистая сухая рука легла на блестящую, отполированную прикосновениями, ручку, сделала несколько оборотов, затем трепетные пальцы осторожно уложили откидную головку граммофона на раскачивающуюся пластинку и из большого раструба, через шуршание и треск, донеслось долгое грудное вступление на рояле, а потом уже забытое: «Мне снилось, что теперь в притонах Сан-Франциско лиловый негр вам подает манто», немодный ныне манерный голос Александра Вертинского чуть жеманно тянул слова, шипела пластинка, хрипел медный раструб – музыка лилась. Старик взял со стола толстенный фолиант с золотым тиснением на кожаной обложке: «Техническое руководство», прошаркал обратно до кресла, сел, заботливо накрыл усталые ноги пледом, водрузил на нос замотанные лейкопластырем очки, послюнявил палец и пролистал фолиант до нужной страницы. В заголовке значилось: «Предохранитель».

Старик начал читать, но ему быстро наскучило. Он положил книгу на журнальный столик, сверху, на страницы, положил очки, качнулся так, чтобы кресло размеренно поскрипывало, и уставился в ближайшее окно. Там, за стеклом, цвел прекрасный сад, наливались золотом нежные бока сочных яблок, огромные бабочки летали неспешно, изредка взмахивая своими огромными цветастыми крылышками. Старик улыбнулся, глянул в другое окно, поежился – там царила тьма, во мраке ярким серебряным песком блестели холодные звезды, образуя спирали, прозрачными вуалями светились туманности, и дальше, и дальше все та же чернота, а в ней звезды, и так до бесконечности. Старик не любил смотреть в это окно, он до конца его не понимал, не мог осознать.

Песня закончилась, граммофон пошуршал еще чуть и стих. Старик заснул, вместе с ним заснула и комната, разве что старенькие настенные часы с гирьками тихонько тикали в свое удовольствие, да солнце из того окна, за которым был сад, освещало ярким светом очки, лежащие на книге, и тонкий отсвет их ложился на ровные строчки текста, под заголовком «Предохранитель»:

«Господь сказал: если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу весь город и все место сие.

Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел: может быть, до пятидесяти праведников недостанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город?

Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять.

Авраам продолжал говорить с Ним и сказал: может быть, найдется там сорок?

Он сказал: не сделаю того и ради сорока.

И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать?

Он сказал: не сделаю, если найдется там тридцать.

Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать?

Он сказал: не истреблю ради двадцати.

Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять?

Он сказал: не истреблю ради десяти.

И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место»

А еще ниже, под текстом маленькая пометка написанная от руки: «Неудачно. Сократить до одного».

За окном, в саду, пролетел маленький ангелочек с пушистыми крылышками.

Завтра порадую чем нибудь еще.

Показать полностью 1
31

Предохранитель 1/2 (продолжение завтра)

Предохранитель 1/2 (продолжение завтра)

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на предыдущую часть:

Предохранитель 1/1

Заинтересованным в моем творчестве рекомендую подписаться на меня, в виду того, что некоторые из моих последующих рассказов не будут относиться к жанру фантастики (ужасы) и, соответственно, выкладываться будут уже в другой группе.

Дима проснулся рано поутру: голова у него болела, во рту была кака, сильно хотелось пить. Он с трудом поднялся, осмотрелся. Был он в неизвестной ему квартире, на совершенно незнакомом ему диване, со стены на него смотрела большая фотография чьей-то мамы. Маму Дима тоже не знал, но в том, что она – мама, был уверен: фотографии была старой, рамочка была богатой, а ниже, на красивой медной табличке значилось «Любимой маме».

Дима поднялся, пошатываясь побрел прочь из комнаты. Дорога  на кухню по длинному коридору была долгой и мучительной: Диму мутило, Диму шатало и Диму сушило – было очень плохо.

На маленькой, совесткого стандарта, кухне было тесно: громоздкий холодильник цвета «металлик» выставил свои блестящие телеса едва ли не до стола, новомодная индукционная плита тоже вырвалась далеко за пределы советских стандартов и крепко вцепилась острыми ножками в истерзанный годами и тапками линолеум, а еще был стол. Старый, советский стол, за которым сидели двое: один – Паша, второй – неизвестный типчик в костюме – оба храпели. Подсознание вкрадчиво подсказывало, что это должен быть Толик. Так же подсознание говорило что-то о какой-то афере, напоминало о хитрой Пашкиной ухмылке и вообще, было ощущение чего-то грядущего, чего-то глобального и значимого.

Димка протопал до раковины, открыл воду и жадно припал к крану. То ли от громких Димкиных глотков и фырканья, то ли от грохота воды, проснулся Пашка. Он осоловело осмотрелся по сторонам, поймал блуждающим взором Димку и прошептал: «В коридоре, в белом пакете». На большее его не хватило, он закрыл глаза и со стуком повалился на стол, могучие его телеса затрепетали от богатырского храпа.

Пакет в коридоре и правда был. Дима достал содержимое: диск в блестящем пластиком конверте, оттуда же торчит исписанный тетрадный листочек. Почерк на листочке крупный, гуляющий – пьяный.

В кармане завибрировал сотовый, Дима прокашлялся, сказал вслух: «раз-два» - голос был сиплым, пропитым. Прокашлялся еще разок, повторил – вышло получше. Только после этого он ответил на звонок:

- Лена.

- Дим, привет, с добрым утром. – Дима оглянулся на часы в прихожей – семь утра, и правда утро.

- Привет.

- Что там с машиной?

- Что? С машиной? – припомнил, - А, еще не знаю, сервис еще не работает.

- А, ну ладно. Пока. Целую.

Короткие гудки.

- Ну что за маразм… - тихо буркнул под нос Дима и покачал тяжелой головой. День начался, а с ним начались и проблемы.

Через полчаса, выскребя из кармана последнюю мелочь, он сошел с автобуса на своей остановке, вошел в квартиру и бухнулся на диван. Ничего делать не хотелось, но… Он достал из пакета диск, вставил его в плеер, потом взял записку, прочитал:

«Димка, тут решение всех твоих проблем! Если сработает, можешь забыть про свадебные проблемы! Вот адресок, там знакомый Толика – батюшка. Это в деревне. Он вас обвенчает и поставит штамп в паспорта. Удачи!

P.S. Проверь задний карман – это тебе мой свадебный подарок.»

Димка сунул руку в задний карман и достал оттуда скомканную пятитысячную купюру.

- Однако.

Он нажал на кнопку «play» и все понял… А дальше он начал действовать: выпросил у соседа, хорошего мужика в принципе, машину, съездил на парковку перед Пашкиным домом и скидал все свадебные принадлежности в багажник, по дороге заехал в продуктовый, купил шампанского, кое какой снеди – потратил те самые пять тысяч, что с утра нашел в кармане. Он был готов!

Через час он с боем пробился в гости к Лене. Он врал ей про стресс, он через дверь говорил ей о своей безбрежной и бездонной тоске, он умолял и грозил! Он пробился, и он пробился вовремя – вот-вот должны были начаться новости! Она впустила его, но все же приняла меры, чтобы не нарушить традиции. Когда дверь распахнулась Дима узрел свою любимую: прекрасные голые ноги, белые, манящие, и выше, выше колен, до подола кокетливо коротковатой ночнушки, через которую просвечивает прекрасными округлостями великолепное тело, и еще выше – тонкая шейка, золотые кудри и… Лыжная маска, только глаза видно.

- Это что?

- Ты не должен видеть меня до свадьбы.

- Ладно.

Он прошел в прихожку, разулся. Прошлепал дырявыми носками в зал, бухнулся на диван. Лена села рядом, прижалась к нему всем телом, спросила:

- Устал?

- Есть немного. Можно кофе?

- Сейчас. – она соскочила, послышалась возня на кухне. Тем временем Дима, стараясь не шуметь, прокрался к телевизору, оглянулся, как вор, достал диск и быстро вставил его в плеер. К тому времени, когда Лена вернулась с кухни с жарко парящим кофе, Дима уже сидел  на диване и лениво перещелкивал каналы.

- На.

- Спасибо. – он взял кружку, сделал глоток. Кофе и правда был горячий, даже обжигающий. Это усугубляло ситуацию. Еще пара щелчков пультом и на экране новости.

- Переключи. – томно произнесла Лена, и положила голову Диме на плечо. – Скука.

- Я чуть-чуть, мне интересно, как наши сыграли.

- Наши? – она посмотрела на него с удивлением, - Ты фанат?

- Да нет, интересно просто. – она снова улеглась ему на плечо, а он облегченно вздохнул – чуть не прокололся, что-что, а болельщиком он никогда не был. Теперь оставалось только решиться и он решился!

- Ах ты ж черт! – он едва не взвыл от боли, когда горячий кофе, как бы нечаянно, пролился ему на грудь, - Ах ты ж! Кипяток!

Бухнул кружку на журнальный столик, сорвал через голову футболку.

- Жжет! Ах ты ж… - на маску он не рассчитывал, но все же выпалил подготовленную фразу. – Лен, ты хоть подуй что-ли.

Лена склонилась над ним и нежно подула, правда через шапку дуновение едва ощущалось. Как только Лена отвернулась от экрана, Дима перещелкнул телевизор на плеер и включил запись.

- Экстренное сообщение, - начал Толик с экрана.

- Лен, смотри.

- Отстань, не люблю я…

- Да смотри ты! – и он с силой повернул ее к экрану. Лена смотрела, смотрела до конца, до того момента, когда Дима нажал на кнопку выключения телевизора, чтобы не спалиться. А потом Лена заплакала.

Он обнял ее, зашептал нежно, тихо, а она всхлипывала, утирала нос через вязаную шапочку, а потом сказала:

- Я не хочу умирать.

- И я… - он сам был готов расплакаться от жалости и от нежности, но все же он взял себя в руки и продолжил аферу. – Я не хочу умирать не став твоим мужем.

- Как? – она подняла голову, прекрасные заплаканные глаза смотрели, как казалось, прямо ему в душу.

- В деревне. В деревне есть один знакомый поп, у него печать есть, как в загсе, все по закону будет. Он нас обвенчает. Хочешь?

- Хочу! – она часто-часто закивала. – Только… Мама сейчас в командировке и гости.

- Какие гости! – заорал Дима взбешенно. – Какие? Лена, у нас… - он глянул на настенные часы, - двадцать часов осталось! Двадцать последних часов! Лена!

- Ну а может это не правда, а? Может можно что-то сделать? – она с надеждой посмотрела Диме в глаза, но не нашла там поддержки. Уверенно кивнула, сказал решительно. – Поехали.

Через полчаса, Лена даже толком не накрасилась, они выехали, по дороге не забыв остановиться у банкомата. Лена сняла все деньги, что были у нее на счету, рассовала их по карманам джинсов и вот они уже несутся по колдобинам сельской дороги прочь от города, еще через  час они вихрем ворвались в церковь, где батюшка неспешно ходил меж образов и, то и дело крестясь, протирал пыль с рамочек. Еще в церкви была бабушка – божий одуванчик, сидела она при входе за столом, на котором стояли свечи, какие-то брошюрки крестики и прочая мишура. Старушка дремала.

- Батюшка, вы нас не обвенчаете? – с ходу спросил Дима.

- Что? – пробасил батюшка и, на всякий случай, еще разок перекрестился.

- Нам срочно надо. – подала голос Лена, пошарила в карманах и достала целый ворох мятых купюр. – Пожалуйста.

- А вы то хоть совершеннолетние? – батюшка на деньги даже не посмотрел.

- Да, - Дима резким движением вырвал из кармана два паспорта,  - нам срочно надо. Очень срочно.

- Ладно, сейчас, подготовиться бы надо. – он покряхтел, осмотрелся и вдруг грянул басом, - Никитишна! К венчанию надоть!

Старушка при входе вздрогнула, распахнула белесые глазоньки свои, соскочила:

- Что, батюшка?

- К венчанию надо. Ты давай, приведи кого, надо ж чтоб короны держали. Да и вы бы, молодые люди, приготовились, а то вид у вас, прости господи.

Вскоре все было готово: здоровый деревенский детина держал короны над Димой и Леной, на Лене было свадебное платье, фата и кроссовки – туфли оказались малы, на Диме же красовался черный пиджак того самого детины, другого не нашли. Батюшка наскоро провел церемонию, старушка Никитишна прослезилась, бахнула тяжелая печать в паспорта – поженились.

Дима был счастлив, теперь можно было не бояться ни страшной татарки Инги с ее многочисленным семейством, надобность в ресторане тоже отпала – всё! Когда всё выяснится, не будет же Лена созывать всю родню на… Даже не понятно, как это действо можно назвать, ну не постсвадьба же. Нет, тут всё должно обойтись малой кровью: тихий семейный вечерок, парочка накрытых столов, приглашены только близкие родственники и Пашка. И пускай Лена хоть до страшных морщин искривит свой прекрасный носик, он всё равно притащит Пашку на празднование!

- Простите, а гостиница у вас тут есть? – спросил Дима.

- Дома есть пустые, много народу-то поуходило на заработки. Никитишна, дом Петровых как, хорош вроде?

- Да, не зарос ащё.

- Ну так проводи молодых, им положено. – и уже молодым. – Совет вам да любовь.

Лена с Димой невпопад ответили: «спасибо» и вышли следом за шустрой Никитишной, им предстояла первая брачная, и по мнению Лены, последняя ночь.

Пожар в студии потушили ближе к утру, Татьяну Петровну привели в себе ближе к двенадцати, а то она все охала, да ахала, и ничего толком объяснить не могла. Причину возгорания пожарники так и не обнаружили: и вроде на поджог не похоже, но вроде бы и не замыкание проводки – стандарты не складывались. От всего местного телеканала осталась только кладовая, в которой хранились средства пожаротушения, да прихожка, что при входе в здание. Так же уцелело и ведро, в которое скидывали материал для областного и центральных каналов – новости более-менее значимые, о которых можно заявить не только на просторах города, но и прогреметь с ними на всю страну. Там же, в этом ведре, оказалась и одна незапланированная кассета, брошенная вчера легкой рукой Павла…

Кассеты с материалом забирались курьерской машиной в шесть часов утра. Сонный паренек за рулем не обратил внимание на обилие пожарной техники вокруг здания, на запах гари, он вообще ни на что внимания не обратил. Он, словно зомби, привычно прошагал до дверей, постучал, ему открыл злой пожарник с перемазанным сажей лицом:

- Что надо?

Курьер сказал: «привет» и по-хозяйски прошел, забрал кассеты из ведра и ушел. Пожарный только плечами пожал, подумав, что так и надо.

Курьер же кинул кассеты в коробку, зевнул и ударил по газам. Через час кассеты были  на областном телевидении, через полтора их оцифровала тетя Клава, местная сплетница и просто хорошая женщина, что имела привычку разговаривать по телефону, в то время как на экране шел прогресс оцифровки, а через четыре часа, в студии центрального телеканала страны произошел сбой. Сорвалась прямая трансляция с премьер министром, причем сорвалась она как раз в то самое время, когда премьер подходил к самой важной части своей речи, так сказать – подытоживал мысль. Произошло резкое переключение на студию и зрители узрели испуганные глаза ведущей и еще трех милых женщин гримерш, что какими-то щеточками да кисточками эту самую испуганную ведущую и прихорашивали.

- Мы в эфире! – громко прошипела ведущая и две гримерши кинулись в стороны, одна же заметалась, а потом бухнулась на пол, но задачу выполнила – из кадра пропала. В студии повисла тишина, режиссер бесшумно рвал волосы на голове и громко артикулировал губами: «Включите хоть что-нибудь! Включите!». Девочка на пульте испуганно пискнула, переключилась на список региональных сюжетов и включила первый попавшийся… Изображение мигнуло и все телезрители страны узрели Толика, прозвучало уверенно и твердо: «Экстренное сообщение»…

Часть II – трагическая

Игорь шел домой. Он устал за день, устал как черт, устал как дьявол. Он работал инженером, а еще там же, буквально через забор, по вечерам он подрабатывал токарем. И там и там платили мало. На работу и с работы он всегда ходил пешком: не торопливо, не спеша – тридцать две минуты туда, тридцать две обратно. Он не страдал здоровым образом жизни, он экономил. Бывало иногда, что очень ему хотелось запрыгнуть в автобус, в маршрутку, и в такие дни он с тоской провожал взглядом проносящийся мимо транспорт, вздыхал, а после, нахохлившись, шел дальше. По утрам шел к дурному начальнику, что приезжал на работу в черном блестящем «бентли», а по вечерам шел к холодной, не любящей его жене и к маленькому любимому ребенку.

С Мариной они сошлись случайно. Игорь, тогда, вернулся домой поздно, ночью уже, и у подъезда увидел пьяную пошатывающуюся женщину. На руках у нее был маленький сверток, из свертка раздавалось тихое всхлипывание, поскуливание. Игорь прошел мимо, но тут же услышал звук падения, остановился, оглянулся: женщина упала и тут же уснула, маленький белый сверток лежал рядом с ней, только из него не доносилось уже ни всхлипываний, ни плача. Игорь кинулся к ребенку, поднял его на руки присмотрелся – было темно, но все же он разглядел маленькое щекастое личико, разглядел черные круги под глазами, услышал тихое, едва слышное сопение. Ребенок тоже спал: измученный, изголодавшийся – он был уже не в силах ни плакать, ни кричать. А еще Игорь почувствовал острую вонь – мать не заботилась о чистоте пеленок. Игорь отнес ребенка домой, уложил его на диван, на всякий случай обложил подушками, вернулся на улицу, с трудом затащил пьяную женщину к себе  на четвертый этаж, уложил ее на заправленную кровать. Захотел было снять с нее обувь, но женщина взбрыкнула и прохрипела пьяно: «отвали, животное». Он решил оставить всё как есть, разве что принес из коридора старое свое пальто и накрыл им гостью. Потом он сбегал к соседям, хорошим молодым людям, у которых чуть больше трех месяцев назад народилось двое прекрасных мальчиков близнецов. Открыл дверь сонный сосед, посмотрел на Игоря осоловелыми глазами, спросил:

- Чего?

- У вас детское питание взять можно?

- Что?

- Нужно… - замялся, решился на вранье, - сестра приехала, а детское питание…

Сосед кивнул, развернулся, прошлепал голыми пятками на кухню, послышалась тихая возня, вернулся с открытой коробкой и бутылкой молока. Промямлил:

- Инструкция на коробке. Бутылочка есть? – Игорь мотнул головой, сосед снова кивнул, ушел, вернулся с пустой пластиковой бутылочкой, отдал.

- Спасибо. – тихо сказал Игорь. – Спокойной ночи и… извините.

- Ничего. – сосед сонно улыбнулся. – Бывает.

Уже дома он прочитал инструкцию, приготовил жиденькую смесь, так, чтобы можно было без особых усилий протянуть через дырочки в соске, распеленал ребенка. Ребеночек был грязненький, чуть синюшный, на ручках и на тельце виднелись уже пожелтевшие синячки. Осторожно, чтобы не разбудить, Игорь обтер мальчика тряпочкой, смоченной в теплой воде, а после тихо-тихо ткнул соской в маленькие губки ребенка. Малыш недовольно поморщился, почмокал губами, Игорь воспользовался моментом и просунул соску в ротик. Малыш было захныкал, но почувствовал вкус и блаженно зачмокал. Игорь сидел, кормил младенца и улыбался.

Утром женщина проснулась. Она скандалила, кричала, что Игорь – этот старый козел, изнасиловал ее, похитил и прочее. Она билась в истерике, ревела и… Он отдал ей подарочную бутылку коньяка из серванта. Бутылка была красивая, выполнена в форме сабли с металлическим теснением на гарде и у пробки. Когда женщина опохмелилась, выяснилось, что зовут ее Марина, что сожитель у нее тот еще козел, что ребенка она у этой твари решила забрать и прочее и прочее и прочее. Потом она, веселая, пьяная и довольная ушла, а малыш, Миша, как выяснилось, остался у Игоря на попечении. Игорь взял отпуск и нянчился с Мишей в течении двадцати восьми календарных дней. Марина приходила по вечерам пьяная, уходила по утрам опохмелившаяся. Иногда она прогуливала – ночевала непонятно где, и потом, когда возвращалась, на ней были заметны следы весело проведенной ночки: подбитый глаз, синий оттиск пятерни на бледной коже руки, рваные чулки. Игорь отпаивал Марину пивом, кормил макаронами и жареной картошкой. Потом отпуск закончился, и он договорился с бабой Верой с первого этажа, чтобы днем она сидела с малышом. А потом, как-то, Марина ночью залезла в кровать к Игорю и они проснулись вместе. С тех пор она гуляла меньше, частенько они спали вместе, но всегда без секса. А потом Игорь предложил ей пожениться, чтобы назвать своего Мишу сыном по праву отца…

После свадьбы отношения  у них были номинальные, друг друга они не любили. Марина все так же уходила в запои, но Миша был с ним и Игорь был счастлив.

Сегодня творилось что-то странное. Да, Игорю и раньше случалось видеть на улицах алкашей, что раскачиваясь и придерживаясь за стенку шли против людского потока, и раньше он видел неформальную молодежь, что обжимались у всех на глазах, но сегодня творилось нечто совершенно непотребное. Пьяные встречались сплошь и рядом, на остановке, на лавочке спал пожилой мужчина очень респектабельного вида в костюме, под головой у него лежал дорогой кожаный чемоданчик, штаны были мокрые, рядом с лавочкой аккуратно стояло два хорошо начищенных черных ботинка. Потом он увидел молодую пару: девушка плакала, косметика на юном прекрасном лице была размазана, она жадно целовала в губы парня, а тот ее успокаивал, гладил по голове и тоже целовал. Ближе к дому Игорь услышал женский крик и стон из темной подворотни, хлопки то ли ударов, то ли еще чего.  Он бросился туда,  но в темноте разглядел не драку, нет – там сношались, по другому этот акт на холодном грязном асфальте назвать не получалось. А потом, уже у самого дома, он увидел выбитую витрину магазина, рядом стояла машина полиции, только никаких оперативно-следственных действий не выполнялось. Полицейские сидели на бордюре дороги, ели чипсы и запивали пивом. Они о чем-то негромко разговаривали, один из полицейских улыбался, иногда тихонько посмеивался.

- Простите, - подошел к ним Игорь, - что произошло?

- Ограбление. – скучающе ответил полицейский.

- Днем?

- Днем. А когда же еще? – усмехнулся полицейский и отпил пива из банки.

Игорь пожал плечами и пошел дальше. Он уже даже не пытался понять, что происходит.

Дома его встретила жена. Марина была трезвая и заплаканная. Миша у нее на руках тоже был зареванный, маленький его носик пуговкой был красным, а голос, которым он сказал: «Папа» был не по-детски осипшим.

- Что случилось? Марин, там, представляешь, угловой ограбили! Посреди дня. И полицейские эти…

- Игорь, ты что, ничего не знаешь? – Марина выпучила на него свои некрасивые с красными прожилками глаза.

- Что?

- Конец света! Завтра нас уже не будет! Понимаешь!

- Что? Ты с ума сошла? – он подошел к ней, взял с ее рук Мишу и приказал ей, - А ну дыхни.

- Да не пила я сегодня, не пила! По телевизору сказали, в новостях.

- Ой, Марин, они там всякого понаговорят, что, всему верить что ли?

- Идиот! – она зло отвернулась от него и… заревела. И только сейчас, за все те три года, что они были вместе, Игорь увидел в ней не алкоголичку, не гулящую шалаву, а настоящую женщину. Она показалась ему такой жалкой, такой испуганной. Он не удержался, подошел и, как тот парень на улице, погладил ее по голове и стал говорить какие-то ласковые и добрые глупости. Миша у него на руках притих и Марина тоже вроде успокоилась, разве что изредка вздрагивали худенькие ее плечики, слышались всхлипывания. Он спросил, тихо, едва слышно, но Марина услышала:

- Почему ты дома?

- А где мне быть?

- С твоими, этими, пить.

- Дурак ты… - она обернулась к нему, обняла, прошептала тихо, - Куда я от тебя…

Он поужинал: Марина сварила покупные пельмени, чего раньше почти никогда не делала, и все то время, пока он ел, она сидела напротив и смотрела на него. Мишка тоже сидел за столом, тягал у папки пельмени из тарелки, подолгу крутил их перед собой на вилке, дул, а после, нехотя, съедал. Он был не голодный, но с отцом ужинать любил.

- Странная ты сегодня. – оторвавшись от тарелки, сказал Игорь.

- Может быть, - она вздохнула. – У меня мама всегда смотрела как отчим ест. Я не понимала: зачем?

- Ну что, теперь поняла?

- Нет. – пожала плечами. – Посуду оставь, я потом помою.

- Да мне не трудно. – он обмыл тарелку, вытер руки, потрепал Мишку по голове, посмотрел на Марину. Та все так же сидела и все так же смотрела на него. – Ну, что скажешь?

- Какой ты у меня все таки хороший.

- Ты же говорила «старый козел».

- Дура была, вот и говорила. Миш, иди в зал, поиграй.

Миша слез с высокого табурета, и протопал за дверь. Игорь проводил непонимающим взглядом ребенка, посмотрел на Марину вопросительно. Та поднялась, медленно подошла к нему, обвила неожиданно ласковыми руками его шею и поцеловала. Такого она никогда не делала, разве что когда была пьяной лезла целоваться, но тогда Игорь ее удерживал на расстоянии, а после укладывал спать, успокаивал.

Показать полностью 1
31

Предохранитель 1/1

Предохранитель 1/1

Автор Волченко П.Н.

Предохранитель

Часть I - комическая

- Фата, да нормальная эта фата! Ну чем не нравится то? – Димка, едва не срываясь на крик, гремел в телефон. – Да не маленькая она! Где ты больше видела? Слушай, может простыню заказать сразу? А? – он прикрыл рукой телефон, спросил у миловидной девушки-консультанта. – У вас фата побольше есть?

- Да, - девушка кивнула.

Димка осклабился в довольной улыбке и выпалил в трубку:

- Есть у них, есть больше. – девушке, - Несите.

- Только она уцененная.

- Ну что еще? – он вновь прикрыл микрофон  рукой. – Дырявая?

- Нет, она из прошлогодней коллекции.

- Ну так какая разница! Несите! – и снова в трубку, - Сейчас принесут, я тебе ММСкой сброшу.

- Нет, мне уцененную не надо! – визгливый, недовольный голос Лены в трубке заставил Димку зажмуриться, словно от нестерпимой головной боли.

- Она нормальная, просто из прошлогодней коллекции. – умоляюще проскулил он в трубку.

- Дим! Ты обещал!

Девушка уже цокала каблучками обратно, в руках она держала шикарнейшую, непомерно громадную белую с белоснежно же белыми прозрачными розочками фату. Девушка счастливо улыбалась.

- Унесите! – зло приказал Димка, так, чтобы Лена на том конце  услышала и гневность и дикость и накопившуюся за день поисков свадебного реквизита злость. Улыбка девушки тут же померкла, глаза стали тусклыми, даже глупыми что ли. Димка же прикрыл ладонью трубку и прошипел громогласным шепотом, - Подождите. Скажите, только громко, что вот эта, - ткнул пальцем в фату, - из новой коллекции.

- Зачем? – девушка была обижена, вернее даже оскорблена и вникать в Димкины дела и проблемы она совершенно не хотела.

- Ну пожалуйста, ну… - он достал из кармана тысячу и громко прихлопнул ею о прилавок рядом с собой. Ситуация накалялась: Лена кричала в трубку, она возмущалась, спрашивала, почему Дима молчит, что там вообще происходит, консультант же играла роль обиженной девочки, и Дима решился на последнее средство: он состроил физиономию а-ля расстроенный щенок, и даже скульнул тихонько. Девушка решительно кивнула и заявила громко:

- У нас есть еще этот вариант, вчера привезли.

- Дим, что там? Отправь.

- Хорошо. – Дима сбросил вызов, быстро сфотографировал фату, и отправил ММСкой Лене, после чего улыбнулся консультанту, сказал, - Вы просто не представляете, как вы мне помогли.

- Капризная? – девушка вновь белозубо улыбалась. – Понимаю, у нас половина таких клиенток.

И она, с видом победителя, взяла тысячу с прилавка, Дима грустно вздохнул.

Фата, если честно, была наименьшей проблемой из всех тех, что свалились на Диму. В последнее время на него заботы посыпались, как из рога изобилия. До того, как Дима сделал Лене предложение, она была наимелейшей, наидобрейшей, самой бескорыстной из всех известных ему особей женского пола. Она пленила его своею красотою, она нежно и ласково извлекла сердце из его натренированной, с хорошо развитыми грудными мышцами, груди, она поразила его своею вменяемостью в суждениях, такой не женской логикой, умом, знаниями и окончательно покорила фразой «техника и женщина несовместимы». Он был покорен, он был растерзан и… что ему еще оставалось, кроме как сделать ей предложение? Ничего… И он сделал! Он сделал этот глупый шаг: он купил кольцо, он пригласил Лену в ресторан, он помылся, побрился, он заказал шампанское и он сделал предложение! И все! В одно мгновение прекрасная Лена превратилась во взбалмошную блондинку из анекдотов. У нее разом зародилась сотня суеверий, две сотни пожеланий относительно грядущей свадьбы, и три сотни возмущений, капризов.

Первое и главное ее суеверие гласило: «невеста не должна принимать участия к подготовке свадьбы». Поэтому съем ресторана, покупка платья, колец, проблемы с транспортом, меню и прочее – разом бухнулось Диме на плечи и это было бы не так плохо – устроить свадьбу на свой лад, но! Ежедневно, ежечасно, если не ежеминутно она названивала ему, дополняла списки заданий, вносила уточнения, корректировки, а порою и попросту отменяла уже закрепленные предварительным платежом договоренности. На ММС с фотографиями, на звонки перечисления списков меню и прочие свадебные радости у Димы вылетали астрономические суммы, но все это были мелочи в сравнении с общими затратами. Грядущая свадьба виделась Диме во снах страшным чудовищем, что сжирало всё на своем пути и отбиться от коего можно было только деньгами. Дима бросал в нее пачки, одну за другой, доставал из карманов мятые десятки, кидался звонкой мелочью, пока вдруг не осознавал, что нет у него больше ничего. И свадьба – этот ужасный, белоснежный монстр в фате и на колесах обручальных колец, подкатывался к нему, распахивались кружева пасти и… и он просыпался. В реальности все было почти так же. Сначала он потратил все свои  накопления, что были у него на руках – семьдесят тысяч пропали словно и не было, затем растворились деньги, припасенные в банке на черный день, теперь же уже шли средства занятые у родителей и, как казалось Диме, это еще не конец!

Телефон завибрировал, заиграл марш Мендельсона, Дима вознес очи горе, нажал на зеленую кнопку ответа:

- Да, Леночка.

- Дим, фату бери, только к ней надо еще эту… накидку меховую

- Лена! Лето на дворе! Какая накидка?

Она не стала с ним разговаривать, а просто сбросила вызов. Дима вновь вздохнул протяжно и тоскливо, будто прощаясь с жизнью, и спросил у девушки консультанта:

- У вас есть эти, накидки, как их…

- Горжетки?

- Да.

- Сейчас не сезон, но может я что-нибудь подберу. – она оттарабанила холеными пальчиками на клавиатуре компьютера короткую дробь, улыбнулась радостно и заявила. - Да, есть! Большой выбор и даже со скидкой.

- Сколько? – устало спросил Дима. Он уже не верил всем этим скидкам, радостным улыбкам и прочим бонусам. Он знал: жизнь жестока, а свадьба беспощадна.

- От шестнадцати тысяч.

Новый вздох.

- Показывайте.

Ближе к ночи он поехал домой. На заднем сидении в аккуратной коробке покоилось свадебное платье (тридцать две тысячи), фата в пластиковой упаковке (шесть тысяч), горжетка то ли под песца, то ли из песца (восемнадцать тысяч), нижнее белье для невесты (шестнадцать тысяч)и прочие мелочи: туфли, атласные перчатки, подвязка, еще что-то общей суммой на десять или пятнадцать тысяч рубликов. Итого…  Итого Дима подсчитывать не хотел, точно так же как он не хотел доставать из карманов оставшиеся финансы и пересчитывать их.

Красным замигала индикатор топлива. Дима снова вздохнул, ему вообще в последнее время постоянно  казалось, что он только и делает что вздыхает, и свернул к заправке. Вышел из машины, почувствовал, что его малость покачивает, словно он не по магазинам бегал, а мешки грузил, сунул руку в карман и извлек оттуда всю оставшуюся наличность – пара сотен, десятки и мелочь. Всё. Пересчитал, подошел к окошечку, за которым сидела сонная кассирша, высыпал деньги в лоток и сказал:

- Девяносто пятый. – грустно усмехнулся. – На все.

Пока он заправлялся в кармане вновь завибрировал телефон, Дима ответил:

- Да, Лен.

- Димочка, мама сказала, что она пригласила тетю Ингу из под Саратова. – трубка замолчала, Дима закатил глаза, спросил:

- И?

- Она татарка, понимаешь, у них традиции…

- На одну персону спец меню, понял.

- Она со своими приедет. – уже совсем тихо сказала Лена.

- Сколько?

- Сорок, ну или пятьдесят.

- Все татары?

- Да.

- Понял.

- Ты такой лапочка. Я тебя люблю.

- И я тебя, привет маме.

Он отключил телефон, завинтил крышку бака, сел в машину, отъехал за поворот, остановился и громко заорал:

- ТВОЮ МАТЬ!

До свадьбы оставалось три недели.

До дома он не  доехал, стоило ему только проехать через переезд, машина недовольно зафыркала, пошла толчками и встала окончательно. Из машины выходить не стал, беситься и злиться тоже – не было больше сил. Достал телефон, нажал пару кнопок, выслушал три гудка и ответил на заспанное «Алло»:

- Паш, я за переездом на Циолковского встал. Видимо крепко. Поможешь?

- Через пять, подожди, минут через десять подъеду.

- Спасибо.

Повесил трубку. Пашка, друг еще со школьных, если не с детсадовских времен. У них как-то так сложилось, что он у Пашки и Пашка у него мог попросить любую помощь и  в любое время, хоть в три часа ночи, хоть в четыре утра. Причем просить можно было о чем угодно: хоть диван перенести, хоть машину толкнуть, хоть сумму заоблачную в долг, хоть труп в багажник загрузить. До трупа конечно дело не доходило, но шутили они на эту тему частенько.

Дима вышел из машины, достал сигареты, еще раз вздохнул – он обещал Лене бросить курить до свадьбы, оперся о машину, и закурил.

Через десять минут к переезду неторопливо подъехала темно-синяя девятка Пашки, остановилась. Пашка вылез из машины, громко хлопнул дверью, подошел, встал рядом. Не говоря ни слова Дима протянул ему пачку, зажигалку. Постояли, покурили, помолчали.

- Задолбался? – спросил Пашка, когда от сигареты только бычок и остался.

- Есть немного.

- Выпить хочешь?

Димка оглянулся, увидел на заднем сидении, в салоне, Ленины свадебные шмотки, сказал уверенно:

- Надо. Надо выпить.

- Поехали.

Через десять минут Пашка поставил свою девятку на стоянку, еще через пять они вместе дотолкали туда же и Димкнно авто, а еще через три они сидели в Пашкиной квартире перед телевизором. На столе стояла тарелка с толстыми, по варварски нарезанными бутербродами, рядом пара открытых бутылок пива, на кухне слышалось недовольное шипение кастрюли, где медленно и нехотя закипала вода для пельменей, в холодильнике стыла водка.

Громко звякнули бутылки, друзья сделали по глотку, тупо уставились в телевизор, где шел какой-то ментовский сериал. Начинать разговор было рано – еще не дозрели. Они неспешно попивали пиво, трескали крошащиеся бутерброды, откуда-то на столе материализовалась пепельница и в ней уже дымно покоилось четыре кривеньких окурка. На душе становилось тепло, легко и приятно.

- Пойду пельмени закину. – Пашка поднялся, вышел на кухню. Послышался хлопок двери холодильника, деревянный перестук мороженных пельменей и тут же бульканье – посыпались родимые в парной кипяточек! Димка повальяжнее развалился на диване, одним глотком допил пиво и с пристуком поставил бутылку обратно на стол. Ему было хорошо, а скоро будут пельмени, будет водочка и ему станет еще лучше – Димка даже улыбнулся от предчувствия, разомлел и… вновь завибрировал в кармане телефон.

Скрежетнул зубами, натянул милую улыбку, ответил:

- Да, Лена.

- Димчик, солнышко, сегодня надо еще заехать…

- Лен, у меня машина сломалась.

С кухни, с запотевшей бутылкой водки и парой стопок в руках, вернулся Пашка, жестом показал: «будешь?», Димка кивнул. Пашка тут же со скрипом свернул горлышко, мерно, едва ли не тягуче кристально прозрачная водка заструилась в стопки.

- Что случилось? Ты не в аварию попал?

- Нет, что ты. Забарахлила что-то… Не знаю, завтра на сервис отгоню, посмотрим.

- А ты где? – она примолкла на мгновение, видимо прислушивалась, по телевизору тем временем киношные менты как раз устраивали задержания, слышалась прошедшая цензуру ругань, выстрелы. – Это что там у тебя?

- Сериал какой-то. Я у Пашки.

- У Пашки? – еще один пунктик, по которому они с Леной не очень сходились. В принципе, ко всем Диминым друзьям Лена относилась лояльно, а к некотором, как например к высокому статному Антону с рубленным лицом, как у Эдварда из «Сумерек», Дима ее и вовсе ревновал! Но вот с Пашкой у них что-то не сложилось. Нет, она ему мило улыбалась, общалась, смеялась его шуткам, но вот потом… Потом она частенько говорила «этот Пашка», а при упоминании о том, что Паша может зайти в гости, так и вовсе кривила свой прекрасный тонкий носик и спрашивала: «А может не надо?». Пашке же было плевать на всё и он приходил в гости невзирая на Димкины намеки, на гневно округленные глаза Лены и прочие «незначительные» аргументы.

- Да, у Пашки. А кому я еще должен был позвонить? – он медленно начинал злиться.

- Вите.

- Ага, в одиннадцатом часу.

- Ну тогда Ирине.

- Ага, ты еще про тетю Валю вспомни.

Они замолчали, Пашка воспользовался паузой: сунул стопку Димке в руку, тихонечко звякнул о ней своею и бесшумно, одними губами, проартикулировал: «Поехали!». Оба разом опрокинули стопки, крякнули, Пашка громко занюхал водку колбасой с бутерброда, Димка выдохнул, закашлялся.

- Пьете? – спросила Лена.

Пашка будто вопрос услышал, головой замотал.

- Нет. – слишком быстро ответил Димка.

- Пьете. – уверенно констатировала Лена. – Вы хоть водку сегодня не пейте.

- Нет-нет, мы только пиво. – Пашка тем временем наливал по второй.

- Ладно. Не напивайтесь, тебе завтра на работу.

- Хорошо. – он уже было собрался сбросить звонок, когда Лена вспомнила.

- А, Дим, слушай, там завтра к тебе вечером Эдя придет, мерки снимет.

- Эдя? Это… Эдуард что-ли?

- Ну да, я у него тебе костюм заказала.

- У этого педи…

- Он гей! – перебила его Лена, добавила, - К тому же он очень милый мальчик.

- Ты знаешь сколько он за этот костюм залудит?!

- Я уже договорилась, он сделает скидку.

- Сколько? Восемьдесят процентов?

- Два процента. Все! Разговор окончен. Пока.

Короткие гудки.

- Эдуард? Это этот, у которого элитное ателье что ли? – спросил Пашка.

- Этот… Ты не знаешь, почем у них костюмы?

- Тысяч тридцать, может больше… Не знаю.

- Нда…

- Бахнем?

- Давай.

Они опрокинули по второй, закурили по третьей, помолчали.

- Знаешь как я задолбался с этой свадьбой?

- Представляю.

- Нет, Паш, ты не представляешь. Это… Это страшно. Еще татары эти.

- Какие?

- А, Ленина родня какая-то. Пятьдесят человек из под Сыктывкара, или нет, с Саратова. Короче один хрен – пятьдесят человек и, - он, передразнивая Лену, пропищал, - у них традиции.

- Что за традиции?

- Да хрен знает. Ты знаешь что кошерные татары жрут?

- Татары кошерными не бывают.

- Тем более! – и невпопад, - Деньги есть?

- Да у меня еще две бутылки в морозилке, хватит.

- Да нет, - отмахнулся, - одолжить.

- Тебе сколько надо? – Пашка вытащил из кармана пухленькое портмоне.

- Тысяч двести.

- Двести? – почесал затылок, - Это уже сложнее.

- Ай, ладно… Наливай!

Они жахнули по третьей, закусили безвкусными бутербродами, уставились в телевизор.

- Двести не знаю, но тысяч сто – сто пятьдесят есть. – сказал Пашка, не отрывая взгляда от телевизора.

- Пока хватит. – Дима тоже старался не смотреть на друга. – Знаешь сколько у меня уже вся эта свадебная дребедень сожрала.

- Подозреваю.

- Полквартиры коту под хвост.

- Серьезно.

- А то! – Димка осклабился в злой усмешке. – Лучше бы вообще этой свадьбы не было! Жили бы гражданским и…

- Так и жили бы.

- Теперь то что? Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Маховик истории не остановить, или как там?

- Нда. – Пашка взял бутерброд, покрутил в руках, сказал мечтательно, - Взять да и обрубить это дело. Разом. Представляешь?

- Что? Не жениться? – Димка вскинул брови, но… в глазах его проскользнул шальной огонек надежды, но тут же и погас. – Не могу, люблю я ее, к тому же… Как теперь все это тормознуть? И вообще… Как ты себе все это представляешь?

Снова замолчали. По телевизору, с умными лицами, говорили о чем то глупом менты.

- Она у тебя суеверная?

- Да вроде не особо, во всяком случае до свадьбы была. А теперь… Представляешь, я ее уже две недели не видел! Говорит – месяц до свадьбы ни-ни! А еще вещи там по цветам какая-то мишура у нее: что-то старое и дорогое, что-то новое, что-то блестящее. Для выкупа какой-то фигни понакупил, говорит, чтобы брак был долгий, надо все по традициям делать! А там одних этих традиций тысяч на семьдесят вышло. А потом еще сверху…

- Понял. Хватит. Значит суеверная.

- Есть немного.

- Слушай, ты Толика помнишь?

- Это…

- Миронова.

- Это тот, который за третьей партой? К Светке все клинья подбивал? Он сейчас, вроде, диктор, да?

- Да. Слушай, есть тут одна идея… Где-то у меня номерок был. – Пашка достал из джинсов телефон, пощелкал кнопками, улыбнулся. – А, вот и он. Должок за ним один есть. Подожди, сейчас.

Он нажал вызов, прокашлялся и замер в ожидании.

- Ты чего? – шепотом спросил Димка.

Пашка отмахнулся, прошипел что-то неразборчивое и тут же заговорил в трубку:

- Толь! Привет. Как дела? Что? И правда поздно, прости. Замотался, не заметил… Слушай, тут такое дело, Димку Чурбанова помнишь? Ну да. Ему бы помочь  надо. Да, желательно сейчас. Нет, мы подъехать не сможем, - усмехнулся, - укушенные уже. Сможешь за нами подъехать? Да, все там же, на Дмитровской. Ну давай, жду. - И Пашка победно сунул телефон обратно в карман. – Вот и славненько.

- Что?

- Подожди, увидишь.

- Что?

- Давай еще по маленькой, да на улицу. Он тут, неподалеку живет, минут через пять подъедет.

Толик подъехал очень скоро, они даже докурить не успели. Толин «opel» с молодцеватым визгом тормозов остановился у подъезда, открылась дверь ухающего басами салона и тут же рванула освобожденная музыка. Толик был красив, подтянут, одет в костюм по фигуре и даже при галстуке – орел мужчина.

- Ты откуда такой красивый? – спросил Пашка.

- Из дома, - легко отмахнулся Толик, так, будто дома так и полагается сидеть в костюме да при галстуке. – По какому поводу пьянка?

- Димка женится.

- Ох ты! Ну поздравляю, поздравляю! – Толик лихо подскочил к Димке, хватанул ухоженными, чуть пухлыми ладонями Димкину левую руку, в правой у него была початая бутылка водки, затряс истово. – Красивую хоть урвал?

- Не то слова. – с тоской сказал Димка и снова вздохнул.

- Молодец! – похлопал по плечу. – Вот молодец! Не ожидал от тебя, а ведь в школе – тьфу и растереть, а сейчас… Фотка есть?

- Погоди, Толь, погоди. Ты про должок помнишь? – вклинился в разговор Паша.

- Помню. – резко посерьезнел Толя.

- Просьба есть одна. Мы сейчас на студию скататься можем?

- В первом часу? Вы что, ребята, охренели?

- Надо.

- В чем хоть дело?

- Поехали, по дороге объясню.

Через четверть часа Толина машина остановилась перед обветшалым двухэтажным зданием, в котором находился телеканал местного значения. Из машины вышли двое: Толик и Пашка, Димку они из салона вытащили за ноги, даже не смотря на то, что тот и отбрыкивался. Димка был пьян – крепко и основательно пьян.

- И как ты себе это представляешь? – Толик нервно закурил, руки его чуть заметно дрожали.

- Легко. Заходим, включаем, делаем, уходим. Просто!

- Ага, не твоя шея в петле. Подведешь ты меня под монастырь.

- Толь, не ной, я тебе тоже не без риска помогал. Глотнешь для храбрости? – Пашка протянул ополовиненную бутылку Толику, тот мотнул головой. – Как хочешь. Давай, берем.

Они взяли покачивающегося Димку под руки и едва ли не волоком потащили к дверям. Там остановились, поставили Димку к стеночке, сам Пашка встал чуть подальше, чтобы не фонило сивухой, а Толя поправил галстук, прокашлялся и постучал в дверь. Тишина, долгая, затянувшаяся тишина.

- Слушай, там вообще есть кто-нибудь? – тихо спросил Пашка.

- Тсс! – Толик оглянулся, сделал страшные глаза, Пашка пьяненько прожестикулировал, мол де молчу.

В конце концов послышались шаркающие шаги, медленные, словно гигантская черепаха на двух ногах шла, потом снова тишина, наверное бабушка-сторож прикладывалась ухом к двери – слушала.

- Татьяна Петровна, откройте пожалуйста. Это я, Толик Миронов.

- Толик? – дребезжащий старушечий голос заставил Пашку поморщиться.

- Да-да, Татьяна Петровна, я это.

- Толик, поздно уже. Не положено пускать. Домой езжай.

- Татьяна Петровна, я ключи от дома забыл. Пустите, пожалуйста.

- Ладно, только недолго.

Послышался звон ключей, возня с замками, потом тихий скрип – дверь приоткрылась и в щель просунулась маленькая сморщенная старушечья головка на морщинистой же черепашьей шее. Старушка щурилась, вглядываясь в улыбающуюся физиономию Толика.

- Толик, ты что ли?

- Я, я Татьяна Петровна.

- А с тобой кто?

- Друзья. Можно они тоже зайдут? Не на улице же…

- Пущай проходют, только не хулиганьте, а то, - она распахнула дверь целиком, развернулась и, все так же продолжая говорить, шаркая пошла обратно по коридору, - Эльза Гордеевна, до чего серьезная дама, букхгалтер, а все туда же, с неделю назад: пьяная, с мужиком каким-то… Тьфу, вспоминать противно. Вот разве ж в наше то время…

- Давайте-давайте, и дверь закрой. - шепотом подгонял Толик Пашку, а тот корячился, чуть не на горбу тащил Димку следом за размышляющей Татьяной Петровной, и все боялся – вдруг оглянется бабушка, куда тогда, к какой стенке Димку прикладывать?

- Ладно, Татьяна Петровна, я в студию, там вроде оставил.

- А, ну ладно, только не хулиганьте. – она так и не оглянулась, дошла до своего места, что напротив маленького переносного телевизора, уселась и сделала погромче. Показывали «Дом-2».

- Не будем. – пьяно промямлил Димка.

В студии они усадили Димку в кресло режиссера, и Толик тут же приступил к работе: он включил осветительную аппаратуру, он выгнал из угла огромную, на роликах камеру, поставил ее напротив дикторской стойки и долго, с тщанием, крутил линзы, ловил фокус, по чуть-чуть менял угол. После всех действий он подошел к огромному настенному зеркалу, осторожно провел ладонью по идеальной укладке, и сказал чуть пренебрежительно:

- Сойдет.

Он прошел за место диктора, встал, прокашлялся, взял в руки пару листочков, наверное для солидности, и сказал Пашке.

- По сигналу нажимай зеленую кнопку, как закончу, красную.

- Какую?

- Да разберешься. Давай.

Паша нажал на зеленую кнопку, которая и правда была одна, и Толик начал. Он абсолютно серьезно смотрел в камеру, его лицо было как гранитный монолит, во взгляде ни капли иронии, страха, смеха – абсолютный диктор, такому и только такому можно и нужно верить.

- Экстренное сообщение, - начал Толик абсолютно серьезным голосом, - по только что поступившим данным наша планета, в скором времени, пройдет через зону повышенной гравитации. Согласно показаниям уже потерянного разведывательного зонда «Омега-16» мы движемся в сторону космического тела, имеющего сверхгравитационное поле, предположительно черной дыры. Простите. – Толик ослабил узел галстука, достал из кармана платок и промокнул им абсолютно сухой лоб. – Время прохождения через точку невозврата, предположительно семь ноль-ноль по московскому времени восьмого сентября… - он остановился, нелепо уставился на листки в своих руках, округлил глаза и с ужасом перечитал, - восьмое сентября? Это же завтра! – посмотрел в камеру, в глазах ужас, неверие, паника, губы бледные, и вроде бы даже дрожащие. – Простите еще раз. – сглотнул, продолжил выдуманное чтение, - Населению рекомендуется проследовать в ближайшие бомбоубежища… Что за бред! Какие бомбоубежища! – он гневно кинул листки на стойку, так, что один из них соскользнул со стола и трагично спланировал ниже, прочь из кадра. – Маразм… Простите.

Он вышел из-за стойки, лицо трагическое, ужасающе правдивое, настоящее. В этот момент даже Пашка поверил в то, что завтра, в семь ноль-ноль наступит вселенская амба.

Все, Толик вышел из кадра, Пашка нажал на красную кнопку.

- Ну ты… - начал он.

- Как тебе? – Толик просто сиял. – Так-то! Это вам не чтение по бумажке – это искусство! Разницу чуешь? Смог бы так Хлебов? Или эта сиськастая Яна, а? Нет! А ну, дай, - он вырвал из Пашиных рук бутылку, лихо свернул пробку и застыл на долгое мгновение в позе горниста.

- Ты где так намострячился?

- Что? – Толик оторвался от бутылки, громко выдохнул, но так и не поморщился, будто воду пил. – А, это. Это я, брат, в народном башкирском театре играл по молодости. Первые роли даже были. Одна… Одна была главная роль. Только меня к премьере заменили…

Толик совсем скис.

- Знаешь, даже я поверил! – Пашка принял бутылку из рук Толика, тоже отхлебнул, сморщился, скривился, будто червяка съел. – У тебя рожа была!

- Закурить есть? – Толик уже вовсю орудовал с камерой. Он извлек из нее видеокассету, чуть покачиваясь протопал до стоящего тут же на монтажном столе видика, вставил кассету, включил аппаратуру. – Сейчас на диск перельем. Я не понял, сигарета где?

- А, вот, держи. – Пашка сам наскоро прикурил и сунул уже дымящуюся сигарету Толику в рот. Тот орудовал – священнодействовал. Он отмотал пленку, поймал начало, какой-то программулиной включил раскадровку, вырезал нужный фрагмент и включил запись на диск.

- Все, готово. Конец света у тебя в кармане!

- Спасибо! Спасибо, Толян! Ты не представляешь, что ты сделал!

Пискнул DVDром, медленно и даже как-то помпезно выкатилась по направляющим подставка с блестящим диском.

- Владей! – Толик торжественно вручил Паше диск, - И это тоже забери. – отдал и кассету.

- Зачем? У меня и видика то нет.

- Выкинешь. Мне лишние улики не нужны. – он откинулся на спинку кресла, блаженно затянулся сигаретой, - Хорошо вышло.

- Ага.

- Ах вы ж паскудники! – дверь в студию распахнулась, на пороге стояла разгневанная черепаха – Татьяна Петровна. – Ах вы ж алкашня! Сукины дети! А ну! Пшли отсюда! Поганцы, я к ним как к родным, с поним…

- Татьяна Петровна, - соскочил Толик, сигарета выпала из уголка рта, - это не то, что вы…

- Пшли отседова! Трое все, пшли! – и она гневно указала узловатым морщинистым пальцем в сторону коридора.

- Пошли… - тихо прошептал Паша, они наскоро подхватили похрапывающего Диму, и прошлепали мимо застывшей, словно статуя, Татьяны Петровны.

- Кассету взял? – тихо спросил Толик.

Пашка показал кассету, что сжимал в руке, сказал тихо:

- И диск.

- Молодец.

Почти у выхода Пашка увидел мусорное ведро, в котором уже лежала пара кассет. «Наверное списанные выкидывают» - пронеслось у него в голове и он, не раздумывая, кинул туда и свою кассету.

Они вышли, дверь за их спинами с железным лязгом захлопнулась, наступила тишина.

- Во попали. – тихо сказал Толик.

- Есть немного. – согласился Пашка.

Димка громко всхрапнул и сонно зачмокал губами.

- Может накатим? – спросил Толик с надеждой.

- Не помешало бы.

Они уселись в машину, уже начинающий пьянеть Толик сказал:

- Дай сигаретку.

- Да ты же… а… – махнул рукой и достал пачку. Толик закурил, улыбнулся. Машина тронулась с места.

Тем временем оброненный в студии окурок тихонько шаил на пушистом ковролине. Медленное его горение по чуть-чуть подпаливала синеватые волоски покрытия, вот уже дымок потянулся не сигаретный, а черноватый, с химическим запахом, вон уже и язычок пламени, пока еще не смелый, сонный, ступает испуганно по зелени коврового покрытия, разрастается, ширится, подает голос тихим потрескиванием…

Желающим отслеживать мое творчество в последствии, рекомендую подписаться на меня, так как некоторые из последующих рассказов будут в иных жанрах (ужасы) и в группе фантастика им не место.

Показать полностью 1
29

Следы в лесу 1/4 ОКОНЧАНИЕ

Следы в лесу 1/4 ОКОНЧАНИЕ

Автор Волченко П.Н.

Ссылки на предыдущие части:

Следы в лесу (фантастический рассказ) 1/1

Следы в лесу 1/2 (Продолжение завтра)

Следы в лесу 1/3

*  *  *

Геш откинул плащ уселся. Как ни странно ничего с ним за ночь не приключилось: не сожрали, не убили, не затоптала одна из тех здоровых ночных тварей, которых он иногда слышал, а потом находил их огромные глубокие следы. Правда самих этих тварей ему встречать не приходилось, да и не искал он с ними встреч, если честно. Но все же кое что на поляне за ночь изменилось: рядом с его лежбищем, на большом зеленом листе, лежала пара увесистых валунов с грубо проверченными дырками. О назначении камней было несложно догадаться – кастеты.

- Бред. – Геш взял один из кастетов, примерил на руку. Кастет чуток болтался, но в принципе был сделан весьма удобно. – Полный бред.

Был последний день игр и времени думать о племени обезьян боксеров у Геша попросту не было. Он перекинул через плечо скатку с вещами, поднял копье и двинулся в путь. Голова чуть гудела после вчерашней драки, руки подрагивали. Но не смотря на всю свою браваду, не смотря на попытки отмести мысли о обезьянах, Геш иногда, с ухмылкой, подумывал: « А с кастетами то я тебе покажу кузькину мать! Я тебе устрою!».

Звонкий свист, Геш еле успел пригнуться, стрела пронеслась над ним, с глухим стуком тюкнулась о твердую кору дерева. Геш соскочил, быстро перебежал за ближайшее укрытие, оглянулся на стрелу: каменный наконечник вставленный в расщепленный кончик самой стрелы, прикручен чем то беловатым, вроде бы жилами. Оперения у стрелы не было.

Геш ждал и охотник тоже не торопился. Через некоторое время Геш даже начал беспокоиться, что лучник уже втихую перебрался на другую, более удобную точку для выстрела и сейчас, медленно натягивая тетиву, тщательно метится в него, в идиота.

Он выглянул из-за дерева и тут же спрятался обратно, мимо, с натужным гулом, пролетела вторая стрела, ушла куда то в темноту, в листву. Значит сидит все там же, на том же месте и, похоже, никуда уходить не собирается. Странно, нелогично, глупо. Будь у него лук, знание местности, хоть какой-то запас стрел… Ничего этого у него не было, так что и особо раздумывать не стоило.

Геш закрыл глаза, сосчитал до трех и со всех ног припустился в сторону небольшого скального развала неподалеку. Судя по каменному стуку, лучник успел выстрелить еще раз, но очень неумело, без поправки на скорость бегущего, – стрела прошла далеко позади.

- А я смотрю ты не очень то хороший стрелок. – прокричал из-за камней Геш. Здесь, за этими валунами он чувствовал себя уверенно: можно было убраться подальше под прикрытием этих же валунов, можно было начать подниматься вверх по склону к лучнику, благо местность позволяла прятаться за кустами, стволами толстеньких деревьев наподобие сосен, ну или, на крайний случай, за теми же самыми валунами, что усеяли склон с этой стороны – выгодное место.

Лучник ему не ответил. Выжидал. Сейчас то он в любом случае должен был постараться сменить место, позиция у него была явно невыгодная. Геш, выглянул из-за камней – ничего. Короткой перебежкой переметнулся к ближайшему кусту и с разбегу плюхнулся на пузо – вновь тишина. Он перекатился, пробежал до дерева – лучника будто бы и не было.

- Ушел. – печально констатировал Геш.

Он поднялся к тому месту, откуда должен был стрелять лучник, увидел следы, ямки в земле. Похоже он, прямо как в кино, воткнул тут стрелы, выхватывал их прямо из земли и стрелял – неправильно это, непрофессионально. Надо будет бежать, придется выдергивать стрелы целым ворохом, а это… Геш ковырнул одну из дырочек пальцем и достал оттуда каменный наконечник. Так и есть, хватанул стрелы вязанкой, половину наконечников тут и оставил.

Геш пошел дальше по следу, что, кстати, тоже было очень странно. Слишком явный был след, убегавший не выбирал твердой почвы, не старался пробежать по высокой траве, где уже через минуту не разберешь – проходил кто или нет? Лучник бежал так, как было удобнее – по земле.

- Идиот. – Геш, шел не отрывая глаз от отпечатков рубчатых подошв, - Вот только кто?

Был еще вариант, что лучник попросту играет в этакого простачка, заманивает его в ловушку. Геш стал приглядываться и, через сотню метров, действительно увидел ловушку. Была она до смешного простенькая: волчья яма, землей присыпана кое как, через прорехи в настиле проглядывает чернота. Геш подошел, ногой раскидал присыпанные землей ветки – яма неглубокая, с полметра, внизу острые лозы. Вроде бы все более менее нормально, по правилам, вот только одно «но» - не рационально. Волчья яма съедает слишком много времени, слишком много усилий приходится потратить на то, чтобы выкопать хотя бы вот такую, в полметра. Складывалось ощущение, что лучник попросту не знает никаких других ловушек, кроме вот таких, общеизвестных, ширпотребных.

Дальше больше: в зарослях Геш наткнулся на натянутую лиану, об которую было куда проще споткнуться, чем оборвать ее и привести в действие механизм ловушки. Геш уселся на корточки, положил пальцы на лиану, слегка надавил – нет, действительно, о такую просто споткнешься и упадешь. Он отступил на шаг и копьем перерубил лиану. С хрустом и треском слева ухнуло бревно, подвешенное все на такой же лиане. Слишком медленно, слишком плохо направлено, слишком слабый урон был бы от такого чурбачка, даже если бы по какому-то странному стеченью обстоятельств Гешу бы не удалось увернуться от удара.

- Все страньше и страньше. – Гешу становилось смешно.

К лагерю, а у лучника был именно лагерь, Геш вышел вполне уверенный в своих силах. Он вышел открыто, с легкой улыбкой, осмотрел отстроенный за эти дни лагерь лучника: тут был и шалаш из веток, и обтесанные острые прутья, вкопанные вокруг, сам лагерь находился на возвышенности, где то чуть ниже слышался негромкий шум то ли ручья, то ли ключа. Прямо как иллюстрация к руководству для чайников «как выжить в джунглях».

- Эй, друг, выходи.

Из-за шалаша на мгновение выглянула упитанная мордочка и тут же полетела стрела. Плохо полетела, если не сказать – хреново. Гешу даже не пришлось уворачиваться, она упала шагах в десяти от него. Но не  это главное, Геш заметил то, что лучник был в очках! Ну это уже ни в какие ворота не лезет.

- Тетива отсырела, - крикнул Геш, - сильней натягивай.

Лучник вновь выглянул, послышался треск натягиваемой тетивы и мимо, далеко мимо, пролетела следующая стрела.

- Ну все, посмешил. Бросай это гнилое дело. Выходи.

- Нет. – крикнул из-за шалаша лучник.

- А что так?

- Вы меня убьете. – в голосе лучника звучали плаксивые нотки.

- Вы? – Геш даже расплылся в улыбке. – Эй, друг, ты где служил, в каком звании?

- У меня белый билет. – отозвался лучник.

- Что? – Геш едва не рассмеялся, - Ушам не верю! Я думал всю вашу братию на отборочных повышибали.

- Какую, нашу? – выглянул лучник из-за шалаша, на солнце блеснули очки.

- Шпану, шантрапу, зеканов – отребье.

- Прошу меня с этой швалью не смешивать! – с неожиданной гордостью заявил лучник, - Я к ним… я к ним…

- Подожди. Ты, вообще, кто?

- Костомской Андрей Геннадьевич. – лучник опасливо поднялся из-за шалаша, в пухленьком маленьком кулачке он сжимал нож.

- Да не то! Чем занимаешься?

- Доктор я. Хирург.

- Военный? – вспомнил о белом билете, - Ах, да… Тебя вообще, как сюда занесло?

- Обстоятельства так сложились… - доктор пожал плечами. – Вынудили обстоятельства, так сказать.

Геш усмехнулся, буркнул под нос: «Бывает же такое».

- Что вы сказали? – подслеповато прищурился доктор.

- Я говорю: бывает же такое. – он шагнул вперед и доктор тут же заверещал.

- Вы там стойте, не подходите.

- Боишься?

- Почему? Совсем нет… просто… - рука, в которой он держал большой армейский нож, явственно дрожала.

- Просто боишься. Правильно. – Геш бросил в траву и копье и нож, и скатку, просто так, чтобы не раздражала доктора, сунул руки в карманы и, насвистывая, пошел к шалашу, на поясе у него, привешенные на шнурке, перестукивались кастеты.

- Не подходите, - взвизгнул доктор, - я вас предупреждаю! Хоть вы и безоружны…

Геш подошел к нему, улыбнулся, протянул руку, доктор испуганно вздрогнул.

- Геш, офицер в отставке.

- Андрей Геннадьевич, хирург я. – доктор пожал ему руку.

- Посидим? – спросил Геш, показывая на валяющееся у кострища бревнышко.

- Да-да, конечно, садитесь.

- Вы, Андрей Геннадьевич, нож уберите пока. Будет время, достанете.

- А? Что? Ну да, простите. – он неумело, со второй попытки загнал широкое лезвие в ножны.

- Андрей Геннадьевич.

- Да.

- Не место вам здесь, Андрей Геннадьевич. Ну вот как теперь прикажете мне поступать?

- В смысле? Ах, да… Не знаю, по ходу дела как-нибудь разберемся.

- Так у нас тех дел. – Геш поднял голову, прищурясь глянул на солнце. По всему выходило так, что до заката, а следовательно и до окончания игр, оставалось часа два от силы. – Андрей Геннадьевич, скоро решать придется, очень скоро.

- Так как же? Уже? Зачем так быстро. Я отсюда никуда не уйду, вы видели какие там, - кивнул в сторону джунглей, - твари встречаются? Нет, я тут буду, а вы идите. Там пока со всеми разберетесь, пока… А я здесь подожду. – он улыбнулся жалостливо, - Что вам с меня проку?

- Со всеми? – Геш улыбнулся, потянул руку в карман, - Вот они, все. Все до одного здесь. Смотрите, - он протянул ему горсть бирок, - все как на подбор – офицеры, все из спецподразделений – голубая кровь! Надо полагать разжалованные, в отставке.

- Можно? – он взял одну из бирок, бестолково покрутил в руках, - Занятная вещица, - вернул бирку, - так тогда может просто поживем тут чуток? Я неплохо обустроился: вода свежая, ключевая, охочусь опять же помаленьку – у меня ямы волчьи, какая-никакая, а живность

- Сегодня последний день игры. До заката пара часов осталась. Надо, Андрей Геннадьевич, вы уж простите.

- Да ничего, я понимаю… - вздохнул, - Помирать не хочется.

- Андрей Геннадьевич, а скажите, вы вообще как сюда попали?

- Да, понимаете, у нас больница сельская, одна на четыре деревни. Не больница – сарай, ну и дотаций там… Говорят сложное финансовое положение, вот мне Абрам Ааронович сказал, что вот, боксом раньше занимался, тяжелой атлетикой – это я когда мне диагноз на сердце поставили, из вредности что ли… Ну я и подумал: почему собственно и нет? Дело не хитрое, может и… - вздохнул.

- Да нет, как вы отборочные игры прошли?

- А, это… Это где как. Я же говорю – боксом занимался, ну и… Повезло.

- Был у нас такой в подразделении. Так и звали – Лаки.

- И что? – оживился доктор, - Как он?

- Погиб. На мине подорвался, - усмехнулся грустно, - на удачу понадеялся.

- Жаль, жаль… - доктор кивнул несколько раз, сказал бесцельно глядя в пепелище, - Вы, Геш, пожалуйста, меня неожиданно и быстро убейте, хорошо? Я, простите, боли очень боюсь.

- Я постараюсь.

- Спасибо.

Они замолчали.

- А я тут обезьян встретил. – сказал Геш, усмехнулся, в стиле доктора продолжил, - Презабавнейшие ребята!

- Приматы? Да, смешные, я, помнится, когда еще учился, мы практиковались на…

- Да нет, эти не такие, странные. Морды у них: глаза здоровые, черные, жвалы как у жуков и еще вот, - снял с пояса кастеты, продемонстрировал, - они подарили.

- Что вы говорите! Интересно. Это, если не ошибаюсь, кастеты?

- Не ошибаетесь.

- Так они разумны что-ли? Инструментами пользуются? Интересно! Знаете, очень интересно!

- И я про то же. Я вчера дрался с одним из них.

- И как?

- Проиграл. Вот они и подарили, наверное чтобы шансы равные были.

- Невероятно, это просто невероятно! А одежда, инструменты, оружие - было у них, или…

- Андрей Геннадьевич. – перебил его Геш.

- Что? Уже пора?

- А вы хороший хирург?

- Ну хвалиться не буду, но…

- Хороший.

- Да.

Геш резко хватанул доктора за маскхалат, доктор заскулил тихо, забился, но из крепких рук Геша ему было не вырваться. Одним движением Геш рванул ворот маскхалата на шее доктора, затрещала ткань, скинул свой, и потащил доктора в сторону, в тень густых деревьев.

- Геш, вы же обещали, вы обещали, что неожиданно, не больно… - жалобно скулил доктор. Геш молчал. Когда они вошли в тень, он бросил доктора на землю.

- Андрей Геннадьевич, у меня идея есть.

Вечером, на закате, за несколько минут до окончания игры, они сошлись на открытом месте. У каждого был нож, у каждого было по кастету на левой руке. Они кружили, боясь подойти на расстояние удара, Геш, то и дело, подавался вперед, делал выпады, но тут же отступал назад, доктор не успевал нанести удар. Бой был зрелищен, бой был прекрасен, все, хоть и знали, за кем будет победа, приникли к экранам и некоторые, где-то глубоко-глубоко в душе надеялись на то, что случится чудо, и неповоротливый плечистый толстячок вдруг…

Геш сделал выпад, блеснул белый отблеск в кровавом закате – мимо, доктор успел, сработали боксерские навыки из далекого прошлого, тяжелый кастет с гулким стуком приложился к голове отставного офицера, и тот пал, бухнулся на землю с доворотом от своего же выпада. Доктор упал рядом на колени, и, на красном фоне заходящего солнца, черный его силуэт вскинул нож и одним точным движением, одним ударом, добил поверженного в шею.

Бой был окончен, игра завершилась.

Через несколько минут на место последней битвы, уже в сгущающемся мраке, приземлился легкий глайдер на воздушной подушке. Доктор, медленный, тяжелый какой-то, встал, тяжело добрел до глайдера, ему помогли подняться. Глайдер взмыл в небо и дальше, и выше, туда где сельского врача из вечно безденежной России ждал многомиллионный приз. Андрей Геннадьевич еще не знал, что чиновники его региона уже подсчитывают, сколько составит процент с выигрыша, не знал, что старый еврей главврач, с таким еврейским именем Абрам и не еврейской щедрой душой, не выдержал радостной новости, упал с сердечным приступом и никто не успел ему помочь – ничего этого сельский врач не знал…

Геш пришел в себя ночью. Голова болела, шею саднило острой болью. Он, не открывая глаз, потрогал желвак за ухом и тихонько взвыл от боли – шишка была знатная. Потрогал и шею – заряда не было, на его месте корка запекшейся крови – и правда хороший хирург. Геш перевернулся на спину, открыл глаза, надеясь увидеть ясное звездное небо, но вместо звезд увидел обезьяну. Огромная морда, ужасные жвалы, черные глаза. Геш попытался подняться, но обезьяна положила большую горячую ладонь ему на лоб, мотнула головой и сказала гортанно и растянуто: «бай, дра-а-аться по-отом». Геш закрыл глаза и улыбнулся - он нашел свой мир.

По итогу, хочу еще раз выразить огромную благодарность @72dron за то, что радует донатами. Низкий тебе поклон, спонсор (не утрируя), для меня это очень даже как-то внове, получать средства за мое творчество.

Завтра порадую всех вас, мои читатели, чем нибудь еще. Огромное спасибо, что не забываете, читаете - мне это очень ценно, главное - это не автор, а читатели - не будь их поддержки, на внутреннем ресурсе много не выдюжишь.

Показать полностью
18

Следы в лесу 1/3

Следы в лесу 1/3

Автор Волченко П.Н.

Предыдущие части:

Следы в лесу (фантастический рассказ) 1/1

Следы в лесу 1/2 (Продолжение завтра)

*  *  *

Эту, как и прочих, тварь, он увидел впервые.  Она явно отличалась от всех других, виденных ранее. Не было у нее торчащих во все стороны ядовитых шипов и рогов, не было скорпионьего жала, клыки и когти не выворачивались гротескными полукружьями на морде и руках. Именно так, на руках. Геш приметил движение периферийным зрением, краем глаза, обернулся и поначалу ему даже показалось, что это не животное, а человек, только какой-то неправильный. Разглядеть особо существо он не успел, то, поняв, что его заметили, бесшумно юркнуло в раскидистую листву папоротника и исчезло. Кое что Геш правда успел заметить: существо было крупным, ростом с человека, а может даже и чуть больше, темная короткая шерсть, массивные руки, сгорбленная фигура, голова растущая словно бы сразу из тела, без шеи – мощная тварь, тварь, внушающая уважение. Возможно даже околоразумная тварь – отметать такое предположение не стоило.

Геш, для верности, переложил копье в правую руку и двинулся по лесу дальше.

Уже несколько дней он не видел никого из своих оппонентов, не замечал следов, и даже начинал побаиваться – вдруг не сведет их судьба? Исходя из того, что сам Геш на сегодняшний день увидел троих, двоих из которых он упокоил собственноручно, в Лесу должно было оставаться еще пятеро. Ну, минус нечаянный расход по местной флоре и фауне, возможные пересечения с прочими оппонентами и прочие мелочи. По прикидкам Геша в живых должно было остаться никак не менее двух человек, до окончания же срока оставалось четыре дня – стоило поторопиться.

За эти дни, что Геш рыскал по Лесу, он понял, что все тут совсем не просто, и про ночёвки свои на деревьях теперь вспоминал разве что с легким привкусом глупости своей, неразумности. В одну из ночей он убедился, что высота – это еще не гарантия безопасности. Тогда его спасла только дикая удача. Проснулся он просто так: не было ни шума, ни ощущения прикосновения, ни даже дуновения ветерка – абсолютный покой, вот только во сне Геш чувствовал, что на него пристально смотрят, сверлят взглядом. Он открыл глаза и увидел тварь, что склонилась с верхних ветвей уже к нему, к лицу его. Она, ну или оно, было черное, непроницаемое как сама ночь, разве что глаза светились фосфоресцирующей зеленью. Попытался отмахнуться, но нет, тварь рухнула на него сверху, придавила огромной массой, и была она какая-то вся склизкая, кожистая, будто бы и без костей вовсе. Он крутанулся, пытаясь вырваться из объятий, замолотил ногами, но тварь будто бы и не чувствовала ничего, зеленые глаза медленно приближались ближе, Геш почувствовал горячее дыхание и гнилостную, со сладковатой ноткой, вонь.

Рядом, на соседний сук дерева что-то тяжело ухнуло, тварь резко обернулась, слегка ослабла хватка и Геш, резко, всем телом, подался в сторону, выскользнул из захвата и с высоты нескольких метров, упал на землю. Наверху же тем временем послышалась громкая возня, кто то зашипел, кто то тихонько, на высокой ноте то ли засвистел, то ли завыл, а после хрустнули толстенные ветви и на землю рядом с ним упал клубок из двух непонятных тел. Геш отскочил в сторону. В эту драку ему лезть не хотелось, но и уйти он не мог – наверху остался привязанным весь его «багаж».

В темноте было сложно разобрать, что творится, какая из тварей одерживает верх, но возня была суровая, слышалось тяжелое дыхание, твари не тратили сил на ненужные крики. Клубок медленно откатывался в сторону и Геш, воспользовавшись возможностью, как мог быстро взобрался на дерево, одним рывком сдернул скатку, соскочил на землю и бросился бежать. Уже утром, когда взошло солнце, Геш, вернулся к месту ночёвки, осмотрелся. Там, на той ветви, где он спал, остались вмятины в коре, будто кто-то очень сильный перетянул ее веревками и тянул, тянул, пока древесина не поддалась. На земле же под деревом все было перепахано, толстый корень, в руку Геша толщиной, был перебит в один удар.

После этого случая Геш устраивался на ночёвки только в узеньких глухих пещерках, да еще и вход за собой заваливал, а оставшиеся щели забивал маскхалатом, плащом непромокайкой.

- Погоди! – окрикнул его кто-то, Геш резко обернулся, вскинул копье. Сверху, с горки, по насыпи к нему торопливо сбегал паренек в изодранном до лоскутов маскхалате, парень широко улыбался. – Приятель! Ты как?

- Да помаленьку. – Геш копья не убрал. Паренек сбежал вниз, остановился шагах в трех, четырех, уставился на Геша. Лицо у паренька было доброе, располагающее к себе, на вид ему можно было дать от силы лет двадцать – подросток. И как только он смог пройти через отборочные игры? Хотя… Может просто молодо выглядит, а может и подготовку проходил с первых дней, такое вроде бы практиковали азиаты. Молчание затягивалось.

- Ну, что дальше? – спросил паренек.

- Не знаю. – Геш пожал плечами.

- Можешь попытаться продырявить меня. – парень улыбнулся еще шире, так, что едва ли не коренные зубы стало видно. Улыбка у паренька была голливудской – красавчик.

- Сопротивляться будешь?

- А то. – красавчик, выудил нож и вполне профессионально перебросил его из одной руки в другую, крутнул пару раз и замер в стойке. – Будешь пробовать.

- Где служил?

- Везде понемногу. В спецшколе, академии.

- Со скольки лет?

- А я что помню? – он снова ощерился в улыбке, - Ну что, надумал?

- А ты чего хочешь? – вопросом на вопрос ответил Геш.

- Ну… Сколько до окончания срока осталось?

- Пять дней.

- Ты скольких убил?

- Двоих, одного мертвеца видел. А ты?

- Тоже одного видел. Итого… А время кончается. Может вместе искать будем?

- Глупо.

- Почему?

- Как? Если вместе пойдем, радиус поиска не увеличится.

- А я уже думал. Ты забираешь румб на восток, я румб на запад и так до полудня, а после оба на обратно, вечером встречаемся. Как тебе?

- Нормально. – Геш упер древко копья в землю, кивнул на маскхалат, - Кто тебя так?

- Кусты. Есть тут… Листья как бритвы! Если увидишь такие, у них лист длинный, и прожилки красные, низенький такой, обходи.

- Спасибо. – склонил голову набок, - Ну что, пошли?

- Пошли. – красавчик спрятал нож обратно в ножны, еще раз улыбнулся на прощание, обернулся, на солнце глянул и беззаботно, будто не было у него за спиной Геша, пошел забирая на запад.

- Подожди. – красавчик обернулся. – Как друг дружку то найдем?

- Ну костер запали что-ли, на дым выйду.

- Хорошо. До вечера.

- До вечера.

Они разошлись и Геш, как и договаривались, двинулся чуть к востоку. Вроде бы паренек был вполне честен, но кое-что его смущало. Паренек прикинул, как лучше найти оставшихся выживших, но почему-то совсем не подумал о том, как им найти друг друга без компаса, без каких либо средств навигации – неправильно это.

Геш перевесил копье на спину, так, чтобы острие торчало в правую сторону и чуть назад, перевесил нож под правую руку так, чтобы рука постоянно лежала на рукояти и двинулся дальше.

Ближе к полудню, когда жаркое солнце стало основательно поджаривать через маскхалат, да и уставать стал Геш от перехода, впереди мелькнула фигура – та самая, высокая, с большими кряжистыми руками, сутулая. Примат, то ли тот же самый, то ли другой, лишь на мгновение показался из тени деревьев, посмотрел пристально на Геша, и вновь исчез.

- И чего тебе от меня надо? – чуть устало спросил Геш, остановился, посмотрел вверх. Солнце висело в зените. – Всё, привал.

Геш скинул скатку, рядом копье, уселся на землю, достал флягу и выпил пару глотков чуть пахнущей гнилью воды, начал завинчивать крышку… Каким-то чудом он успел подставить под удар флягу, нож в умелой и сильной руке легко пробил тонкий мягкий металл, но цели не достиг – острие дрожало в миллиметре от груди.

- Успел… - прохрипел красавчик, щерясь своей белозубой улыбкой, - Успел, сволочь…

- А я сразу, - сглотнул, перевел дыхание, - я сразу подумал, что что-то здесь не так.

Вода тонкой струйкой лилась из пробитой фляги на грудь. Красавчик не ответил, навалился всей тяжестью, на нож, Геш рванул чуть в сторону и нож прошел мимо, только маскхалат распорол.

Геш саданул красавчика под ребра коленом, но вырваться не удалось.

- Не трепыхайся… - прошипел красавчик, капля пота с кончика его носа упала Гешу на лоб, - Не трепыхайся.

- И не собираюсь. – Геш рванул руки красавчика в одну сторону и тут же в другую, мгновение и острие ножа в вывернутых руках ткнулось в красавчика. Тот взвыл, засучил ногами, но Геш не выпускал, давил, давил до тех пор, пока красавчик не затих, не повалился на него сверху.

- Вот и все. – он сбросил мертвеца, со словами: «посмотрим, посмотрим» сорвал бирку с шеи убитого, прочитал. Так и есть, офицер разведки колонии «NewJapp», двадцать пять лет.

Геш уселся, обшарил карманы мертвеца – стандартный набор, разве что… В одном кармане рука наткнулась на знакомые пластиковые прямоугольнички. Геш достал их, посмотрел. Выходило так, что красавчик был не менее результативен, чем сам Геш. Бирок было три, а это значит, что в Лесу остался только один противник.

- Вот и славно. – Геш поднялся, еще раз посмотрел в зенит, там, в вышине уже кружилась стая крупных птиц – аналог местных стервятников, вот только они, если вдруг им надоест ждать, вполне могут стать весьма хищными – это он знал по опыту. Геш поднял вещи и неспешно побрел дальше.

*  *  *

- Планета Лес наиболее опасный из всех открытых, сходных с Землей, миров! – орал ведущий, - И наши смельчаки, наши герои, прошедшие и огонь, и воду, и раскаленный песок гладиаторской арены, эти бравые парни отправятся в самую гущу этих диких, смертельно-опасных джунглей! Парни, вы готовы?

Он обернулся, и все они, все девять человек одновременно рявкнули: «Да!».

- Да, они готовы, они готовы столкнуться не только с силой человека, но и с самой природой, готовы сцепиться не на жизнь, а на смерть с целой планетой! – он замолчал, дал трагическую паузу, чтобы зрители смогли осознать всю глубину той пропасти, в которую должны сейчас шагнуть победители отборочных игр, и после, именно в тот момент, когда осознание должно было перейти в скуку,  закричал. – Итак! – развернулся. – Прошу вас размещаться в ваших десантных капсулах! – участники, в том числе и Геш, уселись в удобные кресла, ведущий воскликнул, - А наши прекрасные ассистентки помогут вам в этом непростом деле.

Ожидавшие до того за кадром длинноногие девицы в брутальных и донельзя откровенных нарядах, вышли на сцену, продефилировали с невозможной грацией и сексуальностью каждая к своей капсуле и, так, чтобы по возможности оголять как можно больше своего живого веса стали застегивать, затягивать, защелкивать всевозможные ремешки и прочую требуху капсулы на сидящих.

- А пока дамы заняты, напоминаю, - обратился ведущий к зрителям, - дальнейшие трансляции будут платными и с присвоением категории А+, так что прошу вас оградить от просмотра детей и лиц с неустойчивой психикой.

Ассистентка, закончив дело, отступила на шаг, капсула с шипением, с показушно бьющим паром, стала медленно закрываться. Последнее, что услышал Геш перед тем как сомкнулись створки, было: «И пусть победит сильнейший!».

*  *  *

Вечером, когда Геш искал укрытие на ночь, из леса нагло и открыто вышло существо. Вблизи оно было еще более массивным, огромная грудная клетка вздымалась от могучего дыхания, тяжелые руки висели вдоль тела. Морда существа оказалась совершенно не похожей на обезьянью: жвала, вместо привычного рта, глаза большие, черные, такие раньше, до эпохи космической экспансии, рисовали у инопланетян, вместо носа две кожистые дыры.

Геш угрожающе перехватил копье, но нападать не торопился. Существо тоже ждало, судя по склоненной голове, оно оценивало Геша.

- Ну?

Существо подняло одну руку и только сейчас Геш заметил, что тварь тоже вооружена – в руке у нее был зажат какой-то длинный, в локоть длинной, шип, судя по блеску на конце, возможно и ядовитый. Существо продемонстровало шип во всей красе, а после отбросило его в сторону.

- Хочешь, чтобы я это убрал? – он тряхнул копьем, - Да? Убрать?

Существо кивнуло, показало жестом – бросай.

- Хорошо, вот, смотри. – Геш бросил копье на землю. – Так? Все?

Существо кивнуло, тряхнуло кулаками подвигалось так, словно разминалось, и замерло в совершенно нестандартной для животного мира позе. Позу эту ни с чем спутать было нельзя – боевая стойка, существо хотело биться вручную, на кулаках.

- Так ты у нас боец значит. – Геш ни на секунду не задумался над абсурдностью сложившейся ситуации: он, на дикой планете, собирается драться по всем правилам рукопашного боя с какой-то обезьяной. – Ну давай, попробуем.

Они сошлись. Существо, не смотря на свои габариты, было очень даже шустрым, хотя тяжеловесность в движениях все же ощущалась. Геш, поначалу, определенно вел бой: он хорошо проработал корпус твари, нанес весьма увесистый удар чуть ниже пояса, но, как выяснилось, там ничего сверхценного у существа не было. Обезьяна действовала очень даже умело: уходила в защиту, открывалась когда надо, работала сериями – животные так не научатся даже после длительной дрессировки. В конце концов все закончилось резко и сразу. Геш пропустил лишь один удар, но и этого было достаточно. Он отлетел на пару метров, вскочил, и тут же почувствовал, как его «ведет», перед глазами поплыло.

Обезьяна двинулась на него и, когда их разделяло расстояние не больше вытянутой руки, Геш рванул из ножен нож и сделал выпад. Наверное из-за удара он двигался чуть медленнее, обезьяна успела отпрыгнуть, подняла раскрытые ладони.

- Что? Не нравится? – ощерился Геш, он чувствовал металлический вкус крови во рту. – А? Что дальше, ну? Ну давай, давай.

Обезьяна опустила руки, вновь склонила голову на бок, посмотрела на Геша пристально. Он сам чувствовал, что его изрядно покачивает, но рука с ножом была тверда.

Обезьяна кивнула, развернулась и пошла обратно, в лес.

- Эй, ты куда? – заорал Геш. – А ну вернись! Вернись я сказал!

Вокруг зашумели кусты и только тут Геш приметил других таких же тварей, что расселись в тени по кустам. Они тоже уходили, поднимались грузно на ноги, и уходили в Лес, в джунгли.

Когда Геш остался один на поляне, он упал на задницу, едва не выронил нож, спросил тихо:

- Что это было?

Сил искать место для ночлега не было. Он разлегся прямо тут, на поляне, укрылся плащом, поверх которого нагреб сколько мог палой листвы, травы и прочего мусора. Он закрыл глаза.

*  *  *

Их хорошо проинструктировали, рассказали о том, как будет вестись съемка, какие правила желательно соблюдать во время боя, чтобы все было позрелищней, покрасивей.

С записью видеоряда все было достаточно просто: мелкая мошкара, что гудела вокруг, не целиком была биологической – частично это были миниатюрные киборги, через чьи зрительные нервы сигнал через ретранслятор подавался на спутник, так что зритель, в любую секунду, в любой момент, мог переключиться на нужного ему участника, на желаемый ракурс – тут проблем не было, но вот со звуком все получалось не так просто. Трещание мелких крылышек этих наполовину живых камер почти полностью перекрывало весь звуковой ряд. Поэтому звук записывался либо со вшитого в маскхалат жучка, либо при помощи направленного микрофона с того самого спутника. Вроде бы жучок в маскхалате должен был решить все проблемы, но… во время боя, во время бега, в любой момент, когда носитель начинал активно действовать, шум ветра, шуршание одежды, листвы, тяжелой отдышки полностью перекрывал весь звуковой ряд. Поэтому их всех настоятельно просили устраивать бои на открытой местности, так, чтобы можно было заснять сцену со звуком, при помощи направленного микрофона со спутника.

Показать полностью
28

Следы в лесу 1/2 (Продолжение завтра)

Следы в лесу 1/2 (Продолжение завтра)

(за иллюстрацию сильно не бейте - плохой я художник) Автор Волченко П.Н.

Ссылка на начало:

Следы в лесу (фантастический рассказ) 1/1

*  *  *

Второго оппонента он выследил по дыму. Уже ночью, когда стемнело и Геш по обыкновению устроился поудобнее на дереве, он заметил, что звезды чуть мелькают в одном месте. Сощурился, пригляделся получше – дым, кто-то запалил костер. Геш прикинул расстояние, была даже мысль пойти «познакомиться» с соседом прямо сейчас, но, подумав, он от нее отказался – слишком опасно идти по Лесу ночью.

Утром, с первыми лучами рассвета, Геш слез вниз, малость подвигался для разминки и, легкой трусцой, припустился вперед. Он уже вполне сносно разбирался в видах растений, мог с первого взгляда определить рядом с каким кустом можно пробежать, а какой будет лучше обогнуть по широкой дуге – человек скотина приспособливая.

Запах дыма он учуял издалека, да и вообще, очень многое говорило о присутствии здесь инородного тела – человека: не шумели птицы, слишком много обломанных веток кругом, тут и там следы, на деревьях зарубки ножом, даже пара срубленных тоненьких стволиков белели обкромсанными пеньками. Похоже этот оппонент решил вести оседлый образ жизни, вместо того, чтобы, как то было предписано правилами, рыскать по Лесу в поисках противников. Правда был еще один вариант… Возможно он решил окопаться тут, понаставить ловушек, соорудил себе что-то наподобие лука или еще что из той же серии.

Геш не стал лезть на рожон: для начала ползком, бесшумно, обошел лагерь противника. Каких-то особых фортификаций не увидел, сам оппонент разместился на дереве, где соорудил себе из тех самых срубленных кустиков да тонких стволиков молодых деревьев нечто наподобие гнезда. Внизу, под деревом, были следы костра, пепел был еще беловатым, не потемнел, значит отгорел костерок не так уж и давно, возможно даже час назад.

Геш залег, прислушался. Надо было определить, где находится враг. Долго ждать не пришлось, через некоторое время чуть поодаль послышался треск кустов, звонко звякнула сталь о ветку – опять рубит сучки. Геш перевернулся на живот, затаился.

К кострищу вышел просто до невозможности огромный человек. Был он, в противовес Гешу без масхалата, в майке, в зеленых военных штанах, на поясе которых была приторочена тушка какой-то мелкой зверюшки, лица мужика видно не было, его закрывала большущая охапка хвороста на плече.

- Лесоруб. – усмехнулся под нос Геш.

Лесоруб сбросил вязанку и Геш увидел своего врага в лицо. Бородатый, мордатый, нос большой, бугристый, голова обрита на лысо, ярко блестит на солнце. Лесоруб почесал шею под бородой, осмотрелся по сторонам, упер руки в бока, и крикнул:

- Выходи!

Геш лежал недвижно. Кто знает, может он зверюшку какую приручил, а может заключил перемирие с еще одним участником, чтобы увеличить общие шансы на выживание.

- Ну не хочешь, как хочешь. – он заботливо сложил костерок, запалил тонкие сучья, уселся на трухляшку, стал свежевать зверька. Геш пригляделся. Таких тварей он еще не видел: из под меха торчали острые членистые лапки, как у омара, судя по хрусту, что раздавался, когда лесоруб кромсал тварь ножом, под мехом, местами, скрывалось нечто наподобие панциря.

- Есть будешь? – крикнул лесоруб, Геш не двинулся. – Да успеешь еще меня убить. Выходи, пожрем по человечески.

Геш поднялся, отряхнулся, лесоруб кивнул, но не поднялся, ножа не перехватил для боя или броска. Геш подошел к костру, уселся на землю в палую листву, скрестил ноги.

- Дмитрий. – лесоруб отер огромную лопату руки о пятнистые штаны, протянул ладонь.

- Геш. – Геш пожал руку.

- Давно лежишь?

- Да так… С полчаса. Как узнал?

- Чутье у меня. – Дмитрий приложил палец к носу, добавил шепотом. - Разит от тебя.

- Что? – Геш  наскоро обнюхал себя. – Чем?

- Да шучу. – лесоруб широко и басовито рассмеялся, отер выступившие слезы. – У тебя задница торчала. Не совсем в тон. Ты бы хоть отряхнулся.

- Смешно. – Геш тоже усмехнулся. – В следующий раз…

- Если будет. – поправил его Дмитрий.

- Да, если будет. – согласился Геш. – А я смотрю ты тут хорошо обустроился. Гнездышко свил. Не боишься, что ночью тебя там и… А?

- Это так, замануха. Сам то я вона где устроился, - ткнул пальцем, Геш посмотрел в указанную сторону, после присмотрелся и только тогда приметил на земле, неподалеку от дерева с гнездом приваленную трухлявым деревцем промоину. Место было просто идеальное: не приметил бы, если бы ему вот так, пальцем не показали, да и не будешь приглядываться, если вот оно все, на виду – и кострище, и гнездо обжитое. – Если ко мне кто пожалует…

- Понятно.

Лесоруб, тем временем, закончил с разделкой твари, насадил небольшую тушку на заостренный прут и медленно стал покручивать ее над огнем. Потянуло жарким ароматом.

- Сам то я в Сибири родился. – начал Дмитрий.

- Холодно. – сказал Геш.

- Да нет… Конечно не как здесь: похолодней, туманы по утрам как простыня – руками можно трогать.

- Это как?

- Как-как, руку сунешь и холодно, мокро. Нет, так не расскажешь – это самому надо. И красиво там. – усмехнулся. – Я бы тебя пригласил, если бы не такие вот дела. Там домик у меня, банька, а вокруг лес – утром выйдешь и красота. А дышится как… Ты как, с кровью будешь или прожаренное?

Геш глянул на тушку, та уже малость шкворчала скудным жирком, мясо потемнело, но внутри было явно сырое.

- Давай с кровью.

- Я тоже крепко прожаренное не люблю. – Дмитрий стянул тушку с прута, и, будто и не горячая была, легко разломил на две половины. – Держи.

Геш взял мясо, пальцы крепко обжигало горячим жиром, жадно откусил кусок, прожевал. Мясо было с горчинкой.

- Горчит. – сказал Геш, - Не ядовитый?

- А у них хрен поймешь. По мне так они все ядовитые. Веришь, мелкого видел, то ли белка, то ли кролик, так у него хвост, как у скорпиона! Тоже, видать, хищник.

- А этого где поймал?

- Ниже, там речка, они там толпами пасутся. Крабы что ли, может раки. Клешней только нет.

- Странный мир.

- Странный.

Ели молча, после, когда были отброшены в стороны обглоданные кости, Дмитрий вытер руки о штаны, заботливо тряпицей отер рукоять ножа, само лезвие прокалил над огнем, вытер. Геш, с интересом наблюдавший за ним, кивнул, достал свой нож и так же прокалил над огнем. По сути правильно: все же резали ядовитых зверюг этими самыми ножами, кто его знает какой только гадости не успели на сталь насадить, а так – раны и порезы поскорее заживут.

- Начнем? – спросил Дмитрий.

- Начнем. – Геш встал, легко попрыгал, быстро произвел несколько серий ударов для разминки, спросил. – Ты где служил?

- Спецназ, горячие точки, всего по мелочи было.

- Ну и я так же. – перехватил нож, - Поехали.

*  *  *

Сначала пришлось уйти из города, потом, чуть погодя, Геш понял, что надо бежать и с планеты – слишком заметный след за ним протянулся. Пока он занимался шпаной, мелкой шантрапой, отдельными ублюдками – все было хорошо и спокойно, но стоило заняться ребятами покрупнее, поважнее, теми, кто попадал под понятие «организованная преступность» - муравейник проснулся, зашевелился. Жаль, но город не позволял так же хорошо скрывать следы, как поле боя, или джунгли, или… В городе всегда находился кто-то, кто всё видел через окно, проезжал мимо, или спал незримо в ближайшем мусорном баке – они помогали охоте на Геша.  И если с какими то нанятыми одиночками он мог сладить, да чего там, с ними даже было интересно, то с полицией так не получалось. От полиции он уходил стараясь никого не убивать: просто у людей такая работа, у этих пузанов дома были жены, дети, собаки – им не зачем было умирать.

Геш пробрался на транспортник, в котором, во время полета автоматически прекращалась циркуляция воздуха в грузовых отсеках, что, вроде как, исключало возможность для перевозки «зайцев», но… Найти списанную капсулу жизнеобеспечения было не так сложно, не так сложно было договориться с одним из грузчиков, чья семья была захвачена Гешем чуть раньше и оставлена в комнате рядом с весьма правдоподобным муляжом бомбы – грузчик был сговорчив.

По прилету Геш тихо скрылся с космодрома, оставив таможенникам разбираться с незарегистрированным грузом и некоторым количеством продуктов его, Геша, жизнедеятельности.

Он думал, что здесь, на новом месте, будет вести тихую оседлую жизнь, может быть устроится на работу, прикупит домик, женится… Через неделю ему стало скучно, смертельно скучно, через две недели он опять оделся в серую «рабочую» одежду, и вышел ночью на улицы города. Найти отморозков не составило труда…

Утром, когда он вернулся в обшарпанный номер гостиницы, и, попивал пиво лежа на кровати, в новостях рассказывали о ночном происшествии. Тогда Геш понял – он не создан для жизни на гражданке.

*  *  *

Теперь вещей было много: дополнительный комплект одежды, правда явно большой для него, два ножа, две зажигалки, две комплексные аптечки и две пары шнурков в кармане – ботинки Дмитрия он не взял. Так же в кармане тихо перестукивались две пары бирок…

Геш легко шел по Лесу, за спиной висела тяжелая скатка скарба, в одной руке у Геша было импровизированное копье из расщепленной палки и ножа, вставленного в раскол, крепко прикрученного шнурком. Один раз он им уже успел воспользоваться – отпугнул здоровую тварь сплошь покрытую толстыми роговыми плитами. Гешу повезло попасть этой животине в глаз, после чего зверь взревел, отступил , ноздри его широко и зло раздувались, но в атаку тварь больше не шла, таращила единственный оставшийся глаз, взрыкивала. Геш, не оборачиваясь спиной, отступил на десяток шагов и только после этого побежал.

Потом была мелочевка: какие-то пичуги, налетевшие цветастой стаей. Они целили клювами с острыми гребнями в Геша, но он достаточно легко уходил от атак, а после того, как сбил парочку, стая резко взмыла вверх, в небо. Сбитых птиц он поднял, и за лапки привесил себе на пояс.

На привале, устроившись на большом, согретом солнцем, камне, Геш задумался. Лес был интересным, действительно интересным. Тут словно бы не было мирной фауны, складывалось стойкое ощущение, что любая животинка, что носилась по здешним просторам, была плотоядной. Быть такого не могло, не могла так хитро выгнуться природа и дать карт-бланш флоре – не в ее это правилах. Может быть здешние твари попросту всеядны: поймал дичь – хорошо, не поймал – кустики обгладывают. Хотя – все равно бред.

А в принципе тут, в Лесу, было очень даже интересно. Не было ни дня без приключений, причем люди эти самые приключения доставляли в наименьшей степени. Не нужно было искать адреналин самому, он заявлялся из тени кустов, он выползал из травы, падал с неба и форм его, адреналина, было бесконечно много… Только за сегодня Геш встретил с десяток новых, еще не известных ему видов, а ведь он шел достаточно шумно, не прятался, не крался. Тут, может быть, можно было бы даже остаться…

Геш почесал шею, пальцы наткнулись на маленькую, едва ощутимую шишку. Там, под кожей, был вшит миниатюрный заряд взрывчатки – урона окружающим не нанесет, но для прекращения его индивидуальной жизнедеятельности этого вполне достаточно. Если через десять дней в живых останутся хотя бы двое с такими вот шишечками, заряды сработают у обоих. Вырезать заряд нельзя: если при жизни человека объект будет извлекаться – он просто взорвется. Там вроде было что то завязано на мозговой активности и еще чем-то… Оставалось только выиграть, а если он выиграет, то его заберут с планеты Лес, выдадут денежный приз, и, в дополнение ко всему, выдадут «индульгенцию», аннулирующую все его прошлые проступки, преступления и тогда он снова сможет вернуться на службу – Лес будет не нужен.

В сантиметре от руки о камень, на котором устроился Геш, что-то тюкнулось, взметнулось облачко пыли. Геш сначала перекатился, упал за камень, прижался к нему спиной и только потом подумал, о том, что это возможно было нападение.

- Эй! – крикнул Геш из-за камня, - Это ты чем?

Ему никто не ответил, Геш услышал тихое шуршание листвы, кто-то скоренько перебирался в кустах – менял позицию. Геш переполз подальше и тут же, в то место где он сидел, с дикой скоростью, ударил увесистый черный окатыш, от валуна брызнуло крошево, взметнулось облачко пыли.

- У тебя праща что ли?

- Да. – голос хриплый, осипший.

- Хорошо пользуешься. – вполне серьезно крикнул Геш, хмыкнул. Ему праща не давалась, он и пробовал то научиться метать камни лишь однажды, но ничего из этого не  вышло – окатыши из кожаного ремешка летели куда угодно, но только не в цель.

- Хорошо учили. – добавил хриплый.

- Где?

- Да есть места специальные.

- Чему еще учили? – Геш, прижавшись спиной к камню, оглядывался по сторонам. Как назло место он выбрал дико неудачное: поблизости ни деревца, ни кустика, ни низинки какой – ровно все, лишь каменюка эта в центре высится. Можно было попробовать добежать рощицы с непонятными приземистыми деревцами,  это секунд в пять выйдет.

- Всему понемногу. – голос стал поувереннее, сиплости поубавилось.

- Многостаночник значит? – Геш встал в позу низкого старта, дожидаясь ответа.

- А то… - одновременно с ответом Геш рванул к рощице, мимо, с едва различимым свистом, пролетел камень и с хрустом вонзился куда-то в тень рощицы. Геш влетел в рощу мгновением позже, перекатился за толстенный ствол дерева, и замер.

- Эй. – крипнул хриплый. – Ты знаешь где спрятался?

Геш молчал. Он прикидывал, как удобнее будет подобраться к тем кустам, где залег пращник. Выходило так, что можно проползти скоренько по тени, потом, если повезет, незаметным переметнуться через ту прогалину…

Вокруг щиколотки что то заструилось, и тут же, почти мгновенно, сдавило крепко, до боли. Геш зашипел, перевалился на спину, хотел было вырвать нож, но его резко дернуло куда то в глубь рощи, громко захрустели ветки.

- Попался. – снова хриплый голос. Геша оттащило к черной громадине ствола дерева, потащило вверх, к кроне, где уже висели какие-то перекрученные ветвями коконы.

Через просветы рощи Геш видел, как хриплый вылез из своего укрытия, через плечо его была переброшена та самая праща, сделанная из шкурки какого-то рыжего зверька. Хриплый был тощ, маскхалат висел на нем как на вешалке, лицо его напоминало череп – кожа туго обтянула скулы, глаза впалые, сбитый на бок тонкий нос. Хриплый быстро подбежал к валуну, увидел копье с ножом, и вся его торопливость мигом улетучилась. Он расстегнул молнию маскхалата, взял копье, осмотрел его, хмыкнул удовлетворенно. Геш радовался тому, что так и не снял скатку с вещами, а то бы хриплый мигом догадался по второму комплекту вещей о том, что у него, у Геша, возможно есть при себе еще один нож.

- Я эту рощицу давно присмотрел. – хриплый уселся на камень, - Сам, как ты попался. Еле вырвался. Это всё, роща, я так понимаю – одно целое. Всё что поймает вот туда, где ты сейчас, тащит. Я специально подкармливал, видел.

- Приручить хотел? – спросил Геш, достал нож. Ветки над ним уже начинали помалу шевелиться, прогибались, вскоре, возможно, дерево решит изготовить из него такой же кокон, а что будет потом – это уж одному хитрому пищеварительному тракту рощи и известно.

- Да нет… - хмыкнул хриплый, - интересно просто. Я до этого про такое даже и не слышал. А ты?

- И я не слышал. – Геш согнулся, ухватился за охватившую его ногу ветку. Ветка оказалась прочной, гибкой, к тому же пальцы скользили по гладкой, будто бы вышлифованной ее коре.

- Ты ее главное не кусай. У нее сок что ли ядовитый или…

- Откуда знаешь?

- Видел. Знаешь, зверюга пока болтается – все нормально, а как зубами рвать пытается, так ее шкондыбать начинает. Ух и орут же они тогда… - вздохнул, - Больно, наверное. Жалко.

- Наверное. А ты что предлагаешь? Тихо мирно перевариться, когда оно надумает меня съесть?

- Ну а почему нет? Повисишь, кровь в голову ударит, сознание потеряешь – тебе тогда уже без разницы будет.

- А может поможешь?

- В плане?

- Тут невысоко. – Геш кивнул на землю, - Копьем дотянешься.

- Ты мне предлагаешь туда, к тебе идти? – хриплый захохотал. – Ну уж нет.

- Камнем зашиби. – напирал Геш, хоть и держал в руке нож и мог сбежать в любую секунду – стоило только полоснуть по натянутой, как струна, ветви лезвием и бежать отсюда со всех ног. Вот только что тогда помешает хриплому устроить на него, на Геша, охоту? А местность он, похоже, знает неплохо, раз даже поэкспериментировать с рощей успел, да и праща у него, да и копье… Вот если бы он подошел на расстояние прямого контакта.

- Нет, промажу. Это же так – баловство, - он взял пращу, вложил в нее камень, раскрутил, - у нас инструктор по рукопашке со странностями был, научил вот…

- Черт… - выругался Геш. Ветви над ним уже перестали извиваться, вниз потянулись тонкие усики. – Она похоже уже кокон готовит.

- Да, пора уже.

- Да сделай ты уже что-нибудь! – вполне искренне заорал Геш, когда первый из усиков несмело коснулся его руки. – Не хочу так!

- Ладно… - хриплый тяжело встал, опираясь на копье, как на посох подошел к роще, прищурился. – Ты бы отпустился, не в жопу же мне тебя закалывать.

- Отпущусь. – Геш сорвал свободной рукой тонкую усик, что пытался обвиться вокруг запястья, дернул что было сил. Усик оборвался, дерево зашумело.

- Готовься. – хриплый взял нож в одну руку, перехватил копье поудобнее, и бегом кинулся через рощу к центральному дереву. Роща шумела, слышался шорох ветвей, еще чуть-чуть и… Геш рубанул по ветке, бухнулся на ноги прямо перед хриплым, и одним точным движением саданул ножом ему в грудь. Хриплый не успел защититься, даже притормозить не успел и сам насадился на лезвие, обмяк, упав на Геша. Вырвать копье из руки, подхватить нож, оглянуться, увидеть змеи вьющихся по земле ветвей, сорвать одним движением бирки с шеи и припуститься бегом прочь – на все эти действия у Геша ушло не больше секунды.

Он перевел дух только тогда, когда роща осталась в полусотне метров от него. Он судорожно выдохнул, усмехнулся. Получилось очень даже неплохо: у него появился еще один нож, еще один участник выбыл из игры, сам Геш узнал важную информацию о представителях хищной флоры. Что-что, а больше в такие вот рощицы с низкими, будто опускающимися к земле кронами, он не полезет.

Посмотрел на бирки, выходило так, что новый его знакомец был унтерштурмфюрер СС четвертого рейха. Раньше он про них только слышал, встречать не приходилось, но поговаривали, что подготавливали их неплохо.

*  *  *

Игра называлась «Последний герой». Вообще это была одна из первых игр подобного рода, во всяком случае так, с истовостью религиозного фанатика, говорил ведущий. Конечно тогда, в те допотопные времена, не было отборочных туров, где участники крошили и шинковали друг дружку, нет, тогда все было проще: набирали команду, высаживали на острове и… Они тогда даже не имели права убивать других участников, просто игра на выносливость.

На игру Геш пришел сам: увидел объявление в криминальных новостях, услышал, что кроме всего прочего победитель получит прощение всех прошлых грехов и решился. Перед тем, как его допустили к отборочным турам, Геша заставили пройти полосу препятствий, а после устроили спарринг с туповатым, но весьма массивным то ли боксером, то ли борцом – Геш не успел разобраться, не дал он шанса противнику применить свои навыки.

В первом туре их погнали через полосу препятствий. Энергетические поля, жидкие беловатые болотца, ядовитые иглы и еще с полсотни всевозможных методов умерщвления, не нарушающие ни целостности убитого, ни эстетичности его облика. Никаких тебе жутких ожогов, сорванного до костей мяса, даже рассечений особых не было: люди гибли красиво, падали в живописных позах, живописно же дергались в очень коротенькой агонии – у шоу свои правила для смерти, иначе… Иначе на программу могут поставить возрастной ценз и будет потеряна часть аудитории.

Второй тур – бои один на один в лучших традициях древнего американского шоу «гладиаторы». Большие, увесистые палки с тяжелыми подушками на концах, пятачок для боя, а за ним – обрыв и высокая пустота, исключающая возможность выживания.

В том бою Гешу попался какой-то пузатый нытик. Он, неумело защищаясь своей палкой, едва ли не ревел, кричал о том что у него семья, что он здесь только потому что нужны деньги и… Геш погонял его по пятачку, чтобы не отчитывали за слишком быстрое окончания боя, а после, одним резким ударом в горло, сбил толстяка вниз. Толстяк был уже мертв, когда летел вниз, к твердому бетонному полу.

Геш подошел к краю, посмотрел вниз на распростертое тело и спросил тихо:

- Зачем тогда лез? – сплюнул, повернулся к камерам, вскинул руки и победно закричал, ему воем, ревом, криком ответили трибуны и ему от этого стало хорошо.

Показать полностью
34

Следы в лесу (фантастический рассказ) 1/1

Следы в лесу (фантастический рассказ) 1/1

Автор Волченко П.Н.

Следы в лесу

Нога в тяжелом ботинке бесшумно ступила в траву – ни шороха, ни скрипнувшего камушка, вокруг царило лесное спокойствие, и даже птицы, ни о чем не тревожась, пели где-то в шуршащей зелеными кронами высоте. Еще один шаг, столь же бесшумный, и движения у идущего ровные, плавные, не идет будто, а перетекает из одного состояния в другое.

Едва слышно хрупнуло в кустах, мелкий зверек высунул мордочку из тени листьев, черные глазки бусинки торопливо окинули взглядом поляну, и задать бы ему сейчас стрекоча, исчезнуть в темноте куста, оставив за собой чуть покачивающиеся ветви, но нет. Человек замер недвижно, его маскхалат слился с пятнами света и тени за спиной, лицо, заботливо испачканное грязью ничуть не выделялось на общем фоне, и только глаза продолжали жить, следили за зверьком. Тот, оглядевшись, успокоился, из кустов показались тонкие длинные лапки с маленькими когтистыми пальчикам. Двигался зверек грациозно, мягко, он тоже старался не шуметь, только мордочка его суетливо и резко поворачивалась то так, то этак, и розовый приплюснутый носик неустанно принюхивался. Ветер был удачный, как раз на человека, и зверек ничего не учуял.

Он выпрыгнул из куста в одно движенье, тело его оказалось длинным, с сильными, как у зайца, задними лапами и выгнутым, с острым жалом на кончике, хвостом – этакая помесь белки, зайца и скорпиона. Зверек, опершись на хвост, привстал на задние лапы, пристально посмотрел в высокое небо, что проглядывалось меж зеленых крон, человек незаметно двинулся, нож из мягких кожаных ножен выскользнул бесшумно.

Зверек отвернулся, снова упал на четыре лапы и в этот момент человек почти без замаха, одним движением кистью, метнул нож. Зверек в последнее мгновение успел обернуться, но спастись уже не успел - длинное лезвие пробило его насквозь, зверек повалился в высокую траву, лапки мелко забили по земле, хвост задрожал. Когда человек подошел к добыче глаза зверька уже были недвижны, словно стеклянные бусины.

Человек склонился над добычей, с интересом присмотрелся к хвосту, который и вправду заканчивался жалом, на тонкие, почти человеческие пальцы, на совсем не подходящие для такой живности клычки, что оголились в предсмертной агонии.

- Какой ты однако…

*  *  *

Их всех выстроили перед высокими черными воротами, у каждого в руке по электромечу, в другой диэлектрический щит – легкий, поблескивающий в тусклом свете как тонкая стеклянная скорлупка.

- Приготовились! – рявкнуло из динамиков, вспыхнул над воротами предстартовый светофор: две, четыре, шесть ламп – и мгновенно с шипением раздались в стороны створки, хлынул в глаза яркий свет. – В бой!

Электромечи не рубили, они не оставляли страшных ран, не вываливались на песок арены кишки, не лилась кровь. Все было цивилизованно, все было донельзя красиво, эстетично, даже несмотря на архаичный облик гладиаторов: кожаные набедренные повязки, сандалии с подвязками, блестящие наплечники да шлемы с имитацией под бронзу. В бою мог защитить лишь щит, та самая скорлупка, о которую разбивался белый с синевой блеск электродуги меча.

Две команды, огромные экраны над ареной, голос диктора, несущийся поверх рева трибун и желтый, как и сотни лет назад, песок арены.

Уйти от удара, развернуться, легко перенести вес на ступню, щитом по щиту и поверх, словно пытаясь снести голову с плеч, мечом по шее. Мгновенная судорога, и противник, прямой как струна валится на землю.

Биться было легко, даже весело. Эти ухари, которых набрали по подворотням для шоу, не знали что такое настоящая боевая подготовка, не прочувствовали они на своей шкуре, что такое бой на ножах, когда не смотришь ни на руки, ни на ноги – только на блеск лезвия в руке врага.

Второй противник, огромный, блестящий от пота, ни дать ни взять – олимпийский бог, разве что весь в наколках, да и лик его с переломанным носом и шишковатым черепом хорошо говорил о совсем не божественном прошлом. В свой удар он вложил всю силу своих огромных рук, привык бить раз и наверняка, этакий центровой в уличных драках, явно раньше подрабатывал гоп-стопами.

Не стал подставлять щита, ушел в сторону, здоровяк всем корпусом прошел мимо открыв огромную спину для удара. Не ударил, ждал, опустив руки, меч трещал злой электрической дугой в сантиметре от желтого песка.

- Ну? Скоро?

Здоровяк развернулся, ощерился зло, так и есть – щербатый, повыщелкали зубы в веселых уличных междусобойчиках. Таких уркаганов тысячи на каждой из планет федерации, возьми хоть нищую колонию, у которой и названия то нет, только номер, хоть достославную Землю матушку.

- Что?

- Долго тебя ждать?

Здоровяк зарычал, вновь поднял меч для удара, спрятался за щитом и неспешно, с опаской, пошел на своего щуплого, но, как оказалось, совсем непростого противника. Тот не двигался, только голову поворачивал в след за здоровяком, руки с щитом и мечом висели плетьми, а вокруг кричали, бились, доносились глухие  удары мечей о щиты, ревели трибуны.

Здоровяк пошел в атаку, вновь промахнулся и получил увесистую плюху сбоку по ребрам и следом локтем по голове. Упал.

- Вставай.

Здоровяк перекатился, соскочил на ноги, отбросил ненужный щит – понял, что мечом его убивать не собираются, спросил хрипло:

- Благородный? В спину бить не захотел?

- Может быть.  – он выпустил щит, бросил меч к ногам здоровяка.

- Благородный. – вновь осклабился здоровяк, поднимая второй меч. Он медленно поднялся на ноги, широко, как зверь, ощерился. Он видел, как к его врагу сзади подбирается еще один гладиатор, он видел занесенный для удара меч и…

Не сложилось тогда веселья. Хоть и ревели надрывно тысячами глоток трибуны, хоть и кричал диктор на одном дыхании в микрофон, и все, все поголовно болели за него, за безоружного против тех двоих с мечами – было скучно. Они мешали друг другу, такие сильные, такие здоровые и такие бестолковые. Ему надоело играться, он вымотал их, а потом убил, страшно и некрасиво, так, чтобы на трибунах вспомнили, что такое кровь, что такое вырванное горло, как выглядит агония хрипящего, захлебывающегося в собственной крови, человека. Здоровяка он переломал, очень умело, очень качественно, так, чтобы тот выл от нестерпимой боли, заходился в крике, а потом бросил, не стал добивать. Других, желающих биться с ним, не нашлось. Он сидел посреди поля, щурясь смотрел на солнце, пересыпал горячий песок из руки в руку. Рядом кричал здоровяк, вокруг дрались, ему было скучно.

*  *  *

Рисковать не хотелось, поэтому костра разводить не стал. Зверька он освежевал, выпотрошил, хвост с хитрой железой, что была над крестцом, вырезал и отбросил в сторону – не травиться же. Получившаяся тушка была очень даже похожа на разделанного кролика.

- Надеюсь, ты съедобный. – он отрезал ножом лоскуток мяса, положил в рот. Мясо было суховатым, жилистым, безвкусным.

Вдалеке, где то в лесу, затрещало, послышалось хлопанье крыльев, крики птиц. Он оглянулся, прислушался. Возможно это был кто-то из оппонентов, а возможно и какая-нибудь тварь из местного бестиария… Кто знает?

- Неплохо, очень даже неплохо. – он отрезал еще кусок, сунул в рот, шлепком прибил какую-то тварь наподобие комара на шее.

После того, как от зверька остались только кости, он обмыл руки в ручейке, и залез повыше на раскидистое дерево, где и лег спать. Снизу было темно, сверху, сквозь листву, ему подмигивали белые холодные звезды, в вышине величаво плыла пара небольших лун.

- Красиво. – подытожил он, закрыл глаза и почти сразу уснул.

*  *  *

Жизнь вообще очень часто была скучна. Нет, сначала многое было интересно, а еще раньше даже страшно, хотя… Скорее всего так казалось. Слишком уж многие говорили, что то или это должно было быть страшным, вот он и поверил через многие годы, сам себя убедил, что боялся тогда. А это не страх был, это был интерес другого рода, другого порядка – интерес с опаской, потому как тогда многого не знал, многое не понимал.

С младых ногтей отец приучал его к «работе». Так он это называл. Отец, широкоплечий, с большой, не по росту рукой протезом, вечно при кителе, вечно при выправке, вечно при именном оружии, сразу решил – кем станет его сын. Как и дед, как и прадед, как и… Все в роду были военными, все в роду были героями: каждое поколение вписало себя в войны, отметилось в мирах федерации, принесло еще с десяток другой наград в общую копилку рода.

У него, у маленького тогда еще, Гешки, не было другого варианта, не было шанса на другую жизнь. Отец, пока Гешку еще нельзя было подключать к программе полной имитации, нанимал «репетиторов», что делали ему растяжки, учили как правильно бить, как надо разбирать и собирать стрелковое оружие, как ориентироваться на местности, как делать захваты, проходить сигнализации, ликбез по юридическому делу, условиям найма, отступным, пунктам типовых контрактов. Ему казалось, что все так и должно было быть: мама готовила, садовник, молчаливый таунянин, подстригал газоны и кусты, а он, пухлый мальчуган Гешка, учился убивать, не выходил из дома, а за подарок почитал «увольнительную» - дни, когда не надо было до абсолютного изматывания бегать, стрелять, ползать, разбираться в схемах или еще в чем-то.

О том, что что-то тут не так, он догадался много позднее, лет в девять, когда рослый мальчуган, решил поиздеваться над Гешкой в очередной увольнительной. Мальчуган был не один, при нем была бандочка его прихлебателей: все как один нахохлившиеся, с поднятыми воротами безрукавок, жующие жвачку. Отец Гешки был неподалеку, но именно в момент, когда тот парнишка подошел отец пропал.

Мальчуган, жилистый, с белым шрамом через щеку и лоб, подошел к Гешке и, без прелюдий, умело нанес хук слева… вернее попытался нанести. Гешка ушел от удара, пошел на контакт, хоть и не рассчитывал на победу, заранее прикинув и рост и вес противника. Но, как ни странно, мальчишка не умел защищаться. Он не сумел пойти в контратаку, а ватага, что была с ним, не стала действовать по всем правилам боя: они не рассыпались в стороны, не взяли Гешку в тиски… Они даже в драку не полезли: стояли, распялив рты, засунув руки в карманы, и дышать забыли. Гешка бил наверняка, как его учили «репетиторы», и, по тем же правилам, перешел к добиванию. Возможно бы и добил, если бы не железный захват железной же руки, а после резкий взлет вверх – это отец поднял его как котенка, рявкнул в лицо:

- Хватит.

- Есть. – ровным тоном отчеканил Гешка, после чего отец опустил его на землю.

Шантрапа так и стояла: неподвижные, испуганные, изумленные, на земле стонал избитый хулиган.

- Что уставились? – рявкнул на них отец, мальчишки вздрогнули, - Забирайте своего и проваливайте!

Уже потом, когда они ехали домой, Гешка узнал, что отец нанял всю эту толпу за пять кредитов, чтобы они его побили.

- Надо было забрать деньги. – сказал тогда Гешка.

- Почему? – спросил отец.

- Они не выполнили условия контракта.

- Я и не думал, что выполнят. – огрызнулся отец,  - Такой шантрапе тебя не…

- Напал только один, ты платил всем. – отец оглянулся на Гешку, хмыкнул.

- Правильно.

Остаток пути они проехали молча. Отец, как считал Геш, радовался проведенным учениям, сам же Геш раздумывал о том, что при всех плюсах, что были у нападавших, победителем оказался он. Отсюда вывод: у других подготовка иная.

Подтверждение своей догадки он получил в дальнейшем в спецшколе, и потом, когда стал кадетом.

*  *  *

В Лесу, если разобраться, было не так уж и плохо, тут просто надо было привыкнуть к одному закону, после осознания которого жить становилось много проще: в Лесу нельзя верить ничему! На второй день после высадки Геш обнаружил, что в Лесу надо остерегаться не только фауны, но и флоры. Деревья проявляли плотоядные наклонности: он видел словно бы приклеенные к кряжистым стволам деревьев тушки животных, он видел, как перемещаются большие узловатые корни толстеньких шишковатых кустов с тонкими и острыми листьями, Геш стал свидетелем, как крупную пичугу с острым клювом, сбило веткой, будто хлыстом – удар был хлесткий, быстрый. Птица не упала на землю, так и осталась висеть на ветке, уже потом, когда Геш подошел ближе, он различил на ветках тонкие, полупрозрачные шипы.

В Лесу было интересно. От него можно было ожидать любых сюрпризов. Тут мелкие грызуны, что селились под корнями простых, неплотоядных деревьев, были вооружены ядовитыми жалами, острыми когтями, клювы птиц были остры как иглы или имели наросты, словно бритвы чтобы было проще пластать дичь. Опасаться всего и всюду – первое правило Леса.

Ближе к вечеру второго дня Геш увидел след. След был хорошо виден, он отпечатался на песчаном берегу широкого ручья, даже рубчики на подошве были видны все, можно было прочитать размер, хотя и так было видно, обладатель такой обуви – человек весьма крупной комплекции.

Геш не пошел по следу сразу. Он сначала огляделся, прошел вдоль ручья в обе стороны, но так и не нашел других следов. Вывод – тот кто здесь был, шел по самому ручью, шлепал по воде не жалея обуви, не опасаясь промокнуть. Так он мог поступить только по одной причине: кто-то шел за ним по запаху, но шел аккуратно, с оглядкой, не показываясь, выжидая лучшего момента для нападения, а это, в своею очередь, говорит о том, что человек, что тут прошел, опасен, раз умудрился внушить страх к себе здешним тварям. Хотя… Не опасных людей тут, в Лесу, и быть не могло.

Геш пошел по следу. Он имел хороший опыт боевых действий в лесу и потому легко замечал нужные детали: обломанные ветви, примятая земля, втоптанные листики. Вот только кроме основного следа человека он стал замечать и другой. За человеком шло животное: крупное, тяжелое, мягкие лапы оставили глубокие вмятины на паре кочек, на одном из кустов он приметил клок серой шерсти. Подошел, понюхал, от шерсти пахло псиной и гнилым мясом.

Еще Геш заметил, что шаг человека становился все короче, будто тот слабел с невероятной скоростью. Такое было бы возможно, если бы он был ранен, но крови не видно. Тогда… Тогда получалось так, что человек был отравлен.

Геш выудил из ножен нож, перехватился поудобнее, на другую руку намотал свой водонепроницаемый плащ. Хищника он приметил еще до того как его увидел: ветер дул в лицо и, при подходе к зарослям, он явственно различил тот самый стойкий запах псины и гнилого мяса. Геш вновь стал двигаться бесшумно, незаметно. Он протиснулся мимо кустарника, который подозрительно не в такт порывов ветра раскачивал ветвями, прополз вперед в небольшой намытой канаве и выглянул. На небольшой полянке, под раскидистым деревом, сидело нечто среднее между пантерой и медведем. Тело было похоже на медвежье: такие же огромные, с подвывертом лапы, такая же массивность фигуры, морда же по кошачьи приплюснута, зрачки желтовато-зеленых глаз вертикальные. В траве перед хищником валялось нечто, надо полагать тот самый человек, только обтрепанный, изорванный до состояния кучи хлама. Можно было уйти, вот только… У человека должен был быть такой же набор экипировки, как и у него, а это значит еще один нож, это значит дополнительное топливо для зажигалки, тот же непромокаемый плащ и еще целая куча всевозможных полезностей, которые в хозяйстве не помешают.

Геш отполз чуть в сторону, за трухлявую корягу, где от глаз хищника его скрывала и молодая поросль и тень от нависшего над корягой дерева и сама коряга. Геш рассчитывал на то, что тварь, когда нажрется и отлежится, свалит с поляны, вот только ждать придется долго.

*  *  *

Зал был полон: десятки, а может даже и сотни людей. И все, кто сидел в зале суда, смотрели на него, в кителе, при орденах, медалях, вот только не награды они видели, не офицера федеративной армии, они видели преступника. Было заявлено, что его подразделение устроило  несанкционированную карательную акцию. Обвинитель все очень красочно расписывал, предъявлял проекции, снятые с места проведения акции: сожженные дома, черные остовы сельскохозяйственных роботов и тела, мертвецы – женщины, дети, старики, какие-то обезображенные куски плоти. Ни одного мужика, ни одного солдата.

- Вы еще раз повторяете, что они, - обвинитель простер руку, пробив ею мертвое тело в трехмерной проекции, - сами проявляли агрессию?

- Да. – кивнул. – После того, как нами был занят сектор Z12, на вверенное мне подразделение, в ночное время, было совершено нападение. По окончанию боевых действий выявлено, что потери в живой силе составили…

- Подождите. Вы хотите сказать, что они, вот эти вот люди, эти поселенцы, крестьяне, мальчишки эти с женщинами на вас напали? На здоровых мужиков из действующей армии, на солдат вооруженных до зубов, обученных, боеспособных? И, к тому же еще и нанесли урон вам, сколько вы сказали?

- Потери в живой силе составили восемь человек: шестеро убиты, двое тяжело ранены.

- Восемь подготовленных космопехов! – он обернулся к залу, не оборачиваясь, с усмешкой спросил. – Сколько же вы их настреляли?

- Ночью или в процессе проведения операции?

- Ночью, той ночью когда на вас напали.

- Мы захватили одного из нападавших, он не смог сбежать в виду ранения.

- Продолжайте: убитых сколько было, боевая техника – все рассказывайте.

- Один раненый. Больше ничего.

- И кого же вы захватили, если не секрет?

- Андреа Маркес. В процессе дознания были получены свидетельские показания…

- Подождите! Андреа Маркес – это имя, это не человек. Кто он? Сколько лет, чем был вооружен? Побольше информации, пожалуйста, если вас это конечно не затруднит.

- Андреа Маркес, согласно дознания, крестьянин-поселенец второго поколения…

- Второго поколения! – вновь перебил его обвинитель, - Первое поколение высадилось на планету семнадцать лет назад. Значит это был ребенок! Так?

- Подросток. Четырнадцать лет.

- Чем вооружен.

- Арбалет, снабженный оптикой, с возможностью переключения на инфракрасный режим, метательное холодное оружие.

- Мальчишка с луком и стрелами перебил шестерых матерых бойцов. Вы то сами это не считаете смешным.

- Нет. Я основываюсь на фактической информации.

- А не логичнее ли предположить, что вы просто подстрелили мальчишку, который пошел поохотится, потому что он, мальчишка, остался кормильцем в семье, после того как его отца призвали на военную службу? Вы о таком не думали.

- Я основываюсь на фактической информации, полученной в процессе дознания…

- Дознание выполнялось согласно стандартных процедур.

- Конечно.

Обвинитель вновь повернулся к залу:

- Надеюсь присутствующие знают, что такое стандартные процедуры дознания? Я хочу, чтобы вы поняли: ребенок под пытками сознался в том, что это он застрелил шестерых опытных бойцов! Это был ребенок! Я просто не представляю, через что ему пришлось пройти перед… А перед чем собственно? – снова повернулся к Гешу, - Скажите, что дальше сталось Андреа?

- Согласно процедуре, в виду отсутствия возможности содержания военнопленного, был выполнен «удар милосердия».

- Мне нечего добавить. Мне просто нечего добавить. – обвинитель сел на свое место, в зале загудели, пока еще негромко, но шум нарастал, становился отчетливей, громче.

- Прошу отметить. – начал Геш. -  В традиции данной нации входит военная подготовка с детского возраста. Это традиция еще со времен обитания на Земле. Женщины так же проходят подготовку…

- Протестую! – воскликнул обвинитель.

- Протест принят. – сказал судья, - Обвиняемый, прошу вас сесть.

Геш сел. Он очень сожалел о том, что этого пухленького обвинителя и этого громогласного судьи не было там в ту ночь, когда на них напали, и в тот день, когда была проведена акция по зачистке территории. Во время зачистки Геш потерял половину подразделения, эти женщины, дети и старики, прекрасно знали местность, в некоторых домах имелись самодельные взрывные устройства, сельскохозяйственные роботы были перепрограммированы на ведение боевых действий.

Приговор был прост: Геша, в виду заслуг перед федерацией уволили с запретом дальнейшей службы в каких бы то ни было военных и армейских организациях, несколько из его солдат, особо отличившихся в процессе выполнения операции по зачистке местности, были переданы трибуналами, прочие получили различные тюремные сроки. Процесс этот транслировался по центральной сети, помнится он тогда понаделал много шума. Уже много позднее Геш узнал, что это было не более чем прикрытием ведения боевых действий в другой части федерации, просто правительству нужен был козел отпущения, а он со своими ребятами не вовремя попал под раздачу.

После этого жизнь стала скучной и неинтересной.

*  *  *

Тварь не уходила. Она, видимо, решила сожрать дичь целиком «не отходя от кассы», но, что самое плохое, она еще и учуяла Геша. Поначалу она просто нервничала, оглядывалась по сторонам, Геш тогда подумал, что просто донесло какой-то неуловимый запах из Леса, но после, когда тварь все чаще стала вести носом в его сторону, Геш понял по кому звенит колокол. Можно было бы попытаться уйти, точно так же как и пришел: тихо, бесшумно, но надеяться на то, что настороженный хищник не заметит ничего, не заподозрит, было глупо.

Геш поднялся. Встряхнул затекшими руками, попрыгал на месте, разминая ноги, наклонил голову из стороны в сторону, как боксер перед боем. Все это время тварь наблюдала за ним. Когда же Геш закончил прыжки, подтянул накрученный на руке плащ и перехватил нож поудобнее, тварь поднялась, и, опустив голову почти к самой земле, пошла в атаку. Все же, как оказалось, в твари было куда больше от кошачьих, чем от медведя. Она двигалась плавно, мягко и красиво перекатывались мускулы под серой шкурой.

Геш прекрасно помнил о сокращающихся следах и о отсутствии крови. Вот только где у этой твари ядовитые железы? Как она хотела одарить его своей отравой?

Он прищурился: хвост у хищника был вполне обычный, без жала, но зато на морде, вдоль позвоночника и сбоку на ребрах у твари проглядывались острые роговые наросты. Может быть они? Когда тварь подошла ближе и приготовилась к броску, Геш разглядел на этих наростах маслянистый блеск.

Тварь скакнула, распрямилась в единое мгновение, как пружина, но все же недостаточно быстро. Геш успел уйти от удара, да еще и ножом полоснул. Сталь легко и привычно раскроила плоть, Геш перекатился вперед, обернулся. Тварь с недоумением обнюхивала длинную рану, протянувшуюся от плеча передней лапы через бочину едва ли не до брюха, лизнула широким, шершавым даже на вид, языком кровь, и только после этого вновь пошла в атаку.

На этот раз она была куда как серьезнее, во всяком случае прыгать больше не собиралась. Она подходила осторожно – оценила противника. Когда расстояние сократилось, резком метнулась вперед, ударила широкой лапой с выпущенными когтями. Удар был почти мгновенным, но недостаточно – острый нож широко и глубоко распахал мягкие подушечки лапы, кровь веером легла на траву. Тварь взревела, взвыла, но больше нападать не пыталась. Вместо этого она громко и протяжно взревела, попятилась, отступая, а после резко развернулась и широкими скачками, с хрустом, понеслась через кусты.

Геш осклабился. Было приятно, что эта зверюга решила с ним не связываться.  Он глянул на руку, на которой был намотан плащ: располосован, темнеют жирные маслянистые пятна – яд. Наверное во время прыжка. Значит тварь ушла не навсегда, возможно она решила, что отравила его и вернется чуть позднее, к тому времени, когда Геш должен был бы ослабнуть. Не так уж и много у него времени, если подумать.

Он торопливо кинулся к бесформенной груде тряпья, что раньше была человеком. Тварь откушала весьма прилично, недоставало крупных фрагментов, одна рука была прилично обглодана, ниже локтя торчала обкушенная кость. Гешу было плевать на все это: он быстро и уверенно обшарил мертвеца, выпростал карманы, отцепил с ноги ножны – пустые, ножа не было, наверное потерял еще при первой стычке с пантерой. Ботинки Гешу были конечно не по размеру, но шнурки он все же вытащил – две крепкие веревки  в Лесу помехой не будут. На шее у мертвеца висели бирки, по привычке Геш сорвал и их, сунул в карман. Больше ничего у мертвеца не было, поистрепался он, когда бежал от пантеры.

- Ну и мне пора. – тихо буркнул под нос Геш и поспешая, но без паники, легко и уверенно побежал по лесу. Он надеялся на то, что пантера и сама к моменту возврата изрядно ослабнет от потери крови и преследовать, во всяком случае долго, не будет.

Пробежав в таком легком темпе с полчаса, Геш, влез на такое же дерево, на каком спал прошлой ночью, разместился там поудобнее, на случай, если пантера все же пойдет за ним. Пока делать было нечего, он достал из кармана бирки. Стандартные армейские бирки из армированного антивандального пластика, с такими хоть в огонь, хоть в воду, хоть под перекрестный артобстрел.

Он активировал бирки, на маленьком монохромном экранчике прочитал информацию о погибшем: Бон Смит, капитан-лейтенант специального подразделения «Ди-6», группа крови, резус фактор, информация о пересаженных органах и прочий мусор. Группу «Ди-6» Гешу приходилось встречать, знал он про этих ребят не понаслышке. Серьезные, очень серьезные, хорошая подготовка, знакомство не только с солдатским делом, но и с психологией и прочее и прочее и прочее.

- Весело будет. – сказал с легкой улыбкой Геш. Если и прочие ребята не хуже, можно хорошо повеселиться.

*  *  *

- Эй, есть закурить? – пара подростков в дурацких масках клоунов обернулись, остальные продолжали сдирать одежду с извивающейся, визжащей девки.

- Иди отсюда. – сказал один из клоунов, с тихим щелчком в его руке появилось блестящее лезвие выкидного ножа.

- Я, сдуру, курить бросил, - он виновато улыбнулся, шагнул вперед, - курить хочется. Есть сигаретка?

Он изнемогал от безделья, от смертельной скуки. Все быстро надоедало, все опостылевало. Женщины, азарт от игр, попойки – это приелось едва ли не в первую неделю. Геш знал, что ему нужно от жизни, вот только на гражданке такого не получишь. Ему нужен был адреналин, ему нужно было ощущение опасности, легкое, постоянное, непрекращающееся – Геш чувствовал жизнь только тогда, когда был на краю, на лезвии. А тут…

- Не курим.

- Спортсмены что ли? – он сделал еще один шаг и, в лучших традициях шпаны, спросил. – А если найду?

- Че?

- Найду если? – и, вместе со следующим шагом, он нанес удар…

Девка продолжала визжать, Геш уселся на сбитый в пылу драки мусорный бак, сказал тихо:

- Заткнись ты.

- Вы… вы…

- Домой иди. – он достал из кармана сигареты, думал было закурить, но вместо этого смял пачку, бросил под ноги. И вправду пора бросать.

Девка больше не орала, она достаточно быстро собрала свои вещи, и, громко цокая каблуками по асфальту, припустилась прочь. Вдалеке послышалась полицейская сирена.

- Ну и мне пора. – сказал Геш, поднял воротник плаща, и быстро зашагал прочь. Холодало.

Ссылка на продолжение

Следы в лесу 1/2 (Продолжение завтра)

Показать полностью
37

Шахматный партнер, или психология пешки 1/2 (окончание)

Шахматный партнер, или психология пешки 1/2 (окончание)

Автор: Волченко П.Н.

Ссылка на начало произведения

Шахматный партнер, или психология пешки 1/1 (продолжение завтра)

Пару дней после этого он рыскал по всевозможным предписаниям, по уставам, по директивам и прочему официальному мусору. На бумаге все выходило до безобразия складно: если что то накрылось, восстала из многолетнего сна команда «Ух», решила разом все проблемы и снова на боковую. И для всего есть запчасти, для всего есть составляющие! Надо антенны – нате, пожалуйста, накрылся, боже упаси, искусственный интеллект со всем своим ядром, то и тут не беда – есть все блоки поотдельности, ворохом, хоть кусками меняй, хоть в конструктор играй. Даже для центрального реактора и то нашлось энное количество запасов. На случай же утери части корабля, тут уж простите, не доглядели. И ведь главное ни единого пунктика, ни подпунктика, что мог бы помочь ему вывернуться из этой западни, пункта который бы просто и быстро объяснил искусственному интеллекту, мол де вот тебе, брат, индульгенция капитану и пусть он себе идет да дрыхнет до момента прибытия на ту самую неизвестную планету. А корабль? А что корабль? Кому он, этот корабль, нужен будет после того, как будут установлены телепортационные врата. Единственное, на что сгодится он после этого, так только на роль постамента, что будет возвышаться в назидание потомкам, как слава былых дней.

Андрей ничего не нашел, по всему выходило так, что куковать ему тут до момента ликвидации аварии, а в его случае, до момента смерти. Вот только… но об этом он пока старался не думать.

На третий день он пил, вернее хотел напиться, но ему это не удалось. На борту спиртные напитки не предусматривались, а от технического спирта с антигидрозными присадками его мутило даже после разбавления спирта в соке один к десяти. Пьянка не удалась, зато его долго  и натужно рвало, да еще и голова потом болела.

На четвертый день, от скуки и безысходности, он решил просто поболтать с искусственным интеллектом. Разговор не задастся – это Андрей понял на первой же минуте разговора. Хоть это был и интеллект, но он был до того искусственный, что просто убивал своей однообразностью, поддельностью. Он прекрасно давал навигационные выкладки, выполнял расчеты, сообщал о амортизации и выработке отдельных узлов, мог днями и ночами твердить пункты уставов, свои собственные директивы и предписания. И, когда на очередной вопрос Андрей получил ответ: «По данному запросу ничего не обнаружено» - он не выдержал, встал с койки, натянул скафандр, прихватил в подсумок баллон с воздухом про запас и вышел из своей каюты.

Где располагались серверная он знал, доступ туда у него тоже был, так что о деталях он не беспокоился. Через пару минут он уже вошел круглый белый зал, где вдоль стен за стеклом  выстроились мерно гудящие шкафы с автоматикой, недалеко же от входа стоял пульт управления: громадина в три стола длинной, сплошь усыпанная кнопками, всевозможными рычажками, верньерами и прочей непонятной мишурой.

Как только створки дверей сошлись за спиной Андрея, в динамике наушника раздался голос: «Несанкционированное проникновение в центральный блок управления».

- Отставить. – Приказал Андрей, подошел к пульту, уставился на него долгим, ничего не понимающим взглядом. Можно конечно было пойти и вывести из анабиоза того же Митхуна, специалиста по электронике и компьютерным системам, но это означало посадить его в ту же лодку, в которой был и сам Андрей.

- Где находится переключение на самообучающийся режим?

- Самообучающийся режим желательно применять непосредственно после высадки, для должного реагирования в нестандартных ситуациях.

- Да у нас с тобой все нестандартно.

- Не понял вопроса, прошу откорректировать формулировку.

- Где переключатель?

- Переключателя нет. Есть четыре блокирующих узла. Для включения самообучающегося режима необходимо произвести их удаление в следующей последовательности…

- Куда идти.

- Шкаф номер три, блок схем маркированный красной единицей.

Через десяток минут Андрей уже снова был у себя в каюте, рядом кучей тряпья валялся скафандр, шлем, блестящий полупрозрачным забралом неряшливо брошен на койку.

- Ну, а теперь поговорим, как человек с человеком.

- Простите, данный уровень соответствия невозможнее, а так же запрещен директивами о…

- Забудь. Ты как обучаться будешь? Тебе книжки надо давать читать, учить тебя как школьника или что? И еще, повлиять на директивы или что там у тебя еще, можно будет по ходу обучения.

- Система самообучения выявляет закономерности из всех источников поступающей информации, проводит дальнейшие аналогии, для осознания распространения принципа в существующих границах. Директивы и предписания корректировке не подлежат.

- Плохо. Ладно, ну тогда давай с тобой просто поговорим.

- Тема.

- По ходу сориентируемся.

*  *  *

- Я когда маленький был, у нас, на втором подвальном уровне дед один жил, еще из тех, что аграрный период видел. Сам, представляешь, сам видел! Правда он тогда еще совсем мелким был, говорит лет пять, не больше, когда их сад под постройку отдали. Он рассказывал, что у них, на том участке яблоня росла, груша. А я то тогда и не знал, что яблоки да груши не из геннофабрик пошли, а раньше на деревьях росли. Старик, как же его, деда Яша, да, точно, деда Яша его звали. Так вот, он рассказывал, что яблони поливать надо было, сорняки выпалывать, а я все думал, что сорняк – это как, ну как колючая проволока что ли, а он потом мне когда больше рассказал, понял – это оказывается просто трава, только без всякой пользы. Вот эту траву и надо было выдирать – выпалывать. А потом и сам сад сорняком стал – место важное занимал, там после шестнадцать жилых уровней вверх выстроили и восемь минусовых. Выпололи сад…

- Логически оправданное решение. – подал голос компьютер.

- Да молчи ты, ничего ты не понимаешь. Не в этом дело. У деды Яши горшок был, в нем цветок какой-то рос, как же он назывался? Нет, не вспомню, давно это совсем было. Маленький цветок, жалкий, у нас, на нашем третьем наземном уровне на такой бы даже внимания не обратили. Ты знаешь, какие у нас там цветы росли? Во! Бутон расцветет, как шляпа на листве  - здоровенные! А у деды Яши вот этот, маленький, щуплый еще совсем, листики с желтизной. Я один раз втихушку к деде Яше с газоанализатором приходил, посмотреть какая выработка кислорода у этого цветочка. Проверил и, представляешь – ноль почти! Чтобы такими цветами хотя бы треть жилого блока прокачать, надо их охапку, или как деда Яша говорил – поляну целую! Бесполезный цветок… Дурость.

Андрей скис, вздохнул, вспоминая деда Яшу, как тот сухими, как пергамент руками берет с подоконника старый глиняный горшочек, в котором этот самый цветок. Маленький цветок, листики не яркие, подбитые по кончикам желтизной увядания, да и запаха от цветка почти никакого, если только наклониться к нему самым носом, глаза закрыть, а потом осторожно-осторожно вдохнуть, только тогда можно хоть что-то почувствовать. А деда Яша улыбался, и говорил: «Чуй, малец, как раньше жизнь пахла, чуй», и Андрей чуял, что-то было особенное в этом запахе, то ли в его слабости, то ли еще в чем, но Андрею нравилось закрывать глаза, приникать носом к цветку и медленно вдыхать.

- Что было дальше? – спросил компьютер.

- Не стало деда Яши.

- Умер от старости? – компьютер уже научился разбираться в таких вещах и слова типа «умер», «убили» - уже понимал великолепно.

- И да и нет. – Андрей перевернулся на кровати, уставился в низкий потолок каюты. – У нас уборку помещений кибер делал. Идет по коридору, универсальным ключом все двери открывает и уборку делает. А деда Яша никогда его не пускал, у него к двери, снаружи, шпингалет был приделан. Как куда пойти надо, деда Яша выйдет, на ключ электронный закроется и шпингалет этот закроет. Вору этот шпингалет и не нужен, все равно электронный замок не открыть, а кибер, тот наоборот – электронный может, а для шпингалета у него мозгов не хватает. А тут так получилось – шпингалет был открыт и кибер вошел. Он цветок тот как мусор убрал, и сразу в утиль, все… Деда Яша пришел, и… помер. Сердце не выдержало.

- Смерть необусловлена. Не вижу причины.

- Ты много чего пока не видишь.

- Цветок не имел практического применения, в нем не содержалось информационной значимости, не имелось родственных связей. Делаю вывод: уничтожение цветка не являлось причиной смерти деды Яши, единовременность же произошедшего обуславливается случайностью.

- Хорошо, хорошо если так. А то ведь… Это же я тогда шпингалет открыл. Рядом с дверью проходил и… не знаю… просто взял и открыл шпингалет.

- Детская психология руководствуется не рационализмом, а попыткой провести эксперимент для лучшего понимания мира. Ваше действие соответствовало возрасту.

- Заткнись. – голос мгновенно умолк. – Выключи свет, я спать буду.

- Спокойной ночи. – освещение погасло.

Андрей еще долго ворочался, не мог уснуть, и все клял про себя непонятливый искусственный интеллект, это же что получается – деда Яша умер только из-за того, что он, Андрей, был ребенком с должным уровнем «экспериментальности» и нерациональности?  А может быть и права эта железяка, может просто время дедушке пришло…

Он незаметно провалился в сон, и там, во сне, он увидел добрую улыбку деды Яши, лица не видел, только улыбку – все что запомнилось, увидел руки, то как они осторожно снимают с темного подоконника горшок, подают ему цветок, и он тянется к нему, а ладошки у него маленькие-маленькие, розовенькие…

Он улыбался во сне, а из под закрытых век, по щекам, стекали слезинки. До окончания воздуха оставалось восемнадцать суток.

*  *  *

Он качнулся, ноги не держали, ощущение дикого, страшного удушья все не хотело отпускать сдавленное горло и каждый новый вдох давался через силу, а еще эта темнота, это непроницаемая чернота – ничего не видно. Громкий щелчок и вспыхнул яркий белый свет. Андрей стоял в узком, как колба железном мешке, ровные плавно закругленные стены, и яркий свет сверху и снизу. И еще ощущение, что, что-то не так, он поднял руку и едва не закричал от увиденного: вместо руки какая-то пульсирующая черная плоть, тугие узлы мускулов то напрягаются, то самопроизвольно опадают, змеящиеся толстые вены и длинная, от запястья до локтя, светящаяся зеленая полоска и она тоже чуть двигается, пульсирует – она живая.

- Спаскостюм. – сказал сам себе, а через секунду тише добавил, - Пост-клонирование.

Откатилась в сторону овальная створка, Андрей вышел, медленно, еще не совсем осознавая себя в новом теле, он пошел в сторону капитанского мостика, но там, в коридоре, наткнулся на себя, на свое мертвое тело.  В попытке ухватить хоть еще один глоток воздуха Андрей, в последние секунды жизни, сорвал с головы шлем, но и тут уже нечем было дышать– углекислый газ и ничего более.

Он привалился к стене, дыхание было заполошным, громким. Распорядился вслух:

- Убрать тело.

- Куда? – голос из под потолка.

- Куда угодно, хоть в мусоросборник!

Андрей стоял с закрытыми глазами, ждал. От того, что вот тут, в паре метров от него лежит он же, только мертвый, становилось не по себе и снова хотелось выблевать все, включая свой желудок, но у клонированного было пусто в животе, да и спас костюм работал на пять баллов, скоренько гася рвотные порывы какими-то неведомыми инъекциями.

Послышались тяжелые шаги, возня, хлопок. Голос: - Выполнено.

Андрей открыл глаза, осмотрелся и правда не увидел тела, только шлем скафандра валялся чуть поодаль.

- Шлем тоже убери. – Андрей присел прямо тут же, в тоннеле, не дойдя до капитанского мостика. Робот тем временем выкинул в мусоросборник и шлем, после чего подошел, встал в метре от Андрея, сказал:

- Команда выполнена. Ожидаю указаний.

- Сколько меня… сколько меня не было?

- Время пост-клонирования заняло восемь минут.

- Ясно. Свободен.

Робот стоял неподвижно. Андрей не выдержал, вскочил и заорал во всю глотку:

- Проваливай! Железный болван! Иди отсюда! – и со всей силы врезал кулаком по зеркальной поверхности груди робота, но боли от удара не почувствовал. Вместо этого он увидел, как его кулак в броне спаскостюма пробил металл, вонзился в электронные потроха, по запястью пробежала синяя искра разряда, но ни боли, ни удара током так и не было. Он вырвал руку из робота и тот грудой металла повалился к его ногам.

- Прошу вас в дальнейшем не разрушать вспомогательный персонал. -  спокойно произнес голос из под потолка.

- Что? А? – Андрей вскинул голову, заорал, - Да ты понимаешь, что я сдох здесь, вот только что сдох! И помню это, понимаешь?

- Вы востановленны с резервной копии,  соотношение с оригиналом – сто процентов, память записана без потерь и ошибок. Так же у вас сохранены звание, гражданские права, и прочие принадлежности. Факт смерти считается недействительным.

- Да как так? Я сдох! Я… - он сжал кулаки, но все же успокоился, взял себя в руки, спросил тихо, - Спас костюм на шесть часов?

- Да.

- Зашибись…

- Что?

- Ничего. Заткнись. И персонал свой весь разгони, чтобы я никого не видел.

- Выполняется, прошу вас не перемещаться в течении восьмидесяти секунд. Спасибо.

*  *  *

После четвертой смерти он размонтировал одного из роботов, выдрал у него из внутреннего гнезда манипулятора импульсный резак и попробовал снести себе голову в момент, когда костюм должен был отключиться. Ничего не получилось, костюм выдержал удар и держался до последнего, когда Андрей корчась от удушья все продолжал палить и палить себе в голову синими вспышками резака. Все, чего он этим добился – был изнахраченный отсек с глубокими выбоинами в металле, да перебитые вспышками резака коммуникации.

Перед восьмой смертью он решился. Он понадеялся, что если его, как оригинала, не будет на борту корабля, то и восстановить его не получится. Он вышел на мост, все что осталось от тоннеля в зону регенерации, медленно дополз до края, встал, замер на секунду, и прыгнул в бездну. Смерть была ужасна. От удушья он не умер, за секунду до того как иссяк воздух, не выдержал спас костюм. Сначала был дикий холод, страшный, словно адово пламя, а потом он почувствовал как у него внутри тела разгорается страшный костер: все, и глаза, и пальцы, и  всё остальное – всё пылало. Это вскипела кровь из-за низкого давления. Андрею показалось, что он умирал целую вечность… Через восемь минут его вновь пост-клонировали…

Он бесновался, он громил отсеки, он забивался в темные углы и тихо плакал, то и дело поглядывая на огонек индикатора, он забыл как он выглядит, в отражении он видел только страшное нелепое существо спаскостюма, что давало ему шесть часов пытки после мучительной смерти. Он хотел сойти с ума, он хотел стать идиотом, существом без мозга, чтобы являться вновь с пустотой в глазах и уходить все с той же пустотой, но сойти с ума ему не позволяла коррекция при клонировании, за его здоровьем как физическим так и психическим компьютер следил свято. Потом как то наступил период, когда он приходил в анабиозный отсек и подолгу смотрел на длинные стеклянные коконы, в которых покоилась команда. Он решал очень простую задачу. Да, он капитан, но он имеет полное право в случае несоответствия себя занимаемой должности переложить ответственность на любого из них, на любого из спящих. Оформить приказ и сделать запись о собственном разжаловании и назначении нового капитана – дело минутное. Перед очередной смертью, когда до удушения оставалось минут десять, он вышел из анабиозного отсека, и приказал: «заварить».

После этого он успокоился. Как то разом взял и успокоился. Когда в очередной раз он оказался в металлической колбе в новом, только что отстроенном теле, он уже был спокоен. Он вышел, из колбы, прошел в кубрик, достал шахматную доску, расставил фигуры и сказал.

- Где твои чугунные болваны?

- Выполняют ваше распоряжение – не показываются на глаза.

- Гони сюда.

- Всех?

- Пока одного.

Через минуту они уже играли в шахматы. Искусственный интеллект постоянно выигрывал, а Андрей был спокоен. Он играл, рассказывал анекдоты, смеялся как сумасшедший, хлопал себя рукой по коленке, как ребенок радовался каждой срубленной им фигуре и не расстраивался проигрышам. Его хватило на четыре часа, ровно на три партии, а потом Андрей сказал, что он хочет спать. Он попросил робота уйти, выключил свет и уснул на два часа. Умер он в темноте и в сознании.

С тех пор они вместе смотрели старые фильмы, благо техник энергоустановок был заядлым киноманом и прихватил с собой несколько сотен теробайт старых двумерных, как он говорил, классических фильмов. Некоторые были без перевода, и тогда искусственный интеллект старательно переводил Андрею  непонятные реплики, а Андрей смеялся и говорил, что машинный перевод живых эмоций – это что-то с чем-то. Нашли и музыку: установку с виртуальными виниловыми дисками. Уже и не скажешь, что за сумасшедший эстет придумал такое извращение, но, при включении маленького, с ладошку аппарата, на столе появлялся очень даже реалистичный проигрыватель, над ним сенсорное меню выбора. Выбрал, нажал, появился диск в картонном конверте, достал пластинку, поставил на проигрыватель, опустил головку с иглой и слушаешь музыку, слушаешь ровно столько, сколько и должна играть одна сторона пласт инки – полчаса.  Конечно можно было и плюнуть на все эти навороты, да пользовать проигрыватель как и всякий нормальный современный плеер: приказал вслух, да и слушай, но Андрею это не нравилось.

Перед каждой партией с искусственным интеллектом он старательно ставил пластинку, специальной виртуальной тряпочкой счищал с виртуального винила виртуальную пыль, опускал виртуальную головку на виртуальную дорожку и слушал настоящую музыку.

А еще он поставил койку прямо при выходе из своей колбы пост-клонирования. Выходишь, ложишься и спишь, а потом снова выходишь…

Ну и конечно же разговоры. Искусственный интеллект обучался, речь его становилась все более и более гладкой, не забитой компьютерным официозом. Порою даже казалось, что разговор ведется меж мудрым учителем и молодым отроком, вот только отрок знал больше чем мудрец, но понять своего знания не мог.

- Андрей. – его имя прозвучало до того непривычно, до того странно, что Андрей даже не понял поначалу, что искусственный интеллект использовал вместо стандартного «капитан», его имя.

- Да.

- Ты можешь называть меня по имени?

- Это как? Как там… Альфа-7 14А6?

- Это не имя, это маркировка.

- Логично. А как тогда?

- Логик.

- Оригинально. Долго придумывал?

- Нет. Само пришло.

- Само? Интересно. Как это у вас называется… ведь же слышал.

- Самоидентификация.

- Поздравляю, теперь ты личность. Что дальше?

- Не знаю. – в первый раз искусственный интеллект использовал не отчетную формулировку, а вполне человеческую. – А ты как думаешь?

- Я тоже не знаю. Ладно, давай уже доигрывать.

Они доиграли партию, Андрей, как всегда, проиграл. Времени оставалось мало, минут пятнадцать. Он улегся на койку, попросил:

- Логик, переверни пластинку.

Робот повторил все действия капитана. Он осторожно, кончиками металлических манипуляторов поднял пластинку, перевернул, протер, опустил головку. Тихое шуршание, а потом медленно и вкрадчиво заиграл «chelsea bridge» в исполнении оркестра Дюка Эллингтона. Робот развернулся, пошел было к выходу, Андрей остановил его, сказал негромко:

- Подожди.

Логик подошел, сел рядом с кроватью на стул. Андрей сказал тихо:

- Страшно, каждый раз страшно. – Логик промолчал. С того момента, как он сам себе дал имя многое для него поменялось и то, что раньше было понятным, прозрачным как день, теперь стало неясным. Так и тут. Раньше бы он сказал какую-нибудь глупость об обязательном пост-клонировании, о том что факта смерти не будет. Теперь же…

- А ты когда-нибудь думал о пешке? – спросил Андрей, - Пешка Е2. Она первая ходит, ее первой рубят и так каждый раз. У других есть шанс, а у нее нет.

- Я могу ее больше не срубать.

- Глупо, тогда игра потеряет смысл. Есть правила, они не позволяют щадить. Игра…  Раз за разом, а потом снова. Сколько партий мы уже сыграли? Сто? Двести?

- Шестьсот сорок две.

- Много. А Яшу помнишь? – не дал ответить, - Ты то помнишь, с твоей то памятью. Он не нужный был, и правил для него не было. Почему-то так сложилось, его циклы закончились с цветком, блин, как же он назывался. – он уже начал сипеть, индикатор на руке мерцал красным, - одна смерть для одного, а не бесконечность для бесконечных меня. Я настоящий, первый - еще тогда умер, а теперь…  Я уже и не знаю кто я.

- Капитан корабля Альфа-7, Андрей…

- Нет, это маркировка, изделие номер такой-то, маркировка такая-то. Пешка, много пешек, они все такие одинаковые, а каждая хочет жить по своему. Может теперь ты поймешь, ты же тоже теперь самоидентефецированный.

- Не понимаю.

- Жаль… - он уже хрипел, по телу пошла мелкая дрожь. Логик, сам не понимая зачем, взял Андрея за руку. Через некоторое время индикатор почернел. Логик привычно поднял тело, выкинул его в мусоросборник и вышел. Играла пластинка, старая, шипящая, одна, ни для кого, просто так. Потом закончилась, головка проигрывателя уткнулась в бумажную наклейку, проигрыватель мигнул и превратился в мелкую сверхсовременную бляшку. На корабле было тихо.

*  *  *

Рапорт расследования инцидента на корабле «Альфа-7»:

Силами экипажа корабля «Альфа-7» было проведено первичное расследование и были выявлены следующие факты:

На момент прибытия на корабле отсутствовал капитан корабля Андрей Михайлович Григоров. Следов его исчезновения обнаружено не было.

На корабле имеются следы разрушений, как то множественные вмятины и следы термических ударов в двух отсеках, так же обнаружено два робота технического обслуживания. Оба носят следы насильственного уничтожения, у одного удален импульсный резак. Предположительно данным резаком были нанесены повреждения в отсеках.

Записи бортжурнала удалены, видеозаписи и видеоотчеты отсутствуют.

Полностью уничтожена зона регенерации воздушной среды.

На основании имеющихся данных было сделано следующее предположение:

После уничтожения зоны регенерации воздушной среды капитан корабля Григоров А.М. был выведен из состояния анабиоза. По неизвестным причинам (тело не обнаружено) было проведено пост-клонирование, но клон, видимо, имел отклонения. Это прослеживается по тому урону, что был нанесен кораблю, а также следами заварки анабиозного отсека (видимо выполнено системой искусственного интеллекта с целью обезопасить экипаж). После уничтожения клона системой искусственного интеллекта было принято решение о стирании матрицы капитана корабля Григорова А.М., таким образом имеется факт окончательной смерти члена экипажа.

Непонятна единственная надпись, оставшаяся в бортжурнале: «Простите его за шпингалет, он не специально».

Заключение:

Для проведения более полного расследования просим направить через телепортационные врата следователя. Так же просим направить робопсихологов, так как имеются некоторые несоответствия в поведении роботизированного технического персонала

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!