Как вспоминал позже сам Бажов: «Было у человека в запасе жесткое словцо и уменье "оконфузить на людях". А этого заводское начальство, от самого маленького до самого большого, никак не переваривало. Начинались придирки, доносы… Кончалось обыкновенно скандалом, после которого неизменное: "К расчету!"». Пока отец пересиживал "барский гнев", копаясь в огороде и занимаясь случайнми работами, жили на заработки матери - известной в Сысерти кружевницы и вязальщицы. Потом начальство остывало, отца звали обратно - Сверло все-таки был очень хорошим мастером - и все как-то успокаивалось. До следующего сеанса "борьбы за правду".
Вот они - Павел (в центре), Августа Стефановна и Петр Васильевич Бажевы
В целом жили не бедно, смогли даже отправить десятилетнего сына в "столицу Урала" - учиться в Екатеринбургском духовном училище. Паша пользовался репутацией книгочея и головастого парнишки, поэтому учеба проблем у него не вызвала. Училище он закончил среди первых и поступил в Пермскую семинарию, где финишировал третьим в своем выпуске. Показав такой результат, он получил предложение продолжить образование в Киевской духовной академии, разумеется, полностью за государственный счет.
Но академия уже требовала принятия сана, а становится священником юноша совершенно не хотел. Он еще в семинарии увлекся запрещенной литературой и «анархо-народническими" идеями. К тому же умер отец, мать почти ослепла, Паша - единственный ребенок, ехать в Киев без нее нельзя, а с ней - не на что.
В итоге Павел Петрович Бажов становится учителем и пребывает в этом статусе восемнадцать лет от звонка до звонка.
Учительствовать начал в небольшой деревне Шайдуриха, где учителя уважали, но кормили, как собачку, из отдельной посуды. Никонианец же порченный, а в Шайдурихе жили исключительно староверы.
Впрочем, Бажов вскоре перевелся оттуда в Екатеринбургском духовном училище, которое сам когда-то закончил с отличием. "Вольнодумничать" учитель не перестал, из-за чего во время революции 1905 года был арестован и две недели просидел в тюрьме. Из духовного училища его, разумеется, уволили, но Бажов вскоре нашел место преподавателя русского языка в Екатеринбургском епархиальном женском училище.
Здесь он и женился - на своей ученице. В 1911 году «преподаватель екатеринбургского епархиального училища П. П. Бажов, православный, 32 лет, первым браком обвенчан с псаломщицкой дочерью, девицей Валентиной Александровной Иваницкой, 19 лет».
Вот они вскоре после венчания.
Они проживут вместе сорок лет - в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии - пока смерть не разлучила их. Они переживут столько, что нам, сегодняшним, и сотой доли хватило бы для затяжной депрессии. Достаточно вспомнить, что из семи детей, рожденных ненаглядной "Валяночкой", троих они похоронили в детстве.
Потом была большая война, но учителя и отца троих малых детей на фронт не взяли. Они перебрались из Екатеринбурга на родину Валентины, в город Камышлов. Потом была революция и еще одна революция, между которыми член партии эсеров Павел Бажов успел стать активным деятелем Советской власти в Камышлове и даже побывал городским главой.
Потом была Гражданская война и ушедшего в Красную армию комиссара Бажова с 28 солдатам Камышловского полка отправили в Пермь - сдать губернскому исполнительному комитету реквизированные банковские ценности. Поручение он выполнил, а вернуться в Камышлов к беременной жене не смог - город заняли белые. Для секретаря парторганизации штаба дивизии Бажова началась военная жизнь. Вот он (в центре) с бойцами отряда "Красные орлы" в 1918 году.
25 декабря в Пермь вошел Колчак. Редактор газеты «Окопная правда» Паввел Бажов получил приказ - уничтожить документы и эвакуироваться из города. Вагон, а котором размещалась редакция, Бажов поджечь успел, а вот эвакуироваться - нет. Вот что он писал позже, отвечая на обвинения в том, что сдался в плен: «Когда человек выбегает из зажженного им вагона и сразу попадает под удар прикладом, а потом после зверского избиения уводится в бесчувственном состоянии в тюрьму, то трактовать это как сдачу — значит — либо не понимать действительного смысла этого слова, либо злоупотреблять им в каких-то особых целях».
Бажова спасло то, что в плен он попал не в форме, а "по-гражданке" - в тюрьме, как это у нас водится, всех перепутали, и Бажова посадили не к красноармейцам, а к цивильным гражданам славного города Пермь (или Перьмь, как настаивают местные). А через пять дней - выгнали из переполненной тюрьмы вместе с толпой других "случайно задержанных".
Повезло. Потому что красных комиссаров колчаковцы "кончали" без разговоров.
Бажов по тылам белых 500 километров пробирается в Камышлов, к семье. Ничего хорошего дома он не застал - жену нашел в больничном бараке со скарлатиной, новорожденный ребенок (это был мальчик) - умер и уже похоронен, родню за "красного зятя" похватали белые: племянника зарубили, сестру, тетку, и другого зятя – арестовали. Хорошо, детей бажовских успела к себе взять вторая свояченица.
Оставаться в Камышлове ему было никак нельзя - здесь Бажова знала каждая собака и до сих пор его не схватили только из-за неузнаваемой внешности - Павел Петрович сбрил свою неизменную бороду и раздобыл где-то очки с зелеными стеклами. Спасло еще и то, что при выпуске из тюрьмы писарь в суматохе неправильно списал фамилию и Павел Бажев по документам стал Павел Бахеев.
Из Камышлова он подался в Омск, но на конспиративной квартире, куда его направили уцелевшие партийные товарищи, никого не оказалось. Я, наверное, не буду подробно излагать всю бажовскую одиссею времен Гражданской войны - ни про работу страховым агентом на фоне роста партизанского движения, ни про Усть-Каменогорск (на фото), ни про Алтай, ни про атамана Козыря.
Обратно в Камышлов семья Бажовых вернулась уже после войны, в начале 20-х. В Усть-Каменогорске Бажов заболел малярией и врачи ему велели сменить климат. Заслуженному большевику выдали направление в Москву, но по дороге к малярии добавился тиф, от которого умер трехлетний сын Вова. Никто уже не верил, что Бажов, подхвативший еще и воспаление легких, выживет. Жена давно не думала ни о какой Москве, и молила Бога хотя бы довести мужа до Камышина - будет хоть куда на могилку ходить.
В Камышлове умирающего Бажова, по его просьбе, выносили в сосновый лес и клали на солнце. В итоге он, обманув ожидания всех, триумфально не помер.
Немного встав на ноги, бывший партизан и подпольщик занялся журналистикой - начал работать заведующим отделом селькоровских писем в «Уральской областной крестьянской газете». Вот он в редакции со своими селькорами.
В августе 1930 г. Бажова освободили от работы в газете и откомандировали в распоряжение Уральского обкома ВКП(б). Он начинает заниматься партийной работой, в основном связанной с издательской деятельностью - трудится в Уралобллите, Уралгизе, Институте истории партии...
Пишет несколько книг, но они, если честно, мало чем выделялись от обычной региональной партийной литературы. Все писали одно и то же - публицистика, пропаганда и воспоминания о Гражданской войне. Так и творчество Бажова - достаточно одних названий: "Уральские были: Из недавнего быта Сысертских заводов", "Пять ступеней коллективизации", "Бойцы первого призыва: К истории Полка красных орлов" и т.п.
Из всех этих трудов я бы рекомендовал книгу 1926 года "За советскую правду". Несмотря на скулосводящее название, она рассказывает про приключения автора в тылу у белых и написана на основе очерка с куда более информативным заголовком: «По Колчаковии в 19 году. Из воспоминаний невольного туриста».
И наверное, так и проработал бы Бажов всю жизнь мелким региональным чиновником, потом ушел на пенсию, потом бы умер, но случились два малозначных, казалось бы, события.
Во-первых, в 1933 году Павел Бажов обзавелся персональным врагом - Михаилом Кашеваровым.
Это был такой же участник Гражданской войны, работавший заведующим библиотекой Свердловского областного краеведческого музея. Бажов «не согласился на выпуск его густо-черносотенной "Истории Шадрина" и вообще протестовал против издания там политически безграмотных краеведческих сборников».
В ответ обиженный Михаил Степанович записал заявление в органы, что Бажов незаконно приписал себе дореволюционный партийный стаж, неправильно указав год вступления в партию - 1917-й. По сути, Кашеваров не соврал - несмотря на то, что в ячейках ВКП(б) Бажов начал работать сразу после Февральской революции, официально вступление в партию он оформил только в 1918 году, на фронте во время Гражданской войны.
Бажова исключили из партии и сняли со всех должностей. Но через год решение признали перегибом и исключение заменили выговором.
В этом же 1934-м произошло и второе малозначимое в масштабах страны событие - на Первом Всесоюзном съезде советских писателей было заявлено, что народное творчество это часть литературы и ему надо уделять всемерное внимание. Сам Горький призвал всех собирать, изучать и пропагандировать фольклор народов СССР.
В Стране Советов начался фольклорный бум.
В Сведловском издательстве, например, срочно готовили к печати сборник «Дореволюционный фольклор на Урале» и восстановленный Павел Бажов однажды услышал, как редактор сборника Елизавета Максимовна Блинова «поставила вопрос: почему же нет рабочего фольклора? Владимир Павлович [Бирюков, ураловед, фольклорист, исследователь] ответил, что он его нигде не может найти. Меня это просто задело: как так, рабочего фольклора нет? Я сам сколько угодно этого рабочего фольклора слыхал, слыхал целые сказы. И я в виде образца принес им "Дорогое имячко"».
Сказ не вошел в сборник - он показался редактору слишком авторским, зато парочка сказов были опубликованы в журнале "Красная новь".
Но никакого продолжения эта история не имела - у Бажова тогда был другой, гораздо более серьезный литературный проект: он писал книгу об истории Камышловского полка 29-й дивизии, в котором он сам начинал Гражданскую войну.
Но в 1937-м начались проблемы. Главные герои его книги, руководители 29-й дивизии М. В. Васильев и В. Ф. Грушецкий, внезаптно оказались не героями Гражданской войны, а вредителями-троцкистами. А фолиант Павла Бажова, соотвественно, оказался антисоветским, троцкистским и вредительским.
И обо всем этом все тот же неутомимый Михаил Кашеваров не замедлил сообщить нашим доблестным органам. В письменном виде.
Павел Бажов вновь остался без работы и без партбилета, который у него в прямом смысле слова вырвали из рук в Свердловском горкоме партии 25 декабря 1937 года.
Иди, дедушка, встречай Новый год и радуйся, что так легко отделался.
И впрямь - могли ведь и голову откусить.
Оказавшись во второй раз с небольшим перерывом в отчаянном положении, Павел Бажов вспомнил, как на заводе "проветривали" его отца-матерщинника и горько усмехнулся иронии судьбы.
Ему было уже хорошо за пятьдесят, он был мужиком, изрядно битым жизнью и потому опытным, неглупым и осторожным.
Права качать не стал - и, наверное, правильно сделал. Сидел дома, не отсвечивал и даже никуда не выходил без особой нужды. Ну а к нему, прокаженному, желающих ходить тем более не было.
Весь тридцать восьмой год копался в огороде, занимался хозяйством и душил тоску. Потому что одно дело - сдержаться и не наделать глупостей, а совсем другое - совладать с обидой и страхом, которые сидят в нутре и сосут тебя там в две глотки.
Отдушиной для немолодого разжалованного партийца, как ни странно, стали сказки. В трудную минуту часто вспоминается детство, так и у Бажова все не шли из головы покойные папа с мамой, задымленная и пыльная Сысерть, старорежимное фабричное житье-бытье, страшные байки мастеровых - в общем, мир детства, навсегда оставшийся в прошлом.
Бажов никогда не скрывал, как появились на свет его сказки: "Начал я сказы писать как бы для того, чтобы боль свою потушить. Думал: никому это не нужно, сам себе сказки рассказываю, все надеялся, что их опубликуют. Думал, может, пойдут они в народе вроде побасенок, а кто их сочинил, важно ли? И так ладно…».
Поскольку писал для себя - щедро приправлял ушедший мир неодобряемой мистикой и чертовщиной, волшебством и чудесами, подкаменными кошками и каменными девками...
А прочитать рискнул только семье. 16 июля - на серебряную свадьбу супругов Бажовых.
Эта абсолютно органическая смесь обыденной достоверности и скрытых - руку протяни! - чудес оказалась ядерной. Этот загнанный в угол человек, по сути, в одно лицо написал мифологию целого региона.
Да еще такую мифологию, которая встала в картину мира уральцев как родная и они еще много лет всех собирателей фольклора будут посылать по одному и тому же адресу: "Да вы что - Бажова не читали? Он же все рассказал!".
Дочь писателя Ариадна Бажова-Гайдар вспоминала: «Для отца наступил год вынужденного бездействия, год тягостных раздумий. Он сделался неразговорчив. Днем по-прежнему работал в саду, в огороде, подолгу сидел молча, покуривая короткую трубку и глядя вдаль невидящими глазами, а ночи частенько проводил за своей старенькой конторкой. Иногда, зачитавшись интересной книгой, я до утра видела полоску света и слышала тихие, размеренные шаги. За этот год отец написал сказы «Надпись на камне», «Сочневы камешки», «Каменный цветок», «Марков камень», «Золотой волос», «Змеиный след», «Две ящерки», «Тяжелая витушка», «Горный мастер», «Кошачьи уши», то есть основной костяк «Малахитовой шкатулки».
Ни одна гроза не бывает вечной, рано или поздно тучи расходятся. В 1939 году маятник качнулся в другую сторону и велено было ликвидировать "перегибы на местах". Бажова восстановили в партии, а написанные им сказки начали публиковать в журналах и даже в газетах. Они, что называется, "выстрелили" и получили феноменальную популярность.
Такая популярность не могла остаться без внимания бдительных коллег-писателей, поэтому вскоре возник скандал - Бажова обвинили в фальсификации, заявив, что никакого уральского фабричного фольклора исследователи отродясь не фиксировали.
Спас его не кто иной, как "красный поэт" Демьян Бедный.
Несмотря на декларируемый простецкий имидж "Демьян Бедный мужик вредный", пролетарский поэт был чрезвычайно начитанным человеком, имевшим огромную библиотеку. Он-то и вспомнил, что читал что-то про уральские легенды у Семенова-Тянь-Шанского.
Как писал сам Бажов: «Предполагалось "разделать" меня, как "фальсификатора фольклора", но удержало указание Демьяна Бедного на книгу Семенова-Тян-Шанского, где дано довольно обширное примечание о легендах горы Азова, которые, дескать, Бажов мог слышать».
Все эти писательские скандалы привлекли внимание самого главного читателя Страны Советов, который, чтобы составить свое мнение, прочел вышедший в 1939 году сборник "Малахитовая шкатулка" и пришел в полный восторг.
И вождя, знаете ли, можно понять - ведь это были настоящие сказки, те, что на века. Мы привыкли относиться к бажовским сказам легкомысленно - "детское чтение!" - и совершенно зря. По ним хоть сегодня можно снимать психологическое фэнтези, ведь в них есть главный признак подлинности - глубина и неоднозначность. Вспомните хотя бы Хозяйку Медной горы, вот уж где амбивалентность! "Одно слово - Хозяйка!", угу. Ее неоспоримая доброта органично соседствует с абсолютной безжалосностью, а при общении с этой "каменной девкой" можно с равной вероятностью как награду получить, так и жизнью расплатиться.
В общем, после выхода сборника "Малахитовая шкатулка" жизнь 60-летнего Павла Бажова изменилась сразу и насовсем. На следующий же год он возглавил Свердловскую писательскую организацию, чуть позже получил Сталинскую премию, потом орден Ленина и на мир теперь смотрел с самых высоких трибун.
Написал еще несколько хороших сказов, но потом этот внутренний взрыв, случившийся с ним в том 1938-м, постепенно сошел на нет. Впрочем, человек, своротивший такую глыбу, как "Уральские сказы", может уже никому ничего не доказывать - тем более, в пенсионном возрасте.
Но Павел Бажов, как я уже говорил, был мудрым человеком, поэтому это десятилетие славы (писатель умрет в 1950-м от рака) прожил очень достойно, не вляпавшись ни в какую грязь, что в те времена удавалось далеко не всем.
Читать его дневники - что разговаривать с умным человеком. Очень приятно и иногда смешно. Вот, например, про Ван Гога:
"В памяти все время стоит картина этого сумасшедшего голландца Ван Гога. В комнате со щелявым полом на расшатанном стуле около пустого стола сидит человек с закрытым руками лицом. На первом плане прекрасные линии лба и облысевшего черепа с жалкими остатками пухлявых волосиков на висках. Видно, что старик когда-то был кудряв, имел многообещавшую голову, рослую и стройную фигуру. Теперь он обветшал до предела. Это видишь не только по сгорбленной фигуре, но и по любой складке одежды, тоже ветхой и какой-то сугубо старомодной (не могу понять, чем это достигается, но впечатление вполне определенное и неотразимое). Под картиной издевательски-проникновенная надпись: «На пороге вечности». [...] Вот сволочь. Сам с ума сошел и другим жить мешает".
На этом я заканчиваю первый том серии о сказках, куда вошли сказки, родившиеся в двадцатые и тридцатые годы. Книга целиком лежит здесь - https://author.today/work/323832 В следующем томе наш ждут сороковые и пятидесятые. На Пикабу все по-прежнему будет публиковаться в полном объеме и бесплатно.
_________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
