Marianush

В 11 лет я угодила в детскую больницу в Ленинграде.

Одноклассники решили на перемене устроить кучу малу и я оказалась в основании. Итог- компрессионный перелом позвоночника.

Два месяца в больнице на растяжке , месяц только на спине, две недели можно переворачиваться на живот (тогда я и поняла какое это невыразимое счастье) и две недели- на колени. Заново учиться ходить и нельзя сидеть еще 2 месяца. Я до сих пор ловлю себя на мысли что нельзя сидеть, особенно когда болею.

Позвоночник мне может быть и вылечили, но душу покалечили изрядно. Потому что в больнице был ад.

Для девочки из хорошей семьи, которая выросла у бабушки и ни разу не выезжала в лагеря - это был ад вдвойне. Хотя как мне кажется это было бы адом для любого ребенка.

Началось всё с того что родителей в отделение не пускали. Вообще не пускали. Карантин в связи с гриппом длился все эти два месяца и полагаю что и потом тоже. Максимум- передача. Которую могли отобрать старшие девочки. Ассоциации напросились? Оно самое!

Палата на 8 человек, 6 из них них лежачих. Полностью. Нельзя вставать вообще. Таких палат в отделении было несколько. И одна нянечка!!! И простите за подробность, два судна на палату.

Наверное самое противное в болезнях это осознание несовершенства человеческой природы , унизительное и грязное. Когда к боли и процедурам добавляется необходимость ждать пока до тебя доберется уже полное судно.Ну вы понимаете...

А испорченные отношения со старшими девочками вели к тому что судно могли не передать вообще или его приходилось унизительно выпрашивать.

Способов унизить и подчинить было выработано очень много.

И просто высмеять девочку у которой в связи с инвалидностью переломы были каждые полгода- это самое невинное развлечение. У неё просто прятали костыли и ей приходилось ползать под кроватями в их поисках.

Можно было не давать судно, можно было его специально пролить передавая, а потом ржать выслушивая ругань санитарки.

Можно было играть в карты , использовав в качестве стола соседку, которой при этом нельзя было шевелиться.

Ни врачи, ни медсестры, ни санитарки в это не вмешивались. Их это не касалось. Они вообще появлялись в палате два раза в день. Их ненавидели особенно люто.

Да и нельзя было плакать и жаловаться. Никому! За этим следовало особо тяжкое наказание. Слезы высмеивались особенно жестоко.

Мат лился свободной рекой. На нем говорили, пели, читали стихи, объясняли дурочкам вроде меня откуда дети берутся. Там я и познакомилась с этой частью родного языка и потом еще мучила маму чтобы она мне объяснила значение и этимологию. Ну и процесс заодно.

В двух словах- разверзлась бездна. От унижений меня спасла мама. Она устроила туда санитаркой. Поэтому меня обижать побаивались. Ограничивались насмешками, игрой в карты на мне и даже почти приняли в стаю, опять же из страха перед мамой.

От чего она не могла меня избавить так от унизительной необходимости приспосабливаться. Разница в весовых категориях была существенна, им было по 14-15, одна из них ходила и издевательства становились всё изощреннее и изощреннее.

Они требовали полного подчинения и если ты не участвовал в их играх, то надо было хотя бы улыбаться на их шутки. И терпеть. Терпеть всё! Потому что мама не могла там быть 24 часа в сутки. И все-же мне доставалось меньше всех из младших.

Последней каплей для меня стала девочка Танечка. Её привезли со сломанной ногой и положили к нам так как в других палатах не было места. Она оказалась самой младшей. 7 лет. Самое страшное что она не понимала половину того что ей говорили и того что ей делали. Она улыбалась. Улыбалась всем. Такой домашний милый ребенок который воспринимал все что вокруг как некую игру.

Она с удовольствием бегала на костылях по поручениям, делилась всем что ей присылали и звонко повторяла матерные частушки под общий хохот не понимая в них ни слова.

Она влюбила в себя и врачей и санитарок и это подхлестнуло волну ненависти. Этого ей уже не могли простить. Перед её выпиской (перелом оказался легким и пробыла она к её счастью в этом аду всего несколько дней), её мама передала для медсестры или для врача духи. Танечка всем дала понюхать какая это прелесть, поставила флакончик на тумбочку и уснула.

Ночь из флакона вылили всё, до капли. И влили туда содержимое судна. После чего флакон поставили на место , а утром с наслаждением наблюдали как Танечка вручает подарок медсестре, а та его открывает и нюхает. Аромат ведь долго остается во флаконе. Никто ничего не понял. Танечка раздарила все что у неё было и уехала.

Это был триумф! Победа! От хохота тряслись стекла. Хорошее настроение старших позволило нам несколько дней прожить спокойно. Они всё не могли забыть как "сделали" Танечку и медсестру.

Прошло почти 30 лет. Я помню эту сцену до деталей. И высокий потолок старой питерской больницы и заледеневшие окна и запах прогорклой каши и мочи и чувство полной беспомощности перед этой адской силой .

Меня выпихнуло туда из теплого дома . Я тогда многого не понимала и понимание некоторых вещей пришло потом потому что забыть это было сложно. Мне понадобилось еще три года чтобы понять что я не хочу там жить. Среди этих людей. И еще три чтобы уехать.

Но я до сих пор не могу себе простить что не предупредила Таню. Ведь хотела, но не смогла. Наверное, этот страх я им и не могу простить. До сих пор.

Кукольный электрический стул.