TonyVecher

В главной хижине так приятно. Наконец-то прохлада!

– Твой путь прошёл хорошо, дитя?

Лия улыбнулась подростку. Её пожилое, округлое лицо изогнули морщинки, и от этого стало чуть легче.

Может, она – настоящая?

– Да, Мать, я был в порядке. – Джейк соблюдал ритуал.

– С чем ты встретился, пока шёл домой, дитя? Увидел что-то… интересное? – Лия едва заметно моргнула правым глазом, наливая ему чай.

– О, я встретил мудрого человека, который мне рассказал… одну историю.

Джейк всё ещё внимательно следил за её глазами.

– Как интересно! Расскажи мне эту историю… дитя! – Лия подала ему чай и отчётливо подняла брови, произнося последнее слово.

Джейк понял. И начал рассказывать правду. Не спеша, конечно.

– Ох, Мать, это был очень сложный путь – он нахмурился и потряс головой. Дольше, чем следовало для такой простой фразы.Помолчал. Пригубил чай. Вкусный.

Лия помрачнела. Джейк продолжал.

– Сначала меня не хотели выпустить из деревни. Мне задавали вопросы. Сама понимаешь, Мать. Такое горе… – он горестно вздохнул и чуть прикусил нижнюю губу. Как будто обсуждают что-то грустное.

Лия тоже прикусила нижнюю губу. Всего на секунду. Но Джейк увидел. И понял правильно.

– Ай, дитя! Такое горе! Я слышала передачу, просто ужасное несчастье! Как твои родные, любимые? Как деревня? – Лия помассировала безымянный палец левой руки и горестно вздохнула. – Такое несчастье!

Они оба прекрасно знали, с чем играют. И что на кону.

Захватчикам не были нужны штурмовые отряды или боевые корабли. Землян-военных не осталось сразу же. В первую минуту. Тогда случился шторм. Небо стало красным. Только на минуту. А потом пришли Вершители. И никто из нас не смог им возразить.

Потянулся к оружию – смерть.

Погрозил кулаком небу – смерть.

Оружие ржавело.

Любой, кто просто произносил неправильное слово, исчезал через секунду. Лазеры на орбите, соединённые с миллиардами подслушивающих и подсматривающих нано-ботов. Они были везде. В любой ткани, в любой еде, воде. В его одежде, в этой самой палатке. Они ловили каждое слово, каждый жест. Прямо здесь и сейчас их были минимум тысячи, по опыту Джейка. Повсюду. Ни одного места без контроля. Всё наблюдалось, обрабатывалось и ответ всегда был мгновенным. Кто-то экспериментировал в нужниках – смерть.

Выжившие… очень осторожно нащупывали путь. Намёков, жестов, иносказаний.

Однажды в детстве Джейк видел торговца на рынке: тот хвалил свои товары. Глиняная посуда. Простые пиалы и тарелки. Торговец как раз показывал блюдце очередному покупателю, когда в него просто ударила ярко-красная молния.

И торговец – исчез. Лишь брызги красного на стенах хижин и одежде прохожих.

Мать тогда сказала: «Не смотри! Ай-ай! Это Вершители, поделом ему. Нельзя такое говорить. Пойдём, постираем одежду!»

И глазами показала: молчи!

Потом это много раз снилось ему. То самое слово, за которым ударила молния. Торговец сказал его не подумав. И умер мгновенно.

Урок. Джейк усвоил много уроков с тех пор. Он повзрослел. И боялся только проговориться во сне. Разговаривать во сне, сказать не то, что можно…

И днём он взвешивал каждое своё слово.

– История мудрого человека, Мать! Хочешь, я расскажу тебе её? – он сложил пальцы домиком и нахмурился. Они смотрели друг другу в глаза.

Лия тепло улыбнулась ему и тоже сложила руки вместе. Положила на пальцы подбородок, упёрлась локтями в стол.

– Да, дитя! Пожалуйста, расскажи мне эту историю от мудрого человека!

Джейк глубоко вздохнул и повёл плечами. Это не было тайным знаком. Он просто собирался с мыслями.  Он начал:

– Человек, которого я встретил, он был из ничейных, из странников. Из тех, кто не живёт в хижинах. И он загадал мне загадку: что легче пера, но тяжелее железа?

Лия снова улыбнулась и отпила чай.

– Что же ты ответил ему, дитя?

Джейк слегка повёл правым плечом. Это был знак.

– Я сказал, что это правда, Мать.

Оба прислушались. Обычный шум улицы. Крики торговцев, гомон детей. Скрежет водокачки. Давно надо её смазать. Обычный шум. И они ещё живы.

Лия улыбнулась шире:

– Так ты отгадал его загадку, дитя? Это был правильный ответ?

– Да, Мать! Он похвалил меня и в награду рассказал мне удивительную историю. Послушай, прошу!

Джейк потрогал свой нос левой и почесал уши обеими руками.

Лия с трудом скрыла своё волнение. Это было очень серьёзно. Важны детали! Детали, чёрт возьми!

– Он сказал, что знал одного человека, и у него было девять котов, Мать. – Джейк пристально посмотрел на неё – Представляешь, целых девять котов! Это очень много котов, верно? Столько сейчас ни у кого нет, правда?

– А почему… «было», дитя? Что же случилось с этими… котами? – у старухи запершило в горле, и она снова отпила из чашки.

Джейк тоже сделал глоток чая и скрестил руки. В этот раз пальцы он сложил иначе.

– Два кота убежали от него, Мать. Мало было еды и они... убежали.

Многозначительный обмен взглядами.

– То есть у того человека осталось… семь котов, верно, дитя? – Лия не поменяла позу. Это она знала. И Джейк знал.

Они молча выпили чая за павших, глядя друг другу в глаза.

– Да, Мать. У того человека осталось семь котов. И все они очень хотели… есть.

Джейк потёр мочку левого уха, смотря прямо в чашку.

Лия, против воли, нахмурилась. Едва сдерживаясь, она спросила:

– Два кота это ещё не девять котов, дитя! Что же случилось с остальными? Почему это история о человеке… у которого – она выделила голосом следующее слово, хотя это был лишний риск – было… девять котов?

В глазах Джейка на секунду вспыхнула злость. Мгновенный порыв. Такая умная – и такая... Он ведь рисковал всем, придя сюда. Собой, близкими.... Джейк сделал глубокий вдох.

Как мог, успокоился и продолжил столь же спокойно, как и перед этим.

Просто беседа. Ведь жучки ловят эмоции. Ловят сердцебиение. Иногда из-за неправильной фразы лазер стирал целые деревни. Нет времени обижаться и что-то доказывать. Что-то проверять. Есть только время закончить историю.

– Да… Мать… У человека осталось тогда семь котов. И они все... убежали.

Взгляд Лии остекленел.

– Но один кот, он оказался особенным. Волшебный кот – как в той сказке. Кот… в сапогах, представляешь?

Глаза Лии сузились.

– В сапогах? Кот в сапогах, как в сказке? – Лия с трудом сдерживалась.

– Да! Кот – в сапогах.

Джейк закончил фразу и приготовился к смерти. Сделал ещё глоток чая. И снова подождал. Он нервничал всё сильнее. Пульс повышался. Эта палатка начала давить на него. Он должен выйти отсюда – скорее! Даже в Пустошах было не так страшно, как сейчас, посреди мирной деревни.

Так сильно хочется жить, когда смерть ищет тебя по биению твоего собственного сердца.

Эта смерть не злая. И не добрая. Просто слепая, что запрограммирована ловить тебя на слабостях. Она идёт лишь на запах твоего собственного страха…

Джейк чувствовал, как потеет всё сильнее.

– Я лучше пойду, Мать – сказал он Лии, поставив чашку на стол. Чай кончился.

– Да, дитя – сказала Мать деревни – Выйди на воздух и подыши. Мне очень понравилась твоя история. Так много котов… И тот, особенный. Это очень… интересно.

Её голос предательски задрожал.

– Иди!

Она не встала. Все свои силы – чтобы сдержать слёзы. Нужно держаться. Так много молодых…

Молния ударила в Джейка рядом с её палаткой. Край палатки тлел.

Лия закрыла глаза, пережидая волну жара.

Она должна держаться.

Сообщение нужно передать.

Ведь у нас появилась надежда.

Акт первый.

«Сначала они тебя не замечают».

– Это отличная идея, Свет! Одними феминитивами мы это патриархальное болото не расшевелим! Так держать, девчонки! Больше свежих решений.

Хорошая атмосфера на сегодняшнем собрании феминисток. Все спокойные, никто не кричит, всё конструктивно обсуждается. Чувство безопасности. Критика, если есть – без перехода на личности. Похвала – искренняя.

– Серьёзно, Свет, иди с этой идеей на выборы – однозначно проголосую за тебя!

Дружный добродушный смех.

Улыбки, вкусный чай, разговоры, выступления, предложения.

Постановили – продвигать! В соцсети и на фем-ресурсы закинуть.

А правда – почему только отчество?! Отцы всех рожают, что-ли? Воспитывают, создают человека.

Матчеству – быть!

Акт второй.

«Потом смеются над тобой»

Андрей закашлялся от смеха и поднял взгляд от смартфона.

– Ребят, это пипец! Реальный прикол, сейчас перешлю всем. Ой, не могу! Эти безумные фемки снова отчебучили! Прикиньте, хотят, чтобы в документах указывали не только отчество, но и… «матчество»! Типа как тебя по матери зовут! Это типа получается… Нинович?! Боже, ну что за бред? Вот им реально делать нечего! А как бы тебя звали, Михалыч?

– По матери ты меня лучше не зови, Андрюш, не дорос ещё! – седой мужчина ухмыльнулся, в курилке оценили шутку, заржали.

Гася сигарету, он задумчиво добавил – Но правда, что за чушь придумывают. Одни активисты да креативщики в стране, работать некому. Заводы стоят! А им матчество подавай. Других проблем нет? Идиотки, чесслово!

Коллеги снова хохотнули.

В дальнем углу Маша из бухгалтерии задумчиво закурила вторую подряд.

Акт третий.

«Затем борются с тобой»

Популярный телеведущий продолжал повышать тон. Профессионал! Уже почти час орёт на участников ток-шоу и ещё часа два в таком режиме может. Зрителям его гнев и энергия казались искренними, но на самом деле ему было всё равно – и на гостей и на тему. Хотелось домой и борща. Но сначала – окончательно закрепить свой ораторский успех. Пропесочить этих дур на потеху аудитории.

Он ещё прибавил громкости, подходя к краю подиума и возвышаясь над худощавой женщиной.

– Конечно же мы любим и уважаем наших матерей! Но это же чушь! Это просто бред! Хайп, как говорят детишки! И что вы обсуждаете – это же не может быть серьёзно! Это – детский сад, вторая группа! Вы просто отрабатываете гранты свои вонючие, подачки из-за океана! Вам присылают же деньги из-за рубежа, даже не пытайтесь тут вертеться! В посольство ходите, как на работу? И хотите, чтобы мы вам верили? Чтобы серьёзно слушали про чушь эту вашу? Что ещё хотите? Родитель номер два, чтобы было, как у них – у толерастов этих гейропейских? Гомо-парад на могилах предков – не допустим! Вы уж лучше уезжайте – к ним, к дуралеям своим родненьким! Сестра в Германии живёт? Живёт! А вы что не живёте? Что вам не живётся-то спокойно, что вы у нас-то воду мутите? Гадите в чистую воду нашу – зачем?! – Ведущий осклабился, поднял брови и комично развёл руками. Аудитория в студии зашлась хохотом.

– Нет такой проблемы! Нам, нормальным людям, ваши бы проблемы, да? Матчество им в паспорте не указывают, представьте себе! Всё! Потоп и апокалипсис! Так я вас удивлю – но и не указывали никогда! Ни-ког-да! Представляете?! А почему? А потому, что традициями мы живём! – студия согласно загудела – И предков своих – не предадим! Просто непонятно – вот как вы, неглупая, вроде, барышня, такую чушь можете серьёзно нести?

Дождавшись, когда ведущий переведёт дух и приветливо раскланяется на аплодисменты, девушка поднялась. Это было нарушением регламента съёмок, но она уже устала от этого идиотского спектакля. Типичный альфа-мужлан, купающийся в обожании. Глухой ко всему, кроме лести и смс об оплате.

И ведь в эфир пройдёт лишь то, что захотят на студии.

Может, и не надо было сюда приходить – лучше было бы встретиться с девчонками из движения?

Но она уже здесь.

Её микрофон режиссёр специально сделал потише, и она уже поняла этот приём. Так что приготовилась и сказала: громко и отчётливо.

– Хватит нести чушь! Мы – требуем! У нас уже четыре миллиона подписей всего за неделю и мы… – здесь микрофон ей выключили окончательно, а ведущий показал танец маленьких утят, продолжая балаган.

Акт четвёртый.

«А потом ты побеждаешь».

Посетитель паспортного стола был из нервных. Озирался у дверей, бормотал что-то себе под нос, к стойке информации за талоном не шёл.

Понятное дело – из этих, не принимающих. Вера отчётливо улыбнулась мужчине и по громкой связи позвала начальника:

– Виталий Валентинович, подойдите к входу, пожалуйста!

Андрей скривился – Валентинович! И не поймёшь – это отчество у него или матчество. Скорее второе – чиновник же. Хотя, сейчас как хочешь себя можно называть. У кого в мамах Саши и Жени, ещё нейтрально звучит. Оформлять новый паспорт Андрей не хотел.

Надеялся договориться – мужики с работы говорили, иногда можно.

Приятный, слегка округлый мужчина в костюме подошёл к Андрею и улыбнулся:

– По матушке, по матушке, конечно. Вижу, что думаете. Да, маму мою Валентина зовут. Добрый день!

Посетитель кивнул. А Виталий Валентинович продолжил:

– Я, кстати, без отца вырос. – помолчал – Так что мне нововведения госпожи президента вполне по сердцу. А Вам, полагаю – новый паспорт нужно оформить? – он говорил спокойно – без вызова и сарказма.

– Да. Паспорт. Нужен. – он замялся – А может, можно как-нибудь, ну, Вы понимаете...? – он поёрзал.

– Без… матчества? – участливо улыбнулся начальник паспортного стола.

– Да! – выпалил Андрей и слегка испугался, как громко это прозвучало в полупустом зале.

– Нет, к сожалению, это невозможно, уважаемый… - он сделал паузу и взглядом показал, что ждёт имя посетителя.

– Андрей. Андрей Вячеславович! – тут же добавил.

– Увы, Андрей Вячеславович, без вариантов в этом вопросе. Да Вы не волнуйтесь так! Зовитесь, как хотите. Никто же не заставляет. Но вот паспорт нового образца Вам получить придётся. Референдум же прошёл?

– Прошёл… – Андрей ссутулился сильнее. С референдумом не поспоришь. Пытались некоторые.

Президент на компромиссы больше не шла, время для обсуждений давно закончилось.

– Ну и нормально всё будет. Пойдёмте фотографироваться, десятый кабинет, провожу Вас. Как Вас по матушке величать, Андрей…? – рассчитанная, профессиональная пауза.

Тот покорно проследовал за бюрократом, буркнув

– Нинович!

Она ждала этого дня двадцать пять лет.

С тех самых пор, когда Дерек ушёл от неё на первую войну.

Разговор перед вылетом крейсера вышел скомканным из-за помех на линии, а за неделю до этого, он её обнял и сказал:

"Я обязательно вернусь, милая Люсиль! Я выиграю эту войну, я не позволю поставить свободных людей на колени и обязательно вернусь к тебе, Люсиль! Только дождись меня".

В те годы молодёжь постоянно говорила штампами – по сетевизорам крутили одну пропаганду, что новости, что кино. Она тоже ответила что-то соответствующее моменту. Она забыла свои конкретные слова, наверное это было вроде:

"Сражайся за всех нас, дорогой! Ради свободы и всех нас! Я обязательно дождусь тебя!".

Он улетел вместе с тысячами других молодых парней и девушек, шедших в первой волне наступления, и Люсиль на долгие годы осталась одна. Она обещала дождаться его. И не передумала.

Тогда почти не было развлечений, кроме визора. Много смен подряд и три сухпайка на гражданского в сутки. О видео-разговоре с простым солдатом не могло быть и речи. Каналы связи и так перегружены. Секретность полная.

Она писала ему каждый месяц. Не зная куда. Но он получал. И раз в полгода от Дерека приходил длинный текстовый файл. Однажды – даже с фотографией. На трёхмерном снимке он и ещё трое загоревших дочерна парней стояли на фиолетовом песке рядом с десантным ботом. Все улыбались, но автоматы держали по уставу. И глаза – настороженные. Прямо в камеру смотрел только её возлюбленный. Остальные привычно оглядывали периметр. А в небе плыли три луны – красная, зелёная и оранжевая. Подпись гласила – «Я увидел много чудес, милая Люсиль. Но самое большое чудо – это ты. Скорей бы победить и вернуться».

Люсиль поставила фото рядом с кроватью.

И часто плакала, возвращаясь со смены – как он там? Жив ли?

Информации не хватало. Мы побеждаем или проигрываем?

Спрашивать тоже было опасно – многих знакомых Люсиль внутренняя безопасность забрала и за меньшие провинности. Она терпела. Она ждала Дерека и молилась за него каждый день. Все эти годы, перед сном. Каждый вечер, не важно, насколько уставшей приходила со смены. Молилась и засыпала. Она понимала, что солдатам приходится гораздо тяжелее гражданских.

Жизнь и ожидание скрашивали его редкие письма и ещё военная хроника. На третий год войны в передачах стал появляться Дерек. Она сохранила все эти выпуски, на отдельном диске. И часто пересматривала. На лице и руках добавилось шрамов и ожогов, но он был всё так же красив и решителен.

Её мужчина оказался талантливым солдатом. И, что ещё важнее, очень удачливым. Он выживал и побеждал. Он совершал подвиги во имя мира и свободы. И каждый раз успевал эвакуироваться.

Со своим отрядом "Летучие обезьяны" он громил позиции врага. Они десантировались на планеты, оккупированные Альянсом, и успешно проводили диверсионные миссии. Новости о взрыве очередного атомного реактора или завода по производству оружия транслировали по всей сети. Дерек начал улыбаться ей с экранов и плакатов, развешанных по городу. Он стал символом грядущей, неизбежной победы.

Знакомые при встрече улыбались Люсиль и говорили: "Твой Дерек сражается за нас всех. Скорей бы эта ужасная война закончилась и все вернулись!".

Но чем больше приходило похоронок соседям, тем меньше улыбок видела Люсиль.

И всё же верила – благодаря молитвам, удаче или чему бы то ни было ещё – Дерек обязательно вернётся.

Наши побеждали.

Враг не сдавался.

Люсиль ждала.

…

Ещё через пять лет кровавой мясорубки Альянс был повержен.

Особых торжеств по этому поводу провести не получилось – скоро должна была начаться война с Конфедерацией. Все это знали. Устроили небольшой парад и дали гражданским три дня выходных на празднование… но солдат в увольнение не отпустили.

Когда, наконец-то, и Конфедерация была отброшена и обезврежена, настал черед Вселенской Епархии. Победу над Конфедерацией вообще почти не отмечали – речи Первых лиц по визору, дополнительные выплаты семьям погибших и всё вернулось на круги своя.

В галактике снова назревал конфликт.

Люди жили войной. Война была в каждом доме – круглосуточно. Хотя на планете Люсиль ни разу за эти годы не прозвучал сигнал атомной или вирусной тревоги, все знали, что в следующую секунду может наступить конец. Каждый день. Люди привыкли.

Конфедерация ставила на искусственный интеллект, а Епархия активно использовала бактериологическое оружие и никто во всей Вселенной не мог быть уверенным в завтрашнем дне. Сообщения о уничтоженных станциях или даже целых планетах давно перестали быть шоком, как в первый раз, на планете Дивная. Теперь это были просто новости.

Даже уничтожение столиц противника не гарантировало спокойствия – тут и там разоблачали ячейки террористов и пособников. Людей уводили со смены не давая им ни слова сказать. Так было необходимо для победы. Все понимали.

А Дерек воевал. Он стал сначала сержантом, затем – лейтенантом. Новости с его комментариями показывали всё чаще.

А Люсиль – ждала. Она уже потеряла молодость и наивность. Сложно любить изображение на экране. Она ждала Дерека. И боялась того, кого встретит. Он сильно изменился. И ни разу не прилетел обнять её – всё нет возможности. Только редкие длинные письма и патриотические речи в передачах. В письмах они избегали говорить о браке. Молчаливо согласились, что они уже больше, чем муж и жена. А всё остальное – после войны. Привычка ждать встречи помогала им выжить и не сломаться. Она держалась ради него, а он – ради неё. Они разделили эту надежду друг с другом. Единственное, что осталось у них ценного и личного.

За двадцать четыре года Люсиль уже давно потеряла счёт врагам, уничтоженным Дереком. Его показывали всё больше. Он стал знаменем, символом революции и победы.

Он улыбался с экрана, выживая и покрываясь шрамами год от года. Меняясь.

Становился суровей, но блеск его глаз завораживал, как и раньше. Он выжил. Он победил.

И он верил, что следующая победа уже близка.

Письма от него стали приходить чаще, когда началось противостояние на Крее. Каждый месяц.

Про те схватки, которые не показывали по Национальному Каналу Победы, он иногда присылал ей записи – просто куски сражений, странные разрушенные города и виды бесконечной пустыни.

После Тессианской Резни у каждого солдата на левом плече теперь была камера. Всё записывалось. Если хочешь – присылай родным. Она смотрела и, в основном, рыдала. Записи, конечно, тщательно редактировались внутренней безопасностью, но даже оставшегося хватало, чтобы понять тот ужас, в котором он выживал.

Люсиль ждала.

Через полгода после его отлёта, она пошла работать на большой оружейный завод. Рядом с городом, производящий торпеды. Сборка, монтаж и тестирование. Она работала упорно и честно. Все эти годы. Не давая поблажек ни себе, ни окружающим. Докладывала, когда было нужно. Молчала, когда было сложно. Военное время.

«Все ресурсы, что у нас есть, мы направим на Победу!» говорили Первые Лица.

«Вместе – победим!». «Нет времени для сомнений – есть время для подвигов».

«Нам нужна только Победа!» говорил Дерек.

Усталые, мрачные люди привычно кивали.

Смены увеличивались, продовольственные пайки сокращались. Выросло поколение, не помнивших другой жизни. В пятнадцать большинство из них забирали на службу. Рынки и магазины давно закрыли, а пытавшихся организовать подпольную торговлю молча и привычно уводили.

В это время, на другом конце галактики, на астероидах и планетах, орбитальных станциях или в тылу вражеских эскадр, её Дерек бросал в атаку элитных воинов в экзо-костюмах, с двигателями, разгоняющими обладателя до невероятных скоростей. Мобильность бойцов обеспечивалась низким запасом брони и полезного груза. Удар и отступление.

"Летающие обезьяны". Лучшие из лучших. Уже через десять лет после того, как Дерек ушёл на войну, его имя в республике стало нарицательным. Теперь же он становился легендой.

Вселенская Епархия сопротивлялась ожесточённо. До последнего клочка джунглей, до последнего солдата. Религиозные фанатики, ясное дело. Живущие и воюющие только для насаждения повсюду своих кошмарных ритуалов и генетических модификаций. Поклоняющиеся страшным, извращённым божествам. Промывающие захваченным мозги. Совершающие ужасные человеческие жертвоприношения.

Так говорили в новостях.

Когда стало ясно, что им уже никогда не победить, патриархи Епархии провозгласили Последнее Искупление. И ярость их последователей была ужасна. Самоубийственные атаки, постоянные теракты и космические корабли, идущие на таран. Вирус, за неделю выкосивший планеты Ксор и Радуга.

Самые страшные полгода. Дерек был на передовой наступления и Люсиль молилась сильнее, а плакала чаще. Письма от него приходить перестали. В новостях он появился один раз – как обычно суровый и уверенный в скорой победе.

И этот день настал. Последняя столица Епархии уничтожила сама себя, активировав все запасы ядерного оружия одновременно. Кошмарные, бессмысленные жертвы. Штурм захлебнулся. Города больше не было – лишь радиоактивная воронка на многие десятки километров.

...

И наступила она… Победа.

Появилась новая еда и чистой воды сколько сможешь унести. Неделями напролёт из каждого приёмника гремели марши республики. Появилась одежда и обувь. Салюты каждый вечер. Люди плакали, обнимались. Смеялись и снова плакали.

Директор завода собрал всех, начал читать по бумажке заготовленную речь… и разрыдался. Все понимали. Двое его сыновей и брат не вернулись. Директор как мог, успокоился, вытер глаза, посмотрел на всех внимательно и сказал: «Ну вот и всё. Я делал, что мог. Простите, если можете».

На планету начали возвращаться солдаты.

Люсиль пришло два письма. От Дерека и из канцелярии Первых Лиц.

Доставили их одновременно.

Официальное – поздравляло её с великой победой и благодарило за самоотверженный труд на благо Родины. А главное – за все эти годы поддержки Дерека. Они знали, конечно. «Он не смог бы без Вас. Спасибо». Так просто и написали. Дальше там было много про значимость исторических событий и важность для будущего. Длинное письмо.

К письму прилагались талоны: на продуктовый набор первого класса и на одно новое платье. Их как раз начали выпускать.

Дерек же написал коротко: «Не могу поверить, что закончилось. Как только решим вопросы с пограничными патрулями – вылетаю домой. Война изменила меня, но всё что я хочу сейчас – скорее обнять тебя. И никогда не отпускать. Пожалуйста, ничему не удивляйся, когда прилечу».

…

В это яркое, тёплое утро Люсиль стояла в новом платье у посадочной платформы номер восемь. Чуть в стороне от большой группы ожидающих. Ей хотелось, чтобы он сразу её увидел. Она попросила и охране пропустила, видимо им дали указания.

Огромный транспортный шаттл приземлился с тяжёлым металлическим скрипом. Пыль осела и грузовые ворота открылись. Выдвинулся длинный трап.

Они выходили первыми. Плотным строем, приветливо оглядываясь и улыбаясь всем сразу. Некоторые махали рукой. Их узнали. Конечно же, они сразу увидели её. И улыбнулись. Почти одновременно.

Они были разные. Кто загорелый, кто бледный, иные с кибер-протезами. Герои войны.

Специальный отряд "Летучие обезьяны".

Состав: лейтенант Дерек Джэй Ормик.

Количество – 218 штук.

Упоение полуночной кражи со взломом!

Азарт прыжков по черепичным крышам с верной дубинкой наготове!

Мучительный поиск баланса между жадностью и осторожностью…

Это The Swindle, мошенники на пробежке!

Воров будет много, они будут уходить и приходить – на замену выбывшим.

Лишь один всегда остаётся первым. Генри Бересфорд. С него начинается каждая новая игра.

Я сама ночь!

Уж не не знаю, расстроитесь ли Вы, когда Генри погибнет на очередной вылазке в Трущобы альтернативного стимпанковского Лондона. Да, куш будет потерян, вор будет взорван, избит, расстрелян или просто неудачно приземлится с крыши. Вам останется лишь послать на вылазку следующего. И следующего. И ещё.

Воры будут выглядеть один прикольнее другого: повязки, шляпы, гаджеты, забавные очки, наряды и прищуры. В самый разгар самоизоляции мне даже попался не виденный ранее (и, увы, не встреченный более) человек в ставшей приметой нашего времени одноразовой медицинской маске. Старые, молодые, мужчины, женщины, паровые киборги. Биографий нет – лишь новый внешний вид и сочное английское ФИО. Выбирать нельзя – тебе просто дают следующего… как только предыдущий вор умирает на задании.

Не пойман - не вор!

А они умирают, о да!

Ведь The Swindle не прощает ошибок. Всегда быть настороже, планировать каждый свой шаг, каждый прыжок и каждый удар – единственный залог успеха. И удача, конечно! Куда же без неё в славном деле взлома с проникновением.

Эта игра – словно плод запретной любви водопроводчика Марио и убийственного Хитмана-47. Бесчеловечная жестокость под маской милого мультяшного платформера.

Что же за жестокость, спросите Вы?

О, я с огромным удовольствием отвечаю: в этой 2-D игре есть лишь одно безопасное и неизменное место: Ваш дирижабль. На нём Вы появляетесь в начале игры, покупаете улучшения и снова устремляетесь вниз: за деньгами, азартом и вечной славой самого удачливого воришки Лондона. Посмертная слава тоже сойдёт.

Взрывать или бежать - вот в чём вопрос.

А вот внизу… Там нет ничего безопасного. И неизменного. Каждый уровень генерируется абсолютно рандомно. У этого есть и плюсы – вожделенные денежки и компьютеры (в которых ещё больше славных фунтов) могут оказаться на расстоянии вытянутой руки с дубинкой и не охраняться вообще никем. Редкость, но бывает же, слава богам рандома!

И минусы, конечно – единственный компьютер на уровне может находиться за абсолютно глухой стеной и пробиться без бомб туда будет просто невозможно. А бомб у Вас ещё нет. Ведь, чтобы купить бомбы Вам нужны… ? Верно! Денежки! Ах, нажива!

И эта абсолютная рандомность даёт самый главный плюс: невероятную реиграбельность! Вы уже начинаете понимать принципы, приёмы и движения, но каждый уровень – абсолютно незнаком и не встретится Вам больше никогда. И каждый раз придётся осматриваться, выжидать и идти на риск.

Затаившийся тигр. Крадущийся дракон.

Сложность игры возрастает не только с покупкой доступа на следующий тип уровней, их шесть. Но и просто с течением времени. Даже если Вы захотите задержаться в песочнице Трущоб чуть подольше – появятся новые типы охранников. А чтобы перейти на следующие уровни, в район складов, Вам придётся раскошелиться. А перед этим – успешно украсть эти деньги. А главное – унести. Да, недостаточно их сцапать. Потеряете жизнь по пути к капсуле эвакуации – потеряете и куш!

Что невероятно приятно – все враги в игре являются роботами! Уж на что я не луддит, а всё равно приятно врезать в прыжке в спину очередному дуболому с криком: «это тебе за ту капчу!».

Почему в спину, зачем же так коварно и бесчестно, спросите Вы? О, да это просто старый-добрый залог выживания здесь! Оставаться незамеченным, богатым и живым. И в ужасе бежать к выходу, к спасительной эвакуационной капсуле, если что-то пошло не по плану.

К счастью, линия взгляда роботов всегда видна, что поможет не попадаться им на глаза и бить только исподтишка – как только они отвернутся. И перемещаются они (и их взгляды) только вправо-влево, вверх и вниз. Всего-то, пффф… Эти роботы такие глупые! Пыхтят своими паровыми двигателями, ходят вразвалочку налево-направо с грозным видом и даже не замечают, если что-то произошло – например, рядом с ними упал с глухим стуком их товарищ-робот. Просто спокойно пойдут дальше – по маршруту.

Но Вы не расстраивайтесь! Некоторые роботы Вас прекрасно слышат! У них такая симпатичная иконка микрофона над головой. И отвратительная привычка оборачиваться на звуки. Прыжка, ходьбы, урчания в желудке. А другим вообще не нужны органы чувств – они просто прут по стенам и потолку, снося всё на своём пути. И не забудьте про камеры наблюдения – о, их будет в достатке!

Бег с препятствиями.

Тревога поднимается мгновенно! Стоит одному из охранников увидеть воришку, как робот бросается в атаку, сирены ревут, а полиция выезжает. Роботы-полицейские, в отличие от охранников, здесь неубиваемы в принципе и крайне мотивированы. Возможно, посещают семинары. Или обновились до последней версии, кто ж их поймёт – в диалоги они не вступают. Чуть позже, если Вы решите отсидеться на крыше, куда пешие полисмены всё же не допрыгивают, подтягивается и местный паровой аналог вертолёта. С огромным пулемётом наперевес, пробивающий насквозь любые стены и не экономящий патронов абсолютно. И он меткий, ага.

Вспоминая Вьетнам.

Ты не сможешь убегать вечно, Форест! Даже минуту не сможешь, полагаю.

Поэтому, как только поднимается тревога – рвите когти!

Но ведь вожделенный компьютер с наживой так близко… Вы шли к нему и Вы хотите свой куш! Так дерзайте! Попробуйте и схватить деньги и добраться до спасительной капсулы раньше, чем они доберутся до Вас! Кстати, а где Вы припарковались на этот раз? Справа или слева от здания? О, это лучше запоминать, поверьте! Нет большего разочарования в этой игре, как убегая от сирен приземлиться не на той стороне.

«О, а я-то думал, я припарковался справа», таковы были последние слова славного взломщика Ричарда Мак-Ферсона. Ну, из цензурной части этих слов. Допрыгать до противоположного конца уровня он уже не успел.

Идти напролом здесь просто невозможно – такие уж условия. Здесь нет полоски жизни. Любое повреждение означает смерть. Если успели что-то пограбить, ещё и банкноты разлетаются красивым фейерверком.

Крови в этом мире не существует. Зато в достатке злости, переходящей в ярость. Ведь до самого момента эвакуации, до спасительного (и довольно ограниченного) пространства воровского дирижабля всё и вся на уровне только и желают Вам провала!

Просто не смотри в мою сторону и никто не пострадает.

Мины, шипы, камеры.

Летающие, прыгающие и стреляющие боты.

Запертые двери, отравляющий газ, генераторы молний.

Чтобы пройти дальше, нужно вкладываться в развитие воров. Это единственное, что не теряется с потерей очередного претендента. Следующий начнёт с теми же умениями – больше прыжков, способность взламывать быстрее и бить сильнее.

Я просто проходила мимо, офицер!

Может быть именно ему или ей повезёт схватить главный приз… а главное – сбежать с ним?

The Swindle – прекраснейший образчик жанра roguelike, также переводимого у нас как «рогалик». Но поверьте – ни один рогалик (как честное булочное изделие) не заставит Вас испытывать такую гамму чувств в процессе употребления!

Азарт, паника, ярость, отрицание, ненависть, торг, злорадство, принятие и триумф. The Swindle – это десять рогаликов из десяти!

Когда закрывается одна дверь, открывается другая.

Итак, резюмируем:

Что происходит?

Время не ждёт! Вам нужно будет успешно украсть систему полицейского наблюдения «Дьявольский Василиск», которая включится ровно через 100 дней. Каждая миссия – один день. Тик-так, тик-так. Не успеете – славные времена ночных взломщиков Лондона закончатся навсегда, наблюдение будет повсюду и копы победят. Так дерзайте! Оставайтесь незамеченными и крадите наличные. Сложнее уровень – больше денег.

И сложнее их унести, конечно же.

Сейчас бы чая с бергамотом, а не вот это вот всё.

Как управлять?

Очень удобно на разных платформах. Я наслаждался и на PS3 и на ПК. Всего несколько кнопок и стрелки движения. Интуитивно понятные и дающие массу вариантов развития событий. Прыжок, удар дубинкой, тихий шаг и инструменты. В инструментах же – бомбы, гаджеты для взлома, сбивающие противников с толку фокусы, электромагнитные удары и много чего ещё полезного. Даже невидимость на несколько секунд можно купить. Но это не панацея, уж не сомневайтесь.

Почему эта игра жестока?

Потому что она очень сложна. Не для вхождения в процесс, нет-нет. Первых противников Вы будете вспоминать с тёплым чувством – ах, какие замечательные были глупенькие охранники, просто влево-вправо ходили, падая ниц от одного удара дубинки.

Но если Вы продолжите… однажды очнётесь прыгающим во все стороны, матерящимся и лихорадочно вспоминающим, где же припарковались. Так справа или слева? Просто беги!

Бомбы кончились, невидимость перезаряжается, а в Вашу сторону уже летит рой очередных роботов –пчёл… и до выхода так далеко.

Крик испуганной мартышки и красиво разлетающиеся зелёные банкноты – вот что бывает здесь так часто… Слишком часто.

В чём кайф преодоления?

Но, если Вы сможете…

Если обезвредите и перепрыгните сотни ловушек и пара-ботов, увернётесь от выстрелов, камер и молний…

Если отключите все системы наблюдения, не подняв тревогу, убежите от погони и, дьявольски хохоча, взмоете в небо с василиском подмышкой…

Вы узнаете о себе кое-что новое...

Да, в конце покажут мультик. И рейтинг. И статистику.

Но это будет уже не важнее чем…

Украсть этот чёртов василиск ЕЩЁ РАЗ!

Потому что Вы точно сможете преодолеть этот вызов – быстрее, чище, злобнее!

…

Верная дубинка приятно холодит ладонь, над ночным Лондоном дождь, черепица поскрипывает, а роботы даже и не подозревают, что сегодня их снова обдерут как липку!

Генри Бересфорд сына маминой подруги. Выбравшийся из ада аж за два дня до пенсии. Личное достижение автора обзора, кричавшего гиббоном в процессе много... очень много раз.

Их сетевое свидание проходило хорошо.

Пару вечеров переписки и вот они на экранах друг у друга. Она надела платье по такому случаю. Горят свечи, звучит тихая музыка. Они пьют вино и узнают друг друга.

Он тоже оказался одиноким родителем.

Неудивительно в наши дни.

Переводчик. Оптимист и мечтатель. Забавный и добрый. Даже сквозь экран чувствовалась приятная магия флирта и взаимной симпатии.

Он остроумно шутил и делал комплименты и она искренне улыбалась.

Очарование узнавания.

Но, как и в прошлые свидания, всё их хорошее настроение стало затухать, когда от него прозвучал резонный вопрос.

Он говорил о сыне. О том, как непросто мужчине работать, когда некому подменить в заботах о семилетнем.

Конечно, стало меньше времени на работу, когда вся его семья определилась. Это было уже два года назад.

Почти все сразу ушли, всего за месяц. Пять человек. А они с сыном остались. Это было как раз в бойкот муниципалитета, когда коммунальные службы города просто встали на две недели и еду пришлось экономить сильнее прежнего. Лекарств не стало совсем. Для всех это было сложным временем.

Просто замечательно, как все наладилось с тех пор. И сын взрослеет на глазах, стал гораздо самостоятельнее, ответственнее. Уже во второй класс скоро пойдёт. Сам готовит завтрак, без напоминаний убирается в комнате. Но вначале было очень сложно, конечно.

Он вздохнул, вспоминая и, продолжая тему, спросил: а когда определилась ты?

Буднично и просто. Сейчас так все спрашивают.

Тем сложнее ей стало ответить искренне. Она даже сделала неуверенную паузу:

А я... Я ещё... не определилась.

Его лицо изменилось. Повисло молчание.

Она не хотела врать.

Она знала, как это прозвучало и теперь просто ждала его слов.

Она надеялась на лучшее. Что он поймёт. Не оттолкнёт их начинающуюся симпатию. Не будет так жесток, как были мужчины на других сетевых свиданиях.

Ей лишь хочется общения, поддержки и тепла. Хотя бы добрых слов иногда. И надежды.

Молчание затягивалось. Он смотрел в сторону, сложив руки перед лицом и подбирал слова. Она закусила губу.

Ну пусть он окажется человечней прочих. Он правда ей понравился.

Неопределившихся оставалось всё меньше, по понятным причинам.

Так называли тех, кто всё ещё не переболел.

Когда кошмар перешёл все границы и мир повис на краю пропасти, когда число умерших стало приближаться к сорока процентам, людям потребовались новые слова. Новые смыслы. Просто, чтобы не сойти с ума. Чтобы обрести подобие порядка в этом хаосе неопределённости.

Про смерть от пандемии постепенно перестали говорить, как про смерть. Она была повсюду, каждый день. Слово смерть перестало отзываться в сердцах людей, потеряло свой смысл. Перестало быть трагедией. Стало просто данностью.

И их стали называть ушедшими.

А болезнь - процессом определения.

В сводках так и стали обозначать: ушедшие и оставшиеся.

Постепенно, выжившие люди приняли для себя новую мораль, общую успокаивающую легенду. Новый социальный договор.

Об этом особо не говорили вслух, но в глубине все согласились с новой догмой: кто хотел и смог, остался. А кто не смог, или не захотел - ушли. Так случилось и что уж об этом. Мы здесь и мы должны быть рады этому, а они - просто ушли.

Немного аналитических передач после того, как разгребли завалы. Статьи, книги. Идея определения плотно вошла в быт перерождённого человечества.

Постепенно даже стендап-комики начали шутить об этом. Как им и полагается - хлёстко и грубо.

И неопределившиеся стали изгоями. "Трусливые крысы, трясущиеся по норам", "ребята в респираторах", "бледные затворники".

Стали чужаками в новом мире, полном гордых собой, "определившихся победителей".

Он посмотрел ей в глаза.

Ты живёшь взаперти? Всё это время? Все три года, серьёзно?!

Меняешь воздушные фильтры и выходишь даже на балкон в маске? И твой ребёнок живёт... так же? Что ты за человек такой?! Ты разве не хочешь для сына лучшего?

Он даже передёрнулся, представляя себе это. Ему хватило и полугода взаперти. Больше он такого не допустит. Только не сейчас, когда жизнь начала налаживаться.

Он говорил и размахивал руками.

Разве это жизнь? Не выходить, постоянно мыть руки и протирать все поверхности? Жить в страхе?

Лучше ведь определиться! Раз и навсегда. Ты просто прячешься от выбора!

Я не хочу привязываться к тебе, не зная, что ты за человек по сути - как ты определишься: уйти или остаться. Я не хочу, чтобы мой сын такое увидел. Он только начал принимать наш мир таким, какой уж он есть теперь. Да и ты... ты ведь не можешь со мной встретиться. Лично, я имею в виду. Я для тебя - опасность. Держаться за руки и валяться на газоне мы точно не сможем. Ведь вирус всё ещё во мне. И будет там всегда.

Просто я определился, а ты нет. И готова закрываться и дальше? Бред! Мне такое не нужно. Почему ты вообще не указала в анкете, что ты из этих?! Ты всё испортила! А ведь только начинала мне нравится. Но ты - неопределившаяся! Ты можешь уйти в любой момент! И хочешь знакомиться, общаться с определившимся? Серьёзно? Что за чушь! О чём ты думала вообще? Кому-то это надо по твоему?!

Ладно, прощай.

Прежде чем нажать на кнопку отключения трансляции он ещё раз внимательно посмотрел на неё и сказал:

Ты не сможешь откладывать это вечно.

Удачно тебе определиться!

Экран погас.