В нашем посёлке происходило всякое: пожары, драки, ограбления, аварии – случались даже убийства. Обычно это так или иначе было связано с алкоголем. К примеру, Колька Смирнов – оцените, мужику пятьдесят три года, но у нас его Николаем Ивановичем не называл, пожалуй, никто – напился как-то, что и уснул с сигаретой на кровати, а потом мутными глазами смотрел, как пламя пожирает его дом. Потом местные, в том числе и я, помогли ему заново отстроить жильё. И что вы думаете? Кольку жизнь ничему не научила – в следующий раз мужики его вынести из горящего дома не успели. Ситуация, можно сказать, банальная. Вот ещё однажды Катя, жена Вити Коршунова, на сторону ходить начала. Муж-то её прознал про это, да и порешил любовников, накачавшись водкой предварительно. Всё-таки это дело требует известной доли храбрости. Или глупости. Разумному человеку тяжело другого, как какую-нибудь корову на куски топором разделить. Алкоголь притупляет чувство страха. Короче говоря, такая вот семейная сцена с громким финалом. Я оттуда уехать хотел, наверное, с тех самых пор, как себя в зеркале узнавать начал. Понимал, что ничего хорошего меня там не ждёт. А слушая воспоминания матери об отце, лишь убеждался в своём мнении. Он умер, когда мне было полтора года. По дороге из магазина. В наш посёлок в тот день вернулся после отсидки Женя Крючков. Семь лет в тюрьме любого заставят смотреть на мир по-особенному. Не знаю уж, какой там, возле магазина, диалог состоялся, прежде чем Крючков нашёл достаточно весомый повод, чтобы всадить другому человеку нож под рёбра. Говорят, Женя сигаретку попросил, а мой папа, ни сигарету, ни рюмку в руки в жизни не бравший, ему отказал.
- Мне всё равно было, кого убивать, - передал мне слова Крючкова наш участковый.

Я полагаю, нет смысла говорить, что и в тот раз без водки не обошлось. «А как по-другому выход на волю отметить?» - так, наверное, размышляли члены обширного семейства Крючковых. Скорее всего, они таким вопросом вообще не задавались.
У Жени было двое младших братьев – Сергей и Миша. Первый тоже умудрился отмотать срок, второму это предстояло. Сергей был женат на девушке по имени Юля, которая родила ему троих ребятишек. Белобрысые, как и все Крючковы-мужчины, с голубыми, будто стеклянными, глазами, широкоротые и толстогубые, скуластые и с тонкими аккуратными носами - стоит признать, мальчишки росли красавцами. Но повзрослев, думал я, они утратят своё детское обаяние. Зубы начнут крошиться от местной воды, лица заплывут от водки и сигарет, а мозги затвердеют от весьма своеобразного воспитания. Юля надеялась, что сможет гордиться сыновьями, но, пожалуй, просчиталась с выбором супруга. Она и сам это понимала подсознательно – нет-нет, да и проскользнёт в её словах что-то отчаянное. Так звучит голос того, чьим мечтам не суждено сбыться.
Глядя на мальчиков, я не сомневался, что они повторят участь своего отца, а может быть, даже и старшего дяди. Может быть, мне не повезёт, и один их младшей троицы Крючковых однажды зарежет меня возле магазина ради денег на сигареты и бутылку. Может быть, не повезёт кому-то другому. В любом случае, я должен был уезжать из посёлка. Но до недавних событий я этого сделать не смог, и у этого было две причины.

Первая – мама. Оставшись с маленьким ребёнком на руках, эта женщина не утратила достоинства, не сломалась, не опустилась. Вплоть до моего шестнадцатилетия она взяла на себя обязанности в доме. Стоит отметить одну немаловажную деталь: до гибели папы, мама ограничивалась должностью преподавателя по русскому языку и литературе в школе. Нетрудно представить, как низко мог пасть её авторитет в глазах учеников, когда они видели её со шваброй в руках в той же школе, в магазине или в местной администрации. Но этого не случилось – твёрдый характер, и при этом совсем незлобный, характер сделал мою мать в глазах жителей чуть ли не святой. А уж я-то её просто боготворил. Она, работая на износ, обеспечивала нашу маленькую семью всем необходимым, а оставшиеся силы вкладывала в моё образование. Внимательно следя за моей успеваемостью в школе, она самостоятельно проводила со мной занятия по ряду дисциплин и постепенно приучала к труду. К двенадцати годам наш скромный огород был на мне. В четырнадцать я устроился помощником к дяде Вове, который на своём грузовике помогал с перевозками местным жителям. В пятнадцать лет я самостоятельно – ну, систематически меня инструктировал всё тот же дядя Вова – я, наконец, построил баню, первые брёвна которой почти полтора десятка лет до этого заложил мой отец. В шестнадцать я научился управлять грузовиком и дядя Вова доверил мне работать одному. Большую часть прибыли он, конечно же, оставлял себе, но без дела он заскучал и быстро начал спиваться. За каких-то полгода крепкий, сильный мужик превратился в сгорбленного забулдыгу. На свои и мамины сбережения я выкупил у него машину за всего-то девяносто тысяч рублей. Впрочем, мои траты скоро окупились, а полученная дядей Вовой сумма столь же скоро испарились. Но иногда я всё-таки подбрасывал ему деньжат. До самой его смерти. Хороший был мужик - жаль, испортился.
В армию я не пошёл. Здоровье матери к тому времени подорвалось. Не резко, но по общим симптомам было очевидно, что для неё это начало конца. Частые простуды, боли в спине, в ногах, мигрени – она таяла, и своей седой лысеющей головой напоминал истёршийся кусок мела. В какой-то момент она перестала выходить на работу, потом – из двора, ещё чуть позже – из дома, а однажды утром она и вовсе не поднялась с кровати. Она смогла уйти быстро и тихо, словно, выполнив главную в своей жизни задачу, даже своей смертью не желала создавать мне хлопот. Я бы мог сказать, что свой двадцать пятый день рождения я праздновал в одиночестве, но по правде говоря, я не праздновал вовсе.
И тогда, когда я освободился от необходимости пребывать в посёлке, появилась вторая причина, по которой я не смог уехать.

Продолжение в комментариях