Утром я двинулся к башне. Тарков молчал, но тишина была липкой, как дыхание зверя. Улицы утопали в жиже, она текла из трещин в асфальте, из канализаций, из разбитых окон. Следы меток вели меня вперёд — они были свежими, вырезанными в стенах, на фонарных столбах, даже на костях, торчащих из луж. Я видел тени в переулках — слишком быстрые, слишком большие, но они не нападали. Они ждали. У подножия башни я нашёл фонтан, тот самый, из сна. Жижа в нём кипела, и я увидел своё отражение — маска, чёрные вены, глаза, как угли. Я отвернулся, но голос в голове шепнул: "Ты уже здесь."

Башня встретила меня мраком. Двери были сорваны, а внутри — запах гнили, смешанный с чем-то сладким, как испорченное мясо. Пол усыпан обрывками бумаг, чертежами, формулами, и я заметил, что они повторяют узор на медальоне. Метки на стенах теперь складывались в слова: "РВ-17. Сосуд. Активация." Я поднялся по лестнице, каждый шаг отдавался в груди, будто медальон бил в рёбра. Воздух становился гуще, и я слышал шёпот — не ампулы, не голоса в голове, а самой башни. Она жила.

На верхнем этаже я нашёл зал. В центре — ещё один резервуар, огромный, как собор, полный жижи, светящейся, как звёзды. В ней плавали фигуры — десятки, сотни, их лица были моими, но искажёнными, с лишними глазами, с когтями вместо рук. Медальон задрожал, ампула в рюкзаке нагрелась до боли, и я почувствовал, как вены под кожей запели, тяня меня к стеклу. Я видел, как жижа закружилась, и в ней появилась тень — человек в плаще, его маска блестела, как металл, а глаза смотрели прямо в меня. "Сосуд готов," — голос был повсюду, в воздухе, в костях, в крови. — "Стань, или сгори."

Я шагнул ближе, не знаю зачем. Ноги двигались сами, как во сне. Жижа в резервуаре поднялась, и я увидел, как моё отражение меняется — кожа растворяется, вены светятся, глаза горят. Я поднял трубу, чтобы разбить стекло, но рука дрожала. Голос внутри — "Стань" — был громче, чем мой крик. Тогда я услышал хрип. Из тени в углу поднялась фигура — когти, глаза, слишком много глаз, как в фонтане. Она была огромной, больше, чем вчера, и двигалась, как ртуть. Я бросился к лестнице, но она прыгнула, и я почувствовал, как её когти задели рюкзак. Я ударил трубой, попал, и жижа брызнула, но фигура не остановилась — она гналась, пока я не вылетел на крышу.

Теперь я на крыше башни, под дождём. Тарков раскинулся внизу, чёрный, как рана, и я вижу, как жижа течёт по улицам, как вены по телу. Медальон бьётся, вены шепчут, ампула ждёт. Я нашёл старый терминал у края крыши, вставил диск. Экран мигнул: "Стабильность: 29%. Протокол активирован." Имена, формулы, чертежи — и моё имя, теперь с новой меткой: "Сосуд. Завершение." Я не знаю, что это значит, но чувствую, как башня дышит, как Тарков сжимает меня, как голос в голове становится моим.

Снаружи — ночь, дождь хлещет, как плеть. Человек в плаще где-то здесь, я слышу его шаги в шуме воды. Завтра я спущусь в подвал башни, где метки сливаются в узор, а жижа ждёт, как море. Я найду его. Или стану им. Тарков не отпускает.

Внутри — мрак, пропитанный запахом гнили и металла. Пол усыпан бумагами, на которых формулы и чертежи, похожие на те, что были на диске. На стенах — метки, теперь с буквами: "РВ-17". Резервуар. Вектор. Я нашёл лестницу вниз, в подвал, где воздух густой, как сироп, и каждый шаг отдаётся эхом. Там, в центре зала, — резервуар, как тот, что я видел раньше, но больше, выше, полный жижи. Она светится, пульсирует, и я вижу, как в ней плавают тени — не люди, не звери, а что-то, что не должно существовать. Медальон задрожал, ампула в рюкзаке нагрелась, и я почувствовал, как вены под кожей запели, будто зовя меня к резервуару.

Я услышал шаги за спиной. Тяжёлые, медленные, как у того, в плаще. Я обернулся, но там никого — только тень, скользнувшая по стене. "Сосуд готов, Волк," — голос был везде, в воздухе, в голове, в венах. — "Прими, или исчезни." Я шагнул к резервуару, не знаю зачем, но ноги двигались сами. Жижа в нём закружилась, и я увидел своё отражение — не лицо, а маску, как у него, с чёрными венами и глазами, горящими, как угли. Я поднял трубу, чтобы разбить стекло, но рука замерла. Голос внутри — "Стань" — был громче, чем мой собственный.

Тогда я услышал хрип. В углу поднялась фигура — когти, глаза, слишком много глаз, как в фонтане. Она была больше, чем вчера, и двигалась быстрее. Я бросился к лестнице, но она прыгнула, и я почувствовал, как дыхание её когтей задело спину. Я ударил трубой, попал, и услышал визг, от которого кровь застыла. Жижа брызнула на пол, но фигура не остановилась — она гналась, пока я не вылетел наружу, в дождь.

Теперь я прячусь в развалинах магазина, в центре города. Дождь смывает грязь, но не страх. Медальон бьётся, вены шепчут, ампула ждёт. Я вставил диск в старый терминал, который нашёл в углу. Экран показал — "Стабильность: 38%. Протокол завершён." Имена, формулы, чертежи — и моё имя, теперь с новой меткой: "Сосуд. Активация." Я не знаю, что это значит, но чувствую, как Тарков сжимает меня сильнее.

Снаружи — ночь, дождь не стихает. Человек в плаще где-то близко, я слышу его шаги в шуме воды. Завтра я пойду глубже — к башне в центре, где метки сливаются в узор, а жижа течёт, как водопады. Я найду его. Или стану им. Тарков не отпускает.