Wiccan

16 апреля в Государственной думе рассмотрят законопроект об ответных мерах в отношении стран, поддержавших американские санкции против России. Документ предполагает не только фактический разрыв международных отношений, но и запрет импорта из США и стран — их союзников (преимущественно государств-членов ЕС) фармацевтических препаратов. Речь идет о тех лекарственных средствах, аналоги которых формально есть в России, то есть о большей части импортных лекарств. Ожидается, что законопроект будет принят, поскольку его авторы — лидеры думских фракций. «Лента.ру» узнала, почему их инициатива может стать смертным приговором вовсе не для американцев, а для россиян.

Майя Сонина, директор фонда помощи больным муковисцидозом «Кислород»

В России около трех тысяч больных муковисцидозом. В том случае, если законопроект примут, мы им не поможем, даже если разорвемся. Те препараты, которые они получают пожизненно, как правило, импортного производства — из Америки и Европы. Это и гепатопротекторы, и муколитики (препараты для отхаркивания мокроты), и антибиотики, и инсулин — диабетиков среди них достаточно. Российские аналоги не выдерживают критики: на фоне их приема возникают тяжелые осложнения. Мы, к сожалению, это знаем на печальной практике: пациент выписывался из клиники, где ему назначали отечественные дженерики, и через короткое время у него ухудшалось состояние, отказывала печень.

Восстановиться после их приема невозможно, потому что это приводит к дальнейшей невосприимчивости к любым препаратам — в частности, сильнодействующим антибиотикам и, как следствие, к летальному исходу. Колистин, тобрамицин для ингаляций — долго можно перечислять этот список, наши больные принимают их пожизненно, и только на этих препаратах и держатся, только благодаря им выживают.

Российские аналоги — это неочищенные препараты, не прошедшие клинические испытания... Испытания проводят прямо на пациентах: каждый раз они должны вызывать скорую и регистрировать побочные эффекты, затем идти к начальнику поликлиники, который собирает консилиум и решает, что препарат не подошел. Только после этого по индивидуальному заказу закупается оригинальный препарат. Это небезопасно для самих пациентов, и эта практика — по замещению российскими дженериками — идет уже давно.

Но теперь получается, что рабочее лекарство нельзя будет выписать даже после решения консилиума. Более того, под угрозой запрета вообще все препараты. Наш основной муколитик «Пульмозим» (Дорназа альфа), который дает возможность продлить жизнь (без специального лечения больные живут до 16 лет), пока не имеет аналогов. Но он уже разрабатывается, и как только выйдет — все.

В законопроекте говорится не только о лекарствах, а вообще о любых товарах. Мы закупаем в Америке и Европе кислородные концентраторы, ингаляторы, компрессоры для ИВЛ-аппаратов, дыхательные тренажеры, вибромассажеры для дренажа мокроты, откашливатели, аспираторы и так далее. Не дай бог встретиться с отечественными: тот же кислородный концентратор перегорает моментально! И если человек кислородозависим, а в сети происходит скачок напряжения, аппарат просто отключается, и пациент задыхается.

Лазейка с личным провозом лекарств вряд ли сработает. Представьте себе обычную семью из деревни в Челябинской области. Как они будут ездить? Это же огромные деньги! Безусловно, наши волонтеры как могут используют все способы доставить лекарство, в том числе полулегально, но они сильно рискуют, потому что бог его знает, что придет в голову таможеннику. При легальном способе надо было ждать решения врачебного консилиума федерального профильного учреждения. Теперь легальных способов не остается.

За границу на операцию мы перестали отправлять — это дикие деньги. Однажды мы попытались отправить за государственный счет, но документов ждали настолько долго, что девушка, которую отправили в Страсбург, не доехала до клиники и скончалась на вокзале.

По итогам санкций наша возможность помочь подопечным снизилась в восемь раз. Раз в квартал назначают внутривенный курс антибиотиков: 9 граммов меронема при тяжелой синегнойной инфекции легких, курсом 21 день и стоимостью 300 тысяч рублей. Порой у родственников больных возникает ситуация, когда нечем платить за похороны, и мы предлагаем кремацию. Сейчас у нас очередь на полтора года. Некоторые не успеют дождаться.

Гуманитарное убежище удавалось получить лишь единицам, а пациентов с редкими заболеваниями порядка полумиллиона в стране. Еще больше диабетиков и астматиков, которым совсем не жизнь без иностранных препаратов. Всем срочно эмигрировать? Так не выйдет. Никогда не знаешь, как работать в стране, где издаются суровые законы, которые компенсируются как бы необязательностью их исполнения, да еще и на фоне огромнейшей коррупции. Все настолько непредсказуемо и странно, что я не могу прогнозировать, как мы будем с этим работать.

Екатерина Бермант, директор фонда «Детские сердца»

Я даже не знаю, что про это сказать. Это война против собственного народа. Как можно запретить привозить в страну лекарства или медицинское оборудование, которое мы сами производим плохо? Как?

Каждому третьему нашему подопечному нужен кардиостимулятор. Мы имплантируем аппараты только иностранного производства. Российские аналоги в нашей стране есть, но мы не рискнем заказывать их нашим пациентам, потому что срок годности, качество и все остальное разнится примерно, как «Запорожец» и «Мерседес». Они, конечно, не сразу ломаются, но гораздо чаще и быстрее, ведь западные стандарты качества у нас не приняты. Сейчас мы пользуемся услугами дилеров, и если их запретят, я не знаю, как мы будем выкручиваться. В законопроекте есть пункт о том, что разрешается ввоз товаров для личного использования, но, понимаете, на 600 человек ввезти кардиостимуляторов в кармане не получится.

Да, кого-то мы продолжим отправлять на операции за границу — хотя бы здесь, надеюсь, что-то будет в порядке, но всех за границу не отправишь, никаких денег не хватит. Нам уже их не хватает, потому что все цены привязаны к курсу доллара. Так что это будет просто гибель какая-то. Это очень глупая мера, которая не приведет ни к чему, кроме урона тощей и больной экономике и ущерба здоровью жителей страны. Хотя они [депутаты] этого не заметят.

Екатерина Бермант на благотворительном мероприятии

Фото: аккаунт Екатерины Бермант в Facebook

*По данным фонда, ежегодно в России рождается 14 тысяч детей с врожденным пороком сердца, 10 тысяч из них могут быть прооперированы за счет бюджета, остальным остается надеяться на помощь фондов.

Екатерина Чистякова, директор фонда «Подари жизнь»

Запрет на ввоз лекарств из США и других противных иностранных государств, согласно законопроекту, не коснется тех препаратов, аналогов которых нет в России (или которые можно, скажем, ввезти из Индии). Это хорошая новость. Судя по тексту, новые препараты, которые находятся под патентной защитой и не могут быть воспроизведены (те же «Адцетрис», «Опдиво», «Китруда»), нас не покинут по причине нового закона.

По многим другим препаратам мы перебьемся тевовскими дженериками. Или венгерскими (наверное). Ну или российскими аналогами. То есть доступность лекарств снизится, но не глобально (будет сильно зависеть от списка стран, которым откажут в импорте лекарств).

На этом хорошие новости заканчиваются. Плохие новости такие. Пострадают пациенты с лекарственными аллергиями. Например, у препарата есть российский и израильский аналог, но на них аллергия, и нужно немецкое лекарство (а оно под санкциями). Это гипотетическая ситуация.

Могут пострадать пациенты с тяжелыми хроническими заболеваниями, которым нужны препараты пожизненно и в больших дозах. Например, антибиотик для лечения воспаления легких может быть условно любого качества, так как курс лечения длится недолго и дозы невелики. Но тот же антибиотик для пациента с муковисцидозом должен быть самым высококлассным (с точки зрения токсичности, в частности), так как принимается ежедневно, пожизненно и в больших дозах.

Может пострадать конкуренция на лекарственном рынке. Для того чтобы все производители работали над качеством и доступностью своих препаратов, нужно, чтобы рынок был большим. Но если доступ лекарств на российский рынок ограничат, то конкуренция может съежиться.

Впрочем, все эти последствия пока гипотетические. Реальная ситуация очень сильно зависит от того, какие именно лекарства войдут в ограничительный список — если, конечно, закон будет принят.

Есть и две нейтральные новости. США точно не пострадают. Российский лекарственный рынок — не очень лакомый пирог. Народу в России много, а вот денег — маловато. А что интересует любую фарму, даже американскую? Правильно — деньги, которые можно выручить от продажи лекарств. От принятия этого закона могут пострадать только бедные, а богатые точно не пострадают. Проект закона не ограничивает возможность граждан ввозить любые лекарства для личного применения. А кто может съездить в Германию за таблетками? Уж точно не бедные. А вот богатые могут, поэтому после принятия закона они ощутят разве что некоторые неудобства.

Александр Саверский, президент «Лиги защитников пациентов»

Это санкции против своего народа. Это нарушение международных норм в отношении права на охрану здоровья, в том числе прав инвалидов, для которых есть особая конвенция. Американских препаратов немного у нас на рынке, но замены им нет. У оригинального препарата молекулярная формула всегда чище, они качественнее. Результат реакции организма зависит даже от длины формулы молекулы, из-за добавочных компонентов она может по-другому действовать. Фактически люди просто останутся без лекарств и погибнут, и это будет на совести депутатов.

Ограничения для некоторых иностранных препаратов у нас действуют не первый год, и пациенты часто жалуются. Переводить человека с одних таблеток на другие, если речь не идет о хроническом заболевании, — это неполезно. А поскольку у нас в стране нет нормальной мониторинговой, надзорной системы, то масштаба последствий мы с вами не узнаем, за исключением отдельных жалоб. Решение таких вопросов происходит через врачебные комиссии и потом через прокуратуру и суд. Все это — на фоне ухудшения состояния человека или покупки нужных лекарств за сумасшедшие деньги.

Конечно, мы будем пытаться их привезти любыми способами: через благотворительные фонды, через поездки за рубеж. Лет десять назад я столкнулся с ситуацией, когда посольство Норвегии начало получать массу запросов на предоставление убежища россиянам, которые утверждали, что в России у них нет возможности лечиться. Поток людей, которые могли уехать по здоровью, был достаточно приличный до 2014 года, пока не взлетел доллар. Сейчас будет такая же ситуация: люди побегут в Америку за убежищем, потому что у нас опять нечем лечиться. Американцы окажутся в интересном положении, когда отказать больным людям сложно, тем более что лекарство есть только у них.

В конце 2015 года уже принималось похожее постановление в отношении лекарств — под названием «третий лишний», об ограничении допуска иностранных лекарств при госзакупках. То есть оговорка про «неимение аналогов» у препарата уже работает в стране. А сейчас речь идет о полном запрете. Я надеюсь, что этого не случится, но инициатива выдвинута, и даже непонятно, у кого рука поднялась.

Антон Красовский, директор благотворительного фонда «СПИД.ЦЕНТР»

(…) Итак, у нас отнимут «Эвиплеру» — единственный комбинированный препарат 3-в-1, внесенный в список жизненно важных средств. Она канадская или ирландская, а компания, ее разработавшая, самая вражеская — американская. Отнимут «Труваду», главный в мире препарат доконтактной профилактики. Исчезнет «Эдюрант», важнейший компонент нетоксичных схем. Пропадет «Маравирок», редкий ингибитор слияния. В тартарары полетит «Ралтегравир» — основной препарат, одобренный в детских схемах. Запретят «Совальди» — главный хит в лечении гепатита С. Ну и не станут даже регистрировать новые американские разработки, на которые штатовских и европейских ВИЧ-позитивных людей перевели еще в позапрошлом году — «Генвойю», «Дескави» и «Одефси».

Все это, вероятнее всего, заменят так называемыми аналогами. По закону аналог — это не аналогичный препарат, а препарат схожего действия. Ну, снижает вирусную нагрузку, и отлично. Никого не будут волновать побочки, прорастающие в почках камни, ломающиеся кости, гниющая печень и отказывающее сердце. Наш ответ Чемберлену важнее.

Чемберлен меж тем срать на нас хотел, ибо объем российского рынка этих лекарств минимален — сравним, наверное, с польским. И уж точно меньше танзанийского. Компании посмотрят на все на это, покрутят пальцем у виска и уйдут из России. И в результате вместе со сложными лекарствами исчезнут и простые — элементарные антигистаминные и антибиотики. И я очень надеюсь, что когда кто-нибудь из авторов законопроекта или его родных будет помирать, а на Запад их лечиться, конечно же, уже не пустят, то кому-нибудь из его внешторговских друзей все же посчастливится найти заветный талон.

Илья Фоминцев, исполнительный директор фонда профилактики рака «Живу не напрасно»

Запрет не только американских, но и европейских лекарств — это перебор, это «бомбардировка Воронежа». В лечении онкологических больных используются в основном препараты иностранного производства. Есть крупные американские компании — MSD, Bristol-Myers Squibb, Pfizer — у которых очень приличные препараты. Некоторые аналоги находятся на разных стадиях испытания в России, и есть даже те, которые уже зарегистрированы, но очень часто аналоги сильно недотягивают, есть серьезный вопрос к качеству сравнительных исследований этих аналогов.

Многие специалисты говорят, что наши препараты неплохие и работают, но когда речь заходит о своих пациентах — родственниках, то все хотят оригинал. Именно потому, что нет доверия к качеству: эквивалентность этих препаратов исследована плохо. Больные любым раком — например, легких или меланомой — под угрозой.

Например, у нас пока нет нормальных аналогов для ингибиторов контрольных точек иммунного ответа. Хорошо, что есть аналоги, хорошо, что они дешевле, но зачем запрещать оригиналы? Последнее время они нормально конкурировали, был даже рост российской фармацевтики на фоне поддержки производителей. Но запрет конкурента не приведет к дальнейшему росту нашей фарминдустрии. Люди окажутся в ситуации, когда их возможности в лечении рака ограничены.

Сейчас будут петь песни про то, что наши препараты ничуть не хуже. Чтобы в эти песни поверить, нужно получить очень серьезные доказательства. Никто не знает, хуже российские лекарства или не хуже, — чтобы это узнать, надо провести нормальные исследования. Будут возмущаться: как же так, их провел Росздравнадзор. Лично у меня нет никакого доверия к Росздравнадзору. Если будет проведено независимое ни от нас, ни от американцев исследование, выложенное в открытый доступ, тогда я поверю. Но на моей памяти еще ни разу такого не делали.

В качестве пилотного проекта я бы предложил попробовать отказ от американских препаратов на самих депутатах, когда они заболеют, но скорее всего они просто уедут лечиться за границу.

Алексей Кащеев, врач-нейрохирург, кандидат медицинских наук

(…) Среди моих пациентов самые разные люди — от нищих до фантастически богатых. Среди последних тоже всякие, в том числе и те, кто «принимает решения»: есть федеральные судьи, депутаты Государственной Думы, топовые журналисты кремлевского пула, один посол (в отставке) и несколько сотрудников МИДа, немало высокопоставленных сотрудников ФСБ и МВД, серьезные чиновники из Администрации Президента, всяческих министерств и ведомств, топ-менеджеры госкорпораций, чьи имена еженедельно мелькают в новостных лентах, и даже один очень известный практически руководитель одной непризнанной республики. (...)

Они нередко оперируются в России, тем более что некоторые из них невыездные. Я уже не говорю о том, что когда их настигает острая медицинская проблема (инфаркт миокарда, автотравма, белая горячка), они вызывают ту же самую скорую помощь, ту же 03, что и прочие смертные. И точно так же их родственники начинают панический обзвон «своих каналов», чтобы найти «нормального врача». И ровно так же эти близкие, а по сути бабушки и дедушки, дяденьки и тетеньки, телочки и пацанчики, трясутся за их здоровье и жизнь, как все остальные. Эти высокопоставленные люди носят дорогие костюмы, но под этими костюмами обычное человеческое тело — несчастное, болезное, смертное. И все они заслуживают помощи и спасения, потому что они — люди.

И вот я думаю про этих людей в хороших костюмах, которые хотят сейчас запретить ввоз на территорию России американских препаратов (а они понимают последствия и прекрасно знают, что это означает для российских пациентов, — я видел этих людей в хороших костюмах и не замечал среди них слабоумных, все они сплошь умны, а порой чрезвычайно, исключительно умны), — так вот, впервые я думаю, обязан ли я оказывать им впредь медицинскую помощь лишь на основании того, что они живые люди, а я работаю врачом, или же правильнее им отказать?

Нюта Федермессер, учредитель благотворительного фонда помощи хосписам «Вера»

(…) Мы уже пережили кучу войн, терактов, дебильных законов, собственных ошибок, пережили — и живем дальше. Мы живучие, и память у нас короткая. Мы малообучаемы. Поэтому опять, когда Дума инициировала закон о запрете на ввоз препаратов и медоборудования американского производства (а, кстати, масса неамериканских компаний имеет производства в США), мы смотрим на это, словно на зоопарк, не понимая последствий. «И этот идиотизм мы переживем», — думаем мы. «Надо же, — думаем мы, — Сколько же дебилов и мудаков собралось в самом центре Москвы». Мы думаем про это спокойно и смотрим на это как бы уже из «потом», когда мы и этот ураган уже пережили...

Фото: аккаунт фонда «Подари жизнь» в Вконтакте

Все верно, это и есть зоопарк. Только они смотрители, а звери — мы. Очень важно иногда вспоминать, кстати, что звери сильнее. И что зверей больше... Несколько сотен детей, которых мы годами переводили из отделений реанимации домой, постепенно обучали их родителей работать с аппаратами вентиляции легких, с откашливателями и прочим непростым оборудованием, чтобы их дети могли иметь детство, ходить на улицу, в школу, даже в бассейне чтобы могли плавать на аппарате ИВЛ, — так вот несколько сотен этих детей уже несколько лет живут на американском оборудовании с американской расходкой.

Но Дума не думает про несколько сотен детей, которых придется снова выдернуть из дома и передать в отделения реанимации. Дума не думает про то, что этих детей снова придется навсегда закрыть в отделениях реанимации по всей стране, навсегда снова отделить их от мам, как в концлагере, потому что в реанимации по-прежнему не пускают, потому что Дума по-прежнему не внесла поправки в закон о посещении реанимаций.

Что для Думы несколько сотен детей? Если каждого члена Думы выбрали несколько миллионов взрослых... Для Думы важна геополитика. Дума думает стратегически и на годы вперед, а несколько сотен неизлечимых детей — это здесь и сейчас. (…)

Просто маленький далматинец с сердечком на мордочке. Как мило! Вот его Инстаграм: https://www.instagram.com/hi.wiley/?hl=en

Первым прыгал Фрэнк. Он знал до травинки эту топкую местность. Затем - старик Кальян. Третьим был совсем молодой парнишка по прозвищу Вишня. Четвертым - лейтенант Густав, а пятым - инструктор Тесто.

"Вы должны быть как тесто, тогда ни один удар не сможет сломать ваши кости", - говорил Тесто своим ученикам в спецшколе, где одним из лучших был Вишня. Видимо, с легкой руки учителя он и попал в эту крайне опасную экспедицию. Сам Тесто мог разобрать себя по суставам, пролезть буквально в замочную скважину, прекрасно владел всеми видами оружия и выдерживал килотонные нагрузки. "Тесто - твой щит и меч. Тесто стоит целого полка, - напутствовал Густава легендарный генерал В. П., - там, в болоте, ты еще поблагодаришь меня за таких головорезов". Теперь их называли "Группа Густава". Маленький, но тренированный отряд истребления. В последние годы войны командование сменило тактику: вместо больших карательных отрядов в заклятые районы забрасывали небольшие диверсионные группы от трех до семи человек. Когда вертолет скрылся за вершинами деревьев, десантники разобрали вещи и, сориентировавшись, двинулись на север, к болоту.

Через час впереди неожиданно показался просвет.

- Пришли, что ли, - удивился лейтенант, - рановато…

- Да, до болота по карте сорок кэмэ, - протянул Вишня. Они вышли на опушку и увидели вместо болота большое овсяное поле, а за ним несколько домов.

- Лейтенант, тебе не кажется, что мы попали в точку? Ведь на карте нет этой деревни, - произнес Тесто.

- А ты что скажешь, Фрэнк? - лейтенант расстегнул планшет и достал карту.

- Это может быть ложная деревня…

- Во всяком случае, на карте ее нет, - подтвердил лейтенант и менее решительным голосом спросил: - Пойдем, что ли, посмотрим? И группа цепочкой потянулась к деревне.

- Смотри, летит… - Фрэнк испуганно присел, - я же говорил… Они увидели фигуру женщины, быстро передвигающуюся в сторону деревни.

- Да велосипед это, - рассмеялся Вишня, - там дорога… Вот уж, у страха глаза велики…

И они вышли на обыкновенную проселочную дорогу, слегка помятую колесными тракторами.

- Видите, ни танков, ни вездеходов, - разглядывая следы, сказал лейтенант, если мы найдем знаки, можно вообще не волноваться.

Но знаков не было. Даже возле ворот. За оградой, неподалеку от первого дома, копался в земле старик. Они подошли, поздоровались. Старик не удивился, только спросил:

— Издалека?

Да. — Лейтенант показал наверх.

— А, дешант, — прошамкал старик, - в Аброшово ваш давно шдут.

— А… откуда узнали? - удивился Фрэнк.

Шороки летают. Шаль, угоштить ваш нечем. Колодные небошь. Фон там, ф крайнем доме, - старик показал вглубь деревни, - Люшя живет. Ее дошка только што на велошипеде проехала. Они и накормят, и обшохнете там.

- Спасибо, дед. Дай Бог тебе здоровья.

Дальше Кальян внимательно осматривал каждую калитку, но даже намека на знаки не было.

- Мне это не нравится, - сказал он.

- Мне тоже, - Фрэнк усмехнулся.

- А тебе-то что? - спросил лейтенант.

- Во-первых, я здесь жил, но не знаю ни этой деревни, ни этих мест… Во-вторых, найди здесь хоть одну животину. Корову, козу, кошку или… собаку. Не лает ни одна. А голода здесь не было. Найди животное, тогда я поверю…

Пока они шли через деревню, выглянуло солнце. У крыльца последнего дома стоял велосипед и рядом с ним в решетке теней сидела кошка.

- Полюбуйся, - лейтенант показал на кошку, затем крикнул: - Эй, хозяева!

Дверь почти сразу распахнулась, навстречу вышла девочка-подросток, в руках она держала тряпку и ведро.

- Здравствуйте, - лейтенант улыбнулся, открывая калитку.

- Здрасьте. Мама вас ждет, заходите…

Она спустилась по ступенькам и выплеснула ведро под дерево.

- Ясно, - шепнул Фрэнк.

- Что? - лейтенант посмотрел под ноги.

- Тени… - чуть громче сказал Фрэнк.

И все увидели: ни девочка, ни кошка теней не отбрасывали. Только темный силуэт ведра скользил по земле, прыгал по ступеням. Входя в дом, лейтенант и Вишня незаметно сняли предохранители, а Тесто подготовил огнемет. Ему не нужно было залезать в рюкзак - вентили на баллонах были открыты с момента заброски, только в сумке: обнажить запал и снять колпачок. "Вишня - умница, - Тесто невольно залюбовался своим учеником, - ни капли волнения на лице". Они прошли через темные сени на кухню. Хозяйка суетилась около стола.

- Мы сразу узнали - десант. Как вертолет ваш увидели. Ой, да что я… Вас же в Абросове ждут. Ну, перекусите хоть…

За стол сели все, кроме Вишни - не хватило одного стула.

- Садитесь. Зина, принеси стул! - крикнула хозяйка.

- Я сам, сам, - Вишня вошел в комнату, где возилась Зина, и закрыл за собой дверь.

- А что в Абросове? - спросил лейтенант.

- Я думала, вы знаете… - хозяйка прислонилась к стене, - там же полдеревни вырезали. Разве вы не по их сигналу?

Внезапно дверь в комнату распахнулась и появился Вишня.

- Пали! - заорал он, на ходу застегивая штаны - Пали! - и прыгнул к выходу. Струя огня вылетела из рук Теста и рассыпалась, ударившись о хозяйку. Когда ее лицо поползло, обнажая черное, группа была уже во дворе. Они снова прошли по деревне, подожгли все дома и на последней калитке начертили охранный знак.

— А я ей воткнул, — сказал Вишня, — и не в спину, а в…

— Что? — Лейтенант остановился.

- Вхожу, а она голая на диване сидит… Я подошел, а она меня за руки тянет: ложись, отдохни, и губами по шее, по щеке… Ну, я сделал вид. А потом вместо члена- колышек… Она сразу растеклась, желе как желе. И завоняла. Вон, чувствуешь?

Фрэнк понюхал рубашку и отшатнулся:

- Как ты можешь?! Давай я тебе свою…

- Ничего, выветрится, - перебил Вишня, - или Кальян заколдует.

Они вернулись на опушку леса.

- Отдых, - сказал лейтенант, падая на землю. Он перевернулся на спину, выгреб из-под себя несколько сосновых шишек и ослабил ремни. "Надо было больше "осиновых" взять, - думал он, глядя, как на фоне темного неба прыгают по листьям деревьев красные отблески, - правильно говорят старики: на один патрон с разрывной пулей - один с осиновой".

- Всем спать нельзя. - Лейтенант приподнялся, - установим дежурство. Вишня - первые два часа, Фрэнк - вторые. Тесто – третьи.

Они долго не могли заснуть. А только заснули - заорал Фрэнк.

- Стой, стрелять буду!

- Ты что?

- Там, в кустах… шевелилось…

- Мало ли что в кустах, птица какая…

- Но я слышал…

- Фрэнк, страх тебя погубит… - Вишня повернулся на бок.

- А тебя самоуверенность, - огрызнулся Фрэнк.

- Что вы говорите, сами не понимаете, - зашипел Кальян, - типун вам на языки, дураки, не знаете, где находитесь…

Утром появился туман. Наскоро позавтракав, десантники отправились в путь. Им повезло, дорога, ведущая в деревню, огибала край поля и другим концом указывала на север.

— Так мы дня за два дойдем к этим… — лейтенант вытащил из планшета карту и прочитал, — Гладким Мхам.

Первый привал сделали у ручья, темная торфяная вода которого напоминала чай. Холодный чай с запахом дезинфицирующих таблеток, предварительно брошенных в кружку. За ручьем дорога распадалась на две: основная, более накатанная, поворачивала на запад, а вторая, более узкая и заросшая, - по-прежнему вела к болоту. Вскоре она превратилась в едва заметную тропинку. Когда до болота осталось около десяти километров, группа расположилась на ночевку, выбрав место повыше да посуше. В этот раз они разожгли костер. Мокрое дерево шипело и трещало, выбрасывая в небо крупные искры. Вокруг шумели березы, где-то внизу, возле тропинки, пели лягушки. Дежурили по очереди, ночь прошла спокойно.

К середине следующего дня они вышли на Гладкие Мхи. Лес резко обрывался. Ярко-зеленое неподвижное море расстилалось перед ними. Ровную поверхность нарушал лишь ряд высохших белых стволов.

- Ну и болотище, - пробурчал Вишня.

А Фрэнк вытянул руку в сторону сухих деревьев.

- Там гать.

Перед болотом решили отдохнуть. Фрэнк встал первым, прошел чуть вперед и, выдернув с корнем мшистый губчатый кусок, вытер им лицо. Темная торфяная вода потекла по руке, источая запах тухлого мяса. Фрэнк понюхал и почувствовал тошноту. Он отбросил мох, начал вытирать руку о куртку, но запах, казалось, пропитал все вокруг. Фрэнк подошел к тому месту, откуда он выдернул мох, и увидел в глубине под коричневым слоем белое дно. Он присел и поднял целый пласт мха. Бледно-синие тела мертвых людей, сваленных друг на друга, были прикрыты этим зеленым ковром. Он перебежал и дернул в другом месте. Там ему удалось выдернуть совсем немного, и в лунке Фрэнк увидел распухшую ладонь, которую заполняла коричневая жидкость. Его вырвало. Он захрипел и, не утираясь, побежал. Лейтенант проснулся, крикнул:

- Стой, стой, ты куда?

Фрэнк прыгал с кочки на кочку, ничего не воспринимая, прыгал до тех пор, пока из-под ног не ушла земля и темно-коричневое небо с чавканьем не закрыло над его головой свою дверь.

- Что с ним, Кальян? - спросил Вишня.

- Теперь уже ничего… - Кальян снял шлем, - теперь уже все равно.

- Это, наверное, расплата за деревню, - Вишня повернулся к лейтенанту, - зачем мы сожгли всю деревню?

- Слушай, Вишня, - лейтенанта явно раздражали подобные вопросы, - я тебе снова говорю: мы сожгли ложную деревню. Ты же видел - ни одного знака на подъезде. И не ты ли милашке, что на велосипеде была, колышек вставил?

Вишня молчал.

- Тесто, ну что, я не прав?

- Да, Вишня, - неохотно выдавил Тесто, - они все были оборотни. Пусть земля будет ему пухом.

- Земли там нет, - мрачно произнес Кальян, кивая в сторону болота.

- Мы не пойдем через гать. Пойдем в обход, лесом, - тихим голосом сказал лейтенант. - Отметь дерево…

- Стоп. Сначала надо сделать крест, - перебил Кальян, - а потом пойдем.

Довольно быстро Тесто срубил березу, вогнал кол в землю и кожаным ремнем прикрутил к нему перекладину.

- Сориентируй, - буркнул Кальян, - боком к болоту, на восток.

Дальше они шли медленно, по кочкам, вдоль границы леса и болота. Кальян крестил каждое дерево, подозревая оборотней даже в птицах.

— К железке надо успеть до темноты, — сказал лейтенант, сказал лишь для того, чтобы разорвать тишину, нависшую над группой, ибо каждый знал, что надо успеть до темноты, - здесь, слава Богу, поздно темнеет.

Вдруг Тесто остановился:

- Посмотрите!

И все увидели недавно сделанный Тестом крест.

- А вот и за…

Тут он замолчал. На зеленой плоскости болота метрах в двадцати от группы стоял Фрэнк. Он стоял неподвижно, в мокрой одежде, покрытой коричневым налетом, его руки безжизненно висели вдоль туловища, а глаза, словно две черные звезды, пугали и притягивали.

- Чур, чур, - забормотал Кальян, крестя воздух, а лейтенант произнес:

- Ничего, - шагнул вперед и тут же почувствовал холод в сердце.

В это время загрохотал автомат Вишни. На груди Фрэнка запрыгала в такт выстрелам одежда, казалось, крупный горизонтальный дождь теребил ее. Лейтенант тоже поднял автомат…

Фрэнк медленно развернулся и, словно не ощущая рвущих его тело пуль, пошел к центру болота.

- Почему? - Вишня опустил автомат.

- Спроси у болота, - усмехнулся Кальян.

- До темноты нам не успеть. Уходим к прошлой стоянке, - лейтенант направился в глубь леса, и все пошли за ним. Они шли быстро, почти бежали. Постепенно сгущались сумерки.

- Через час придет, - сказал лейтенант. - Но…

Впереди показался просвет.

- Болото, черт. Мы снова вернулись. А… - он остановился так резко, что Кальян чуть не налетел на него. Прямо перед лейтенантом, словно гриб из земли, вырос Фрэнк. Фрэнк улыбался. Из разорванного пулями горла, словно черви, высовывались жилы. Тесто вышел вперед и воткнул в дыру на его груди заостренную осиновую палочку.

- Не исчезает, - хмыкнул Тесто. Его голос заставил лейтенанта очнуться.

- Он хочет пойти с нами… - нервно хихикнул Вишня.

- Он не пойдет, лейтенант, - послышался голос Кальяна, - но и мы не избавимся от него. Мы будем ходить по кругу, пока… пока не принесем жертву.

- Давай, если жертва помо… - тут лейтенант понял, какую жертву подразумевал Кальян, - ты что!.. Уж лучше по кругу, пока все не сдохнем. Да и кто из нас согласится?

- Пока не сдохнем, - повторил Тесто, - или, может, кинем жребий.

- Нет… Нам надо отдохнуть. Только отойдем от этого. Ну и вонища…

Десантники направились в глубь леса.

- Далеко не заходим, - сказал Кальян, - остановимся здесь. Все же суше.

Завернувшись в плащ-палатки, они присели на влажный мох. Но не прошло и пяти минут, как, беззвучно пробравшись между деревьями, к ним подошел Фрэнк и стал рядом, прямой и неподвижный, словно ствол дерева.

- Я же говорил, - произнес Вишня, - Фрэнк с нами. Тесто, а может, его сжечь?

Все отошли на край полянки, а Тесто поднял трубу огнемета. И сноп огня окутал Фрэнка. А дальше произошло совсем непонятное - огонь переметнулся на рюкзак за спиной Теста.

- Ааа! - заорал он, повалился на землю, чтобы сбить пламя, стал расстегивать ремни, но раздался оглушительный взрыв, и огонь охватил поляну. Было ясно - Тесто мертв.

- Наверно, разгерметизировались баллоны, - предположил лейтенант, глядя на огромный костер.

- Или болото приняло жертву, - Кальян снял шапку. - Пошли. - В отблесках огня он увидел слезы на лице Вишни. - Терпи, тебе еще многих хоронить…

Они шли вдоль болота всю ночь, а на следующий день, лишь к вечеру, впереди показалась насыпь. Старая железная дорога тянулась, пересекая болото, делила его на две части. Она была границей "заклятых" мест. Прорвав ее, группа прорывала Пентаграмму, и все болото, да и лес за ним, становилось "разрешенной" территорией.

- Пойдем по шпалам на середину болота, - сказал Кальян, - мне кажется, там наиболее тонкое место.

Когда лес превратился в темную полоску на горизонте, они остановились. Лейтенант потрогал блестящие рельсы.

- Странно, словно поезд прошел. А мы не видели.

- Это ТАКОЙ поезд… - сказал Кальян.

- Какой - такой? - спросил Вишня.

- Лучше не спрашивай, не накликай. Видишь, - Кальян пнул ногой мертвую птицу, лежащую между рельсами. - Она, может быть, еще теплая.

- На ту сторону не переходить, - лейтенант разложил перед собой карту и инструкции, - ишь как нас водило… Вот и ТА сторона, - он вспомнил ту сторону, где никто не называл его "лейтенант Густав", где у него было имя, красивое имя. Еще было приятное и теплое… словно настоящая жизнь. Надо вспомнить имя, и тогда я смогу спокойно перебежать, а если будут стрелять по мне вдогонку, пули пролетят сквозь меня, ведь я буду легче воздуха. Там все имели другие имена…

- Вишня, а ты видишь сны? - спросил лейтенант.

- Ну, вижу… - Вишня удивленно посмотрел на него.

- Что ты видишь?

- Так, - Вишня пожал плечами, - в другой раз.

- Но ты знаешь свое имя?

- Зачем? - Вишня привстал. - Лейтенант, ты что? - Он попятился. - Положи карту, лейтенант…

- Имя… имя, - лейтенанту казалось, что в голове проявляется, словно на фотобумаге, опущенной в проявитель, появляется смутно: М…ил, затем четче и четче: Михаил. - Все! - он развернулся, наступил на рельс, но в это время мгновенно вырос за ним черный силуэт поезда, и лейтенант упал. Его несколько раз перевернуло под колесами, выбросило на несколько метров окровавленную руку, и голова, волоча за собой полуоторванную нижнюю челюсть, медленно скатилась с насыпи. Поезд исчез так же внезапно, как и появился.

- Хоронить не будем - сказал Кальян через несколько минут. - А вот колышек забить надо бы.

Вишня недоуменно посмотрел на него.

- Всякое может вырасти на земле, где пролилась кровь, - разъяснил он. - Затем мы должны сколотить крест и положить его на рельсы. Беги до лесу, возьми дерево, - голос тщедушного Кальяна стал жестким, он гремел над насыпью грозовыми раскатами, и мелкий щебень сыпался в траву. - Нам надо успеть до заката, иначе… Пойдешь по шпалам, не вспоминай. Поезд чувствует воспоминания, как акула кровь.

Вишня побежал к ближайшему лесу, а Кальян уселся под насыпью и начал вспоминать. Ему было что вспомнить, и его не пугала черная громада, остановившаяся за спиной. Кальян знал все имена, которые ему давали: Илья, Лука, Федор, Андрей. Когда имя меняли и жизнь начиналась снова, воздух наполнялся запахами, а цвета становились яркими настолько, что приходилось щурить глаза. Словно смотришь на солнце. "Вспомни, что было с тобой, когда ты еще не родился", - он вспоминал старинный китайский коан - почти что хлопок одной ладонью. А если попробовать вспомнить…

Вишня к тому времени уже шел назад. Он видел на фоне черной громадины поезда маленькую, освещенную солнцем фигуру старика Кальяна. "Он вспоминает, чтобы отвлечь от меня поезд", - догадался Вишня. В это время поезд накренился, навис над Кальяном и рухнул под откос.

Облако черного дыма словно вырвало часть пейзажа. Вишня бросил на пути две жердины крест-накрест, развернулся и побежал назад, словно пытаясь догнать уходящее солнце. "Мы сделали все, что могли, и теперь надо доложить. Пентаграмма прорвана, везде свои, рано или поздно я встречу людей, бояться нечего…" Но в последний раз на болото Вишня посмотреть не рискнул. Мистический ужас не позволял повернуть голову.

Он заснул, словно умер, в лесу, в нескольких километрах от пересечения линии электропередач и железной дороги. А когда проснулся, вовсю светило солнце и прошлое казалось жутким сном. Он умылся в ручье, вышел на насыпь и легко зашагал по шпалам. "Где-нибудь через день я встречу людей", - подумал Вишня. Но людей он встретил раньше. В небе над путями неожиданно появился вертолет. "Меня могут не заметить, - испугался Вишня и начал подпрыгивать, кричать, размахивать руками. - Неужели они нас встречают?" Он увидел на брюхе вертолета номер 324, тот самый, что забрасывал группу. Радость наполнила его сердце. Но вдруг ствол крупнокалиберного пулемета, снизу казавшийся безобидным усиком, дернулся несколько раз, пыхнул красно-серым, и Вишня почувствовал, как пули разрывают его тело, прибивают к земле острыми осиновыми кольями…

- Тебе не показалось, что это был парень из группы Густава? - пилот повернул голову к стрелку, - помнишь, дня три назад мы их забрасывали?

- Чепуха, по этому пути еще никто, кроме оборотней, не возвращался, - сквозь шум мотора прокричал стрелок.

Акишев объяснил, почему в Казахстане планируют запретить криптовалюты

Нацбанк РК нацелен прямо запретить покупать криптовалюту за национальную валюту, запретить биржи криптовалют, любые формы ICO и майнинг.

Сотрудничество в сфере кибербезопасности, а также криптовалюты обсудили главы центробанков стран Евразийского экономического союза (ЕАЭС) на заседании Консультационного совета по валютной политике государств ЕАЭС. Председатель Национального банка РК Данияр Акишев в интервью «Российской газете» объяснил, почему в Казахстане планируют запретить криптовалюты.

«У нас есть четкое общее понимание: это не деньги, не мера стоимости, их нельзя использовать для платежей. Криптовалюта — это высокорисковый инструмент, который в основном служит для спекуляций, получения быстрого дохода. Все руководители центральных банков отметили, что криптовалюты представляют угрозу с точки зрения противодействия отмыванию преступных доходов, так как к ним неприменимы отработанные механизмы контроля», — пояснил Акишев.

«Если мы увидим, что какие-то организации превращают криптовалюты в инструмент отмывания, наши действия должны быть жесткими, — такой консенсус есть. Пристально изучив международный опыт, мы увидели, что до сих пор многое остается неясным, прежде всего с точки зрения огромнейших рисков для граждан. Трансграничный характер криптовалют означает достаточно усеченную возможность государства их регулировать. Поэтому Национальный банк Казахстана нацелен на то, чтобы прямо запретить покупать криптовалюту за национальную валюту, запретить биржи криптовалют, любые формы ICO и майнинг», — рассказал он.

«В Армении уже введены жесткие ограничения. В России, если я правильно понимаю, по этим вопросам мнения разделились, и дискуссия продолжается. Единственной страной ЕАЭС, решившийся ввести все операции с криптовалютами в правовое поле, является Беларусь, которая в этом плане, наверное, рассчитывает на большие рынки вокруг, в первую очередь российский».

— Иначе говоря, вряд ли в ЕАЭС сложится общий подход к цифровым активам.

— Я думаю, что об этом можно будет сказать через год-два, пока же мы просто находимся на разных этапах восприятия этого явления. Мы были бы очень рады, например, если опыт Беларуси окажется исключительно позитивным, но сейчас, наоборот, видим очень большие риски в криптовалютах, до конца еще адекватно никем не оцененные. В любом случае очевидно, что если завтра вдруг будут потеряны активы частных инвесторов на бирже криптовалют, деятельность которой признана государством, то, скорее всего, этому же государству придется за это отвечать, — ответил Данияр Акишев.

— Почему бы не разрешить хотя бы ICO на контролируемых площадках, как планируют в России?

— Мы сознательно выбрали такой консервативный подход. Есть и еще более жесткий подход — прямо признать криптовалюту, допустим, воздухом. Ведь нельзя купить воздух над Москвой-рекой. Точнее, можно, если вы найдете группу людей, которая признает, что этот воздух — ваш, но, с точки зрения государства, эта сделка ничтожна, права на этот воздух ничем не гарантированы, — отметил глава Нацбанка РК.

Источник: https://news.mail.ru/economics/33106369/?frommail=1