Эзотерика и магия

Сегодня ночью мне приснился странный сон. В нём я авторитетно объяснял неопределённой собеседнице, что такое толкинизация религий.

Толкинизация – это подгонка традиционных космических религий под картину мира абсолютного монотеизма. Прежние боги становятся ангелами – слугами или аспектами единого благого божества – но при этом сохраняют свои имена, облики, «профессии» и в значительной степени культы.

Почему называется именно так – в принципе понятно. Валар и Майар у Толкина – самые настоящие языческие боги, которые не столько творят космос, сколько составляют его. Если не читать ту часть Сильма, где рассказано, что они на самом деле ангелы, и не догадаешься.

Проснувшись, я задумался – а где такое вообще происходило в реальности, а не в литературе?

Индуизм или позднеантичная греко-римская религия не в счёт. Там философы учили, что все божества суть проявления единой неименуемой божественности, но эта божественность не считалась благим Богом.

Христианство тоже не в счёт. Там новые святые и ангелы перенимали «профессии» языческих богов, но сами боги в ангелов не перекрашивались. Наоборот, их скопом вписали в злобные демоны.

А вот зороастризм, пожалуй – первый пример толкинизированной религии в нашей истории.

Заратуштра отверг иранских богов и насаждал вместо них поклонение Спэнта-Майнью – Духу Истины. Спэнта-Майнью – это, конечно, в первую очередь Ахура-Мазда (эти два имени чаще всего употребляются как синонимы), но ещё и шесть благих духов Амэша-Спэнта, составляющих с ним единое целое.

Персы в новое учение вникли, но продолжали при этом почитать и прежних ахура, только теперь под новым названием «язаты», то есть буквально «достойные поклонения». Имена, облики и профессии у них сохранились.

Буддизм Махаяны – тоже хороший пример. Будда в нём фактически занимает нишу Бога – предельной Истины и реальности. Он всеблаг, всемогущ, но при этом он не творец мира, так что буддисты избавлены от неразрешимой проблемы теодицеи.

Будда открывается людям через исконных будд – тех, которые не достигли просветления на земле, а никогда и не погружались в сансару для начала. Фактически, это махаянские боги. И ещё есть множество всяких других будд, занимающих места ангелов и святых.

Народы, обращённые в буддизм, сохраняют всех прежних богов, только теперь считают их аспектами или воплощениями различных будд и бодхисаттв.

Японские богословы постановили, например, что солнечная богиня Аматэрасу соотносится с исконным буддой Вайрочаной, чьё имя значит «Великое Солнце». А обычный японский буддист, далёкий от богословских теорий, продолжил чтить Аматэрасу, как чтил её и раньше.

Просто теперь он ещё и буддист.

Вот за этим, надо полагать, и нужна толкинизация религий.

Отсюда

Уже в глубокой древности люди мечтали уподобить себя богам: мифы-предупреждения, такие как история Дедала и Икара или же рассказ о Вавилонской башне, предостерегали их от этого. Но на смену эпохам сверхъестественных явлений и данного свыше миропорядка пришли времена, когда люди стали сами ответственны за свою судьбу. Появились мыслители, которые даже наступление Царства Божия рассматривали не как результат серии невероятных событий, но как итог планомерного преобразования людьми собственного бытия — и считали, что в этом и заключается Воля Господня.

Одним из первых на этом пути стал скромный московский библиотекарь XIX столетия Николай Федоров — автор «философии общего дела». Согласно его учению, важнейшей целью развития науки следует объявить преодоление грехопадения и воскрешение мертвых — таким образом свершится то, что предсказано в Библии, и будущие поколения исполнят свой долг перед пращурами.

Федоров не верил в постулируемое традиционным христианством бессмертие души или второе пришествие Спасителя, а современные ему модели «социализма» считал дискриминирующими мертвых. Основными ценностями русский философ называл «единство», «отечество» и «братство», идеальная форма которого — отношения в среде боевых товарищей (впрочем, наиболее желательной функцией армии для него была защита населения от стихийных бедствий).

Федоров был убежден, что необходимо объединить все науки на основе богословия, а музей, как этакий мост из настоящего в прошлое, есть совершенная социальная институция.

Таким же «музеем» ему представлялось и идеальное общество будущего — состоящее из воскрешенных людей всех эпох и культур.

Не принимал Федоров и городскую цивилизацию, считая необходимым объединить науку с сельской жизнью и земледельческим трудом. Политический идеал мыслителя — «братское» развитие России, противопоставляемой как «небратскому» городскому Западу, в первую очередь Англии, так и «натуралистической» Индии.

Несмотря на всю свою маргинальность, «московский Сократ», принципиально отказывавшийся при жизни (умер он в 1903 году в возрасте 74 лет) от публикации собственных трудов и даже запрещавший его фотографировать, играл заметную роль в интеллектуальной среде тогдашней России: его идеи высоко ценили Лев Толстой, Федор Достоевский, Владимир Соловьев.

Учеником Федорова был и Константин Эдуардович Циолковский — учитель калужской гимназии, благодаря своим исследованиям в области реактивного движения считающийся одним из основателей космонавтики. Радикальный сторонник евгеники и концептуального преобразования природы, Циолковский утверждал необходимость тотального уничтожения недостаточно дружелюбных к человеку экосистем, таких, например, как экваториальные леса, а впоследствии — и полного истребления животных. Он был сторонником всеобщего евгенического отбора по отношению к людям. Противоречивые, в некотором смысле «протонацистские» взгляды Циолковского следовали из его доктрины счастья для каждого атома, который он считал базовой единицей не только материи, но и духа. Выстраивая «атеистический аналог буддизма», мыслитель говорил о необходимости уничтожения условий для возможных «низших воплощений», поскольку они могут принести страдания атомам. Отсталые расы, по Циолковскому, должны угаснуть, а всех, кто недостаточно соответствует евгеническим идеалам силы и здоровья, следует лишить права на воспроизводство:

«Когда каждая пядь земного шара будет заселена человеком, когда он будет владыкою земли, — животные вымрут естественною смертью в течение столетия, если мы разделим самцов от самок или какой-либо, по возможности, безболезненной операцией кастрируем животных, или сделаем их бесплодными. Когда не будет животных, то атомы будут жить только жизнью человека. Тогда уже я не буду бояться после смерти подвергаться той участи, которой наше неразумение подвергает теперь бессловесных существ. <…>

Я человек и могу быть только человеком. Но и это не всякому понравится: я не желаю жить жизнью низших рас. Жизнью негра или индейца.

Стало быть, выгоды любого атома, хотя бы атома папуаса, требует погасания также и низших рас человечества, по крайней мере, наиболее несовершенных особей в расах». [Авторские орфография и пунктуация сохранены. — Ред.]

Так говорит Циолковский в трактате «Этика или естественные основы нравственности», написанном в основном к 1903 году.

Впоследствии человечество, преобразованное и преобразуемое по всё более совершенному и приспособленному к любым условиям существования образцу, утверждал Циолковский, должно будет заняться колонизацией Вселенной и попутно, дабы осчастливить каждый атом, уничтожать «уродливо развившиеся» формы жизни и разума, если оно встретит таковые на своем пути.

Послереволюционные 1920-е годы породили новую волну космистской философии, представленную такими интеллектуалами, как Александр Богданов, Валериан Муравьев, а также деятелями кружка биокосмистов-имморталистов, наиболее известным из которых был Александр Святогор.

Последние в своем манифесте заявляли:

«Существенными и реальными правами личности мы считаем ее право на бытие (бессмертие, воскрешение, омоложение) и на свободу передвижения в космосе (а не мнимые права, провозглашенные в декларации буржуазной революции 1789 г.)».

Будучи представителями анархистского движения, биокосмисты радикально отвергали идеи Федорова о «братстве» и «всеединстве», говоря о необходимости неограниченной человеческой свободы, и, в противоположность нетворческому и раз и навсегда заданному «братству», провозглашали «соратничество» важнейшей формой отношений между людьми. Они противопоставляли универсализм философии общего дела, оправдывавшей монархию и превозносившей православие и общинность, а единству поколений — коммунистический революционный дух. Впрочем, их история была недолгой.

Как и другие радикальные мечтатели, они пришлись не ко двору в обстановке тех лет, которая становилась все более и более авторитарной. В 1929 году во второй раз приговорили к тюремному заключению Валериана Муравьева, последователя Николая Федорова, после чего тот вскоре погиб. В 1930-м в Соловецком лагере особого назначения был расстрелян арестованный в 1928 году лидер петроградских биокосмистов Александр Ярославский. Тогда же во время научного эксперимента, связанного с переливанием крови, умирает окруженный почестями старый большевик Александр Богданов. В 1937-м расстреливают давно отошедшего от биокосмизма и ставшего редактором газеты «Известия» Александра Святогора. Другие остались живы и зачастую успешны — но их философские идеи были объявлены малозначительными по сравнению с их же инженерными достижениями.

Другая линия интересующего нас философского направления восходит к работам французского мыслителя-интуитивиста Анри Бергсона. В опубликованной в 1907 году книге «Творческая эволюция» он развивает теорию, в которой эволюция оказывается напрямую связанной с категорией длительности, а разум — с жизнью. Последняя понимается автором как то, что стремится изменить «сырую материю» — мир медленных и предсказуемых физических процессов. Бергсон считает необходимым вернуть в философию и науку представление о времени не как о формальной последовательности моментов, но как о продолжительности, сопутствующей развитию, не как о череде секунд на часах, но как о реальном процессе изменений жизни. За эту книгу в 1927 году Анри Бергсон получил Нобелевскую премию по литературе.

Учениками иудея Бергсона, симпатизировавшего христианству в его западном варианте, оказываются диссидентствующие католические ученые Эдуард Леруа и Пьер Тейяр де Шарден. В начале 1920-х они вводят понятие формирующейся единой «ноосферы» («сферы разума») — одной из оболочек Земли, наряду с каменной литосферой, живой биосферой, воздушной атмосферой. Эту теорию позаимствовал и развил российский геолог Владимир Вернадский, слушавший в середине 1920-х парижские лекции Леруа.

Палеонтолог и иезуит Тейяр де Шарден также полагал, что направленная, целеустремленная эволюция как живой природы, так и разума ведет к возникновению единого сверхсознания — «точки Омега», — которое и является воплощенным христианским Богом. Подобные идеи не встретили поддержки у коллег де Шардена по палеонтологии, а его книги осудила церковь. Лишь после смерти французского мыслителя, начиная с середины 1960-х годов, его постепенно признают одним из важнейших католических теологов своего времени. Основной философский труд де Шардена «Феномен человека», написанный в 1930-х, выходит только в 1955-м, когда автора уже не было в живых, — и в определенном смысле выходит в нужный момент. Быстрое развитие информационных технологий вдохновило волну теоретиков цифрового, компьютерного сверхсознания.

Впервые эта идея появилась еще в 1863 году, когда британский писатель Сэмюэл Батлер решил пофантазировать о том, приложима ли дарвиновская теория биологической эволюции к развитию технологий. Однако для того, чтобы она обрела более четкие очертания, понадобилось без малого столетие.

Алан Тьюринг, один из создателей первых компьютеров, в 1951 году говорит о возможности появления искусственного интеллекта, во много раз превосходящего человеческий. В 1965-м бывший соратник Тьюринга Ирвин Джон Гуд также выступает со смелым прогнозом: по его мнению, в будущем нам предстоит пережить «интеллектуальный взрыв», когда быстро самосовершенствующиеся разумные машины потеснят человека с интеллектуального трона, оставив своего создателя далеко позади.

Он писал:

«Определим сверхсознательную машину как такую, которая может намного превзойти когнитивные способности любого человека, сколь бы умен тот ни был. Поскольку создание новых машин является одной из мыслительных активностей, сверхсознательная машина сможет создавать всё лучшие машины; без сомнения, произойдет „интеллектуальный взрыв“, и человеческий разум будет оставлен далеко позади. Так что первое такое сверхумное устройство станет последним изобретением, которое человеку необходимо сделать, при условии, что оно будет достаточно покорным, чтобы мы могли держать его под контролем».

Появляются и новые последователи Тейяра де Шардена, которые выводят его религиозно-поэтическую теорию на глобальный уровень, делая ее более наукообразной. Они берут на вооружение идею о том, что разум как таковой есть вычисление.

Американский математический физик и космолог Фрэнк Типлер высказал идею, что в будущем разум, целиком занявший Вселенную, заставит ее сжиматься в точку. Процесс сжатия станет неисчерпаемым источником энергии. Стремящиеся к бесконечности вычислительные мощности позволят создать виртуальные вселенные, которые за счет все ускоряющихся вычислений будут существовать бесконечно долго в своем внутреннем времени. Эти вселенные и будут Царством Божиим.

Космологическую же сингулярность — точку окончательного коллапса Вселенной, совпадающую с бесконечной скоростью вычислений, — Типлер отождествляет с Богом.

Его идея была крайне скептически встречена большей частью научного сообщества. Но есть у нее и сторонники. Среди них — создатель концепции квантовых вычислений британский физик Дэвид Дойч.

Впрочем, сейчас «технологическая сингулярность» чаще понимается в ином, узком смысле — как гораздо более ранний и связанный с постоянным ускорением технологического прогресса загадочный переход в развитии человечества.

По мнению одних, им станет появление сверхчеловеческого искусственного интеллекта, по мнению других — преобразование нашей природы посредством технологического изменения каждого представителя вида Homo sapiens в отдельности.

Первым гипотезу об этой, близкой к нам, сингулярности выдвинул американский историк Генри Адамс в своем эссе «Фазовый переход, примененный к истории», вышедшем в 1909 году. О ней размышлял в середине XX столетия и еще один создатель современной вычислительной техники Джон фон Нейман. За ними последовали Джордж Харри Стайн, Элвин и Хейди Тоффлеры, Ханс Моравек…

По-настоящему популярной эта тема стала после выхода в 1993 году одноименного эссе фантаста Вернора Винджа, который также связывает сингулярность с появлением и распространением сверхчеловеческих искусственных интеллектов, считая ее неизбежной. Человечество, по Винджу, вскоре устареет, хочет оно того или нет.

Главным пропагандистом грядущей сингулярности стал инженер и интеллектуал Рэй Курцвейл, ныне возглавляющий отдел Google, который занимается созданием машинных систем речи на естественных языках.

В своих работах конца 1990-х — начала 2000-х «Эра духовных машин» и «Сингулярность близится. Когда люди преодолеют биологию», бывших на тот момент самыми продаваемыми научно-популярными книгами, Курцвейл предсказывает, что в соответствии с существующими тенденциями развития масштабное преобразование цивилизации, стирание границ между человеком и машиной и появление искусственных интеллектов произойдет к середине текущего столетия. Далекое будущее Курцвейл и его сторонники видят так же, как Типлер и Тейяр де Шарден: это бесконечно ускоряющийся прогресс, имеющий монотеистического бога в своем недостижимом пределе.

Также Курцвейл выступил соучредителем Университета сингулярности — независимого научно-образовательного центра и бизнес-инкубатора, расположенного в Исследовательском парке NASA в Кремниевой долине. В 2016 году еще один такой университет был открыт в Нидерландах.

Впрочем, некоторые считают, что, возможно, сингулярность уже позади. В 2003 году шведско-британский философ, профессор Оксфорда Ник Бостром заявил, что справедливо по крайней мере одно из следующих утверждений:

* доля всех цивилизаций человеческого уровня, достигающих постчеловеческого состояния (когда преодолеваются физические и интеллектуальные ограничения биологического вида), стремится к нулю;

* доля всех постчеловеческих цивилизаций, которые запускают компьютерно моделируемые миры, стремится к нулю;

* мы живем в смоделированном на компьютере мире-симуляции.

Последнее утверждение и называется «гипотезой симуляции».

Всерьез рассматривает эту концепцию и один из крупнейших современных когнитивистов Дэвид Чалмерс. Разнообразные работы физиков, посвященные способам проверки гипотезы симуляции, стали периодически появляться в последние годы.

А знаменитый предприниматель, создатель PayPal, Tesla и SpaceX Илон Маск и вовсе практически уверен в том, что наш мир — это исполняемая на компьютере программа.

«Вероятность того, что мы не живем в базовой реальности [реальности материальной, а не одной из смоделированных на компьютере. — С.Ф.], — миллиард к одному», — говорит он.

Возникшая в начале XIX столетия в «Феноменологии духа» Георга Фридриха Гегеля идея завершенного в себе и познавшего себя духа к концу века обрела свой религиозно-технологический вариант. Гуманитарные мыслители разных стран превращали теологическую теорию о сверхъестественном вмешательстве в тезис о безграничной мощи человеческого познания. К концу же XX столетия эта концепция перекочевала из области маргинального гуманитарного творчества в научный дискурс, вдохновляя многих инженеров и ученых, занимающихся прикладными исследованиями.

Мы не знаем, произойдет ли «фазовый переход» на самом деле или же сингулярность так и останется одной из пострелигиозных технологических идей о грядущем конце света. Ясно одно: радикальная трансформация мира и общества всегда будет одной из главных грез человека мыслящего и действующего.

Отсюда

Мой взаимный френд и очень хороший друг любит повторять: «Если ты еще не в секте, это не твоя заслуга, а их недоработка». И она совершенно права.

Только осознанность и самоконтроль, то есть умение и желание постоянно держать голову включенной и не пустой, могут служить защитой от обработки сознания. Никакие качества, которыми ты обладаешь, не делают тебя автоматически неуязвимым.

Ум и техническое образование? Есть секты, такие как «Трансцендентальная медитация», которые ловят именно таких.

Атеизм и скептический склад ума? Есть секты, рассчитанные именно на атеистов-скептиков, в первую очередь разнообразные конспирологические.

Практическая сметка и неприязнь ко всему, что выше сапога? Для таких существуют тренинги личностного роста, сайентология и «секты обогащения», созданные на основе сетевого маркетинга.

И во всем этом нет ничего удивительного, потому что секты не прилетают к нам с Марса. Они пользуются существующими уже тысячи лет психологическими особенностями человека.

Для разнообразия все, что вы прочтете ниже — не совсем мои собственные размышления. Это перевод, а точнее, вольный пересказ, англоязычной статьи, которую можно прочитать здесь. Я просто не смог удержаться, потому что в ней кратко и сжато изложено почти все, что побуждает людей попадать и оставаться не только в сектах, но и в партиях, бандах и многих других подобных организациях. Собственно, к сектам больше относятся только первые три пункта, но вот последние два по-настоящему актуальны для всех нас.

Начнем с того, что

Люди думают не об идеях, а о том, что им помогает

Любой, кто читает о культе Ксену в сайентологии, или о поклонении колобку Исе, невольно думает, как вменяемые люди вообще могут во все это верить. Как можно принимать учение, в котором столько откровенного абсурда.

Так вот, давайте я вам покажу, как сайентология действительно меняет жизнь. Предположим, вас завалили работой, и вы в отчаянии обращаетесь к сайентологическому курсу, посвященному как раз этой проблеме. И что вы там слышите?

Вы слышите рекомендацию сосредоточиться на одном задании за раз и выполнять все последовательно, без промедлений, но и без лишней спешки. Так вы сможете думать не обо всем объеме работы, а только о том, что нужно сделать прямо сейчас. Наверняка каждый разумный человек поступал в такой ситуации именно таким образом, и понятия не имел, что действует по наставлениям сайентологии, не так ли?

«Но ведь сайентологи это не придумали!» — скажете вы. — «Они наверняка вытащили этот совет из какой-нибудь популярной книжки! Это же обычный здравый смысл!»

И вы будете совершенно правы. Сайентологические рекомендации, как организовать рабочее место, как создать группу и заставить ее продуктивно работать, в общем, практически все, что они пишут в своих бизнес-советах — процентов на девяносто обычный здравый смысл, и эти рекомендации реально помогают людям.

Так вот, когда человек, ушедший в валяевщину, или в Радастею, или к Свидетелям Иеговы, говорит, что на себе испытал, что там истина — он имеет в виду именно что-то такое. Он действительно нашел там то, чего ему не хватало, и что ему реально помогает. А мифология и ритуалы, которыми его грузят, идут просто в комплекте.

Если вашей подруге становится легче после занятий йогой, а тренер говорит, что это от того, что рассеялась негативная энергия в нижних чакрах, она радостно с ним соглашается. Если после этого вы придете и скажете, что настоящая причина в том, что занятия повышают уровень эндорфинов и снижают уровень кортизола, что услышит подруга? Только то, что вы пытаетесь подсунуть ей вместо простого и понятного объяснения сложное и непонятное.

И не стоит хмыкать на «наивных леммингов». Каждый из нас такой же точно лемминг, только в других областях.

В голове буквально нет места для всех объяснений и технологических процессов. Вы не знаете даже то, как, собственно, работает сама ваша голова. В ней есть место только для того, что помогает жить.

Вы можете считать, что вы умнее младоземельного креациониста, который понятия не имеет о геологии и палеонтологии и верит, что вселенной семь тысяч лет, но рядом с вами стоит инженер и думает, что он умнее вас, потому что вы понятия не имеете, как и почему работает смартфон в вашем кармане.

Но на самом деле вам и не обязательно знать, как работает сотовый — вам нужно только уметь им пользоваться в повседневной жизни. И точно также креационист будет по-прежнему чинить кондиционеры — его работа не изменится от того, семь ли тысяч лет вселенной или четырнадцать миллиардов. А вот вера в то, что трудолюбие, скромность и самоконтроль угодны Богу, ему в повседневной жизни очень даже помогает.

Любая партия, любой культ, любое экзотическое движение завоевывают сторонников именно тем, что приклеивают свое учение к чему-то, что действительно работает. Любой лжец, домашний или школьный тиран, любой бессердечный функционер стали такими потому, что это им помогает. Это работает, а все остальное неважно.

Нет никого, кто был бы неуязвим для этого принципа. И вы не исключение.

Но тут возникает следующий вопрос. Во многих случаях твои единомышленники начинают делать вещи, которые вызывают у тебя искреннее отвращение. Так почему же ты остаешься?

Всему виной страх

Вспомним первые минуты «Властелина Колец». Битва у стен Мордора. С одной стороны — уродливые орки, словно только что вылезшие из грязной ямы, с другой — красавцы-эльфы в золоченых доспехах.

Сразу понятно, за кого нужно болеть, правда? Если увидишь на улице, как трое парней дерутся с орком, то встанешь на их сторону, даже не подумав, что, возможно, они пытаются его ограбить. Вы будете сражаться на стороне людей, даже если эти люди нацисты.

Это и есть ключ. Почти все те, кто стоит на стороне абсурдных и жестоких верований вместе с глупыми и жестокими людьми, делают это потому, что твердо верят: они сражаются против чего-то, что намного хуже.

Людям вообще свойственно определять себя через отрицание.

Подумайте, насколько часто люди говорят в сети о том, что любят, и сколько — о том, что они ненавидят? В школе юные хулиганы не столько заботятся о том, чтобы быть хулиганами, сколько о том, чтобы не быть ботанами и заучками-дохляками. К тому моменту, когда школа заканчивается, мало кто может с уверенностью сказать, кем он хочет стать в жизни, но совершенно точно может перечислить несколько примеров, кем он НЕ хочет быть.

Человек, разделяющий или не разделяющий некие радикальные взгляды, очень часто делает это лишь потому, что хочет отстраниться от монстра по ту сторону баррикад. Я, например, не феминист не потому, что я против женщин или женского равноправия, а потому, что не хочу быть на одной стороне с Андреа Дворкин и ей подобными. Кто-то становится либералом, чтобы не быть единомышленником неонацистов. Кто-то становится патриотом, чтобы не быть на стороне «младореформаторов», рвавших страну на части двадцать лет назад.

Собственно, практика показывает, что две противостоящие друг другу группы всегда друг друга кормят. Нет более рьяных христиан, чем раскаявшиеся оккультисты. Нет более язвительных оккультистов, чем бывшие христиане. Это я говорю с полной уверенностью, хотя бы потому, что успел побывать и тем, и другим.

Именно поэтому противоположную сторону так важно объявить средоточием пороков. Феминистки — злобные мужеподобные бабы, у которых никогда не было и не будет нормального мужика. Антифеминисты — злобные тупые мужланы, которым никогда не даст нормальная женщина. Либералы — бесчестные продажные шкуры, мечтающие отдать Россию Госдепу. Патриоты — тупые ватники, умеющие только ходить строем и кричать по команде. Мясоеды — человекоподобные вонючие животные, любящие смерть и страдания невинных.

Пока на той стороне обитают нелюди, своей стороне можно простить что угодно. Да, мы не лишены недостатков, но по крайней мере, мы не орки.

В другую сторону это тоже работает.

Ты не на стороне идеи, а на стороне друзей

Если ты увидишь, как кто-то бьет твою мать, ты не будешь с ним разговаривать и убеждать. Ты схватишь то, что под рукой, и кинешься на него.

Если спросить солдата, как он уцелел в бою, он ответит, что благодаря товарищам. Ты прикрываешь соседа в строю, он прикрывает тебя. Так мы устроены. Так мы выживаем.

По той же причине люди болеют за разные команды, дети сбиваются в стайки, а неблагополучная молодежь — в банды. Пока то, за что стоит твое племя, для тебя не совсем уж отвратительно — оно вообще не имеет значения.

Один бывший неонацист вспоминал впоследствии, что еще подростком он вступил в банду скинхедов, даже не зная, что они скинхеды. Он просто тусил с ними пару месяцев, завел друзей, кому-то помогал, кто-то помогал ему, а потом оказалось, что они ненавидят евреев, и он просто это принял. Со временем он и сам стал ненавидеть евреев, но в банду он попал не поэтому.

А что это значит? Это значит, что, когда вы пытаетесь объяснить такому вот юноше, что нацизм — это плохо, он не слышит, что вы нападаете на его идеи. Он слышит, что вы нападаете на его друзей. А за своих он кому угодно глотку порвет, потому что и они кого угодно порвут за него.

Естественно, не все мы нацисты. Но это только потому, что на нас это правило работает чуть менее заметно. Кто из принимающих участие в каком-либо споре действительно может перечислить и проанализировать аргументы обеих сторон? Большинство просто видит, что их знакомые — умные, хорошие люди — на одной стороне, и присоединяется к ним. Аргумент д’Артаньяна: все мои друзья там, а все враги тут — я могу быть только там, с друзьями. А кто тут прав, уже не важно.

Очень многое в мире станет понятнее, если осознать простой факт: любое общественное мнение, движение или организация держатся на людях, которые стоят за своих друзей.

В результате, чтобы быть хорошим членом группы, ты должен принять по максимуму все их обычаи, взгляды, манеры и привычки — не потому, что ты искренне их разделяешь, а потому, что иначе ты плохо впишешься в стаю.

Это очень хорошо видно в США, где разделение на две главные партии продолжается уже двести лет. За это время республиканцы и демократы стали фактически кастами, вроде пацаков и чатлан. Они покупают еду и одежду разных брендов, смотрят разные сериалы и даже дают детям разные имена (например, Джона — демократическое имя, а Дуэйн — республиканское).

Если ты республиканец — то должен выступать против абортов, но за смертную казнь, а если демократ — то наоборот, хотя никто не сможет объяснить, почему именно так.

И соответственно, «принять» здесь — не значит «осмыслить и согласиться». Это значит «высказывать согласие с ними всякий раз, когда спросят».

В результате большинство людей, утверждающих, что они поддерживают ту или иную позицию, не в состоянии перечислить основные факты, касающиеся этой позиции. Не любой православный знает наизусть хотя бы десять заповедей и может сказать, кого и от чего спас Христос. Беспокоящийся о глобальном потеплении не знает ни того, какова средняя температура на планете, ни того, с какой скоростью уменьшаются полярные шапки (а они, кстати, растут уже несколько лет).

Это не значит, что все они дураки или лицемеры. Это просто значит, что наш разум больше заточен под то, чтобы вписываться в свое племя и быть ему полезным, а не под хранение упорядоченной картины мира. Так мы устроены, и никто в этом не виноват. Но еще это значит, что невозможно переубедить человека, просто сообщив ему некоторую информацию.

Мораль у всех похожа, но правила ее применения разные

Вопрос: как вы считаете, вы более моральны и нравственны, чем охотники на ведьм семнадцатого века? Наверное, да: все-таки как-то даже странно сравнивать себя с теми, кто хватал невинных женщин, подвергал их пыткам и мучительным казням, и все это на основании нелепого суеверия.

Но представьте себе, что было бы, если бы вдруг выяснилось, что ведьмы действительно существуют, и они именно такие, как тогда считалось: наделены злой магической силой, используют ее, чтобы мучить и убивать людей, насылать голод и болезни, и из-за этой силы остановить их можно, только убив? В конце концов, вы же радовались, когда Вольдеморт погиб, верно?

И вот тут оказывается, что настоящая разница между вами и охотниками на ведьм не в том, что вы моральнее и нравственнее их, а в том, что они верили в ведьм, а вы нет. Разница — в отношении к одному-единственному факту.

Это рассуждение может показаться кому-то знакомым, и в самом деле, оно цельнотянуто у К.С. Льюиса, хотя автор «Хроник Нарнии» использовал его для иллюстрации несколько иной мысли.

А теперь посмотрите на любой спор, например, между патриотами и либералами. И те, и другие согласны, что свобода — это хорошо, а угнетение и тирания — плохо. Они не сходятся только в том, считать ли гей-парады и госконтроль над крупным бизнесом свободой или тиранией.

Попросите двух добрых людей — скажем, коммуниста и либертарианца — перечислить, что для человека хорошо, и оба озвучат вам примерно одинаковый список. Человеку хорошо быть свободным, честным, чувствовать себя в безопасности, заботиться о ближних, наслаждаться плодами своего труда. Общество должно быть справедливым, государство должно существовать ради блага граждан, и так далее. Разве что порядок приоритетов будет у них различным. А вот оценки — что именно считать справедливостью, и в чем именно состоит роль государства — будут у них диаметрально противоположными.

Очень часто — хотя, разумеется, не всегда — оказывается, что настоящая причина спора не в том, что одна сторона за нравственность, а другая за безнравственность, а в том, что стороны по-разному оценивают некоторые факты.

Чтобы сохранить накал борьбы добра со злом, приходится говорить, что те, другие попросту лгут. Охотники на ведьм не верили в ведьм, а просто ненавидели женщин. Либералы не хотят избавить меньшинства от несправедливого притеснения, а пытаются разрушить народную нравственность. Патриоты не хотят видеть свою страну сильной и независимой, а стремятся удушить всех свободных людей, потому что завидуют им.

В каких-то случаях это в самом деле может быть так, но главное в том, что каждой стороне жизненно необходимо верить: те, другие, в глубине души сами понимают, что они — зло.

А на самом деле все социологические исследования показывают, что, например, нет никакой существенной разницы в нравственности между верующими и неверующими в одной и той же стране. Добрый человек мусульманского вероисповедания всегда ближе к доброму атеисту, а мерзавец-либерал ничем не отличается от мерзавца-патриота, и количество добрых людей и мерзавцев примерно одинаково по обе стороны любого конфликта.

И самое главное.

Большинство людей не выбирает свою группу

Откройте любую книгу, в которой аргументируется, что белые люди — самые высокоразвитые из всех. И посмотрите на автора этой книги. Он белый.

Странно, не так ли? Человек вроде бы сидит, исследует, ищет объективные аргументы, чтобы выяснить, какая группа превосходит другие, и всякий раз оказывается, что это именно та группа, к которой он сам принадлежит.

Попробуем в другую сторону. Спросите у любого знакомого, какую черту в людях он считает наиболее отвратительной, так что если она у кого-то есть, то с ним невозможно общаться в принципе. Почти наверняка он назовет что-то такое, с чем ему никогда не приходилось бороться в себе самом. Стройные загорелые «фитоняшки» презирают «жирух», которые много едят и не собираются худеть. Зажиточные люди ни за что не станут общаться с «нищебродами», которым не хватает ума, чтобы копить и умножать деньги.

И это не случайность. Человек называет тягчайшим грехом на свете именно тот, совершить который у него меньше всего шансов. Именно поэтому расизм и жено(муже)ненавистничество так распространены. Ведь если хуже всего на свете быть не того цвета или не того пола, то ты уж точно в безопасности просто потому, что родился правильного цвета и с правильными половыми признаками.

Иными словами, человек настраивает свой моральный компас так, чтобы с минимальными усилиями оставаться на правильной стороне. Это своего рода моральные установки по умолчанию.

И следующий вопрос: а откуда они берутся, эти установки? А они в основном определяются тем, где, в какой семье, в какой культуре и окружении ты появился на свет и вырос.

Как пример. Представьте, что вы с женой едете на курорт в другую страну. При въезде вам объясняют, что по законам этой страны женщины должны фотографироваться на временное удостоверение исключительно топлесс. Вы возмущаетесь и называете законы этой страны абсурдными и оскорбительными для женщин.

А между тем, когда мусульманки возмущаются, что их заставляют, в нарушение законов их культуры и религии, снимать платки для фотографий на паспорт — именно мусульманские законы общество и пресса называют абсурдными и оскорбительными для женщин. Наше представление о том, сколько обнаженной кожи женщина имеет право показывать — логично и обосновано. Их представление о том же самом — результат нелепых верований. На самом же деле и те, и другие реагируют в полном соответствии со своими моральными установками по умолчанию.

Представьте, что вы живете в южных штатах США в самые расистские времена. Или в Германии в конце двадцатых годов. Наверняка вам кажется, что, живи вы тогда, уж точно были бы одним из немногих, кто не поддался предрассудкам своего времени. Иными словами, вы считаете, что ваши моральные настройки по умолчанию перейдут в то время и место, не изменившись. Мы просто не в состоянии представить себе жизнь с другими настройками, и именно это больше всего мешает нам понимать других.

А что происходит, если вы пытаетесь заставить другого человека выйти за пределы его настроек по умолчанию? Все, что мы сейчас перечислили, собирается в одного огромного Вольтрона против вас. Одной этой попыткой вы требуете от оппонента, чтобы он:

— отказался от того, что всегда ему помогало;

— отрекся от друзей и близких;

— допустил, что злобным оркам следует победить;

— начал совершать то, что всегда считал безнравственным.

Ничего удивительного, что некоторые в буквальном смысле предпочитают умереть.

Отсюда

На самом деле мы живём в странном мире, и нам всем хочется разобраться в том, что происходит, вот я и буду пытаться это выяснить.

Животные. Есть три основных животных – это тигр, волк и медведь. Тигр – это ярость, он злой, он похож на преступника, но есть и плюсы быть тигром, ты неординарная личность, то есть, ты мыслишь нестандартно, и от того, ты интересный человек, если бы он был цветом, то он был бы красного цвета, красный цвет очень яркий, то есть это яркий человек, и злой. Красный цвет ада. Волк – это добро, он похож на доброго полицейского, он хороший человек, но мыслит очень стереотипно, поэтому минусов у него тоже хватает, его цвет будет синий, спокойный такой цвет, делает всё по правилам, перфекционист. Синий цвет рая. Медведь – это универсал, это как преступник, который стал хорошим полицейским, то есть, этот человек мыслит как преступник, но работает на полицию, я считаю, что это идеал к которому каждый должен стремиться, и умный и добрый человек одновременно получается, его цвет будет жёлтый, цвет спокойствия и богатства. Жёлтый цвет, цвет чистилища. Кабан – это безразличный человек, он тупой и злой, он ничего не понимает в жизни, но хочет все и сразу, при этом, ничего не делая, его цвет будет зелёный – противный цвет, неприятный. Оказывается, что зелёный цвет это цвет жизни, на то и понятно, почему жизнь такая печальная и сложная.

Почему название рассказа "Рыбка клоун и смерть? " Да потому что это два противоречивых персонажа. Рыбка клоун яркий, жизнерадостный ребенок с фантазией. А смерть, всегда думает о том как ему плохо, он туповат, но жить хочет, не умирает и живёт, у него крепкие нервы, но с ним постоянно случаются беды, так что со смертью будет тяжело.

Нумерология – это наука о числах, и очень даже прогрессивная наука. С помощью цифр можно рассчитать число души. Например 17. 05. 2000, складываем все числа и получается число души, у этой даты рождения число души 6. Шесть – это ярость обозначается в нумерологии, ну и дружба. Есть так же другие значения цифр. Например, цифра 1 – это лидер, цифра 2 – это любовь, потому что двое в паре, цифра 3 – это семья, цифра 4 – это ум, логика, потому что она ровная, конечная, цифра 5 – это дружба, уважение. Цифра 6 это ярость, это самое плохое значение из всех цифр, но есть и хорошие значение, это дружба и ум, у этого числа. Цифра 7 – это удача, цифра 8 – это бесконечность, долговечность. И цифра 9 – это никто, по сути это цифра 0. Так же можно целое послание прочитать в цифрах, например 2143909608 – любовь решает, благодаря грамотному уму, можно создать крепкую семью, никто это никто, ярость может длиться вечно, и это очень плохо, но если овладеть яростью, то можно приобрести бесконечную жизнь, так что ярость открывает все двери, осознанная ярость, хочу заметить. С помощью цифр можно любое значение прочитать. Каждая цифра несёт свою уникальную информацию, можно все что угодно отгадать с помощью цифр, и детских песен, да, вы не ослышались, детских песен, ответы на жизнь, находятся в таких простых вещах, которые находятся рядом с нами. Например, кто посерединке, тому по мандаринке, то есть середина, это идеально для человеческой жизни, не много, и не мало, как раз, идеально, то что надо.

В каждом доме, есть домовой, этот домовой и есть бог, который за нами присматривает, он нас может мучить, то есть душить, даже днём. Чтобы домовой, то есть бог, слушался тебя и исполнял твои мечты, надо быть самим собой, прежде всего, и пытаться стать лучше для самих себя, и тогда этот домовой, будет души не чаять в вас.

Перед тем, как нам войти в жизнь, мы смотрим в зеркало, и говорим что мы хотим от жизни, и после этого, зеркало показывает какие условия надо выполнить чтобы твоя цель осуществилась, мы можем согласиться на эту цель, или же отказаться, но есть исключения из правил, есть такие цели, что их никак нельзя редактировать, и что сказал, то и будет, но это исключение, но такое тоже есть. И после этого мы появляемся на свет и проживаем свою жизнь, или не проживаем, каждому своё. Но одно хочу сказать точно, надо жить так как ты хочешь, а не как другой.

На самом деле, богатым людям приходится так же тяжело как и бедным людям, потому что они привыкли, что когда у них печаль, то им дают деньги, и они покупают себе что-то, чтобы заглушить боль, так у них развивается сломанная психика, потому что они счастье покупают за деньги. Я не говорю что, родители виноваты, просто они сами были так воспитаны, и свои детские травмы они переносят на следующее поколение. Поэтому богатые тоже несчастливы. Быть бедным это тоже сложно, кстати, потому что нужно выживать каждый день, искать себе деньги на пропитание, планировать свои доходы и расходы, а денег то, не так много, поэтому бедные тоже страдают. На самом деле, сейчас в мире, никто не счастлив, и каждый переживает свою жизненную ситуацию по-своему. Кто-то употребляет алкоголь, сигареты. Кто-то часто смотрит телевизор. Кто-то часто проводит время в не дома. Таких примеров масса, но факт остаётся фактом, сейчас каждый не счастлив, и нужно что-то менять в своей жизни, например, разбить старую кружку и купить новую кружку, хотя бы это, всего 1 раз попробывать сделать, может полегчает, либо ложиться спать не в 22:00, а в 00:00, либо вообще день не спать, а потом спать весь день. Заняться не рисованием, а волейболом например, и наоборот. Не нужно ждать знака свыше чтобы начать жить именно ту жизнь, которой ты хочешь жить, надо делать это уже прямо сейчас, пока не стало слишком поздно. Например, вы работали флористом, а вы поменяйте свою деятельность, и пойдите работать бухгалтером. Или вообще, взять и не окончить образование, и пойти работать в печатный центр, принты печатать на футболках, значках и кружках. Конечно можно попробовать правильно жить, окончить образование, устроиться на работу по специальности. Но как показывает практика, не каждому это получается удастся, и в итоге мы начинаем уходить в свой собственный внутренний мир. И до нас уже никто не может достучаться, не друзья, не подруги, не парень с девушкой, ни жена, ни муж, по сути никто не может достучаться, так мы и живём, а это реальность, это то что сейчас и происходит. Чтобы этого избежать, надо просто менять свои привычки, помыть наконец-то посуду в раковине, послушать песни MORGENSTERN, вообщем, надо меняться, а то жизнь может нас просто пожевать и выплюнуть(что она сейчас и делает), а потом и вовсе уничтожить. Не обязательно делать конкретно то, что я описала, можно делать все что душе угодно, зато будет счастье, маленькое, но свое зато счастье, и никому его не отдавайте, слышите!? НИКОМУ!

Вообще, после того как умирает какой-нибудь из родственников, будь то бабушка, дедушка, муж, жена, папа, мама, дочь, сын, то ни становятся потом конкретно для тебя смертью, особенно тот, кого ты любил, если ты любил бабушку, значит она будет смертью, если папа, значит он будет смертью, и так далее. Поэтому каждый после жизни может стать смертью. Но чтобы все прошло гладко, нужно пойти на могилу к умершему родственнику, и закапать 100-50 рублей, и конфеты, этого будет достаточно, вы как бы платите за свое место на кладбище, и вам потом в жизни это воздасто.

Физика началась с Аристотеля.

Этот древний грек одним из первых осознал, что если мы хотим понять природу, её лучше описывать без участия богов и духов – как поле игры сил, действующих сообразно установленному порядку. Да и слово «физика» пошло от него же.

Много веков спустя за дело взялись Галилей и его единомышленники. Они пустили в мир идею, что законы природы можно записать в виде уравнений. А эти уравнения, в свою очередь, можно вывести и проверить, измеряя разные величины во время экспериментов.

Новый метод оказался настолько эффективен, что не прошло и полутысячи лет со времен Галилея, как мир изменился до неузнаваемости.

Впечатлились все. Даже богословы. Даже представители религиозной оппозиции – маги и оккультисты. Собственно, они в первую очередь. С момента первого триумфа науки теории магов стали поразительной мешаниной религиозных и научных понятий. Причём чем дальше, тем больше становилось научных слов и тем меньше религиозных.

Особенно, конечно, старались те, кто пытался вписать магию в существующую систему представлений. Наука должна быть похожей на физику – таково было всеобщее убеждение, которое многие разделяют и сейчас. Значит, если мы хотим сделать магию наукой, там должны появиться свои силы, свои законы, а в идеале – и уравнения. Уравнения математической магии, да.

Так у нас появились животный магнетизм, одическая сила, торсионные поля, энергоинформационные матрицы, квантовое поле и многое, многое другое. А будет ещё больше, потому что господство науки продолжается, значит, и попытки оккультистов стать более научными тоже останутся с нами ещё долго.

Надо сказать, правда, что термины-то они заимствуют охотно, а вот метод перенимать не торопятся. И не случайно: метод физики, такой могущественный, когда с его помощью изучают вещественный мир, в применении к миру невещественному не даёт ничего. То есть вообще ничего.

Даже в психологии, где, казалось бы, поставлено столько опытов и получено столько интереснейших результатов, на самом деле всё не так радужно. Что и как измерять – непонятно: приборы могут наблюдать только за мозгом, а не за мыслями и эмоциями. Больше половины опытов невозможно повторить: результаты будут совершенно другими. Ожидания и мировоззрение экспериментатора оказывают сильное влияние на подопытных.

Да и сами подопытные, как оказалось, в лаборатории ведут себя совсем не так, как в жизни, а в опросах и вовсе врут напропалую. Даже в анонимных.

Я полагаю, это потому, что метод физики, с его уравнениями, полученными при помощи измерений, годится только для объектов. Как только в деле оказывается хоть один активно действующий субъект – тут же вся стройная математика летит к Зенону, и оказывается, что Ахилл не то что никогда не догонит черепаху, а вообще не станет за ней гнаться. Ему просто незачем.

Хоффман со своим сознательным реализмом показал, что в принципе можно построить математическую модель субъекта, а через неё показать, как в восприятии рождается материальный мир. Но его модель слишком уж абстрактна. С её помощью не сделать никаких предсказаний, не разработать никаких технологий. А значит – она бесполезна, и представляет только теоретический интерес. Просто как прецедент жизнеспособного идеализма.

Для описания субъектов и их поведения нужен другой язык, на математику не похожий.

И вот тут мы вспоминаем, что магия изначально – прикладная часть религии.

Почему религиозные теории, построенные на мифах, жизнеспособны, стройны и позволяют хотя бы иногда воспитывать чудотворцев, а наукообразные теории оккультистов производят такое жалкое впечатление?

Потому что в мире магии действует не сила, а воля.

Сила всегда движется в одну и ту же сторону. Она подчиняется закону причин и следствий: одно действие вызывает другое. Вещи толкают друг друга, передавая энергию изменений при помощи разнообразных сил. Квантовая физика уточняет: вещи – это фермионы, а силы – это бозоны (в основном виртуальные).

Воля – совсем другое дело. Для неё причина действий либо в ней самой – делаю, потому что так захотелось – либо в будущем: делаю, чтобы потом получилось вот так. Даже если её вынудили действовать, внешняя сила только провоцирует ответ, но не может повлиять на то, каким он будет. Ткнув пальцем спящего зверя, вы не знаете, что он сделает: то ли набросится на вас, то ли убежит в страхе, то ли почешется и продолжит спать.

Физики, кстати, признают в природе произвол только первого типа, да и то в основном в квантовом мире. Они называют его случайностью. А любые намёки на целенаправленность там, где нет живых существ, вызывают у них аллергию и резкое словоотделение.

Но маги – я говорю сейчас не только о тех, кто сам называет себя этим словом – знают, что мир наполнен волей, существующей под множеством масок и действующей множеством способов.

Когда нужно описывать действие воли, это лучше всего удаётся в виде мифа – истории о похождениях условных персон. Потому что где воля, там и сознание.

Эта мысль, кстати, настолько очевидна, что просто обязана была приходить в голову десяткам мыслителей. И всё же она почему-то не встречалась мне почти ни у кого. Даже у Шопенгауэра, который поставил волю во главу угла своей картины мира. Может, я просто невнимательно читал?

Сознание вообще бесполезно без воли. Какой смысл сознавать происходящее, если нет не только возможности, но и стремления как-то на него повлиять? Разве только йоги и буддисты ценят такое бескачественное молчаливое присутствие и считают его высшим видом существования.

А воля без сознания не имеет цели. Оно даёт ей самое главное – обратную связь, возможность увидеть, что получается, и вовремя скорректировать курс действий.

Тут только нужно сделать одно уточнение. Воля невозможна без сознания, но при этом сознание, когда оно направлено на саму волю, делает бесполезным и то, и другое. Пока человек действует, думая о цели, он эффективен. Как только он начинает рефлексировать о собственных действиях и желаниях, он делается бесполезнее сороконожки из притчи.

Это, кстати, одна из причин, по которым не работает позитивная визуализация. Стоит начать сосредоточенно думать, как же сильно ты чего-то хочешь, как воля замыкается сама на себя, и уже не может заставить тебя даже сдвинуться с места – только всё сильнее и сильнее хотеть.

Но это уже отдельная тема для разговора, а мы вернёмся к нашим мифам.

Миф, как говорил Лосев, есть «в словах выраженная чудесная история личности». Переворачивая эту фразу по законам диалектики, он же получил, что миф – это «развёрнутое магическое имя».

Иначе тут никак. Можно сколько угодно описывать какую-то личность, использовать все доступные прилагательные, сравнительные и превосходные степени, но всё это будут лишь слова. Покажите эту же личность в действии, продемонстрируйте, какие решения она принимает, когда нужно сделать выбор, как поступает, когда всё поставлено на карту – вот тогда мы действительно начнём про неё что-то понимать.

Поэтому мифы и показывают богов и героев в исключительных ситуациях. Мы видим их сражения, ссоры, любовь и ненависть, созидательные и разрушительные подвиги, бурные эмоции, страдания и даже гибель. Смерть, в конце концов, есть величайшее приключение, и то, как личность ведёт себя в этот миг, говорит нам о ней чуть ли не больше, чем всё остальное.

Причем, если мёртвый человек перестаёт быть человеком, становясь чем-то другим, то для бога «мёртвый» – всего лишь одна из характеристик. Осирис – мёртвый бог, так же как Зевс – могучий бог, а Один – хитроумный бог. Смерть не делает его недоступным, а, наоборот, добавляет ему новые смыслы и силы, которых у живых богов быть не может.

Имя бога, его облик и родословная, его атрибуты и похождения – всё это представление, которое помогает нам понять его волю.

У мифов тоже есть своя «математика». Все они строятся на основе одних и тех же символов и образов. Я не буду сейчас подробно их описывать, поскольку Пропп сделал это раньше и лучше.

Но об одном напомнить стоит.

Мы привыкли к знакам, значение которых определено. Вот это – буква «А». Вот это – символ интеграла. А вот это – знак «Не влезай, убьёт».

Символы мифа устроены иначе. Они не похожи на ящички, в которых лежат раз и навсегда однозначные смыслы. Скорее они напоминают точки притяжения для ассоциаций.

Как великолепно сформулировал Виктор Мараховский, у символов нет Истинных значений. Это у истинных значений есть символы. Смыслы составляют настоящую основу мифа. Образы лишь придают им форму.

Невозможно сказать, например, что обозначает змей. Он может обозначать что угодно – но в то же время все его смыслы связаны ассоциациями. Бессмертие, смерть, возрождение, пожирание, небо, преисподняя, вода, огонь, исцеление и болезнь... Все эти темы связаны образом змея, и все выводятся из этого образа.

Поэтому и история, рассказанная символами, может иметь множество прочтений – иногда даже противоположных. Все они будут правильными, и все будут описывать реальный опыт людей, соприкоснувшихся с этой истиной.

Учёные пока ещё плохо умеют работать с языком мифических символов. Он слишком отличается от того, к которому они привыкли со времен Галилея и Ньютона.

Но если когда-нибудь у нас и будет общепризнанная, научная магическая система, она будет построена только на такой основе.

Отсюда

Поговорив о Той Стороне в магии и религии, логично продолжить темой загробной жизни.

Сейчас её тоже обычно понимают в терминах сознания и материи – выживание сознания после смерти тела. Для всех ты мёртв, но для себя продолжаешь мыслить, чувствовать, что-то воспринимать. Может быть, ты остаёшься в мире живых в виде призрака, а может, уходишь в загробное царство, где будешь жить вечно.

Как известно, патент на посмертие у нас держат религии – они придумали само это понятие. У скептиков-рационалистов даже есть своя традиционная легенда об этом. Люди боятся смерти (единственные из всех живых существ на планете) и, чтобы уменьшить страх и беспокойство, они придумали, что после смерти смогут снова жить, просто не здесь. Так родители говорят ребёнку, что бабушка «уехала далеко и навсегда», чтобы его не расстраивать.

Но если как следует присмотреться, что говорится на этот счёт в самих религиях, как картина становится совершенно иной.

Для начала, в традиционных религиях умереть – довольно-таки сложная и нетривиальная задача. Вопреки очевидности, для человека традиционного уклада смерть – вовсе не естественный финал жизни «по умолчанию».

Мёртвый, предоставленный самому себе – то есть просто так брошенный, неотпетый и непогребённый – не может умереть до конца и остаётся в подвешенном состоянии между небом и землёй, среди природных духов и прочей нежити. Иногда он даже собственное тело покинуть не в силах и продолжает бродить по земле прямо вместе с ним.

При этом он помнит себя, испытывает обычные человеческие желания – и очень страдает, потому что больше не может их удовлетворить. Он может быть опасен для людей, а может просто бессильно пугать их, и от сохранности плоти это почти не зависит. Есть кровожадные призраки, способные иссушить живого человека за один поцелуй, а есть и ходячие трупы, которых хватает только на то, чтобы стучаться у родных окон и проситься в дом.

Для того и нужен погребальный обряд со всеми его сложностями, чтобы «добить» умершего – разорвать последнюю связь с миром живых и снабдить силой, потребной, чтобы отправиться в последний путь. Пропп считал, что именно отсюда идёт сказочный образ живой и мёртвой воды – а тем более порядок, в котором они используются: вначале мёртвая, потом живая.

В монгольской традиции отыскивать заблудшие души и помогать им найти дорогу за грань – одна из обязанностей любого шамана. Если он ею пренебрегает, его за это сурово осудят и другие шаманы, и потусторонние знакомые.

Иногда не помогает и это – есть покойники, которых так просто на тот свет не отправишь. Их держит совершённый великий грех, или неисполненная клятва, или даже привязанность родных и близких.

В русских деревнях ещё в двадцатом веке считалось общеизвестным – если вдова слишком уж плачет и тоскует по мужу, он начинает к ней наведываться, чтобы исполнить супружеский долг. Ничего хорошего в этом нет: женщина, обессиленная сексом с умершим, сама может вскорости отправиться следом за ним.

Для такого призрака даже есть собственное название: летун, или огненный змей. Моя бабушка лет пятнадцать назад рассказывала, что такое случалось и на её памяти, и даже с одной из её родственниц. Правда, там, как я понял, всё закончилось хорошо, не понадобился даже князь с волшебным мечом.

Скандинавские драугры и «сторожа курганов» охраняют собственные могилы. «Сторож» при этом не может выйти за её пределы, а вот драугры свободно шастают по окрестностям и причиняют людям много бед.

А самое интересное, что есть люди, для которых это не просто единственно возможное, но порой и желанное посмертие. Это колдуны.

В русских поверьях занятия колдовством обрекают на трудную смерть. Иногда колдун вообще не может умереть, а только мучается, пока не передаст кому-то свою силу.

По всей Европе считается, что колдуна следует хоронить по особому обряду. Если простой покойник, скорее всего, отправится обычным путём в рай или ад, то колдун, которого «земля не принимает», даже после отпевания обязательно попытается встать. Румынское слово «стригой», которым раньше назывались адепты европейской шаманской традиции, значит и такого бродячего мертвеца. Куда известнее, впрочем, другое румынское слово с тем же значением – вампир.

Судя по всему, колдунов эта ситуация вполне устраивает. Лишь изредка в историях появляются такие, которые заранее просят друзей или родных принять меры: «похороните меня так-то» или «читайте над моим гробом три ночи».

Шаманы в Монголии, хоть и помогают душам, задержавшимся в нижнем мире, сами отнюдь не торопятся уходить за ними. Наоборот, там любой шаман сознательно готовится к тому, чтобы после смерти остаться в царстве духов, сделаться одним из них и постепенно возрастать в силе, всё больше удаляясь от человеческой природы.

Что же происходит с теми, у кого умереть всё-таки получилось, и они пересекли порог?

Тени, входящие в царство Аида, пьют из Леты, реки забвения, и теряют память. Больше они не знают, кем они были при жизни, их уже не волнуют неоконченные дела и покинутые близкие.

Славянские предки – «деды» – всегда упоминаются именно так, во множественном числе, как собирательное понятие. Даже когда они помогают своим живым родичам, то тоже соборно, как единая сущность, в которой уже нет следов конкретных людей.

Умерший в древнем Египте становится Осирисом – не просто поселяется под властью бога мёртвых, а делается его частью, сливается с ним. Осирис (как и греческий Аид, и скандинавская Хель) – не царь загробного мира. Он и есть загробный мир, принимающий в себя всех приходящих.

Что происходит дальше – нам неведомо. Та Сторона невидима, а потому и непостижима. Люди могут только гадать, на что похож загробный мир. Одним он кажется Полями Счастливой Охоты, Островами Блаженных или золотым царством. Другим – безрадостными серыми равнинами, где тени вечно блуждают, не зная ни счастья, ни горя. Третьи говорят, что по ту сторону есть и то, и другое, и что тебя ждёт – зависит от того, как ты жил и как умер.

Тот, кто ушёл, может и вернуться, снова родившись на земле в том или ином облике. Такое верование есть у тех же монголов. Но это уже новое существо, не имеющее ничего общего с тем, кем оно когда-то было.

Посмертие, к которому действительно стремится человек традиционного общества, меньше всего похоже на сохранение сознания, памяти и личности после смерти. Наоборот, всё это тоже должно умереть, чтобы началась настоящая загробная жизнь, в которой можно обрести покой и блаженство.

Этот взгляд – фундамент для всех «новых» религий Востока и Запада.

На Востоке он остался узнаваемым. Индийские учения провозглашают, что настоящая смерть, за которой последует настоящая жизнь, даруется немногим – только тем, кто нашёл путь к освобождению. Все остальные даже после смерти остаются слишком живыми, слишком сильно присутствуют в мире и привязаны к нему. Проведя некоторое время в состоянии духа, они рождаются снова.

Буддизм, джайнизм, адвайта, йога, бхакти, многие другие – каждое учение указывает свой метод, позволяющий порвать связи с миром и умереть последней смертью.

На Западе, в христианском мифе, на первый взгляд всё иначе. Умершие попадают в рай или ад, никакого третьего варианта для них не предусмотрено. И те, и другие продолжают помнить себя и знают, за что сюда попали.

Но народная вера продолжает существовать и в христианских землях – вспомним всё, что я написал выше о русских и европейских верованиях.

Кроме того, не всё просто и в официальной церковной доктрине. Ад находится не по ту сторону – он здесь, в недрах земли. Демоны свергнуты с неба и не могут больше туда попасть, их место – между небом и землёй. Значит, и грешникам не дано умереть полностью.

Страдальцы преисподней помнят себя, плачут о своих грехах, мучаются неутолёнными страстями и даже, если верить некоторым повествованиям, умудряются ссориться между собой. А вот обитатели царства небесного уже ни о чём и ни о ком не сокрушаются – их блаженства не уменьшает даже осознание, что самые дорогие и близкие им люди сейчас вопят от боли в аду и будут гореть там вечно.

Богословы пытались как-то объяснить это учение, придав ему благообразный вид. У них не получилось. Но стоит признать, что в раю праведники теряют память, и всё сразу становится на свои места. Царство Небесное не для смертных людей, способных умереть – оно для тех, в ком от смертного, грешного человека уже ничего не осталось.

И это даже не ересь. Августин Блаженный, объясняя, что такое душа, предостерегал против популярных заблуждений. Душа – не сознание, не память, не личность. Это основа, на которой всё это нарастает за жизнь и отпадает после смерти. Прах к праху, дух – к Богу. А кущи, облака и арфы – красивое иносказание для необразованных.

Есть в христианстве и свой аналог шаманов, сознательно не идущих на небо, но остающихся здесь. Святые сохраняют и имя, и облик, и вместо того чтобы прохлаждаться в раю, активно помогают людям.

По мнению некоторых Отцов, это относится и к величайшей из всех святых – Деве Марии. Существует рассказ о неком праведнике, который ещё при жизни был удостоен увидеть рай, и сильно удивился, не найдя там Богородицы. Ему было сказано, что Она ходит по земле, не в силах оставить смертных без небесного содействия.

Итак, примитивное представление «вера в посмертие, порождённая страхом перед смертью» разваливается, стоит потыкать его критическим подходом.

На его месте оказывается куда более сложная и даже красивая концепция.

Жизнь после смерти – естественный путь, ждущий по умолчанию любого из нас, но ничего хорошего в нём нет. Чтобы эта жизнь не стала для тебя бесконечным страданием, придётся готовиться к ней годами, отращивая себе невидимый облик, способный полноценно существовать среди духов. Тогда с последним вздохом тела из него «вылупится» новорожденное волшебное существо.

Напротив, истинная смерть ведёт в истинную жизнь – если не в свет, то в покой. Но добиться её не так просто, и это тоже требует длительной подготовки. Обрядами, или годами аскезы, или особыми психопрактиками тебе придётся отстраниться от всего земного, временного и преходящего – даже от собственных мыслей и воспоминаний. Только стряхнув всё это, ты сможешь, не оглядываясь, уйти в вечность.

Отсюда

Почему «чёрт» – то же самое, что «бес», но «чертить» – совсем не то же самое, что «бесить»?

На самом деле, конечно же, примерно по той же причине, по которой правильно говорить «котлета» а не «кошказимы». Но разница между этими словами всё же есть.

В русском языке первым прописался бес. В книжных источниках он встречается с 11 века, но слово куда старше. Происходит оно, как говорят, от индоевропейского корня bhoi – «страх». От него же идут русские «бояться» и «бука», английский boogey и индийский бхут – неупокоенный призрак, пугающий людей. В общем, бес – тот, кого боятся, или тот, кто пугает.

А кто нас больше всего пугает? Тот, кто свиреп, злобен и опасен. Отсюда «бешенство» – предельная ярость, когда человек теряет контроль над собой. В него «словно бес вселился». Бешеный, или бесноватый – не любой одержимый, а только буйный, который кидается на окружающих.

Чёрт появился куда позже, и пришёл из польского языка. Тут уже этимология нам не поможет, потому что характер и повадки чёрта с ней никак не связаны.

Чёрт – трикстер, обманщик и насмешник. Все его шутки плохо заканчиваются для смертных, и смеётся над ними только он сам.

Но в русской народной традиции чёрт – почти всегда персонаж комический. Он, конечно, постоянно пытается подставить и обмануть, но при этом настолько глуп и наивен, что сам регулярно садится в лужу. Кто его только не обманывал в сказках!

Наверное, поэтому именно чёрт чаще других упоминается в ругательствах. Любой д'Артаньян знает, когда достаточно воскликнуть «чёрт побери!», а когда не обойтись без «тысячи чертей!».

Наконец, греческий демон – это совсем книжный персонаж. Само это слово долгое время знали только те, кто читал по-гречески, потому что в переводных книгах все демоны превратились в бесов.

Демон стал популярен у нас только в эпоху романтизма. Он звучит куда более возвышенно, чем бес, а уж тем более чёрт. Это пафосный персонаж – мрачный, торжественный, преисполненный гордыни и могущества. Если уж чародей призывает потустороннюю сущность – то непременно демона, никак не меньше.

Вот и получилось так, что все три слова сделались маркерами. По ним можно понять – по крайней мере, отчасти – мировоззрение собеседника.

Для неверующего и «чёрт побери!», и «да бог с тобой» – не более чем расхожие выражения, и он использует их без задней мысли. О демонах он будет говорить, если рассуждает о литературе, а бесы в его речи и подавно нечастые гости.

Тот, кто поражён околоправославным суеверием, предпочитает не поминать нечистую вовсе. Он морщится, когда это делает кто-то в его присутствии, а если уж никак без этого не обойтись, предпочитает эвфемизмы.

Их в русском языке хватает: анчутка, шишок, косматый, нечистый, окаянный, даже тангалашка (дальний родственник чебурашки, не иначе).

Самые принципиальные исключают из языка даже приставку «бес-». Пишут «безплатный», «безполезный» и «безсмертный».

А вот образованные, начитанные православные – совсем другое дело. Они, в некотором роде, противоположны неверующим. Православный не станет всуе поминать ни Бога, ни чёрта, но не потому, что боится кого-то накликать, а просто потому, что воспринимает духовные сферы более чем всерьёз.

Сами слова у него страха не вызывают, и потому он вполне может обсуждать бесовские искушения. «Бес» для него – нейтральный религиозный термин, и каким ещё словом пользоваться для обозначения нечистых духов? «Демон» – слишком пафосно, «чёрт» – слишком небрежно и простонародно.

Ну и, наконец, есть мы, религиоведы.

Для нас самый общий термин – конечно, демон. Демонами (или духами) мы предпочитаем называть всю активную потустороннюю фауну, которая до богов не доросла. Бесы – специфически христианское понятие, о них нет смысла вообще говорить за пределами этой религии, но уж зато там есть, что обсудить. Ну а чёрт – либо фольклорный персонаж, либо синоним демона в некоторых местностях, вроде Полесья.

Чертовски интересная тема, не находите?

Отсюда