Завязка, безусловно, практически та же - молодой лондонский архитектор Гораций Вентимор покупает на аукционе старый кувшин, в котором, как выяснилось, был заточен джинн Факраш-эль-Аамаш. Джинн пытается отблагодарить своего спасителя, но его вмешательство приносит одни неприятности. Очень популярная, надо сказать, была книга, на ее основе сделали мюзикл и несколько экранизаций, последнюю – в 1964 году.
"Да это Хоттабыч в чистом виде!" - уверены критики, многие из которых настроены сурово и никаких сомнений в заимствовании не испытывают. Вот что пишет, например, доктор филологии из Университета Хельсинки Бен Хеллман в своей монографии "Сказка и быль. История русской детской литературы": "Лагин позаимствовал у Энсти не только основную идею, но и целые сцены, хотя, конечно, изменил время и место действия – теперь это Советский Союз тридцатых годов". Его поддерживает и Владимир Гопман, написавший большую статью "Как стать счастливым. Вариант писателя Т. Энсти": "Нашему читателю роман «Медный кувшин» (1900), безусловно, напомнит повесть Лазаря Лагина «Старик Хоттабыч». Сходство между этими произведениями настолько очевидно, что можно с уверенностью сказать: Лагин был знаком с романом Энсти, переведенным на русский в 1902 г.".
Плагиат - это очень серьезное обвинение, поэтому давайте разбираться всерьез и по порядку. Заранее прошу прощения, что буду душнить, занудствовать и обильно цитировать.
Вопрос первый: читал ли Лагин «Медный кувшин», который вышел почти на сорок лет раньше "Хоттабыча" и почти сразу был переведен на русский?
Критики уверены, что читал, и в подтверждение обычно ссылаются на свидетельство дочери писателя, Натальи Лагиной. Вот только если обратиться с оригиналу этого интервью, свидетельство сразу становится не таким уж убедительным:
«Не раз я приставала к отцу с расспросами, как это он вдруг придумал такого джинна. Отец, иронически усмехаясь, говорил, что начитался сказок «Тысяча и одна ночь», потом его обуяли фантазии, а позже ему попалась на глаза какая-то древняя (!) английская баллада (!!!) “Медный кувшин”. И ничуть не повторяя прочитанного, отец вдруг понял, что ему, ну, совершенно необходимо написать про трогательного и чем-то нелепого джинна, чудом попавшего в нашу страну, где ему все непонятно».
Сам же Лагин о своем знакомстве с повестью Энсти ни разу не упоминал. Зато постоянно называл другой источник, из которого, по его словам, и вырос "Хоттабыч". Даже в предисловии об этом писал:
«В книге «Тысяча и одна ночь» есть «Сказка о рыбаке». Вытянул рыбак из моря свои сети, а в них – медный сосуд, а в сосуде – могучий чародей, джинн. Он был заточен в нем без малого две тысячи лет. Этот джинн поклялся осчастливить того, кто выпустит его на волю…».
Вопрос второй: Какие же "целые сцены" заимствовал Лагин у Энсти?
Самый подробный список "сюжетных заимствований" я нашел в той самой статье Гопмана. Итак:
1. "В обоих произведениях по приказу царя Соломона джинн заключается в сосуд". Я бы добавил еще третье произведение - в "Сказке о рыбаке" его тоже заключили в сосуд и тоже по приказу Сулеймана ибн Дауда.
2. "В обоих случаях выпущенный на свободу джинн клянется помогать во всем своему избавителю". В сказке "1000 и одной ночи" тоже сначала собирался. Потом еще посидел в кувшине и передумал.
3. "В обоих случаях избавителю предлагаются драгоценные дары, преподносимые джиннами в знак своей глубочайшей благодарности" - э-э-э... Мне кажется, это абсолютно напрашивающийся эпизод. Нет? Гопман видит заимствование в том, что и тот, и другой джинн наколдовывали спасителю именно караван верблюдов, груженных драгоценными товарами.
А что арабский джинн, простите, должен был наколдовать? Вагон с повидлом? Грузовик с пряниками?
Гопман объявляет совпадением еще и попытку улучшить жилищные условия спасителя, но мне кажется, здесь заимствованием и не пахнет. Хоттабыч, как мы помним построил для Вольки несколько дворцов, которые пионер потребовал отдать РОНО (в ранних редакциях - МКХ, московскому коммунальному хозяйству).
У Энсти же джин поступает скорее в стиле булгаковского Воланда, повелевающего пространством - он неведомым образом "расширяет" небольшую лондонскую квартиру архитектора до роскошных многозальных покоев.
И это весь плагиат, все найденные в книгах совпадения. Как признается сам критик: "Далее дары отличаются – но лишь потому, что герои разного возраста: Факраш пытается найти для Вентимора подходящую, по его мнению, партию, решив женить его на принцессе из рода джиннов; Хоттабыч же подсказывает Вольке на экзамене по географии".
Исследователь Г.А. Велигорский, также убежденный в заимствовании, в большой статье "Разные лики старика Хоттабыча: жанровые "приключения" сюжета" заявляет следующее: "Убедительное сравнение «общих мест» в двух произведениях провел В.Л. Гопман; не повторяя аргументов исследователя, добавим еще один от себя. Схожим образом звучит в повестях имя заклятого врага обоих джиннов: у Ф. Энсти – Джарджарис, у Л. Лагина – Джирджис".
А вот это уже серьезное обвинение, потому что на таких мелочах все обычно и палятся. Давайте разберем это созвучие подробно, с привлечением аргументов.
Сравнение текстов двух повестей полностью подтверждает обвинение.
Ф. Энсти «Медный кувшин»: «У меня была родственница, Бидия-эль-Джемаль, которая обладала несравненной красотой и многообразными совершенствами. И так как она, хотя и джиннья, принадлежала к числу верных, то я отправил послов к Сулейману Великому, сыну Дауда, которому предложил ее в супруги. Но некий Джарджарис, сын Реджмуса, сына Ибрагима — да будет он проклят навеки! — благосклонно отнесся к девице и, тайно пойдя к Сулейману, убедил его, что я готовлю царю коварную западню на его погибель».
Хоттабыч же поминает Джирджиса настолько часто, что автор над этим даже стебется:
— Пойдем погуляем, о кристалл моей души, — сказал на другой день Хоттабыч.
— Только при одном условии, — твердо заявил Волька: — при условии, что ты не будешь больше шарахаться от каждого автобуса, как деревенская лошадь… Хотя, пожалуй, я напрасно обидел деревенских лошадей: они уже давно перестали бояться машин. Да и тебе пора привыкнуть, что это не джирджисы какие-нибудь, а честные советские двигатели внутреннего сгорания».
Сходство имен несомненно. Но возникает один вопрос: если Лагин спер Джирджиса у Энсти, откуда тот взял своего Джарджариса? Сам придумал?
На самом деле оба автора активно использовали текст "1000 и одной ночи". Энсти работал с переводом «Тысячи и одной ночи», выполненном Эдвардом Уильямом Лейном, который вышел в 1841 г. трехтомным изданием. Так, вышеупомянутый Велигорский сообщает, что "Из «Сказки о рыбаке» в изложении У. Лейна, помимо основной коллизии ... Ф. Энсти заимствует некоторые обороты для речи своего джинна Факраша, например, упоминание Джарджариса или Сулаймана, сына Давуда".
Но здесь он ошибается. Лейновский трехтомник был переведен на русский язык еще до революции Людмилой Петровной Шелгуновой, и, на наше счастье, этот перевод был переиздан издательством "Алгоритм" совсем недавно, в 2020 году.
Открываем главу "Рыбак", смотрим - никакого Джарджариса там нет. Но если пролистать чуть дальше, то в главе "Второй царственный нищий" читаем: "Отец выдал меня за сына моего дяди, но в вечер моей свадьбы, во время пиршества, шайтан по имени Джарджарис похитил меня".
Я уже говорил, что Энсти при написании "Медного кувшина" активно использовал текст "1000 и одной ночи". Настолько, что и сам не избежал обвинений в плагиате. Так, американский издатель даже прислал автору вырезку рецензии из одного нью-йоркского журнала с со следующим вердиктом: «Один парень, поумнее Энсти, рассказал эту историю в сказке из «Тысячи и одной ночи» тысячу лет назад, и получилось это у него куда лучше».
Энсти действительно заимствовал из арабских сказок достаточно много сюжетных ходов, причем использовал не только "Сказку о рыбаке". Тот же Велигорский пишет: "При этом очевидно, что Энсти вдохновлялся не только «Сказкой о рыбаке», но и по меньшей мере «соседними» историями; так, сюжет о превращении в мула (главы XI–XIII) он заимствует из предыдущей сказки – «Рассказ о третьем старце и муле», где также фигурирует джинн [см.: Lane 1841, 56–58].
Так, может, и Лагин своего Джирджиса не у англичанина подрезал, а в первоисточнике позаимствовал?
Пользовался ли он сказками "1000 и одной ночи"?
Например, Екатерина Дайс в статье "Остановивший Солнце. Мистериальные корни «Старика Хоттабыча»" прямо говорит о многочисленных заимствованиях устойчивых оборотов из арабских сказок:
"В речи старика Хоттабыча встречаются откровенные отсылки к этим сказкам, например: «И случилась со мной – апчхи! – удивительная история, которая, будь она написана иглами в уголках глаз, послужила бы назиданием для поучающихся. Я, несчастный джинн, ослушался Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! – я и брат мой Омар Хоттабович». Один из фрагментов-первоисточников в «Тысяче и одной ночи»: «Клянусь Аллахом, о брат мой, твоя честность истинно велика, и рассказ твой изумителен, и будь он даже написан иглами в уголках глаза, он послужил бы назиданием для поучающихся!».
При этом Лагин работал, разумеется, не с трехтомником Лэйна, а с академическим переводом этих сказок на русский язык, сделанным М. Салье и издававшимся как раз в период работы над "Хоттабычем".
Ну-ка, открываем главу "Второй царственный нищий", у Салье она называется "Рассказ второго календера". Как там Джарджариса зовут? Цитирую: "Он выдал меня за сына моего дяди, и в ночь, когда меня провожали к жениху, меня похитил ифрит по имени Джирджис ибн Раджмус, внук тетки Иблиса, и улетел со мною и опустился в этом месте".
А теперь - "Хоттабыч", знаменитый эпизод похода Вольки и древнего джинна в кино, появление поезда на экране и позорное бегство Хоттабыча:
— Чего ты кричал? Чего ты развел эту дикую панику? — сердито спросил уже на улице Волька у Хоттабыча.
— Как же мне было не кричать, когда над тобой нависла страшнейшая из возможных опасностей! Прямо на нас несся, изрыгая огонь и смерть, великий шайтан Джирджис ибн Реджмус, внук тетки Икриша!
— Какой там Джирджис! Какая тетка? Самый обычный паровоз!".
Как мы видим - совпадение практически дословное, разве что Иблиса на Икриша поменяли. Похоже, советские цензоры, опасаясь за целомудрие советских пионеров, не решились поставить рядом слова "тетка" и "Иблиса".
Если серьезно, то очень похоже, что, когда обоим авторам потребовалось как-то назвать главного врага джинна, они полезли в текст "1000 и одной ночи" в поисках какого-нибудь злого духа. А шайтан в этом томе только один - тот самый Джирджис-Джарджарис.
Мы не можем сказать с уверенностью - читал ли автор "Старика Хоттабыча" книгу "Медный кувшин", а сравнение текстов повестей, на мой взгляд, не подтверждает мнения о "заимствовании целых эпизодов". Бесспорно совпадает только завязка - главный герой открывает некий сосуд и в современном мире появляется древний джинн.
Но, извините, сюжет "лох педальный случайно вызывает могущественного демона" является вечным, и раз за разом повторяется в искусстве как минимум со времен Средневековья (гуглить "ученик чародея/Der Zauberlehrling"). Не случайно в русском языке словосочетание "выпустить джинна из бутылки" стало поговоркой. Так мы, извините, в плагиаторы зачислим и англичанина Роберта Лисона, чью повесть "Джинн третьего класса" о волшебном духе, выпущенном школьником из пивной банки, я читал еще подростком.
И нашего родного Владимира Семеновича Высоцкого, с его песней про вылетевшего из бутылки джинна, у которого "кроме мордобития - никаких чудес!".
Но в процессе исследования выяснилась другая интересная вещь. Хотя заимствований текста друг у друга обнаружено не было, тексты сказок "1000 и одной ночи" оба автора использовали самым активным образом.
У меня нет под рукой английских оригиналов, поэтому о степени не сюжетного (которое бесспорно), а текстового заимствования Ф. Энсти я сейчас судить не могу. Но вот Лазарь Лагин совершенно сознательно делал "пасхалки для просвещенных", просто нашпиговав "Хоттабыча" раскавыченными цитатами из "1000 и одной ночи".
Сравните сами. Вот абзац "Сказки о рыбаке" из классического 12-томника с академическим переводом Михаила Салье:
«Знай, о рыбак, – сказал ифрит, – что я один из джиннов-вероотступников, и мы ослушались Сулеймана, сына Дауда, – мир с ними обоими! – я и Сахр, джинн. И Сулейман прислал своего везиря, Асафа ибн Барахию, и он привёл меня к Сулейману насильно, в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, призвал против меня на помощь Аллаха и предложил мне принять истинную веру и войти под его власть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин и заточил меня в нем".
А теперь - "Старик Хоттабыч". Во время путешествия по Арктике Волька Костыльков и Жена Богораз нашли кувшин с братом Хоттабыча, "любезным Омаром", оказавшимся препротивным поганцем.
– Знай же, о недостойный юнец, что я один из джиннов, ослушавшихся Сулеймана ибн Дауда (мир с ними обоими!). И Сулейман прислал своего визиря Асафа ибн Барахию, и тот привёл меня насильно, ведя меня в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, приказал принести этот кувшин и заточил меня в нём…
– Правильно сделал, – тихо прошептал Женя на ухо Вольке.
– Что ты там шепчешь? – подозрительно спросил старик.
– Ничего, просто так, – поспешно отвечал Женя.
Если хотите знать мое мнение - все эти споры о плагиате мимо кассы.
Авторы всегда заимствовали и всегда будут заимствовать друг у друга сюжетные ходы - их не так много. Значение имеет только одно - не кто у кого спер, а появилось в итоге яркое самостоятельное произведение или все ограничилось унылым подражательством.
Авторы "12 стульев" признавались, что позаимствовали фабулу своего произведения из рассказа Конан-Дойля "Шесть Наполеонов". Но они сделали абсолютно самобытный роман, и кто вспомнит того Холмса, читая про похождения Бендера и Кисы?
А какое-нибудь проходное фэнтези или "боярка" с "Автор.Тудей" формально сюжет не заимствовало, но по сути - неотличимо от тысяч других таких же эпигонских книжек с отчетливо картонным привкусом.
Бесспорно. Причем не один раз.
Да, любезный читатель, есть как минимум несколько "Хоттабычей". Но об этом - в следующей главе.
__________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
