Nem0Nik

«Колдует ветер!» – восхитился Арк. Магия в любом её проявлении, даже самая простая, всегда манила его.

Вскоре появился Окс. В чистой рубахе-безрукавке и коротких штанах, он, не задерживаясь, двинулся на выход. Арк поспешил следом.

Его тут же окутали улицы Триврата. В последнее время он не покидал Муравейника и успел соскучиться по узким изломанным переулкам Города-в-горе, которые всегда оставались тёплыми, но редко ласковыми. Строили из камня: дома и нежилые строения, склады, мостки, переходы и лестницы. Лестниц было особенно много. Всё-всё в Триврате стремилось вверх, тянулось к своду огромной пещеры. Своду, который трудно было разглядеть со дна. На широких переходах и балконах, больше похожих на площади и ближе к солнечным колодцам, жили богачи, аристократы и Лорды, и даже их дальняя родня, и даже их рабы-слуги. Они обитали там, куда никогда не добраться такому, как Арк.

За всю жизнь он так и не решился посетить верхние улицы. Их всегда дополнительно освещали и подметали. Наверху можно было не бояться получить нож под ребро. И гулять хоть всю ночь напролет.

Он резко дёрнулся в сторону – стража протащила мимо избитого мужчину. Однако же, осадил себя Арк, за порядком следили и на родном дне.

– Смотри, куда прёшь! – «ласково» приветствовали его.

Стража регулярно патрулировала небогатые районы, вешала пойманных преступников. А ещё брала взятки, без устали пила в кабаках и дралась, а точнее избивала мастеровых и бездомных.

«Все мы люди, – думал Арк. – Но кто-то при этом богат. А деньги защищают лучше щита».

Он всё равно любил Триврат. В свободный от работы день бродил и смотрел, вдыхал ароматы выпечки, на которую никогда не было денег, и ощущал запахи каменного раствора и кладки, им скреплённой. В отличие от пыли в выработке, раствор не забивал нос, пах сырой глиной и землёй.

А ещё было много людей. Они вечно куда-то шли, толкались, говорили, спорили, ругались, смеялись и при этом наполняли весь мир жизнью. В отличие от глухого мёртвого камня недр. И если б мог, Арк обязательно поселился бы на поверхности. Если бы только мог…

Но Окс торопился, будто боялся опоздать. Вёл его сперва Кольцевой улицей, которая охватывала дно пещеры, весь город по кругу, и спиралью взбиралась по стене, затем свернул в проулок и протащил сквозь бедняцкий квартал. Там пахло стоячей водой и нечистотами в сливной канаве, которая чем-то была забита. Вполне возможно, очередным трупом, жертвой Боргорона.

Впрочем, Арк не понаслышке знал, что тварь тел за собой не оставляла.

Дальше Окс провёл его лестницей наверх и вывел вновь на Кольцевую, но выше. Они оказались в торговом районе. Здесь было просторнее, и при этом людей словно бы стало больше, чем в остальном городе. Приходилось постоянно протискиваться между прохожими, толкать их локтями и смотреть по сторонам. Арк не мог избавиться от мысли, что ему не хватает воздуха.

Вдруг Старший остановился перед дверью какой-то лавчонки и взглянул на него в упор.

– Арк, – сказал он и помедлил. Кашлянул. – Сын. Этот торговец наш. Работает с Хозяином. Торговца зовут Фат. Наша вода, еда – это всё Фат. Мы обсудим, что нужно добыть к открытию Муравейника. А я, ты знаешь… с бумагами не очень.

Верно, ведь письмо Хозяину после погрома писал именно он, Арк. Слова зависли в воздухе. Он хмуро смотрел на Старшего. На отца.

– Ты молодец, сын, – сказал Окс. – Ты хорошо читаешь и пишешь. Посмотришь бумаги Фата, на всякий случай.

Наконец, Арк ответил, изо всех сил стараясь звучать холодно, для чего пришлось поджать пальцы ног:

– Хорошо, Окс. Посмотрю.

Тот вдруг отвёл взгляд, проговорил скороговоркой:

– Фат знает, как ты отбился от погромщиков. И хочет познакомиться. И у него дочь твоего возраста. Пойдём.

Через мгновение плотный смуглый мужчина сжал предплечье Арка и хорошенько тряхнул. Торговец Фат был гладко выбрит, а его вьющиеся волосы, свободно раскинутые по плечам, встряхнулись следом за рукопожатием.

– Очень рад вам, юноша. Очень рад. Моё имя Фат. Слава горе, что у нашей Шахты есть такой старатель.

Торговец широко и искренне улыбался. Арк отметил про себя, как тот сказал «наша» Шахта. Его это неприятно кольнуло.

– Крепкого свода над вашей головой, уважаемый Фат, – осторожно ответил Арк, не зная толком, как себя вести. Никогда раньше он не встречал лично никого важнее Старшего старателей.

– О, небо, юноша! – вскричал мужчина и тут же шёпотом добавил: – Ты меня ещё лор назови… Кхм, прошу, Окс, прошу, проходите. Бумаги подождут.

Арк заметил, как в проходе соседней комнаты мелькнула тень. Лавка была не очень большой, но делилась на несколько отдельных помещений. Эту комнату по большей части занимала конторка и шкафы у дальней стены. Они сразу приковали взгляд. Он шагнул туда, будто завороженный. Книги… На полках было книг больше, чем Арк мог сосчитать!

Он забыл, как дышать. Протянул было руку, но побоялся коснуться тиснёных корешков. Показалось, что руки слишком грязные, хотя он тщательно их отмыл в Муравейнике, даже под ногтями. Столько сокровищ разом, в одном месте, вообразить себе не смел.

Вспомнил, как мама сказала однажды: «Читай, сынок, читай. Это единственное, что у тебя не смогут отнять».

За свои годы он прочёл целых две книги! Одну раздобыл совсем недавно у старьёвщика, когда в последний раз гулял по городу. Потратил больше, чем рассчитывал, и остался без новой обуви. Его нынешние сандалии уже едва держались и готовы были развалиться на глазах. Книжку Арк жадно «проглотил» за седмицу. А свою первую, по которой только учился читать, с трудом добыл когда-то в собственном старом доме, где они прежде жили всей семьёй. Он, Окс и мама.

При воспоминании о маме внутри всё сжалось.

Из глубин лавки на свет вдруг шагнуло чудесное существо. И Арк во второй раз перестал дышать, да сердце колыхнулось так, что он едва удержал его в груди.

У существа были смоляные волосы, заплетённые в толстую косу и большие чёрные глаза. Он же пялился на красную ленту в волосах – единственное яркое пятно среди серости камня. Девушка. Ах, да, наверное, та самая дочь торговца, о которой сказал Окс…

«Какого торговца? – подумал Арк. – Разве тут ещё кто-то есть, кроме неё?»

– Вот, господин. Бумаги. По Шахте.

Она двигалась, будто не касаясь пола. Шахтёры топали и шумели, её же – не было слышно вовсе. Арк не отметил даже, что держал в руках настоящую бумагу, которая считалась большой ценностью в Городе-в-горе. Фат заулыбался ещё шире, хотя казалось, куда бы. Он просто растаял при виде дочери, но тут же подобрался.

– Спасибо. Это Фио, моя дочь. Кхм, Окс, юноша Арк.

– Приветствую вас, почтенные старатели, – негромко произнесла она и поклонилась.

Арк мало что запомнил тогда. Вроде, он читал какие-то бумаги, отвечал Оксу невпопад и постоянно смахивал пот. Хотя в лавке Фата было совсем не жарко. Куда бы парень ни посмотрел, везде его взгляд цеплялся за Фио и её красную ленту. То она тонкими пальцами перебирала книги, то сдула непослушную прядь со лба.

Это всё он запомнил очень хорошо.

В какой-то момент Арк-таки добрался до книг. Уставился на них, но не мог прочесть ни одного названия.

– Я всегда думала, что это – самая большая наша ценность, – тихонько сказала она, оказавшись вдруг совсем рядом.

Арк обернуться не смел, говорил, стараясь смотреть только на корешки:

– Я знаю, что бывают очень древние книги. Как эти. Как же они не стареют, не… рассыпаются в прах?

– Их страницы пропитывают особым составом. А ещё покрывают воском. И хранят в специальных местах, где нет влаги.

Девушка тронула одно сокровище, едва не коснувшись его руки. У Арка по спине побежали мурашки. Он увидел, что её ладони покрыты меловой пылью, но ногти при этом были аккуратные ровные и чистые.

– Вы пахнете камнем, – сказала она.

– Это… Это плохо?

Фат где-то позади залился громким смехом и хлопнул по столу. Они с Оксом были заняты делами и не обращали ни на что внимания.

– Нет. Всё в городе пахнет так. Кроме людей. А вы будто сам из камня. – Девушка помолчала. – Хотите взять что-то почитать?

– А можно? – вздрогнул он. Арк смотрел куда угодно, только не на неё. Наугад вытянул одну книгу и крепко прижал к груди. – Эту?

Даже не видя, он понял, что девушка улыбнулась:

– Да, но только верните. Она про… Нет, лучше расскажете мне при следующей встрече?

– Расскажу, – прошептал он.

Арк плохо помнил, как они вернулись в Муравейник. Перед глазами всё время стояла Фио и загораживала свет, так что он едва не стукнулся о свод при спуске в лагерь. Ещё всю дорогу тёр руки о штаны, боясь запачкать нежданный подарок каменной пылью. Её книга теперь была его самым большим сокровищем.

Дальше! В случае самовольного оставления места долговой отработки, сиречь побега, работник будет казнён на месте без суда. Всем жителям Триврата, честно отработавшим долг, гарантируется свобода и верительная грамота, се подтверждающая.

Услышьте и передайте остальным!

***

Муравейник пришёл в норму только через три дня. Восстановили, как могли, палаточный городок. Вновь наладили работу в выработках. Каждое утро встречали лекаря. Только Али так и не выходила из шатра Старшего, будто боялась, что погромщики вернутся в любой момент.

По утрам лагерь принимал бочку с водой. Сперва её доставляли в дом над входом в Муравейник, затем откидывали мощную створку в полу и спускали вниз, старателям.

В детстве Арк любил смотреть, как спускали бочку. Сейчас – наравне с другими мужчинами поддерживал её снизу, упираясь всем телом, чтобы та не покатилась по сходням. Тягачи через створку травили помалу верёвки.

Этот ежеутренний ритуал, казалось, будет вечен. И шахтёры, неумытые спросонок, зевающие, в тот момент были для него самыми близкими. И чистыми. Именно по утрам, считал Арк, люди чище всего, потому что ещё не успели запачкаться.

– Так, подставляйте чашки-ведра! – громыхал Окс на весь Муравейник. – Гора не терпит лени.

Как Старший старателей он всем разливал поровну, и обычно Али помогала ему. Люди выстраивались длинной цепочкой кто с чем, чтобы получить свою порцию, затем разбегались по лагерю, как муравьи, а после шли работать. Мылись каждый вечер. Под умывальню выделили закуток в дальнем от входа в Муравейник углу, где имелись сливы для воды. Там вечно стоял запах сырости, но не было ни плесени, ни смрада нечистот. В какие глубины вели дыры в полу, не ведали даже старожилы Шахты.

– Эй, мыло у кого осталось?

– Не дам, Тэл, всяко бесполезно! Как тогда зайчика поймал, так теперь не отмоешься.

– Ой, пошла ты! Дерьмо отмоется, совесть – нет, – беззлобно отвечал головной Тэл. – А ты и так никому не даёшь.

– Может, я себя для мужа берегу?

– А как же я, ну?

– Х-ха! Тебя, Имп, я люблю как брата.

Вокруг захохотали. Мылись все вместе – смеялись, бранились, но плескаться себе не позволяли, так как вода в Триврате всегда считалась ценностью. И если в самом Городе-в-горе добыть пресную воду для питья было проще, то здесь, под горой, она ценилась в двойне.

– И что? Лорды не стесняются, вон. Ну, полюбила бы разок и брата.

Опять смех.

– Ага, а приплод ваш уродливый потом куда? – вставил кто-то.

– Дык сюда ж, в Шахту, ну! Все свои.

– Ты ещё Боргорона сюда притащи.

От упоминания городского чудовища многие притихли. Но задора не убавили, просто припомнили, как монстр расправился с предыдущим Старшим старателей несколько лет назад.

– Не видать его, кстати. Слухи-то, слухи. Кажись, за три седмицы и не забрал никого больше.

– Да и слава горе. Вон, ни стража, ни маги не справились за столько лет!

– Да то ж разве маги. Вот я…

– Эх, Тэл, с твоими кривыми пальцами только узлы и вязать.

– Сама ты косточкой делана!

И пошло по новой. Правда, никто не обратил внимания, что при упоминании Боргорона Арк отвернулся и вперился в щербатую стену.

После раздачи воды старатели отправлялись в выработку. Дружной толпой, кто в штанах, кто в набедренных повязках, они шли мимо Гнезда. Брали по пути инструмент, воду, а некоторые накидывали наплечники. Рубах на работу не надевали: лишняя стирка, а новая одежда добывалась редко.

– Эй, давай сегодня опять кто больше камней набьёт?

– Нет вечности для гор… Отстань! Я после твоих «кто больше» рук не чую.

– Хочешь, я с тобой потягаюсь?

– Иди в Бездну, Тэл. Поставишь куклу, а сам в сторонке сядешь. Мне потом только Ума и поможет. Эй, Ума?

Рослая молодая женщина с короткими тёмными волосами, крепкой спиной и широкими плечами обернулась на ходу:

– Конечно, дружок. Тебе вечером плечи размять?

– Э, нет, Ума. Твоими нежными ручками только камни крошить.

– Ну, Окс, вон, не жалуется.

Арк шёл будто бы со всеми вместе, но в стороне. Вдруг его окликнул Имп:

– Арк? Ты сегодня опять, ну, вниз?

– М-м, там привычней, – пробурчал юноша в ответ.

– Ну-у, ладно. А давай с нами? У тебя ручищи какие! Сыграем, ну, в «Кто больше»?

– Да отстань ты от парня, Имп. Нравится ему среди костяков кайлом махать, и пусть, – встрял в разговор мужчина впереди.

– Пра-льно, – поддержала Ума. – Ты, Имп, тоже руку то береги, она тебе вечером нужна будет.

– Чего это?

– Будешь сидеть и меня, ну, вспоминать! – передразнила она.

Со всех сторон раздался дружный смех.

Старатели били камень от зари до заката. Дышали пылякой, потели, сбивали ладони в кровь, кололи скалу в надежде отыскать жилу пожирней. Хозяин давал прибавку тому, кто откроет новое месторождение. Случалось, впрочем, такое редко, однако и награда того стоила.

Каждый лелеял мечту накопить денег и потому работал добросовестно, зная, как щедро может одарить Шахта. Или же стать могилой. А мечта была-то у всех одна: выкупить свой договор и уйти прочь свободным человеком.

Жители Триврата тонули в долговой отработке поколениями. Хозяин – принимал всех, от безродных пропойц до беглых рабов. Он платил откупную городу, хотя деталей никто не знал, но взамен предлагал чистую монету за грязную работу. Предлагал договор: ты задыхаешься в Шахте при жизни и останешься после своей смерти. Если же выкупишь договор, то уйдёшь свободным от всех долгов перед городом и Шахтой.

Замкнутый круг со слабой надеждой на хороший исход. Но многим было достаточно и этого.

Старатели не видели живого света, но время суток чуяли инстинктивно. Привыкли, научились. Не сговариваясь, понимали, что солнце перевалило зенит, и можно немного передохнуть, поесть. Или – пришло время собираться обратно в лагерь, потому что светило клонится к закату. Они вместе просыпались, бок о бок работали и как один ложились спать.

Нижняя выработка, в отличие от верхней, была просторнее. Она представляла собой неровную полость, вытянутую и уходящую вглубь.  Напоминала извилистую пещеру с выступающими стенами, углами и участками, что лежали то выше, то ниже. «Неравномерная по простиранию и падению, то есть по ширине и глубине», – как сказал бы опытный шахтёр. Здесь вполне возможно было ненадолго затеряться от живых глаз.

Арк рубил и колол породу день напролёт. Слева и справа скелеты махали кирками, а некоторые собирали битые камни и стружку, складывали в тележки и везли в дальний угол, где был выход в слепой ствол. Там стружку выгружали. Две дежурные куклы сбрасывали всю эту отработку в непроглядную тьму подземного мира. И вновь – насколько глубоко шёл тот ствол, не ведал никто. А лезть вниз и проверять – дураков не нашлось.

Шахта работала, как цельный механизм, где каждый элемент знал, что ему делать и как двигаться. Живые распределялись изо дня в день, сменяли друг друга, вдобавок кто-то оставался дежурить в лагере, кашеварить или наводить порядок. Окс распределял работы, следил, чтобы никто не заболел, а если всё-таки иной старатель захворал, Старший выделял на его место другого.

Мёртвые работали иначе. Почти две сотни костяков делились на десятки, звенья, каждым из которых командовал свой головной. Они направляли работу и отдавали приказы. Сами при этом ладони инструментом не рвали, ведь главный инструмент мага – его руки. И пусть головные не были настоящими магами, но колдовали ровно также. Они сплетали узлы.

Вдобавок, один из них всегда оставался над входом в Муравейник. Жители Шахты называли это «стоять на ветру» – то есть весь день плести один и тот же узел и обеспечивать подачу свежего воздуха во все подземные залы и выработки через специальные воздуховоды.

– Эй, кто хочет сыграть? – голос вдруг прервал рабочий шум.

Мёртвые двигались ритмично, в одном темпе, стук их кирок сливался в один мерный гимн труду. Стук да стук, стык да стык, тц и тц. Куклам разговоры были не нужны.

Работая бок о бок с безмолвными костяками, Арк терял счёт времени. Неосознанно подстраивался под них, также бил киркой и через раз дышал. Монотонный стук убаюкивал его, и он словно впадал в транс. Разум уходил вглубь самого себя, блуждал в мрачных закоулках черепа. Бывало, миновало полдня или даже весь день, а он ни на миг не останавливался. Конечно, тело потом расплачивалось дикой болью. Но со временем Арк привык к подобному ритму и не желал ничего менять.

– Что на этот раз, Тэл? Опять в «Птицу и лисицу»?

– Да.

Несмотря на вечно хмурый взгляд, все знали, что головной Тэл не дурак пошутить и повеселиться. Он был худ, небрит, а длинные волосы схватывал на затылке шнурком. Головной прохаживался вдоль шеренги скелетов, но ближе двух шагов всё же не подходил. Некоторые куклы имели немалый рост и размах кирок, а глаз на затылках не имели. Того и гляди, снесут полбашки, и пикнуть не успеешь.

– Ой, иди ты в щель! Твоё звено, вон, сегодня забой рубит. А мои отработку убирают. Отвлекусь, и всё – ушуршат в ствол.

– Просто признай, что твои пальцы растут из задницы, – не унимался Тэл. В слове «пальцы» головные всегда ставили ударение на последний слог.

Все живые внизу обязательно прикрывали рот и нос, потому лиц было не разглядеть, плюс в воздухе висела каменная пыль. Однако каждый понимал, что Тэл улыбался.

– Да ты обманщик! Я тебе ворону загадал, а ты мне – муравья. Как я муравья должен показать, а?

Неожиданно кто-то воскликнул:

– Старшой!

Крик вывел Арка из транса, он завертел головой. Все разом подтянулись, задвигались, стали что-то делать и внимательно поглядывали на свои звенья.

Окс встал на свободном пятачке, окинул взглядом всю выработку и спросил:

– Где Гор?

– А вон, спину ровняет за валунами!

Кто-то хохотнул, но его тут же одёрнули. Окс двинулся в указанную сторону: к приметной стене и трём большим камням. Через несколько мгновений он уже тянул за ухо Гора из его лежбища, свирепо пуча глаза. Молодой мужчина махал руками, визжал и пытался встать на цыпочки, чтобы его ухо не осталось в кулаке Старшего.

– В щель тебя, Гор! Деланный ты косточкой сын Бездны! Борго!

Головной Гор лепетал, поскуливал и крепко держался за ухо поверх огромного кулака Окса.

– Всю седмицу будешь рубить породу наверху рядом со мной! Всю. Следующую. Седмицу. – Он отпустил головного и подтолкнул ногой пониже спины. – Мы там пылякой дышим, а этот – дрыхнет!

Старший постоял немного, тяжело вздыхал, пытался успокоиться. Наконец, собрался с мыслями и позвал погромче:

– А-арк!

Благо, тот успел опомниться, чтобы не пропустить этот крик. Однако, спешить на зов не стал. Осторожно опустил кайло, прислонил к стене. Неторопливо размял руки, смахнул пот с коротко стриженной головы. Затем спокойно и неторопливо приблизился к Старшему, хмуро посмотрел тому в глаза.

Он ничего не сказал, и Окс тоже сперва промолчал. Но затем кашлянул и сказал, не глядя на него:

– Мне надо в город, а ты пойдешь со мной. Сейчас. Обмойся. Вода осталась. И прилично оденься. Лицо умой, – буркнул напоследок Старший.

Всё. Мужчина отвернулся и двинулся к Тэлу.

Как бы он ни кипел внутри, но ослушаться не мог. Уже у выхода обернулся и нашёл глазами Эла и Кло. Как все куклы, те били породу, делая чёткие выверенные неживые движения. Не зная, куда смотреть, ни один живой не смог бы отличить этих двоих от остальных.

Вообще все куклы были разными. У некоторых кости треснули, у других не хватало фаланг или рёбер, или кусков черепа. Приметная пара давным-давно лишилась нижних челюстей, иные хромали и кривились от прижизненных болезней. Запылённые, мёртвые не потели и не мылись. Лишь совсем свежие приходили чистыми и отбеленными, чтобы очень быстро стать такими же, как остальные.

Напоследок он увидел ещё одну куклу. Та слегка хромала, толкая тележку со стружкой. Примерно его роста с остатками некогда чёрных волос на черепе, которые она всегда заплетала в две косы. Арку не нужно было представлять её лицо при жизни – он прекрасно его помнил.

Глядя на скелет своей матери, Арк уже давно не плакал.

– И что дальше, каждую седмицу так будем?

– Да что мы им сделали? Чем прогневали, а? Я работаю тут, как проклятая, чтобы ещё и вот это?!

– Надо будет, повторим! Вон как малыш Арк их приласкал. Боец!

– Да ладно вам.

– Налейте герою. Лей говорю, не жадничай. Ему уже можно.

– Да я ж не пью… Кхе-кхе… Ого-го!

– Пей, малыш, заслужил.

– Да, пусть ты и странный, но наш!

Пятерых пришлось зашивать наживую, один сломал руку, ещё пара старателей лежали, не в силах подняться. Мальчишку Зана с трудом достали из-под обломков палатки – так и не пришёл в сознание. Кровь остановили, раны обработали, обмотали тряпками, но лекарю показать решили уже утром. Красавица Али, которую едва не изнасиловали, сидела в шатре Старшего, не хотела показываться людям.

Погибших сложили у дальней стены. Семь душ навсегда остались в Шахте.

Старатели праздновали победу. Достали несколько кувшинов дрянного вина – всё, что уцелело – и расползлись по лобному месту, что гордо называли «площадью». Радовались, как могли. Шутили и смеялись, некоторые рыдали в сторонке.

– Окс, почтаря послал?

– Да, уже. Всё написал. К утру будет ответ, уверен.

– Борго, что за ужас, а?

– Хватит ругаться. Мы же отбились.

– Борго-борго!

Шахтёры захохотали.

– Окс, а что нам ждать теперь? Ты Старший, ты скажи!

Он встал во весь немалый рост, и остальные притихли. Кто-то даже отполз в сторонку, чтобы лучше видеть. Окс обвёл всех взглядом и заговорил:

– Как бы ни было темно под горой, мы помним о солнце. Вал, Энс и другие… Навсегда останутся с нами.

Многие взглянули в сторону погибших, и тишина сдавила сердца живых.

– Кто это был? – продолжил Старший. – Мастеровые. Каменщики. Маслобои. Мясники. Коробейники. Кожевники. Простые люди. И солнце видят каждый день. Мы с вами живём во тьме. Работаем и спим во тьме. Мы сильнее!

Старатели внимали, но и бутылка с пойлом шла из рук в руки. Хорошее зелье – и пить, и раны прижигать.

Теперь, когда всё закончилось, Арк тяжело дышал и прятал дрожащие руки. Он будто сдулся, стал меньше и прятался за спинами товарищей. Страх не отпускал, и юноша, чтобы прогнать его прочь, прислушался к голосам сидящих перед ним.

– Плавно речёт, ну.

– Тш, дай послушать.

– А что слушать? Нам не слова нужны, а дела, ну.

– Нет вечности для гор. Сам тогда. Давай, говори дело, раз умный такой!

– И скажу. И скажу. Ну!

– Уверен, эти больше не сунутся, – продолжал Окс. – Они хотели увидеть, кто мы. Насмотрелись до слёз. Хотели пощупать камень, из которого мы сделаны. Пощупали так, что руки в кровь.

– Старшой, – встал вдруг один старатель. Нестарый, жилистый, шишковатая макушка поблёскивала в свете фонарей. – Старшой.

Все замолчали. Рослый Окс взглянул товарищу в глаза. Тот уставился в пол, сжал кулаки.

– Окс, – всё же заговорил он. – Ты хорошо говоришь. Сильные слова, ну. И работаешь с нами вместе. Крепкие руки. Но что делать-то, Окс, ну? Все знают, в городе слухи ползут от стены к стене. Мол, под Тривратом сама Бездна открылась. И чудища засели, ну. Эти ж вернутся, – он неопределенно махнул рукой.

– Эти не вернутся. Малыш Арк им показал, насколько крепки у нас кости. А другие… Ты что-то предлагаешь, Имп? Говори.

Названный Импом глубоко вдохнул.

– Надо делать. Ставить, ну, охрану. Наверху. Запирать вход в Муравейник. Иначе, борго… Он, Он же обещал, ну! Потребовать у Хозяина…

– Хозяин знает, Имп. Крысу-почтаря я послал. Уверен, Он уже знает. Нам надо верить Ему. Это всё, что прошу.

– Но как же те, кто обитает в городе? – спросили из толпы. – У нас дети в городе…

– Слушайте! – обратился Старший ко всем, повысив голос. – Луна видна даже днём. Хорошо, что у вас есть дом. Но большинство живут прямо здесь, в Муравейнике. Я, Арк, Али и многие-многие. Поверьте. Не мне – Хозяину. Он платит, он помогает. Он защитит.

– А как нам по улицам ходить, Окс? Пока что, слава горе, не дёргают. Тут все вместе отобьёмся. Но там?

Все посмотрели вверх, упёрлись в свод большого зала, над которым сотни и сотни людей ходили каждый день. Они там просыпались, пили-ели, работали, играли. Жили.

– Там, – указал Окс на свод, – такие же люди. Не все злые. И также живут во тьме, как мы. Ну, в полумраке.

Старший улыбнулся, и некоторые старатели вторили ему смешками. Триврат не зря назывался Город-в-горе, ведь солнце было роскошью в их мире.

И он продолжил:

– Они такие же. Но Хозяин – иной. Я верю. И вы поверьте. Есть секрет. Расскажу, и тогда – вы поверите. Но признаюсь. Слова не твёрдые, сам слышал краем уха.

Они зашикали друг на друга, хотя и до того помалкивали. Имп так и  стоял, но уже не отрывал глаз от Старшего. Тот прокашлялся.

– Хозяин повёл дела с Лордами. Есть люди, и им без разницы, кто работает в Шахте. И Он, – Окс поднял палец, – скоро откроет Шахту для всех. Под Палатой Лордов, под их рукой. Никто тогда не посмеет сказать нам и слова! Хоть здесь, хоть наверху!

Старатели сперва замерли, опешили, но миг спустя загомонили наперебой.

– Хо-хо-хо, Окс!

– Неужели, прямо так всем расскажет?

– Нет вечности, и тут толстозадые Лорды влезли…

– Эт как же, борго, работать теперь? Половину им отдавать?

– Борговы знатники.

Кто-то вскочил, иные заспорили. Сразу дюжина человек полезла к Старшему с вопросами. Имп присосался к пузатой бутыли в стороне. Другие радостно обнимались и смеялись.

Никто не заметил, как давешний герой, малыш Арк, тихонько покинул суету. Он прошёл тенями до стены, постоянно оглядываясь, затем повернул вдоль, чтобы меньше глаз видели, куда направился. Частично его скрывали наспех поднятые и кое-как закреплённые палатки. По пути прихватил фонарь.

Незамеченный, он миновал великие Врата. Они именовались Третьими, были вечно открыты настежь и вели в недра горы. Прямой проход раздавался вширь и через пятьдесят ударов сердца выходил в Гнездо. То была полость-перекрёсток, из неё шло два квершлага, не коридора – так говорили старатели.

Посреди располагалось нечто, похожее на остатки крохотного дозорного пункта с тремя полуразваленными стенами. Это и называлось Гнездом. Его использовали как перевалочное место, где хранили часть инструмента и запасы воды, чтобы не таскать всё из Муравейника в выработку и обратно.

Гнездо пустовало, потому что подземную Шахту не от кого было охранять. До сегодняшнего вечера.

Малыш Арк свернул в правый квершлаг, спустился вниз на один пролёт и вышел в новый горизонт. Первая выработка, где день ото дня старатели добывали руду. Тут и там лежали позабытые инструменты. Высились кучи битого камня, что не успели убрать. Видно, что работали живые. Но задерживаться Арк не стал и двинулся дальше.

В дальнем конце первой выработки зиял проход – вытесанные в скале ступени. Они вели глубже, поворачивали и открывали глазам вторую выработку, нижнюю. Гораздо чище и просторнее, без лишнего мусора.

Здесь работали мёртвые.

Они хаотично стояли повсюду, куда доставал неровный свет. Застыли без движения, в полужестах, словно странные кривые деревца. Пожелтевшие кости, гладкие черепа, пустые глазницы. Истинный костяной лес.

Куклы Арка не страшили. Они не были способны двигаться сами без приказа живых. Их словно выставили так ради жуткой красоты, а не работы. Старатели инстинктивно не прикасались к ним, не подходили близко, не работали рядом и не трогали их – кукол – инструмент.

Арк шёл и иногда проводил по костям кончиками пальцев. Одного погладил по гладкому черепу, другому закрыл рот, надавив на челюсть. У третьего аккуратно опустил руки с киркой, которой тот собирался расколоть ближайший валун. Он не знал истоков магии, что заставляла их повиноваться и выполнять команды, но костяки отвечали на движения и повиновались, будто суставы их крепились на шарниры.

Впереди раздался стук. Кость о кость, а точнее – клацанье зубов. На мгновение он замер. Осторожно посмотрел по сторонам. Звук повторился. На долю мгновения его прошиб холодный пот. Отблески фонаря заметались по костям, удлиняя тени и заставляя их плясать.

Вся огромная полость вновь погрузилась в тишину. Арк уверенно пошёл дальше, больше не отвлекаясь на мёртвых. Только его шаги расползались по выработке. В самом конце находился небольшой закуток: край скалы скрывал от чужих глаз маленький мирок, где юноша бывал почти каждую ночь.

Он поднял фонарь и осветил нишу. Два скелета, застывшие в таких позах, будто их неожиданно застали на месте преступления, пусто смотрели на него.

Так продолжалось краткий миг, а затем куклы шевельнулись, двинулись, сделали синхронный шаг к Арку. Он попытался было отступить, но те уже протянули к нему костлявые руки. Хрустнул камешек под пяточной костью одного из мертвецов. Парень успел лишь открыть рот…

Куклы в один момент приблизились и обняли Арка, застыли. Одна похлопала его по плечу. Так они вместе стояли какие-то время, но Арк совсем не боялся. Он тоже обнял их в ответ.

Вскоре один скелет отстранился, клацнул несколько раз челюстью и сделал пару жестов.

«Мы испугались», – перевёл юноша.

«Все побежали. Мы слышали. Борьбу. Драку», – так выразился другой.

– Сейчас расскажу. Давайте сядем.

То была странная беседа, какую вряд ли кто-то из живых мог себе представить. Арк говорил и говорил, махал руками, вскакивал в самые острые моменты. Он показывал, как дрался с погромщиками, как махал цепью. И удивительное дело: мертвецы слушали его. Они послушно сидели на удобных валунах, будто поставленных здесь специально, следили за его жестами, иногда приоткрывали зубастые рты или кивали. Пару раз даже поворачивали головы и смотрели друг на друга, будто переглядывались.

Когда история подошла к концу, и Арк присел рядом, тяжело дыша, один из скелетов застучал челюстью, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

«Думаешь, это был. Мор?», – понял Арк.

– Мне так показалось. Его волосы… я видел, – задумчиво кивнул он.

Имя человека мертвец «произнёс», стукая зубами и делая паузы. Стук и пауза в разном порядке означали разные буквы. Потому, если приноровиться к принципу и запомнить все сочетания, то можно вполне сносно выражать сложные, длинные или непонятные слова, имена и названия. Например, чтобы «сказать» букву А, скелет делал «тук» зубами один раз, букву О – «тук-тук» дважды и так далее.

Арк всё это знал и понимал без особых проблем. В конце концов, сам и придумал такой способ общения с мёртвыми.

«Мне было страшно. Много звуков. Крики», – сказал второй и сделал намёк на жест, будто так по-человечески хотел обнять себя за плечи.

Арку захотелось обнять друга, успокоить, но он считал себя уже мужчиной, пусть ему и было всего семнадцать лет. А мужчины всегда серьёзны и суровы, не как бабы, и по пустякам не обнимаются. Потому он просто улыбнулся и сказал:

– Не бойся, Кло. Эти явно приходили не за вами. Они нас били да палатки ломали.

Оба друга умерли мужчинами и должны были ими оставаться.

«Я слышал. Их крики. Ваши. Им было больно. Всем было больно». Кло вздрогнул. Совсем как человек.

Парень всё же поддался порыву и положил руку на плечо скелета.

«Нет, малыш Арк, – покачал головой другой скелет и поднялся. Ростом он не уступал Старшему старателей. – Это только начало».

Целое обращение «Малыш Арк» тот выразил привычным жестом: щёпотью коснулся груди и одновременно стукнул «А», не договаривая имя.

– Я тебе не малыш, – по привычке буркнул Арк в ответ. – Я уже мужчина, Эл!

«Что сказал Окс?» – вероятно, Эл не хотел вновь заводить старый спор, потому сменил тему.

– О! Окс сказал, что Хозяин собирается открыть Шахту для всех! Он сделает так, чтобы нас не трогали. Тогда можно будет больше не бояться ходить по городу. Здорово, да?

Кло отвлекся на что-то на стене, отошёл и ковырял пальцем. Эл стоял без движения, молчал. Арк знал, что друг задумался. За годы общения он чувствовал, какое выражение лица могло бы быть сейчас на месте голого черепа, застывшего в вечном оскале.

«Думаю, это плохо. Для нас с ним, – Эл указал на Кло. – Может быть плохо».

– Да ты что?! Хорошо же. Люди в городе перестанут беспокоиться. Никто больше не придёт… бить. И денег будет больше.

Он вскочил, поднял кулак. Рядом с Элом он казался сам себе ребёнком и всё больше злился.

«Подумай. Открытый Муравейник. Больше людей. Придут работать. Мы не сможем прятаться. Долго. Найдут».

Эл следил за ним, поворачивая голову.

– И пусть! Я защищу вас. Да. Буду больше тренироваться. С цепом вон как уже управляюсь! С дубинками ты мне помог…

«С цепью. Цеп – другое», – поправил его скелет.

– Да, с цепью. Ну, ещё меч раздобуду. Хоть какой. Сражаться научусь. А потом денег накоплю. Договор свой выкуплю. Вас выкуплю. И уедем. Втроём, сами. Далеко-далеко.

«Это хорошая мечта, малыш. Но. Они приходили за нами. За всеми. И придут снова».

Арк стал на месте и хмуро взглянул на Эла. Повернулся к Кло:

– А ты что скажешь?

Тот будто не услышал и пытался сложить из нескольких мелких камешков пирамидку.

«Мёртвые должны быть. В Бездне. Ты знаешь. Живые нас не примут», – закончил Эл.

Теперь замолчал и задумался Арк.

Кло вдруг отвлёкся от камней и поднял голову:

«Хочу увидеть небо. Эл сказал. Оно глубокое. Боюсь в него упасть».

Парень сперва опешил, пытаясь понять смысл фразы, затем звонко рассмеялся.

– Я покажу вам небо. Обещаю.

Эл только покачал головой и ничего не ответил.

Встречайте, "Гора костей", Глава 1: "Мёртвых - в Бездну"

Лагерь громили на закате.

Сердца бились в унисон, рвались из клетки рёбер. Топот шагов оглушал и не давал вздохнуть.

Мужчины шагали. Ступали твёрдо, стукали пяткой о камень. Этот грохот летел вперёд и ввысь, теряясь во мраке, чтобы через мгновение отразиться от свода огромной пещеры. И обрушиться на улицы Города-в-горе. Поступь мужчин кричала о силе. Поднятая пыль смешивалась с запахом горючего масла и оседала на коже; капельки пота стекали, превращая лица в неживые маски.

По сторонам не смотрели, потому что в полутьме всё равно ничего не разглядеть. Гасили встречные фонари, оставляя за собой густую тьму. При этом сами палили факелы, подняв повыше, и кто-то подносил ещё.

Отовсюду шли новые: вливались в толпу из переулков, боковых улочек. Город безропотно отдавал мужчин, зная, что наплодятся новые. Они были тверды, как камень, были плотью города. Верили, что исполняют волю его. Верили, что желание города – закон.

Раздался первый крик. То был боевой клич самых древних в мире воинов – обезумевшей толпы. Кровь этой толпы бурлила, требуя свободы.

– Не отдадим наших детей!

Злой людской поток давил всё на своём пути. Косой деревянный лоток, или груда камней, или нерадивый пьянчуга. Две сотни ног не ощутили преграды.

Улица до того мирно дремала. Едва услышавшие грохот жители выскакивали из своих домов и скрывались в кривых переулках. Мало кто заботился об имуществе – лишь бы шкуру спасти.

Вот и щербатая стена пещеры вырисовалась из тьмы. Древние строители Города-в-горе выровняли её насколько могли, но всё равно было видно, что это дело рук не человека, а природы.

Врата были огромны: четверо мужчин друг у друга на плечах не дотянулись бы до края. Перед ними по традиции горели два очага, словно приглашая внутрь. Однако, Врата оказались заперты. Каждый в городе знал, что их не открывали больше тысячи лет.

– Загоним демонов обратно в Бездну!

Толпа дрогнула, однако, как по команде, у крайнего на улице двухэтажного строения распахнулись широкие двери. Рыжеволосый юноша махнул, призывая остальных. Внутри оказалось совершенно пусто, однако тот же юноша указал на лестницу вниз. Тут и пригодились факелы – больше никакого света не было.

Два пролёта, топот ног.

Рыжеволосый первым вышел в просторный подземный зал, погрузился в тяжёлый спёртый воздух, пропитанный маслом и потом. Заозирался, разглядывая палатки и немудрёный скарб старателей, обитавших под городом. Тут и там лавки и столы, пустые кувшины, посуда. В центре торчал большой шатёр. На стенах мерцали масляные фонари, и потому всё было прекрасно видно. Всё, кроме людей.

Юношу уже толкали в спину. Мужчины с факелами, с дубинками, с цепями расползались по залу грязной водой, прорвавшей дамбу. Толпа гудела, круша всё на своём пути.

– Не жечь! – закричал рыжий.

На удивление, его слушались, хотя возрастом он уступал большей части из них.

Показался один из старателей. Он выскочил промеж палаток с кайлом в руках, босой, хмурый спросонья. За ним были ещё двое – юноша и женщина, почти голая, одетая лишь в короткие штаны.

– А-а-а!

– Мёртвых – в Бездну!

– Чистый Триврат!

Толпа взревела, и крик оглушил, заметался по залу, закружил голову.

На старателя налетели вмиг. Повалили, втоптали тело в камень. Парнишка позади зарычал и схватил такое же кайло, размахнулся и сшиб ближайшего погромщика.

Рыжий равнодушно посмотрел на убийство, затем отвлёкся на тех, кто громил шатёр. Сразу метнулся в ту сторону. Заметил, как измазанный в муке широкоплечий пекарь сграбастал ближайший факел и собрался уже забросить внутрь.

– Не смей! – кричал юноша на бегу. – Все погорим!

Опьянённого от крови пекаря успели остановить: отобрали факел, сунули в руки цепь.

Рыжеволосый заводила обернулся: парнишка с кайлом лежал в луже крови с пробитой головой. Женщину тащили сразу четверо – та вырывалась и визжала, штаны изорваны, ноги в синяках.

Безумные крики. Свежая кровь. Поодаль завязалась ещё драка: оружия ни у кого не было, но кулаки старателей оказались крепче, чем у некоторых мастеровых. Кто-то уже лежал без сознания, а другой сидел и зажимал рваную рану на щеке.

Юноша торопливо двинулся к шатру, расталкивая по пути своих и чужих.

Заметил сбоку смутное движение в тени палатки. Махнул рукой ближайшему товарищу: патлатому жирному мяснику, который так и оставался в рабочем фартуке, пропитанном кровью. Животной или человеческой? Мясник испуганно оглянулся. Наконец, увидел, попёр напролом, грохнув об пол тяжеленный стол. Миг – и поднял в воздух за ногу тощего мальца лет десяти.

Он пытался было махать кулаками, хотел достать до лица верзилы. Мужчина обнажил жёлтые зубы и с силой швырнул мальчишку прямо на ближайшую палатку. Обратно тот не выбрался. Мясник загоготал, а рыжий скривился от отвращения.

Он почти добрался до шатра… Но вдруг что-то изменилось с той стороны, где был проход вглубь подземелья, в шахту. Злясь и спотыкаясь, он двинулся туда.

Перед ним открылось пустое пространство, в центре которого шла жестокая потасовка. Вот один погромщик рухнул без чувств и не поднялся. Второй скулил и валялся под ногами. Третий – полз прочь. Остальные попятились, и заводила разглядел того, кто заставил их всех отступить.

Парень ровесник его самого, лет семнадцати. Невысокий, но крепкий и широкоплечий, бритый наголо. Один глаз прищурен, губы сжаты, шрам на подбородке. Неужели, то был Арк, старый знакомый? Без рубахи, весь в поту и грязи, он держал сразу две дубинки и раздавал удары спокойно, технично, будто дрался ими всю жизнь. И погромщики, взрослые мужики, отходили всё дальше, не решаясь лезть на рожон.

Вдруг один, самый отчаянный, бросился вперёд, замахиваясь факелом, не размениваясь. Молодой старатель присел и ткнул дубинкой ему в пах, а когда тот согнулся от боли, двинул по затылку. Противник остался лежать.

– Сзади заходи!

– Ах ты, косточкой деланый!

– Чистый Триврат!

Неожиданно парень сам кинулся в атаку. Парой ударов отбросил двоих противников. Пнул мелкого тощего торговца с Изумрудной улицы так, что тот завалился прямо в палатку. Затем сильным замахом сломал колено всё тому же пекарю.

Рыжий оскалился, зло зыркнул по сторонам. Наконец, схватил пустой глиняный кувшин и прицельно запустил лысому парню в голову – зацепил вскользь, но и того хватило. Крепыш выронил одну дубинку, схватился за затылок, и на него тут же навалилась толпа, подмяв под себя.

Заводила вновь зло улыбнулся и тут же ругнулся из-за заминки. Мешкать больше не стоило. В шатёр, скорее! Там должно храниться то, за чем его послали.

Старатель, седой, с единственным выпученным глазом, выскочил прямо перед ним и замахнулся доской. Юноша инстинктивно метнулся в сторону, вытянул заточку из рукава и коротко ткнул нападавшего под ребро. Седой выронил доску, зажал рану и со стоном повалился на пол.

– Грязная крыса, – прошипел он.

Однако добраться до большого шатра рыжий не успел. Молодой старатель, уже без дубинок и с залитым кровью лицом, возник прямо перед входом. Он широко размахнулся цепью над головой. На конце той мелькнул треснувший масляный фонарь, превратившийся в огненный снаряд. Упаси Бездна попасть под удар!

Рыжий едва успел остановиться, отпрыгнул, но спину всё равно опалило жаром. Он упал и ударился: локоть свело от боли.

– Чистый Триврат! – закричал было кто-то, но и только. Никто не стремился напасть.

Послышались крики с другой стороны подземного зала. Рыжеволосый обернулся и сжал кулаки.

Толпа мужчин и женщин, никак не меньше сотни-полутора человек. Они бежали из тёмного прохода, из глубин шахты. С кирками, лопатами, дубинами, цепями. Большая часть без рубах, только в штанах да тяжёлых ботинках. С платками на головах, покрытые пылью и копотью, старатели лишь покрепче сжимали орудия труда. И бросались в драку без раздумий.

Первыми закричали обескураженные погромщики, которые не ожидали отпора. Именно их вопли и услышал рыжий. Он сжал зубы от досады, от того, что не успел обыскать шатёр, от того, что старатели явились раньше времени.

Мигом позже началась свалка. Дрались повсюду. Уже было не разобрать, где свои, где чужие, кто пришёл из города сверху, а кто – явился из подземелья.

Пол щедро залили кровью. Юноша едва успевал уворачиваться от ударов, бросался из стороны в сторону, лишь бы выбраться, глотнуть свежего воздуха. Он распихивал и толкал скользкие тела, но людей вокруг было слишком много.

Заметил кусок железа, подвешенный на столбе у выхода из лагеря. Если кто из шахтёров и подумал о том же, то его попросту не пропустили. Вот! Направился туда, но казалось, что прошла вечность, пока продрался сквозь этот бурлящий человеческий водоворот.

Бо-ом-м-м – разнеслось по залу, по лагерю, по всему подземелью.

Рыжий закричал изо всех сил:

– Ухо-одим! Стража!

Большая часть погромщиков тут же бросилась к лестнице. Стражники Города-в-горе были единственными, кого мастеровые, ремесленники и прочие работяги, обезумевшие от крови и безнаказанности, могли бы сейчас испугаться. А иначе увести всех прочь у него бы не вышло.

Юноша-заводила стоял в проходе и продолжал звать. На удивление, погромщики постарались забрать всех своих: раненых, беспамятных и испустивших дух. Драка стихала, мужчины отбивались от старателей и бежали прочь. Они продолжали кричать о чистоте города, о том, что мёртвых – в Бездну, однако их голоса тонули в радостном победном гомоне защитников лагеря.

Их не преследовали.

Рыжий юноша ногой поддал хромому пекарю и быстро оглянулся на место битвы. Лагерь был почти уничтожен: ни одной целой палатки, побитые фонари, повсюду осколки и обломки. Большой шатёр покосился. В углу торопливо тушили занявшийся огонь.

Заводила поспешил наверх. Пусть так и не добрался до цели, но всё равно увидел достаточно. А главное, жители города увидели достаточно. Дальше скрываться шахтёры не смогут.

– Чистый Триврат! – закричал он во всю глотку, когда выбрался вновь на улицу.

Его тут же освежил слабый ветер, сдул пыль подземелья.

Рыжему вторил нестройный хор побитых ободранных мужчин. Некоторые несли товарищей на руках, другие едва тащились сами, хромали, стонали, оставляли кровавые следы на камне и стенах домов.

Не смотря на всё это они считали себя победителями.