Еврейский мир

Эммануил Гендель был «архитектурным передвижником» – он действительно в самом прямом смысле этого слова перемещал здания.

О передвижке в стихах и фильмах

В советское время некоторые писатели и кинорежиссеры популяризировали тему «передвижки зданий». К примеру, вы знали, что у детской писательницы Агнии Барто есть стихотворение «Дом переехал»? Оно написано в 1938 году. Герой стихотворения мальчик Сема вернулся в Москву после отдыха в детском лагере и не может найти свой дом по старому адресу.

«Дом стоял на этом месте, он пропал с жильцами вместе. Тихо едут стены эти, и не бьются зеркала, едут вазочки в буфете, лампа в комнате цела».

Это поэтесса не фантазировала, а описывала перемещение здания в октябре 1937 года по улице Серафимовича в Москве. «Переехать» дому помог как раз Эммануил Гендель – для него это было так же легко, как и, к примеру, «выпрямить» здание, исправляя архитектурно- строительные ошибки.

Эммануил родился в 1903 году в Двинске в семье Менделя Генделя и Двейры-Леи Голанд. Отец был купцом первой гильдии и торговал лесом. Впоследствии, правда, Эммануил во всех анкетах просто указывал, что отец – лесник. К тому моменту специалистов уровня Эммануила в СССР можно было по пальцам пересчитать, потому его биография мало кого интересовала.

Власти был важен результат его работы, который каждый раз демонстрировал техническую мощь страны.

Гендель окончил Московское высшее техническое училище по специальности «мосты и конструкции». Отточив навыки на нескольких строительных объектах, молодой инженер был приглашен в только что основанный «Метрострой» – создавать метрополитен. Его поставили отвечать за непростой участок работ – укрепление фундамента зданий, под которыми должны были лечь новые линии метро. Рыть котлован для тоннеля под зданием без предварительного заглубления и удержания фундамента распорками было нельзя. По сути, фундамент для этих зданий перекладывался заново.

В СССР в то время не было ни соответствующего опыта, ни толковых примеров из заграничной литературы: в остальных странах метро, как правило, прокладывали на еще не застроенных территориях. Так что работа, за которую отвечал Гендель, подразумевала череду проб и ошибок.

Но вот как росло качество: «Лучше всего результат работ иллюстрируется осадками домов, под которые подводились фундаменты и строился тоннель. Так, например, первые дома на Краснопрудной улице дали осадку в 1933 году в 40 миллиметров, на Остоженке и Чудовке – от 20 до 26 миллиметров. На Волхонке в 1934 году осадка снизилась уже до 15–20 миллиметров.

И наконец, Казанский вокзал в октябре 1934 года не дал ни одного миллиметра осадки».

С задачей переноса здания Гендель впервые столкнулся в 1935-м: линия метро пролегала под фидерной подстанцией, вес которой составлял более 300 тонн, что создавало опасность для этого участка тоннеля. Снести ее – означало бы лишить весь район электричества, строительство же новой сильно бы затянуло сроки прокладывания тоннеля.

Тогда Гендель предложил «просто» передвинуть ее: с улицы Горького – нынешней Тверской, на 2-ю Брестскую улицу. Инициативному инженеру дали карт-бланш – и он блестяще справился со всем в течение месяца.

Чем-то сверхъестественным это, правда, не было: человечество с успехом перемещало дома, начиная еще с эпохи Возрождения. Но дело в том, что здание подстанции стало лишь первым в длинном списке «перемещенных архитектурных объектов» – и вот такого массового передвижения мировая история не знает до сих пор.

Помимо целей физического сохранения ценных сооружений и сопутствующего спортивного азарта в соревновании с другими странами движение архитектуры доказывает возможность корректировки градостроительных решений, а также исправления больших архитектурно-строительных ошибок или неудач. Впрочем, здания могут не только уходить со своего места, но и возвращаться на него… Инженер Э.М.Гендель содействовал и тому, и другому

Утвержденный в 1935-м «сталинский» генплан города предусматривал широкие магистральные улицы – воплотить его без сноса стоявших вдоль улиц домов было невозможно. Но на улице Горького что ни здание – то историко-культурное наследие, за раз лишиться которого тоже никому не хотелось. Именно в момент этих тягостных раздумий Гендель и осуществил успешный перенос подстанции.

Старейшая глазная больница в Москве

В 1830 году в здании на углу ул. Тверская (ранее Горького) и Мамоновского переулка начала работу Московская центральная глазная больница.

Еще более впечатляющей была передвижка в 1940 г. здания Московской глазной больницы на улице Горького весом 13,3 тысяч тонн, построенного в XVIII в. архитектором М.Ф.Казаковым. Здание было передвинуто на 93,36 м, сначала с поворотом на 97 градусов, а потом в диагональном направлении. В завершение была проведена надвижка здания на заранее возведенный 1-й этаж.

Фото: Главархив Москвы

Внучка архитектора, Татьяна Ястржембская, вспоминает, что архитектор очень волновался, когда передвигали Московскую глазную клинику.

— В это время в клинике шла срочная операция, которую нельзя было отменить, — рассказала Татьяна Ястржембская. — И с переносом дома тоже нельзя было тянуть. Так, во время операции клинику и передвигали, а потом подняли на специально построенный цокольный этаж.

Во время войны талант инженера тоже пригодился.

— Дедушка восстанавливал обрушившиеся мосты, строил оборонительные сооружения, — рассказала Татьяна. Особая задача — подъем затонувших танков.

За время войны под руководством Эммануила Матвеевича было поднято более 1500 танков, которые подчас сразу шли на фронт

Идеей переноса всех остальных зданий тут же загорелся Никита Хрущев – в то время первый секретарь Московского городского комитета ВКП(б). Он и нашел нужные доводы для Сталина, в основе которых лежало легендарное «догнать и перегнать». Дело в том, что в США за пять лет до этого осуществили самый масштабный для той поры «архитектурный перенос»: передвинули на 30 метров телефонную станцию Indiana Bell Telephone Company в семь этажей и весом 11 тысяч тонн – заодно и развернули ее чуток, на 90 градусов. Для этого американцы использовали домкраты, катки и рельсы.

Возможность утереть нос заокеанским капиталистам дала повод основать новую организацию «Трест по передвижке и разборке зданий». Гендель был назначен главным инженером треста.

Прежде чем приступить к переносу улицы Горького, Гендель набрал команду из метростроевцев и отточил их навыки на нескольких домах в Подмосковье, а также на одном из домов на Садовнической набережной – тот мешал строительству новой трассы Садового кольца.

Подготовка к перемещению первого дома на улице Горького – а им стал доходный дом Савво-Сторожевского монастыря – заняла четыре месяца. Жилой дом 1907 года постройки весил 23 тысячи тонн.

Генделем был разработан особый метод его перемещения. Весь дом, чтобы он не разрушился, был обвязан прочными металлическими балками. Для того чтобы жильцы дома не ощутили неудобств, абсолютно все коммунальное обеспечение было переключено на гибкие соединения.

Значительно позже, в 1958 г. под руководством Э.М.Генделя, с линии застройки Комсомольского проспекта были вдвинуты в глубину квартала два одинаковых здания. По рассказам очевидцев, работы велись так, что людей даже не тревожили, они сидели в помещениях и трудились.

Не сказать, что жильцы были в восторге, в вопросе переноса дома с ними вообще никто не советовался – просто поначалу говорили, что идет капитальный ремонт дома. Когда же в подвале и на пути к возведенному неподалеку новому фундаменту начали прокладывать рельсы, скрывать планируемый факт перемещения было уже сложно. Тогда жильцов обещали предупредить о времени «переезда» заранее. Но никто никого не предупредил. Так что утром 5 ноября 1939-го большинство жильцов, выглянув в окно или выйдя из подъезда, были крайне удивлены. Перед домом расстилались дополнительные 50 метров освобожденного пространства.

Здание Моссовета

Еще одной из сложнейших операций для команды Генделя стала передвижка здания Моссовета. Сейчас здесь расположена Мэрия Москвы. Бывший генерал-губернаторский дворец имеет сложную форму, а первый этаж представляет собой бальный зал, где много свободного пространства и нет несущих конструкций.

На этот раз в успехе никто не сомневался – и действо было широко освещено во всех СМИ. Историческое здание требовалось переместить вместе с подвалом. Для этого в 1939 году вокруг здания Моссовета вырыли котлован глубиной четыре метра. Передвижка стала самой быстрой в истории – всего за 41 минуту здание весом 20 тыс. тонн было перемещено на 13,5 метра

Фото: Главархив Москвы

Кроме того, во время работы команды Генделя в Моссовете все еще находились служащие.

Фото: Главархив Москвы

Все передвижки, конечно, представляли собой грандиозное зрелище, хотя значительная часть работ велась ночью. В 1941 г. на улице Горького под руководством Э.М.Генделя было передвинуто еще четыре 3-4-этажных здания.

Около дома №36 по улице 1-я Тверская-Ямская 18 апреля торжественно открылась мемориальная доска в честь выдающегося советского инженера-строителя Эммануила Генделя....19 апреля, 2017

После войны Гендель занимался восстановлением разрушенных городов и промышленных предприятий.

Еще одна работа, - укрепление Потешного дворца в Московском Кремле. "Здание, построенное еще при Алексее Михайловиче, давало осадку и крен до 1 метра. Ранее здесь размещался театр, а во время войны некоторое время жил Сталин.

По-прежнему передвигал он и дома – например, на Комсомольском проспекте, и памятники архитектуры – павильон «Октогон» в усадьбе Студенец на Красной Пресне, а также костел XVI века в городе Мост в Чехии.

Историческая фотография и план трассы передвижки костела XVI века на 841,1 м в г.Мост (Чехия).

"В начале 1950-х гг. самаркандские минареты были наклонены и грозили упасть. Это очень посещаемые места: Регистан - центр древней архитектуры. Но все минареты стояли на растяжках, и никто не решался поставить их вертикально.

Эти минареты были наклонены сотни лет, и никто до Генделя их не выправлял. Э.М.Гендель задался этой целью. Предварительно выполнялось усиление нижней части минарета. Затем, одновременно подрубая минарет над просевшей частью основания, очень осторожно приподнимал его домкратами и расклинивал. Потом растяжки снимали.

Гендель своей работой завоевал авторитет в Самаркандском инженерно-строительном (сегодня - архитектурно-строительном) институте. Ему тогда предоставили и кафедру, и квартиру. Сейчас, когда экскурсоводы показывают туристам Регистан, они вспоминают об инженере, который поднял эти минареты. До Э.М.Генделя в СССР не проводилось аналогичных работ".

По имеющимся у нас данным, Э.М.Гендель выпрямлял юго-восточный минарет медресе Улугбека высотой 32,7 м. в 1965 г., и минарет Биби-ханым в 1972 г.

Среди сооружений, восстановивших свое положение усилиями Э.М.Генделя, числятся - железобетонный элеватор вблизи г.Грозного (1939 г.) и цех завода "Большевик" в Киеве (1945 г.), звонница в г.Голицыно Московской обл. (1954 г.) и колокольня церкви Иоанна Предтечи в г.Ярославле (1958 г.), жилое 12-этажное здание в Волгодонске (1984-1985 гг.) и 9-этажное здание на ул. Мясковского в Москве (1987-1988 гг.)

Мы с полным правом можем назвать Э.М.Генделя "передвижником" и "подвижником архитектуры". Каждое из проведенных под его руководством перемещений архитектурных объектов опиралось на инженерные знания и изобретения, было шагом вперед по отношению к предыдущему опыту. Это были перемещения на все большие расстояния, все большего веса; перемещения с поворотом, с подъемом; перемещения в сложных геологических условиях. Движение зданий было и демонстрацией технической мощи страны, и одновременной капитализацией инженерных знаний. Вклад в создании этого важного капитала - большая заслуга инженера Э.М.Генделя, 118-летие со дня рождения которого отмечалось в уходящем 2021 году.

Последним проектом, осуществленным под личным контролем Генделя, стало восстановление в 1988 году вертикального положения покосившегося 9-этажного здания в Большом Афанасьевском переулке.

Знаменитому инженеру было тогда 85 лет. Скончался Эммануил Матвеевич Гендель в Москве в 1994 году.

Источник

Источник

источник

Источник

джевиш ру

«Разве не удивительно, что у меня полжизни — случай?! Случайно встретила мужа... Случайно появился мой псевдоним... Случайно попала в кино». Кажется, и родилась-то 120 лет назад Рина Зелёная нечаянно.

В 1982 году Зиновий Гердт закончил работу над картиной «Снять фильм о Рине Зелёной». Название намекало, что сделать это было непросто. Поговорить с Риной Зелёной о ней самой же оказалось нереально – она считала это нескромным. Гердту в кадре так и заявила: «Я буду активно участвовать в съёмках, когда мы станем снимать фильм о вас». Режиссёру пришлось опрашивать людей из ближнего круга и, конечно, зрителей. «Какой вам запомнилась Рина Зелёная?» И популярный ответ: «Самой желанной бабушкой в мире».

Википедия называет её сегодня, кроме прочего, мастером имитации детской речи. Она говорила о детях, любила их всех, как родных, сама не стеснялась дурачиться и резвиться. После выступлений по радио она получала от юных слушателей охапки писем с вопросами – потом отвечала на все. Им ведь в те времена было совсем не принято давать слово. Но Рина Зелёная посчитала честью для себя стать их голосом.

Она выросла в семье, в которой, по ее словам, никто ни с кем не дружил. Отношения с братьями и сестрами держались на уговоре «ничего не говорить папе». Маму выдали замуж в 16 лет за человека намного старше неё. Мужа она так и не смогла полюбить, была легкомысленной, славилась расточительством и добротой, которую Рина называла позже «бессмысленной». Отец был чиновником, аккуратным и педантичным человеком.

Мама следила, чтобы у детей было «не хуже, чем у других», потому к ним домой ходила учительница по фортепиано. Бывало, что сестра к её приходу успевала куда-нибудь запрятаться, подальше от культурно-образовательной повинности. Тогда за пианино усаживали Рину, предварительно сняв её с дерева или вытащив из чулана.

Музыку Зелёная так до конца жизни ценить и не научилась. Она не мечтала стать актрисой, случайно увидела объявление о наборе в московское театральное училище. Пришла на прослушивание, прочла стихотворение Ивана Никитина «Выезд ямщика». Девочка, похожая на мальчика, выпускала рифмы, сгущая бас и морща брови, чем очень позабавила приёмную комиссию. Её зачислили – к 1919 году образование было получено.

На театральные подмостки, впрочем, Зелёная впервые вышла в Одессе, куда переехала вся семья. Дело было в заведении под названием «Крот». Там же она перестала быть Екатериной и стала зваться Рина: полное имя просто не поместилось на афишу.

В начале 1920-х годов Рина вновь отправилась в Москву – Одесса для её амбиций оказалась тесноватой. Первым местом работы в столице стало кабаре под названием «Нерыдай». Сценки, миниатюры и скетчи она придумывала сама – и вскоре все стали ходить специально «на Зелёную».

У неё был номер «Чарльстушки»: в народном костюме с кокошником на голове она пела частушки, а потом сбрасывала одежду, под которой было еще одно, танцевальное платье, и отплясывала зажигательный чарльстон. От времён нэпа она явно брала лучшее.

Потом был Ленинград и снова Москва. Сначала позвали в Театр сатиры, но сатиру там стали сокращать, и Рина перешла в театр Дома печати. В среде московской литературной богемы довольно скоро стала своей.

С Сергеем Михалковым познакомилась на теннисном корте, дружила с Ильинским, играла на бильярде с Маяковским – и даже выигрывала, когда он давал ей фору. Элегантная, изящная, остроумная. Как-то в Кирове при входе в столовую её опознал милиционер, хотя они с Сергеем Образцовым довольно убедительно выдавали себя за англичан. Столовая была «особого назначения», единственная в предвоенном городе, где можно было по-человечески поесть. Правда, по специальным талонам или если ты иностранец.

Во время войны она выступала с концертными бригадами, часто на передовой. В наградном листе по поводу представления к ордену Красной Звезды было указано, что она дала 83 концерта. Добралась, кстати, до Берлина. А ушла на войну Зелёная после успеха фильма «Подкидыш», где сыграла Аришу «Хорошенькое дело». Сложно сказать, кого он прославил больше, но фильм остался важной записью в биографиях Фаины Раневской, Ростислава Плятта, Рины Зелёной и Агнии Барто.

из к/ф "Подкидыш" (1939 г.) Рина Зелёная

Советская кинематография только начала снимать картины для детей. Барто и Зелёная были подругами и, не имея опыта в подобных делах, написали сценарий, даже не заключив договор со студией. Однако он был принят без единой правки – редчайший случай.

Роль Аришы, которую сыграла Зелёная, дописали уже на съёмочной площадке, когда потребовался ещё один комический персонаж. Зрители и впрямь смеялись до упаду над невообразимой говорливостью Ариши, ее суетой и ускользающим от камеры лицом. «Та если бы собака мне порвала платье, та я бы её сама на куски порвала!»

А вот реплику «Муля, не нервируй меня!», которая на всю последующую жизнь стала сущим наказанием для Раневской, придумала не Зелёная.

Пишут, что её изрекла сама Фаина Георгиевна в перерывах между дублями. Зелёная и Раневская приятельствовали, но не дружили.

Незадолго до своей смерти Раневская позвонила Зелёной, извинялась за какой-то долг и сказала: «Если умрём раньше, чем верну, я найду вас и на том свете!» На что Зелёная ответила: «Милая моя, пожалуйста, там меня не беспокойте».

В кино приглашали значительно реже, чем она рассчитывала в начале. Актрисам с нетипичной внешностью и выдающимся острым умом в этом плане нелегко. Никита Михалков, знавший её с детства, один из немногих, кто называл её на «ты», как-то кинулся к ней в ноги с дифирамбами: «Рина, ты моя любимая актриса!» Она парировала: «Так дай мне роль в своём кино, пусть самую пустячную!» Встал, пропел ещё что-то льстивое, но роли так и не последовало.

В фильме «Весна» у Григория Александрова она сыграла гримершу, чем несравненно украсила картину – роль, говорят, выпросила. Изначально она была мужской и без слов, а Зелёная сама переписала её и сыграла, после чего все женщины СССР стали повторять: «Такие губы теперь не носят». И надували свои «сексапил номер четыре».

Она переиграла кучу уборщиц, пассажирок автобусов, прохожих, зрительниц в зале, учёных секретарей, бабушек, прабабушек и прочих персонажей чёрт знает какого плана. Параллельно блестяще читала скетчи и на всевозможных сборных выступлениях комиков оказывалась нередко единственной женщиной на сцене.

Перед тем как её нашёл следующий большой успех, она сказала: «Человеческих ролей для меня нету. Буду играть черепаху». Это уже снимали «Приключения Буратино».

Потом она продолжила в «Красной шапочке», по поводу чего и стала лучшей бабушкой в СССР.

Да и мало кто не умилялся старушке миссис Хадсон, которую Зелёная сыграла в «Приключениях Шерлока Холмса», в серии про «Собаку Баскервилей». Масленников отсмотрел на пробах огромное количество актрис, и все они были слишком русскими для роли англичанки.

Зелёная же, сыгравшая пару добрых десятков всевозможных тёток, показала ему идеальную пожилую англичанку конца XIX века. Соглашаясь на роль, сказала: «Мне ещё никогда не приходилось играть мебель».

Ещё в конце 1920-х годов, выступая в кабаре «Нерыдай», она прочла со сцены «Мойдодыра» Корнея Чуковского – требовалось заполнить паузу. Тонко, без лишней слащавости, очень естественно воспроизводя детский голос – зал принял её с восторгом.

С тех пор носила с собой блокнот, чтобы записывать туда словечки и разговорчики малышни. Голос её сначала зазвучал по радио, а потом и в мультфильмах. «Кто сказал “мяу”?», Вовка из Тридевятого царства, бабулечка-красотулечка из «Капризной принцессы», экономка в «Кентервильском привидении», Лошарик, Муми-мама, герцогиня в «Алисе в стране чудес» – это только хиты. У неё удивительный голос, чеканные, зрительно осязаемые интонации. В радиоверсии «Алисы», когда она произносит: «Ну разве это горы!» – её герцогиню видишь.

Женственной Зелёная была до кончиков пальцев. Первый раз вышла замуж за юриста Владимира Блюменфельда – старше на 15 лет, он её обожал и взял чуть ли не измором. Семейная жизнь не сложилась: Блюменфельд не поспевал за живой и ребяческой Рининой натурой.

Потом ей разбил сердце Михаил Кольцов – человек, которого называли самым известным журналистом в СССР. От этого романа у неё осталась отличная миниатюра о русалке, уплывшей в бездну океана от разочарования. Наконец, будучи в Абхазии, она познакомилась с архитектором Котэ Топуридзе – автором домов для работников фабрики «Красный треугольник» в Ленинграде, одним из авторов фонтанов «Дружба народов», «Золотой колос» и «Каменный цветок» на ВДНХ в Москве, Лефортовского, Госпитального и Костомаровского мостов.

Его работы на ВДНХ богемные друзья Зелёной ругали, но Рина их любила. И фонтаны, и Котэ, и то взаимное тепло, что связывало их всю жизнь. Она называла его своим ангелом, хотя он считал себя тираном, а его семья стала для Рины роднее собственной.

«Потом хватилися — пианины нету». Рина Зелёная шутила до последних дней

В командировках каждый день писала ему письма – Котэ любил её внимание, она угадывала его, чувствовала и говорила, что с ним была счастлива каждый день. Детей не было, и об этом она предпочитала молчать, как и о болезнях, которые довольно рано стали преследовать актрису.

Зелёная тяжело пережила смерть мужа в 1977 году – без своего Котэ ей пришлось дотянуть аж до 1991 года. Последние годы провела в Доме ветеранов кино в Матвеевском, одинокой старушкой – она считала своё долголетие наказанием.

Как истинный комик, умерла 1 апреля. Через несколько часов после того, как Михаил Горбачёв присвоил ей звание народной артистки. Она по этому поводу шутила ещё в расцвете карьеры: «Звание получу за сорок минут до смерти».

P.S.

"Зеленая Екатерина Васильевна , русская, 1901 года рождения"

была награждена орденом Красной звезды в ноябре 1944 года

Источник

Источник

Источник

джевиш ру

Новое издание книги Матвея Бронштейна чётко делится на две части: первая – «Солнечное вещество и другие повести», вторая – «Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской».

В первой части – знакомые многим с детства научно-популярные повести об открытии гелия, или как раз «солнечного вещества», рентгеновских лучей и радио. Повести эти, безусловно, интересны и детям, и взрослым.

Как отмечали Самуил Маршак и Корней Чуковский, Матвей Бронштейн изобрел новые инструменты для популяризации науки.

О самом сложном он рассказывает не только просто и интересно, но и со страстью и поэтичностью. Вот, например, первая фраза заглавной повести «Солнечное вещество»: «Я расскажу о веществе, которое люди нашли сначала на Солнце, а потом уже у себя на Земле».

Что это, как не поэзия? И одновременно – зачин научного детектива, романа с тайной: как же можно было найти вещество на Солнце, если книга была написана примерно за 30 лет до полёта в космос, а химический состав Солнца полностью не исследован и по сей день?

Вообще-то, изначально Матвей Бронштейн задумал повесть о спектральном анализе, который позволил увидеть на Солнце линию необычного жёлтого оттенка. Такого цвета не давало при горении ни одно из земных веществ, пока не был открыт гелий.

Маршак, услышав задумку Бронштейна, на правах старшего друга и редактора посоветовал поставить в центр сюжета все-таки гелий, сделать его эдаким «главным героем романа».

Это позволило начинающему писателю обрести свой литературный стиль: парадоксальный, но ясный и очень увлекательный, лишённый той дидактичности, которой обычно грешит научно-популярная литература для подростков.

Сюжеты Матвея Бронштейна развиваются во времени: одно научное открытие непременно следует из другого, но вот коллегами оказываются и учёные, которые действительно работали бок о бок, и те, чья работа была разделена веками.

Повести эти очень оптимистичны: наука объединяет людей, оказывается сильнее времени.

Матвей Бронштейн не рассказывает о личной жизни своих героев-учёных – только об их исследовательской работе. При этом все выходит очень живо, человечно, с элементами юмора.

Вот как, например, в повести «Изобретатели радиотелеграфа» рассказывается о причинах неудачи Александра Попова:

«Попов обратился к морскому министру Авелану с просьбой ассигновать физическому кабинету Минного класса тысячу рублей на приобретение новых приборов. В рапорте, поданном министру, Попов писал, что приборы нужны ему для дальнейшего усовершенствования телеграфа без проводов.

Но не так-то легко провести морского министра Авелана. Министр – не какой-нибудь неуч: он отлично знает, что во всяком телеграфе самое главное – столбы и проволока. Без телеграфных столбов! Что за вздор! Без проводов! Что за ерунда! Как же так, по воздуху, что ли, полетит телеграмма? Телеграмма ведь не птица, она не умеет летать».

Итальянец же Маркони, по словам Бронштейна, оказался не столь наивен и обратился за финансированием не к родной стране, а к англичанам. К сожалению, возможно, именно эта история Попова и Маркони послужила косвенной причиной гибели Матвея Бронштейна.

Причиной того, что у нынешнего переиздания книги есть и вторая часть – полная безоглядного чёрного трагизма.

«Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской» – документальная повесть, у которой в строгом смысле нет автора, есть только составитель – Геннадий Горелик. Однако голос Горелика звучит лишь в начале и в конце повести. Все остальное – это документы, выдержки из автобиографических книг и воспоминаний.

Повесть, таким образом, сделана по принципу документального фильма или спектакля-вербатим, где слово предоставляется подлинным свидетелям или участникам событий.

В первую очередь, это вдова Матвея Бронштейна – Лидия Чуковская. Она прожила с ним всего два года, но всю жизнь продолжала за него бороться – сначала за его освобождение, потом – хоть за крупицу сведений о нём или о его могиле, ещё позднее – за восстановление его доброго имени.

Среди других «рассказчиков» – Самуил Маршак и Корней Чуковский, описывающие блистательный дебют Бронштейна в качестве детского писателя.

В иной тональности звучит голос репрессированного, но выжившего поэта Николая Заболоцкого, чьё «дело» вели те же следователи, что и у Бронштейна. Заболоцкий рассказывает о пытках, заставлявших людей оговаривать себя. Периодически слово предоставляется и самому Матвею Бронштейну.

«– Вы арестованы как участник антисоветской организации. Дайте подробные показания по существу предъявленного Вам обвинения.

– Участником антисоветской организации я не был.

– Вы говорите неправду. Следствие располагает достаточными материалами, уличающими Вас как участника антисоветской организации. Вы будете говорить правду?

А вот всего через неделю Матвей Бронштейн подтверждает куда более страшные обвинения, и мы никогда не узнаем, что же произошло с ним за эти семь дней:

«– На первом допросе вы отрицали свою принадлежность к контрреволюционной организации. Будете ли сейчас говорить правду?

– На прошлом допросе я ложно отрицал предъявленное мне обвинение. Я – Матвей Бронштейн – действительно являюсь участником контрреволюционной организации интеллигенции, существующей в Ленинграде.

–Что это за организация? Какие цели ставила она перед собой?

– Организация, в которой я состоял до ареста, ставила своей задачей объединение контрреволюционно настроенной интеллигенции, а также организацию борьбы за свержение советской власти и установление такого политического строя, при котором интеллигенция участвовала бы в управлении государством наравне с другими слоями населения – по примеру стран Запада.

– Вы ставили своей задачей установление в СССР фашистской власти.

– По существу это так...»

А ведь поначалу советская власть для Матвея Бронштейна и его брата-близнеца Исидора представлялась абсолютным благом.

Хоть они и были одаренными сыновьями хорошего врача, родились они в черте оседлости, и высшее образование получить бы им было крайне непросто. При новой же власти Матвей, просто записавшись в «Физическую секцию Киевского студенческого кружка исследователей природы», уже получил возможность публиковать научные статьи в серьёзных изданиях, в том числе за границей.

К 30 годам Матвей Бронштейн имел репутацию светила отечественной физики. На тот момент он успел сделать меньше, чем его чуть старший друг Лев Ландау, но были все основания предполагать, что вскоре он того перерастёт. Блестяще складывалась и карьера детского писателя.

Собственно, с литературой и можно связать арест Матвея Бронштейна, его мифическую вину: он отказался от требования издательства переделать повесть «Изобретатели радиотелеграфа» и написать, что Маркони просто-напросто украл у Попова его изобретение.

Бронштейн в ответ назвал подобный «патриотизм» фашистским. Вместе с тем наивно видеть какую бы то ни было логику в действиях озверевшего людоедского государства: ни для ареста, ни для расстрела в те годы вины не требовалось.

Документальная повесть, составленная Геннадием Гореликом, посвящена не только оборвавшейся жизни расстрелянного учёного и писателя, но и борьбе его жены, писательницы и правозащитницы.

Перед нами и повесть о любви, о том, как любовь, полная ложных надежд, оказывается ещё больнее любви безнадёжной. О том, как страшно делать вид, что не понимаешь слова «выбыл», равнодушно оброненного из окошка тюрьмы на Шпалерной. О том, как страшно уговаривать себя, что «десять лет без права переписки» – это всего лишь десять лет.

В результате многолетней борьбы за доброе имя Матвея Бронштейна Чуковская в итоге получила благопристойную бумажку, что – да, не виноват и вообще характеризовался положительно: «Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 18 февраля 1938 года в отношении Бронштейна Матвея Петровича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело о нем прекратить за отсутствием состава преступления».

И это через 29 лет после того, как муж был расстрелян. Расстрелян в неполные 32 года через 20 минут после вынесения приговора и похоронен в неизвестной никому общей яме.

Потерю Матвея Бронштейна для мировой науки современные физики, знакомые с его изысканиями, считают катастрофой, подобно той, что случилась бы, если бы 32-летним погиб Альберт Эйнштейн.

Матвей Бронштейн. Солнечное вещество и другие повести, а также жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской / Матвей Бронштейн; сост., послеслов., прим., коммент. Г. Горелика. – М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2018

Источник

Источник

Источник

джевиш ру

В Витебске, на родине "Старика Хоттабыча", отмечают два юбилея — 118-летие со дня рождения знаменитого земляка и 83-х  летие его сказки.

Лазарь Иосифович Гинзбург (именно такой была его настоящая фамилия) родился ровно 118 лет назад в белорусском городе Витебске, где, как известно, в ту пору на 17 церквей приходилась 51 синагога.

Семья его мало чем отличалась от сотен других еврейских семей этого дореволюционного местечка – большая (Лазарь был старшим из пятерых детей Иосифа Файвелевича и Ханы Лазаревны) и очень бедная.

Мать занималась скромным бытом, отец за копейки перегонял плоты по Западной Двине. Правда, вскоре отец Лазаря решает что-то срочно менять и перевозит семью в город покрупнее – Минск, где, заняв у всех денег, открывает скобяную лавчонку.

Лазаря отправляют в хедер – еврейскую религиозную начальную школу, но позже переводят в обычную школу, закончит которую он аккурат в разгар Гражданской войны. 16-летний подросток отправляется на фронт и, несмотря на скобяную лавчонку отца, чувствует себя, конечно, потомственным голодранцем, поэтому примыкает к отрядам красных.

Отлично зарекомендовав себя в боях, Лазарь уже через год получает партийный билет, а следом и первое по-настоящему серьезное партийное задание – создать разветвленную сеть комсомола в Белоруссии.

Он становится одним из главных руководителей белорусского комсомола, а параллельно посвящает себя духовным исканиям. Полюбив в окопах Гражданской войны больше всего два занятия – петь и писать стихи, он пробует себя и в том, и в другом. Поступает в Минскую консерваторию, но через год бросает, не в силах осилить музыкальную теорию.

Кроме того, пишет заметки и стихи в местные газеты. В одной из командировок в качестве «рабочего корреспондента» в Ростове он встречается с Владимиром Маяковским и показывает ему свои первые поэтические опусы.

И даже удостаивается похвалы, хотя в дальнейшем будет весьма скромно говорить о себе как о поэте: «У меня действительно имеется немалая заслуга перед отечественной литературой – я вовремя и навеки в какой-то момент перестал писать стихи».

В 1924 году Лазарь переезжает в Москву, сразу начинает посещать литературную студию Валерия Брюсова, пишет под его руководством цикл «Обидные сказки», начинает дружить с Юрием Олешей, Михаилом Зощенко и многими другими молодыми писателями Союза.

А параллельно приобретает «полезную» профессию – заканчивает отделение политэкономии в Институте народного хозяйства имени Карла Маркса в Москве. После этого он почти пять лет служит в Красной армии, но возвращается в Москву, в том числе и потому, что решает перевезти сюда семью.

К его удивлению, отец быстро находит себя в столице – становится самым грамотным наборщиком в газете «Известия».

Чтобы не отставать от отца, Лазарь тоже устраивается работать в газету «За индустриализацию», но корреспондентом.

Отсюда его направляют учиться в Институт красной профессуры, где он пишет диссертацию, но не заканчивает, потому что «призывается» в центральную газету страны «Правда».

С 1932 года в издательстве «Правда» начинает выпускаться сатирический журнал «Крокодил», и Гинзбург довольно быстро занимает ответственный пост заместителя главного редактора.

Правда, с этого поста и начинаются проблемы Гинзбурга. В его доме время от времени проходят «профилактические» обыски, и он на всякий случай берет себе псевдоним – «Лагин».

Впоследствии кто-то объяснит его просто как сложение частей имени и фамилии – ЛАзарь ГИНзбург, но кто-то увидит в этом возраст писателя, написанный на иврите. Дескать, в 1936 году, когда Гинзбург взял псевдоним, ему было 33 года. В сокращении на иврите 30 – это буква «ламед», три – буква «гимель», читается как лаг, значит, отсюда и Лагин.

Как бы то ни было, ни псевдоним, ни вступление Лагина в Союз писателей СССР особо его не спасают. Ситуация накаляется, когда арестовывают непосредственного начальника Гинзбурга – возглавлявшего тогда «Крокодил» Михаила Кольцова.

Над Гинзбургом тоже в одночасье нависает угроза ареста, от которого его спасает Александр Фадеев, «внезапно» решивший в один день отправить своего корреспондента в длительную командировку на полярный архипелаг Шпицберген.

Именно здесь у Лагина рождается идея сказки о старике Хоттабыче, которую в наши дни знают буквально все. Юный пионер Волька Костыльков вылавливает из Москвы-реки старинный кувшин, открывает его и выпускает наружу джинна, которому три с половиной тысячи лет. И приключения начинаются.

Впервые сказочная повесть Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч» была опубликована в 1938 году в газете «Пионерская правда». Повесть публиковалась по частям из номера в номер, а в виде книги была издана только через два года.

В 1953 и 1955 годах книгу переиздавали, но уже в отредактированном под новые реалии виде. Сам Лагин редактировать сказку отказался, и «Старика Хоттабыча» без его участия переделали под требования нового времени и идеологического отдела ЦК, которому были нужны «актуальные акценты и правильные персонажи».

Фильм про приключения джинна Хоттабыча и пионера Вольки Костылькова был снят в 1956 году и представлял собой сильно сокращённую вторую версию книги с некоторыми сюжетными изменениями.

Старик Хоттабыч – персонаж противоречивый. Называет себя мусульманином, хотя в момент заточения его в кувшин такой религии не было и в помине, выглядит поначалу тоже вполне по-арабски – в шелковой чалме, кафтане, шароварах и «необыкновенно вычурных сафьяновых туфлях».

Но впоследствии Волька переодевает его, и Хоттабыч становится очень похож на обычного еврейского дедушку с этой своей белоснежной длинной бородой да «в новой пиджачной паре из белого полотна».

На картинках, иллюстрирующих первое издание «Старика Хоттабыча», которое увидело свет в 1938 году, он уже действительно через несколько страниц текста больше похож не на восточного волшебника, а на карикатурно изображенного хасида из Витебска. А уж когда дело доходит до первого магического заклинания, тут и вовсе всё становится ясно.

В оригинальной книге у Вольки Костылькова было два друга — Женя Богорад и Серёжа Кружкин. Отец Серёжи был сотрудником НИИ овцеводства, а сам Серёжа однажды по воле Хоттабыча превратился в барана вместе со всеми работниками и посетителями парикмахерской, где посмеялись над бородатым Волькой.

Из издания 1955 года Серёжа исчез, правда, по художественным соображениям — в сюжете ему уделялось мало внимания, в основном, он терялся на фоне своих друзей. Серёжа был вычеркнут вместе со всей главой про приключения в парикмахерской.

В фильме Волька вообще не обрастал бородой для похода на сеанс 16+, а его друг Женя был отправлен Хоттабычем в Индию не после встречи в кинотеатре, а сразу после того, как отругал Вольку за провал на экзамене.

В первой книге не было и учительницы географии Варвары Степановны, которой Хоттабыч сулил страшные кары за несданный Волькой экзамен, она появилась только во второй редакции и в фильме.

Вообще в фильме Хоттабыч был гораздо спокойнее — в печатном виде он то и дело угрожал расправой Волькиным обидчикам, обещая превратить их в «ослов, на которых возят воду», в «бездомных собак, покрытых коростой», в «самых отвратительных и мерзких жаб», «облезлую крысу»," рыжего таракана, трусливо таящегося в щелях хибарки последнего нищего", в пыль, в грязную тряпку и во многое другое. И иногда слова Хоттабыча на расходились с делом…

В второй редакции появился противный Гога Пилюкин. За любовь к сплетням, дразнилкам и вранью Хоттабыч наказал Гогу: он начинал лаять, как только задумывал сказать гадость. В книге колдовство джинна разгадал старый доктор, в фильме Хоттабыч расколдовал мальчика сам, строго наказав ему больше никогда не сплетничать и не ябедничать.

Обычный мальчик Волька Костыльков из оригинальной книги и после переработки издания стал кристально честным, политически подкованным и идеологически правильным пионером. Если в 1938 году он радуется возможности сдать экзамен по географии с подсказками Хоттабыча, то в 1955 году говорит, что советские пионеры против подсказок и более того — организованно с ними борются.

Когда Хоттабыч дарит Вольке целый караван верблюдов, груженный драгоценностями, то предлагает эти деньги пустить в рост или открыть свое дело. И если в первой книге Волька просто смеется над предложением и говорит, что торговлей занимается государство, а ростовщиков давно нет, то во второй читает гневную обличительную речь про «эксплуататоров, кровососов и паразитов», а в фильме заявляет, что «лучше смерть, чем стать спекулянтом», и ему не нужны деньги и власть «как какому-нибудь капиталисту»…

Судьба этого каравана в каждом произведении была своя: в обеих книгах Волька делает анонимный подарок Госбанку, только во второй редакции подарок после этого исчезает, и Хоттабыч целиком стирает у всех из памяти историю с караваном. В фильме караван привез не золото, а пряности, которые Волька собрался передать в гастроном, но обиженный Хоттабыч просто растворил караван в воздухе.

Не только идеология, но и политика вмешалась в сюжет «Старика Хоттабыча». В 50-е годы шла холодная война, изменившая отношения многих стран. В 1938 году вызволенный из Индии Женя Богорад рассказывает Вольке о своих приключениях на чайной плантации, и автор подчёркивает, что юный пионер вёл себя в условиях жёсткой эксплуатации весьма достойно.

К 50-м годам у СССР и Индии сложился крепкий дипломатический союз, поэтому во второй книге и фильме советского пионера Женю индусы встретили с восторгом и почестями. А вот с Китаем отношения, наоборот, испортились, поэтому в книге и фильме китайского фокусника Мея Ланьчжи на арене цирка заменил Афанасий Сидорелли.

Книга имела бешеный успех. Ее издавали миллионными тиражами, переводили на английский, немецкий, китайский и многие другие языки. Правда, в послевоенное время Лагина оригинальную редакцию попросили переделать, добавить побольше «борьбы с космополитизмом».

Добавляя, Лагин заработал себе инфаркт, но в 1953 году все-таки сдал собственноручно исправленный вариант, где уже были выпады в адрес империализма, США, постколониальных властей Индии и многое другое.

И не было, кстати, никакого еврейского «заклинания». Стоит сказать, что семья Лагина отрицает его причастность к более «политичным» и «идеологизированным» версиям книги, однако доказательств этому нет.

Впоследствии Лагин напишет на идише книгу своих фронтовых заметок – «Мои друзья бойцы-черноморцы», поскольку всю войну прослужит в Черноморском флоте. Будут у него и другие произведения – фантастические и, по оценкам его коллег по литературному цеху, максимально сильные и талантливые.

«Патент АВ» – политический памфлет, имеющий ярко выраженную антикапиталистическую и антимилитаристскую направленность, такой же по идеям «Остров разочарования». В этих книгах есть город Бакбук (в переводе с иврита – «бутылка»), персонаж Эдуф (в переводе с иврита – «раб») и герой Цфардейа (в переводе – «лягушка»).

Тем не менее в памяти миллионов людей он остался все-таки как писатель одной-единственной книги – «Старика Хоттабыча».

«Мне всегда было жаль, что Лазарь стал как будто сам “рабом волшебной лампы”, где лампой была его книга.

Не побывали герои фильма и в Италии, в которой жили бедные, но честные рыбаки. В первой книге Италия страдала от безработицы под властью Бенито Муссолини, во второй — под властью капиталистов рабочие бастовали против иностранных военных баз.

Зато в фильме Волька, Хоттабыч и Женя по пути из Индии оказались в сочинском санатории им. Орджоникидзе и познакомились с отдыхающими передовиками производства, чего не было в оригинальной книге, но появилось во второй редакции.

В первой книге герои мирно долетели на ковре-самолёте до Москвы, а в отредактированной версии и в фильме часть пути была проделана на обычном самолете. Причём, в фильме Хоттабыч чуть не устроил авиакатастрофу, заглушив очень шумевшие двигатели самолёта.

В книгах он это проделал гораздо позже с ледоколом «Ладога», а в фильм путешествие друзей по Арктике вообще не вошло.

Не было в кино и сварливого брата Хоттабыча — Омара Юсуфа, улетевшего на Луну, но застрявшего на орбите Земли. Во второй версии книги была добавлена глава про попытку спасения Хоттабычем этого необычного спутника.

Обе версии книги заканчиваются одинаково: Хоттабыч увлекается радио, мечтает устроиться радистом на какую-нибудь полярную станцию, а заодно изучает теорию радиотехники. Финал фильма совсем другой: после волшебных фокусов в цирке Хоттабычу поступает предложение стать штатным цирковым фокусником, которое джинн с радостью принимает.

Осталось добавить, что в последнее время сказка «Старик Хоттабыч» публикуется в оригинальной версии 1938 года, так как из-за отсутствия идеологии современным детям она понятнее и ближе.

Имя при рождении Лазарь Иосифович Гинзбург

Псевдонимы Лагин

Дата рождения 21 ноября (4 декабря) 1903

Место рождения Витебск,

Российская империя

Дата смерти 16 июня 1979 (75 лет)

Место смерти Москва, СССР

Гражданство СССР

Род деятельности прозаик

Направление социалистический реализм, научная фантастика, детская литература, сатира

Жанр роман, повесть, памфлет

Язык произведений русский, идиш

Награды

Орден Отечественной войны II степени Орден Трудового Красного Знамени SU Medal For the Defence of Sevastopol ribbon.svg SU Medal For the Defence of Odessa ribbon.svg

Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

В 2006 году вышел фильм про современного Хоттабыча, но с произведением Лазаря Лагина у него нет ничего общего, кроме имени главного героя.

Источник

Источник

Источник

Источник

джевиш ру

Трудно дать простое и внятное определение такой важной для советской поэзии фигуре, как Лиля Брик: обозначить ее как «писательницу» или «мемуаристку» — значит слишком сузить спектр ее влияния. Слишком примитивно было бы назвать ее женой Маяковского, тем более что официально женаты они никогда не были.

Тем не менее именно Лиле Брик мы обязаны лучшими произведениями Маяковского — поэмой «Про это» и эталоном любовной лирики XX века «Лиличка! Вместо письма».

11 ноября, исполнилось 130 лет со дня рождения одной из самых необычных героинь отечественной культуры ХХ столетия.

Инициалы Лили Юрьевны Брик – «Л.Ю.Б.» – складывались на кольце Владимира Маяковского в бесконечное «люблюблю». Она была его музой, возлюбленной, огромным счастьем и самой большой в жизни трагедией.

До сих пор считается, что именно Лиля Брик подняла Маяковского на вершину славы и добилась его посмертного признания. Однако кому принадлежало ее сердце, понять до сих пор не может никто.

Лиле Брик, в девичестве Каган, кажется, с рождения была уготована роль музы. Её и назвали в честь возлюбленной Гёте – Лили Шенеман. С будущим мужем она познакомилась в 13 лет в той же гимназии, куда 17-летний Осип Брик пришел преподавать политэкономию.

Не красавица в привычном смысле слова, но остроумная и обаятельная Лиля блистала преимущественно в мужском обществе, кружа голову то одному, то другому. Но с июля 1915 года в ее жизни появился тогда еще неизвестный молодой поэт Маяковский. Вскоре на дверях московской квартиры Бриков появилась табличка: "Брики. Маяковский".

Беседуя с начинающим поэтом Андреем Вознесенским, Лиля в минуту какой-то особой откровенности призналась ему: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал». «После такого признания, – писал Вознесенский, – я полгода не мог приходить к ней в дом. Она казалась мне монстром.

Но Маяковский любил такую, с хлыстом. Значит, она – святая!»

В реальности Лилю, при всех ее талантах и женском обаянии, едва ли можно назвать святой. Она приняла Октябрьский переворот не только за великую социальную революцию, но и за революцию личностных отношений.

И следом попыталась расторгнуть путы той морали, которую называли иногда буржуазной, иногда обывательской.

В те дни знаменитая Александра Коллонтай, присоединившись к движению «Долой стыд!», вышагивала голой, даже будучи первой в мире женщиной-министром, комиссаром государственного призрения (в РСФСР ведомство отвечало за социальное обеспечение. – Прим. ред.).

Идеолог свободной любви Александра Коллонтай | Фото: historytime.ru

Движение «Долой стыд!» привело и к росту числа «натуристов» (нудистов). Иностранные корреспонденты, работавшие в начале 1930-х гг. в Москве, оставили об этом письменные свидетельства. Американский журналист Кникерборгер говорил, что натуристы в СССР исчисляются тысячами. А бельгийский консул Жозеф Дуйе вспоминал: «В 1925 году при покровительстве советского правительства образовалось общество «Долой стыд!». Для пропаганды некоторые члены этого эксцентричного общества были посланы в поездки: в Харьков, Ростов, Минеральные Воды и так далее. Я видел их в костюме Адама и Евы в Ростове».

Достать снимки, протоколы и документы об обществе «Долой стыд!» труднее, чем какие-то документы НКВД. Фотографии демонстраций на Красной площади, – а их несколько десятков, – они так упрятаны в архивы партии, что до них трудно докопаться, некоторые вывезены за рубеж».

В 1920-х гг. советских граждан призывали вступить в общество *Долой стыд!*

Лиля Юрьевна, обладая безукоризненным вкусом, несла прогрессивные идеи куда как более утонченно

Брик, по словам ее биографа Аркадия Ваксберга, не была красивой. Маленького роста, худенькая, сутулая, с огромными глазами, она казалась совсем подростком. Однако было в ней что-то особенное, женственное, что так притягивало мужчин и заставляло тех восхищаться этой удивительной женщиной.

Лиля это прекрасно осознавала и использовала свои чары при встрече с каждым понравившимся ей мужчиной.

Она появилась на свет в 1891 году в семье преуспевающего московского адвоката Юрия (Ури) Кагана. До революции адвокат Каган занимался всем понемногу, но в основном так называемым «еврейским вопросом». В те времена он в первую очередь сводился к вопросу о жизни евреев за пределами черты оседлости, и Каган выступал в роли борца за права евреев. Он не пожелал менять иудаизм на православие ради успешной адвокатской карьеры и, по выражению Ваксберга, «добился всего, сумев одолеть все барьеры, которые российский закон воздвиг для иноверцев».

Однако сомнительно, что Лиля или ее сестра Эльза Триоле, ставшая известной французской писательницей, идентифицировали себя с евреями и еврейской культурой.

В раннебольшевистскую эпоху традиционная культура любого народа считалась чем-то отжившим, старомодным и даже антиреволюционным. Не получившая традиционного еврейского воспитания, Лиля, вероятно, ощущала себя не еврейкой, а человеком «большой европейской культуры».

Однако о ее происхождении помнили многие, в том числе, кстати, и Маяковский. Он как-то даже привлек ее вместе с Осей к созданию пропагандистского фильма «Евреи на земле» с целью «зазвать евреев крестьянствовать на крымских просторах».

Впервые увидев Лилю, Маяковский безумно влюбился в нее – сразу и навсегда.

Она вспоминала: «Это было нападение. Володя не просто влюбился в меня, он напал на меня. Два с половиной года не было у меня спокойной минуты – буквально. Меня пугала его напористость, рост, его громада, неуемная, необузданная страсть. Любовь его была безмерна. Когда мы познакомились, он сразу бросился бешено за мною ухаживать, а вокруг ходили мрачные мои поклонники. Я помню, он сказал: “Господи, как мне нравится, когда мучаются, ревнуют...”»

Это была странная семейка. Заглянуть за порог их спальни стремились многие. Всю жизнь их окружали липкие сплетни. Но ситуацию, шокировавшую мещан и обывателей, Лиля Брик обыграла со свойственной ей непосредственностью. В те времена свободных нравов и любовных теорий никаких объяснений и не требовалось.

Позже, когда коммунистическая мораль и людское любопытство доконали даже невозмутимую Лилю, она сформулировала всё просто: мы дружили. «Лиля любила только Осипа, который ее не любил; Маяковский – только Лилю, которая, увы, не любила его; и наконец, все трое не могли жить друг без друга», – писал Василий Катанян, сын последнего мужа Лили.

Много лет спустя, уже в 70-х, в одной из московских школ была устроена встреча учеников с Лилей Юрьевной, которая и в преклонном возрасте вызывала просто-таки магический интерес к своей персоне. На том вечере Лилю прямо спросили о ее семейной жизни во времена Маяковского.

Как вспоминает присутствовавший там журналист Захар Гельман, высокая девочка в пионерском галстуке поставила вопрос «ребром»: можно ли считать, что она, Лиля Юрьевна, ее возлюбленный Маяковский и официальный муж, литературный критик Осип Максимович Брик, составляли «шведскую семью»?

Лиля Юрьевна ответила мгновенно и безапелляционно: «Конечно, нет! Ни о какой “шведской семье” и речи быть не может…» «Помнится, – пишет Гельман, – что она упирала на то, что у нее, Володи и Осипа было духовное единство, и в этом смысле они составляли семью. Но что такое «духовная семья»? Ведь в ней могут проживать не только единицы, но десятки, сотни, а то и миллионы людей». Так что союз Лили и Оси Брик с Маяковском практически прообраз советской семьи народов.

Предсмертное письмо, помеченное 12 апреля 1930 года, Маяковский пишет именно Лиле Брик.

В нем он просит любить его, называет ее среди членов своей семьи и передает ей все свои стихи и архивы. Это был щедрый дар – наследница всех авторских прав Маяковского стала одной из самых состоятельных женщин СССР.

Правда, не сразу. После смерти Маяковского сочинения его выходили маленькими тиражами, чтение его стихов с эстрады не поощрялось. Лиля, не видя другого выхода, обратилась в 1935 году с письмом к Сталину, в котором призывала не забывать великого певца революции и поэта нового времени.

Ответ не заставил себя ждать: «Т. Ежов! Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и к его произведениям – преступление. Жалобы Брик, по-моему, правильны».

Так началось посмертное признание Маяковского. В квартире поэта в Лубянском проезде был открыт музей, сочинения выходили огромными тиражами, Маяковский был официально объявлен главным поэтом советской литературы.

Несмотря на установившееся в обществе мнение, что Лиля Брик без ума от своего мужа Осипа, вскоре после смерти Маяковского она разводится с ним и выходит замуж за красного командира Виталия Примакова.

В 37-м году Примаков вместе с Тухачевским, Якиром, Уборевичем был обвинен в троцкистском заговоре и расстрелян.

Лиля тут же выходит замуж за литературоведа Василия Катаняна, занимавшегося творчеством Маяковского.

Тогда же она начинает заниматься переводами, литературоведением (писала, например, о творчестве Достоевского), скульптурой (ее бюсты Маяковского, Брика, Катаняна хранятся в частных коллекциях), а в 60-х годах ее дом на Кутузовском проспекте превращается в заметный центр неофициальной культурной жизни.

В отличие от многих, для нее также никогда не существовало и «железного занавеса»: она часто путешествовала по Европе, подолгу жила в Париже у сестры, которая была женой писателя-коммуниста Луи Арагона, но всегда возвращалась в Москву.

В июле 1978 года в возрасте 86 лет Лиля Брик поскользнулась у себя дома, упала и сломала шейку бедра. В ее возрасте такой диагноз обрекал на неподвижность. Но позволить себе быть кому-то в тягость она не могла. 4 августа 1978 года на даче в Переделкино Лиля Брик покончила с собой, приняв огромную дозу снотворного.

«Приснился сон – я сержусь на Володю за то, что он застрелился, а он так ласково вкладывает мне в руку крошечный пистолет и говорит: “Всё равно ты то же самое сделаешь”», – писала Брик через два месяца после самоубийства Маяковского, и ее сон оказался пророческим.

Прах любимой женщины Маяковского, согласно ее завещанию, был развеян в Подмосковье, где-то под Звенигородом. На том месте установили камень с надписью: «Л. Ю. Б.», а далее для непосвященных – Лиля Юрьевна Брик.

Источник

Источник

Источник

джевиш ру