Небольшой старый рассказ. Аляповатый, но мне он нравится. Думаю начать с него, а потом выкладывать более новые.

***

Коммуникатор издает назойливый громкий писк и я просыпаюсь. Я смотрю на часы - прошло пол часа с начала раздачи еды. Еще не проснувшийся рассудок медленно складывает два и два. Я привычно спрашиваю:

- Кто?

Из коммуникатора доносится монотонный голос компьютера:

.убийца.белый.рост.180.20.лет.волосы.русые.длинные.левша.глаза.карие.замечен.на.третьей.палубе.у.входа.в.шахты.вентиляции.

И все. Ни что он сделал, ни приговора, ни имени - судить не в моей компетенции. В каком-то смысле преступнику даже повезло - его ждет самый беспристрастный суд, на который только способна машина. На который не способен человек её создавший. Мне же оставалось только то, чего не может сам компьютер - выследить и поймать.

Я задаю единственный позволительный мне вопрос после получения задания, единственный, который имеет смысл:

- Сколько у меня времени?

.37.минут.

Я не спеша одеваюсь. Спешить бесполезно. Беру коммуникатор, шокер и выхожу из каюты.

Сразу перехожу на бег - пока еще можно, до третьей палубы далеко и можно не опасаться, что меня заметят. Мои шаги гулко звучат в пустых коридорах. Минуя десятки стальных дверей и наверное сотни ступенек и я попадаю в зал Распределителя.

Здесь уже не безлюдно. Гул множества глоток сливается почти что в рев. Десятки людей, все одинаково истощенные и взволнованные. Кто-то плачет, кто-то прижимая к себе детей умоляет компьютер включить Распределитель и начать раздачу еды, кто-то даже выкрикивает угрозы и пытается подбить остальных на бунт. Бесполезно. Перед компьютером все равны. Кто-то нарушил закон и пока справедливость не будет восстановлена, никому на корабле не будет хорошо. Это закон.

Я снова перехожу на шаг, сливаюсь с толпой, что бы еще больше не раздражать людей. Еще немного и у самых нестойких сорвет крышу, поэтому двигаясь к лифту на третью палубу я натягиваю на лицо маску угрюмости и страха как и у всех вокруг.

...что это?

Голоса и крики разом стихают для меня, люди превращаются в неясные серые тени, бесцельно снующие вокруг меня.

...неужели, так быстро?

Знакомое чувство неправильности, словно опечатка в программном коде, которую не можешь увидеть, но ясно чувствуешь. Которая станет причиной шока системы.

...он здесь?

Преступник стоит всего в нескольких метрах от меня, склонившись над телом старой женщины он что-то шепчет. Длинные русые волосы собраны в хвост, когда он поворачивается и смотрит на меня, я вижу что глаза у него карие. Смотрит он долго и в его взгляде читается непонимание, но когда я делаю шаг навстречу ему он бросается в ближайший туннель и исчезает.

Я настигаю его в конце туннеля системы охлаждения, куда он опрометчиво сворачивает и сам загоняет себя в тупик. Его волосы взъерошены и стоят дикой копной, одежда пропитана грязью, потом и страхом. В руке он сжимает кусок металлической трубы.

- Я не хочу сделать тебе больно. Зачем ты убегал? - спрашиваю я, останавливаясь.

Он молчит. Он смотрит.

- Что вам от меня нужно? - наконец бормочет он.

- Только что бы ты пошел со мной.

- Зачем?! - срывается мальчик.

Снова это чувство. Что-то не правильно. Все слишком просто. Простых вещей не бывает.

- С какой ты палубы?

- С этой, - быстро говорит парень. Его грудь ходит ходуном, глаза затуманены, он медленно опускает оружие и я понимаю что он не врет.

Времени остается очень мало. Ошибка? Нет, нет, только не это!

- Иди к своим. Успокой их. Скажи что скоро все будет хорошо. Обещаю. - говорю я и ухожу.

Чувство неправильности происходящего возникает всего на секунду, а затем опускается тьма.

Я прихожу в себя на на скользком металлическом полу, лицом в луже собственной крови. Голова раскалывается, но я заставляю себя подняться на ноги. Проверяю не сломан ли коммуникатор и спрашиваю у компьютера сколько у меня осталось времени.

.14.минут. ВНИМАНИЕ.на.седьмой.восьмой.и.первой.палубах.наблюдается.повышенная.активность.у.Распределителей.

Проклятье. Ржавая труба со следами моей крови все так же лежит у моих ног. Преступник бросил её и удрал. Вот откуда то чувство, вот о чем предупреждали инстинкты. Он держал трубу в левой руке.

Я поднимаю трубу и двигаюсь по коридору, сначала прихрамывая, затем бегом. Времени в обрез, ну и плевать.

Компьютер не врет. В зале Распределителя царит настоящий хаос. Не останавливаясь, я методично прокладываю себе путь сквозь дерущихся людей к лифту. Когда я добираюсь до кабины и жму кнопку нужной палубы, труба выскальзывает из одеревеневших рук.

Люди на третьей палубе в страхе расступаются, когда я прохожу мимо них. Сюда еще не успел добраться огонь бунта и люди смирно сидят ждут, когда где-то в недрах корабля повернется шестерня и все снова придет в норму. Вот только им невдомек, как у этой шестерни лопается от боли голова и как пот обжигает ссадины.

Быстрее. Еще быстрее!

Расталкивая всех встречных на своем пути я бегу сквозь лабиринт туннелей, комнат и лестниц. Таиться больше нет смысла, жажда компьютера в правосудии должна быть утолина, иначе всех нас ждет голодная смерть. Неужели этот идиот не понимается, что мы перестали быть хозяевами своих жизней, дав разрастись населению корабля, так что только жесткая экономия позволит нам дожить до конца полета? Как смеет он нарушать закон?

Я настигаю преступника на другом конце палубы, у люков вентиляционных шахт, проходящих под самой обшивкой корабля. Его волосы все так же растрепаны, одежда еще влажная от пота, но на лице нет ни страха, ни удивления. Я молча достаю шокер.

- Хорошо что ты тут. Я хочу тебе кое-что показать. - бросает он и прыгает в открытую шахту.

В узком туннеле душно и темно. Я не могу разглядеть даже собственных рук и кабелей за которые цепляюсь. К счастью слух меня еще не подводит - парень дышит тяжело и надрывисто, он не привык к долгой погоне.

Наконец впереди показывается свет. Яркий, слишком яркий для любого места на корабле. Я даю глазам несколько секунд что бы привыкнуть к нему и только потом выбираюсь из тоннеля в комнату.

Смрад стоит невыносимый. Я прижимаюсь спиной к стене, не решаясь сделать шаг вперед. Прямо передо мной в корытах и цистернах свалены десятки человеческих тел. От сладковатой вони разлагающейся плоти кружится голова. Я до крови прокусываю губу, чтоб не блевануть.

Он сидит в противоположном конце большой, ярко освещенной комнаты. Он смотрит на меня. Он что-то ест. Я не выдерживаю и меня сгибает пополам.

- Ты наверное хочешь есть после всего этого, - доносится его голос. - Вот, попробуй.

Что-то подкатывается к моим ногам. Я зажмуриваюсь, боясь увидеть голову того, кого я знаю. Но нет, оно круглое и красное. Еда?

- Ешь, не бойся, - все так же спокойно повторяет парень.

Только сейчас я понимаю как хочу есть. И мне становится плевать на то, что возможно он просто хочет откупиться едой от закона, да и на сам закон тоже. Я жадно вгрызаюсь в мякоть странной, вкусной и ароматной пищи. Красноватый сок стекает по рукам, смывая только что исторгнутую мною желчь.

Это совсем не похоже на ту бесцветную, безвкусную кашицу, что выдает Распределитель раз в день. Это не похоже вообще ни на что.

- Это помидор. Вкусно?

Я не замечаю как он подошел и смотрю на него снизу вверх.

- Откуда это? Со склада Распределителя?

- У Распределителя нет склада. - он медлит, - Знаешь как трудно было восстановить гидропонические фермы и вырастить все это?

Я поднимаю голову и смотрю туда, куда он указывает. Ряды полок с грядками, прозрачные трубки несущие воду и что-то мутное.

- Как не легко было найти семена? - продолжает он, - но труднее всего было найти добровольцев готовых стать удобрением. И их не нашлось.

- Ты убивал.

- Не я один. Но это единственный способ стать свободным от компьютера.

Меня больше не колотит, я поднимаюсь на ноги. Чувств вообще нет. Только долг.

- Ты говорил это всем кого убивал, да?

Я выкидываю руку с шокером вперед, целясь в солнечное сплетение, как было это вчера, позавчера, недели, месяцы и годы назад. Слишком медленно. Он легко отклоняет выпад, словно и не устал совсем. Я теряю равновесие и тут же жесткий удар в бок заставляет меня упасть на колени. Зажмуриваюсь от боли, ожидая следующих ударов, но когда открываю глаза его уже нет. Сбежал, снова.

Глаза заливают пот и слезы. Зачем-то я достаю коммуникатор и выхожу на свясь с центральным ИИ.

- Сколько у меня времени? - спрашиваю я, хотя знаю, что у меня его уже нет.

Молчание.

- Компьютер, сколько времени?

Впервые компьютеру требуется так много времени на ответ. Но все же он отвечает.

.бунт.на.первой.палубе.подавлен...в.связи.с.жертвами.населения.внепланово.включены.Распределители.

Снова я вслушиваюсь в тишину и треск в радиоэфире.

.ваше.задание.отменено.возвращайтесь.на.первую.палубу.к.Распределителю.

Отменено? Ну и черт бы с ним, меня хотя бы накормят.

Словно гора спадает с моих плеч. Я снова протискиваюсь в узкий тоннель, оставляя позади кошмарную ферму. Снова вентиляция, снова коридоры полные людей, но людей счастливых, уплетающих водянистую кашицу из пластиковых мисок. Затем лифт и вот он, дом.

Зал Распределителя завален изуродованными, обглоданными трупами. Я смутно вспоминаю, что часть из них могут быть моей заслугой. А над этим полем смерти возвышается фигура Клода, такого же охотника, как и я. Нас, охотников, кормят отдельно, так как наши порции больше стандартных.

- Привет, - только и хватает сил пробормотать у меня.

- Привет, Айрис, - кивает Клод.

- У тебя нет с собой миски? Кажется я потеряла свою в вентиляции.

Клод пожимает плечами и достает из кармана миску.

- А ты? - спрашиваю я.

- Я потом поем.

Я быстро беру миску и подношу её к Распределителю, прикладываю ладонь к сканеру и миска до краев наполняется кашей.

- Знаешь что он сказал? - говорю я.

- Преступник?

- Ага. Он сказал, что у Распределителя нет складов.

Клод усмехается.

Мы садимся возле стены, спиной к мертвым и разговариваем, что бы не думать о всем сегодняшнем. Клод дает мне спокойно доесть, прежде чем достать шокер и ударить меня в шею.

- Надеюсь тебя не сильно накажут, - говорит он уходя.

Я лежу на холодном металлическом полу, избитая, усталая, онемевшая от разряда электричества, но сытая. Лежу и слушаю, как копошатся роботы-уборщики, усердно разделывая трупы и складывая их в Распределитель. И только закончив с ними роботы принимаются за мои ноги.

В начале XIX столетия ароматы, в которых доминировали животные элементы, мускус, амбра, цибетин, пользовались небывалым спросом, и про Жозефину говорили: Без ума от мускуса. Наполеон же, напротив, мускуса не переносил. Когда брак Жозефины с Наполеоном был расторгнут, она в отместку бывшему супругу надушила все дворцовые комнаты мускусом. Этот запах не выветривался, по свидетельству мемуаристов, десятилетиями и чувствовался еще в конце века.

Безумие

Один мудрый человек однажды сказал: «Безумие это повторение одного и того же действия, в ожидании нового результата». И я безумен.

Я из раза в раз, повторяю свои ошибки и действия, в надежде что однажды я найду в душе покой. Нет. Этого не случится никогда. Я буду старадать, и только потому, что не умею жить по-другому. Я не имею права никого обвинять в своей личной трагедии. Она потому и личная, что кроме меня никто не шел этим путем. Слишком много ошибочных выборов, и выводов. Только один вопрос: «как это сука можно изменить?». Со стороны всегда легко смотреть и делать выводы. Это я точно знаю. Ведь я так легко и просто помогаю тем кто потерялся. Со стороны виднее. И люди не боятся выполнять мои советы. А я не умею.

Я не верю людям. Я как та побитая людьми и жизнью собака. Которая с голодом и завистью смотрит на кусок колбасы в руках у человека. И боится принять этот дар. А вдруг снова будет больно. Трус. Боится жить. Боится умереть.

Это все про меня.

Зато во снах я герой. Я воюю и решаю вопросы. Так не умрешь. Так не решишь свои проблемы. Но сны более реальны. Потому, что там я не боюсь дать в морду обидчику. Не боясь присесть на пару лет. Там можно делать все, что взбредет в голову. Не боясь обратки. И если вы думаете, что это сугубо моя личная проблема. То посмотрите на миллионы мужчин и женщин, которые пытаются сбежать от этой реальности в игры, алкоголь или наркотики. Человечество не умеет жить по навязанным правилам. И восторгается теми, кто не боится эти правила нарушать. Бонни и Клайд. Джонни Д. Алькопоне.. Люди которые не боялись бросить вызов системе. Сколько воссторженных фильмов, текстов, песен, мы слышим и видим о них. Их нельзя назвать хорошими или благородными. Но если страна выбрала капитализм. То пусть привыкает к подобным кумирам. Это всего лишь люди реактивного действия. Без страха.

И я не могу сказать что любая другая, политическая структура общества будет лучше. Потому что всегда будут недовольные. И всегда будет протест. Нет одинаковых людей и единых мнений.

Они знали на что идут, и как уйдут. Без страха. Проблема социума в том, что мы боимся. Овцы идущие на заклание смиренно, как завещало нам христианство. Очень удобные и спокойные рабы системы. Питающиеся надеждой. Что мифическое «Завтра» будет лучше. Лично я себя чувствую обманутым.

Нет никакого «Завтра» есть только сегодня. И в нем я труп. Живой покойник, переводящий органику в экскременты. Кислород в углекислый газ. Без цели и желаний. Их очень грамотно и умело убили еще в моем личном детстве. Шаблонные мыслеобразы биороботов. Обученный быть как все. Не выделяться. Ибо система саморегуляции социума самоуничтожает инакомыслящих. Противно и грустно быть толпой. Страшно и немыслемо Идти одному против всех. И проблема не в Путине, Обаме или сотне других «лидерах» наций. Проблема социальная. Не зря говорится, что народ достоин своих правителей. Воры и лицемеры во власти. А вы взгляните в зеркало. Ровно то же. Масштабы меньше. А взятку гаишнику, а спиздить из офиса ручку, все это забывается. Во благо семьи же. А семья. Она тоже у каждого своя. Но однообразно уныла. В каждой семье внутренние проблемы отцов и детей воспроизводятся с завидной регулярностью. С корректировкой на обновленные данные. Как издевались морально над моей мамой бабушки и дедушки, так и она надо мной. Да, данные обновились. Вместо амбициозного человека родился человек пассив. И впитал с детства что он дерьмо. И хрюкает потому что свиньей зовут за каждую провинность. Просто обновились данные.

И никто, не в силах просто изменить текущий порядок жизни, по мановению руки. Это тяжелая работа. И лично я к ней не готов. Увы.