https://vk.com/@-169478206-101-vyzov-pozharnye-istorii-71i

Кто не знал, что такое быть пожарным, иной раз скажет: да что там, двадцать лет отработал — и вот уже и пенсия. Такой работе можно только позавидовать. И будет в чем-то прав: время в пожарной службе летит быстро. Оглянуться не успеваешь — и вот уже двадцать лет минуло, пришла пора пенсии. Правда, небольшой, даже смешной с нашими-то ценами. Другое дело, что в сорок лет жизнь ещё только начинается, работай не хочу. А пенсия пожарного — просто приятный бонус за приключения молодости. Вспоминаешь их, и берут за душу гордость и ностальгия. Есть, что детям и внукам рассказать.

Если вдруг кто решил стать пожарным, идти стоит к нам, в Федеральную противопожарную службу МЧС. Это настоящая работа: боевые пожарные части или спецчасти, каждая стоит на защите района от огня, в каждой работают фанаты своего дела, смелые и порядочные, ведь иные на такой службе не задерживаются. Именно будни Федеральной противопожарной службы я обычно описываю в своих рассказах.

Федералы в случае чего первыми встают на защиту от любого бедствия, не только огня. В пожарных частях лежат не только боевая одежда пожарных и снаряжения для тушения пламени. Есть там и костюмы химзащиты, например, которые используют, когда пожар случается на химпредприятии. Пожарные надевают их и отправляются ликвидировать аварию с выбросом аварийно-химически опасных веществ (АХОВ). А объекты, где используются такие опасные вещества, например хлор и аммиак, есть в каждом районе Москвы. К счастью, за безопасностью там следят, и пожары случаются редко.

В общем, хочешь творить добро, спасать людей и проверить себя по-настоящему, по-мужски — дорога тебе в Федеральную противопожарную службу, в боевую пожарную часть. В каждом районе такая имеется. Устраивайся — и туши на здоровье.

***

На самом деле двадцать лет в пожарной службе — это целая жизнь. Понимать это начинаешь лет через десять, наверное. Тогда приходит осознание, сколько мертвых, искалеченных и потерявших дом людей ты видел. Никто из пожарных такого видеть не хочет, но это цена, которую приходится платить за спасение жизней.

А ведь есть и те, кто по тридцать лет, по сорок лет служат в боевых подразделениях и все это время прикасаются к смерти и страданиям, к боли и шоку, к отчаянию и последним мгновениям чьей-то жизни. Порой общаюсь с дембелями и понимаю: в душе мои коллеги носят такие вещи, которые порой вообще вспоминать не хочется, но и забыть невозможно.

Двадцать лет службы в пожарной части — это больше полутора тысяч рабочих суток, когда катаешься по реальным вызовам. Семь суток в месяц, так и набегает это гигантское число. Поверьте, это и правда очень много. Настоящие пожарные умеют тушить и любят свое дело, но вовсе не рады пожарам. Это как в песне Тимофея Денисова: «Готовы к бою, но в надеждах на ложняк».

Каждый пожар — это чья-то боль. В лучшем случае погорелец попадает на ремонт квартиры, а это немалые деньги. Даже незначительное возгорание оставляет копоть на стенах и потолке, которые вы не отмоете уже ничем, да и запах гари будет ещё долго напоминать о пожаре. А если горящая квартира не на первом этаже, то пожарные, заливая огонь, нередко топят и квартиры этажом ниже. Опять же, боль от ущерба любимому жилищу.

И жертвы. Люди часто умирают, если горит многоквартирный дом, даже когда огонь не в их квартире. Особенно тяжко, когда гибнут дети. Вот, например, случай. Горит квартира на нижних этажах, а дом не оборудован незадымляемыми лестницами. Дым проникает в квартиры на верхних этажах, и сильное задымление заставляет жильцов выйти на балконы и просить о помощи. Один мужчина, заметив у себя в квартире дым, паникует. Сначала вызывает лифт, но тот не приходит. В квартире тем временем становится всё больше дыма. Тогда мужчина хватает пятилетнюю дочь и спускается с ней по задымленной лестнице. Жили отец с дочерью на девятом этаже, пожарные нашли их тела на седьмом. Угарный газ, это не дым от костра – пару вздохов и уже без сознания.

Эту боль носят внутри себя все огнеборцы. Случается новый пожар, новые жертвы, и старая боль оседает под новой. Спустя десять лет в пожарке понимаешь, что уже привык к этой боли и в тоже время очень от неё устал. Ощущение — это то проходит, то снова наступает. А ближе к двадцати годам выслуги пожарный чувствует настоящее истощение: и физическое, и эмоциональное.

Порою работа огнеборца полностью отчуждает тебя от самого себя. В такие моменты лучше сразу идти в отпуск или брать отгул, ведь, помимо работы, есть ещё и семья. Да, сперва кажется, что, график сутки через трое — удобный, и времени хватает, чтобы восстановиться, даже если упахивался до семи потов. Но риск для здоровья и жизни, тяжелые физические нагрузки, высокая температура, ответственность за здоровье и жизнь людей в экстремальных ситуациях и боль из-за того, что не всех удается спасти — всё это тяжело, настоящая проверка на прочность организма и характера.

Психологи говорят: это всё профессиональное выгорание. Им ли не знать! У психологов МЧС тоже работка та ещё. Вот представьте случай: взрыв газа на втором этаже панельной девятиэтажки. Один подъезд обрушился, на месте идёт поисково-спасательная операция. Судьба большинства жильцов пока неизвестна, но уже понятно: погибших много. Одного из пострадавших придавило частью обрушившейся стены. Ровно пополам: бетонная плита лежит посреди туловища. Человек этот в сознании и общается со своей семьей: мамой, женой и ребенком, которые во время взрыва гуляли во дворе. Даже шутит, пытаясь успокоить перепуганных родных.

Психологам тем временем нужно сказать родным: пора прощаться с любимым человеком. Через две минуты спасатели поднимут бетонную плиту, чтобы искать пострадавших. Сразу после этого придавленный ею человек умрёт. Да, сейчас он в сознании и шутит, но стоит передвинуть плиту — его жизнь оборвётся. Спасти его нельзя. Продлить прощание — тоже: это может стоить жизни людям, погребенным под обрушившимся домом.

Как вам задачка? Вы бы смогли быстро объяснить всё это родным и самому смертнику? Неудивительно, что у каждого психолога есть свой психолог.

Конечно, такая работа, когда спасаешь жизни, совсем особенная, не похожая на другие. Отношения с коллегами, например, совершенно не те, что были бы, работай ты с ними в комфортном офисе. Говорят: если хорошо общаешься с человеком лет восемь или больше, можешь считать его другом. В пожарке восьми лет ждать не нужно: здесь работа объединяет, как нигде больше. Коллеги здесь не коллеги, а боевые товарищи. С каждым годом уйти, покинуть их всё тяжелее и тяжелее. После двадцати лет вместе, расставание, пусть даже с пенсионными выплатами, немыслимо. Потому и остаются многие, несмотря на тяжесть работы и скромность зарплаты.

Остаются с оптимизмом: все тушилы — патриоты, верят в светлое будущее родины и пожарной службы. Верят, что скоро всё пойдет в гору и что служба будет приносить только радость. Конечно немаловажную роль играет — стабильность, чувство, что семья в безопасности, ведь жизнь и здоровье каждого огнеборца застрахованы, даже в нерабочее время. Но за эту относительную защищенность пожарный платит немалую цену.

А ещё в работе пожарного есть своего рода эмоциональные качели. Это когда с одного горячего вызова, с риском для своей жизни или с чужой смертью, возвращаешься в часть и сразу едешь на другой вызов, на этот раз — комичный, как из анекдота. Как в те сутки, например.

***

Днём не было не единого вызова. От начальника тоже никаких задач, кроме покоса травы на закрепленной территории, не поступало. Перекусив после развода и записав темы учебных занятий в тетради, парни отправились на улицу, заниматься с молодыми бойцами. Тренировались подавать лафетный ствол и устанавливать гидроэлеватор, эмитируя подпитку автоцистерны.

Вот уже и вечер подкрался незаметно. Из динамиков громкой связи послышалось фырканье и особый звук — такой, будто микрофон продувают. Издавать его мог только Стас.

— Бабушка уехала, — передал Стас.

Сигнал означал, что командир покинул территорию части. Почему бабушка? Так уж повелось. Любя окрестили ребята начальника пожарной части бабушкой, потому что он всегда гонял их да ворчал, мол, ржут как кони, едят, будто дел в части других нет. Больше, конечно, шутя. Но бывало, начальник был не в духе, после взбучки от руководства или по другому поводу, и тогда уже разносил привычки подчиненных в пух и прах без всяких шуток.

Но вот начальник уехал. Рабочий день нормального человека после этого подошёл бы к концу, но не пожарные сутки. Правда, можно было перейти в комнату горизонтальных нагрузок и ожидать сигнал тревоги с закрытыми глазами, в легкой дрёме.

Редко бывает такое в боевых частях, но вызовов не было до самой ночи. Только в 00:40 выслали автоцистерну на ДТП. Парни мигом оделись, выехали и через семь минут стояли на месте. Скорая и ДПС уже были там. Картину пришлось лицезреть следующую.

Рядом с эстакадой, на дублёре, посреди осколков стекла и ошмётков металла и пластмассы, стоит желтая Kia Rio, перегораживая проезжую часть. Передняя часть сильно помята, а из окна двери торчит водитель. Голова безвольно закинута навзничь, признаков жизни нет. За водителем, на заднем сидении — человек в сознании, но весь в крови, стонет от боли.

Чуть дальше, на обочине, в десяти метрах от разбитого такси — другая машина на аварийке. Повреждений почти нет, разве что сильно покарябана водительская сторона. Внутри — два мужчины и женщина, живые и здоровые, разве что сильно напуганные.

А ещё через метров тридцать — автомобиль с помятыми бампером и капотом. Водитель лежит на руле, а на пассажирском сидении рядом суетится пассажир.

Огнеборцы сразу проверили пульс у свисающего из двери водителя такси. Тот был безвозвратно потерян. Быстро оценив состояния других участников ДТП и убедившись, что те более-менее в порядке, пожарные занялись самым тяжелым пострадавшим — тем, что сидел на заднем сидении такси. Медики только того и ждали. Сами они не могли извлечь раненого: двери со стороны водителя были смяты так сильно, что покореженный металл их заблокировал.

Пожарные достали из отсека АЦешки станцию для гидравлического мех инструмента, завели её, быстро подсоединили шланги к ножницам-кусачкам и разжиму и срезали заднюю дверь, чтобы добраться до пассажира такси. Травмы он получил относительно нетяжелые: открытый перелом бедра, закрытая черепно-мозговая травма, сломан нос, выбиты зубы плюс ссадины и ушибы. Медики вкололи ему обезболивающие, но он всё равно продолжал жаловаться на сильную боль в бедре и онемение ноги и просил вытащить его из мятого салона. Сам он вылезти не мог. Ещё то и дело спрашивал про какую-то девушку.

— Она живая? Где она? Что с ней? — причитал он.

Оказалось, что с ним на заднем сидении ехала девушка. Её выкинуло из машины после столкновения, повреждения у неё были куда серьёзнее. И неудивительно: переднее сидение рядом с водительским выгнуто. Столкновение было такой силы, что погнуло далеко не хрупкие металлические стойки на подголовнике сиденья. Что уж говорить о человеческом теле.

У девушки обнаружили открытую черепно-мозговую травму, сильный ушиб грудины, переломы ребер. Медики, как раз проводили над раненой свои исцеляющие ритуалы в карете скорой, когда пожарные наконец извлекли вопящего от боли мужчину из такси. Тут же передали его второму наряду скорой помощи.

Теперь предстояло извлечь тело водителя. Ситуация осложнялась тем, что ноги погибшего оказались зажаты помятым кузовом, а изломанную дверь открыть вручную было невозможно. Огнеборцы решили отрезать дверь гидравлическими ножницами, а потом с помощью домкратов разжать мятый кузов в районе ног погибшего. Но было ясно: тело тут же вывалится на дорогу, стоит отрезать дверь. Пришлось одному из пожарных залезть на заднее сидение и зафиксировать погибшего, чтобы потом аккуратно его извлечь.

Трудяга-таксист оказался совсем молодым парнем, смуглым и черноволосым. Пожарный аккуратно придерживал за плечо ещё теплое тело и, сидя на залитом кровью сидении, в измятом кузове иномарки, думал, как смертоносен транспорт и как порой неожиданно и беспардонно приходит смерть. Очень жаль было парня.

Так, в обнимку с бездыханным водителем, пожарному пришлось просидеть минут десять, пока его товарищи отрезали дверь и разжимали кузов. Когда наконец погибшего извлекли, его положили на тротуар. Немногочисленные прохожие опасливо косились на тело. Медики же приступили к детальному осмотру повреждений. На первый взгляд видна была только рваная рана на кисти руки, а так водитель выглядел совершенно целым. Врачи пальцами прощупали грудную клетку и ребра. Те оказались вдребезги переломаны.

Тело накрыли чёрным пакетом. Пожарные упаковали оборудование, а начкар восстановил хронологию. Оказалось, в такси сзади на большой скорости врезалась машина с двумя мужчинами — та, что сейчас стояла поодаль, в тридцати метрах. От удара такси отбросило с полосы движения, и оно влобовую столкнулось с бетонной опорой эстакады. Этого оказалось достаточно, чтобы травмировать двух пассажиров и отправить на тот свет водителя.

Да оно и понятно: таксист, скорее всего, двигался со скоростью километров шестьдесят-восемьдесят в час, а удар сзади придал автомобилю дополнительное ускорение. Резкая остановка путём столкновения, летящего с такой скоростью человеческого тела, пусть даже и в железной коробке, неизбежно влечет за собой травмы. Просто представьте: за считанные секунды остановиться на скорости восемьдесят километров!

Влетев в такси, водитель-лихач лишь слегка изменил траекторию движения, попутно задев по касательной ещё одну машину — ту, в которой сидели два перепуганных парня с девушкой. Проехав ещё метров тридцать, виновник ДТП въехал в фонарный столб и только тогда остановился. Отделался ссадинами и ушибами, как и его попутчик. А на руле лежал потому, что спал. Всё это время он был в стельку пьян, как и его приятель.

— Последней сон на свободе, — констатировали пожарные и уехали в часть.

Не успели парни сменить мокрые от пота и перепачканные кровью боёвки, как их вновь выслали по заявке. Тяжело, когда только поработал на одном непростом вызове и тут же приходится мчаться на другой, тоже весьма серьёзный: горит квартира. Но пожарные быстро собрались с силами. Уже через пару минут два хода АЦ и АНР мчали по ночным московским улицам.

Спустя шесть минут прибыли на место. АЦ поехала к первому подъезду, а АНР начал устанавливаться на пожарный гидрант, который обнаружился на противоположной стороне, с торца дома.

— Прибыли, здание девятиэтажное, панельное, жилое, газифицированное, по внешним признакам ничего, проверяем, — передал начкар на пункт связи.

Пожарные быстро похватали рукава и поспешили в подъезд. Когда уже были почти у дверей, увидели, как навстречу из темноты двора выходит мужчина лет тридцати, заметно взволнованный и даже будто бы пьяный. Одет он был по-летнему: в шорты, майку и шлепанцы, а руках почему-то держал небольшой кубок — по-видимому, награду за свои спортивные достижения.

— Эй, это я вас вызвал, — увидев, что пожарные уже начали набирать код на домофоне, сообщил мужчина.

— Что случилось?

— Пошли быстрее, там горит квартира, — поторопил мужчина, достав ключ домофона.

— Где?

— Там, давайте быстрее пойдёмте, — почти прокричал он, сорвался с места и побежал к другому подъезду, последнему в доме. По-видимому, мужчина ошибочно указал его диспетчеру как первый.

Пожарные бегом поспешили за мужчиной. Открыв дверь, тот залетел в подъезд и повёл парней на третий этаж. Указав на железную дверь одной из квартир, уверенно сказал:

— Вот здесь горит. Ломайте дверь!

Но пожарные не торопились: не было ни дыма, ни запаха.

— Ты уверен, что там горит? — спросил у мужчины начкар.

— Да, я видел дым с той стороны улицы, — подтвердил мужчина.

Начкар попросил пожарных с АНР посмотреть, нет ли дыма с другой стороны дома. Меньше чем через полминуты ребята ответили, что ничего не видят. Пожарные позвонили в квартиру, но никто не открыл. Решили было обзвонить все квартиры на этаже, дабы уточнить, всё ли в порядке, когда заявитель вдруг чертыхнулся и, облокотившись на стену спиной, сполз по ней, сел на корточки и обхватил голову руками.

— Ладно, а теперь правда! — резко поднявшись на ноги, громко проговорил парень. — Короче, там моя жена с соседом трахаются, и мне очень нужно попасть внутрь.

Услышав такое, пожарные, конечно, возмутились, но волю своему гневу не дали. В работе всякое бывает. Да и лучше уж муж-рогоносец и дурак, чем действительно горящая квартира. Не сговариваясь, молча развернулись и, гремя полугайками на рукавах, двинули вниз по лестнице.

Но мужчина не унимался: направился вниз за пожарными, не переставая умолять, чтобы те взломали дверь или хотя бы поставили трёхколенную лестницу, чтобы он пробрался в квартиру через балкон. Парни были непреклонны. Во двор тем временем заехал наряд полиции.

Вкратце обрисовав полицейским ситуацию, огнеборцы передали им заявителя-рогоносца. А сами поехали в часть, обсуждая, что бы завтра сказали в новостях, если бы сломали дверь или приставили к балкону лестницу.

— Сказали бы: мол, МЧС помогают всем, даже убийцам неверных жен и любовников. Открывают перед ними все двери и окна, — шутили пожарные.

Оставшийся кусочек ночи оказался спокойным, и огнеборцы спали аж до самого утра.

© Кирилл Павлухин

Вот вы, верите в призраков? В бестелесные сущности, которыми люди становятся после смерти. Говорят, если душа не может найти покой, а чаще всего это происходит, когда человек умирает от насильственной смерти или совершает самоубийство, то она вновь и вновь возвращается в место, где покинула тело.

Правда это или нет, честно говоря, не знаю. Никогда не видел ничего подобного. Но знаю одну историю о призраке, которую услышал давно, ещё во времена службы в армии, и всё никак не могу забыть. Возможно, потому что с тех пор я слышал её не раз и не два, а рассказывали её разные люди. А может быть, потому что эта история по-настоящему важная, о жизни, смерти и поруганной любви.

Впрочем, пусть всё будет по порядку. Начнём с начала.

***

Отец воспитывал меня и моего младшего брата так, что ещё в средних классах школы мы знали: что пойдём служить в армию. И мы относились к этому совершенно спокойно. Я никогда не мог понять ребят, которые бегают от военкомата, покупают военные билеты или вовсе делают себе «белый билет», закосив под дурака. Конечно, многие хитрецы после жалеют о своей же хитрости, столкнувшись с проблемами при устройстве на работу. Ну да и бог с ними, у каждого свой путь.

Когда меня из-за бесчисленных прогулов оставили на второй год в десятом классе, мне не оставалось ничего другого, кроме как забрать документы из школы и пойти в колледж. Через два года мне исполнилось восемнадцать лет, и мне пришла повестка из военкомата. У меня была отсрочка: учиться было ещё год, но я решил служить. Пришёл в военкомат, начал проходить врачебную комиссию и наконец направился к последнему врачу — психиатру.

Людей в очереди было немного, только два парня, которые вовсю болтали и переглядывались — видимо, знали друг друга. На вид оба были совершенно обычными, без всяких патологий. Вот первый вошёл в кабинет — и всего через пару минут был выставлен врачом вон. Раздражённая женщина-психиатр едва ли не матом ругалась, выгоняя его. Что случилось и почему нормальный на первый взгляд парень вызвал столь бурную реакцию врача, я не знаю: дверь была закрыта, и их разговор я не слышал.

Из кабинета парень вышел с улыбкой до ушей и взглядом пригласил приятеля занять своё место. Тот встал, нормальной походкой дошёл до двери и вдруг распахнул её ногой, а потом прикинулся, словно едет на мотоцикле: расставил руки, держась за воображаемый руль, и, стоя на пороге, начал издавать звуки, будто газует. «Врынь», «врынь», «врынь»…

Сидевшая за столом докторша, приспустив очки, строго посмотрела на парня и сказала:

— Ты давай, заезжай!

— Я не могу проехать, я с коляской! — очень серьёзно ответил ей парень.

— Ну тогда припаркуйся там и заходи! — подыгрывая ему, сказала психиатр.

Парень сделал вид, будто слезает с мотоцикла и зашёл в кабинет. Признаться, я был в шоке. Никогда не видел подобного спектакля. Минута, две, три… Из-за дверей вновь послышались крики врача. Матерные ругательства нет-нет да и прорывались. Парень как ни в чём не бывало вышел из кабинета и ушёл, больше не притворяясь, что едет на мотоцикле.

Вот подошла и моя очередь. Зайдя в кабинет, я вежливо прикрыл за собой дверь и присел на стул напротив врача. Женщина была заметно раздражена. Игнорируя моё присутствие, она налила в стакан воду из графина, залпом выпила, сделала несколько глубоких вдохов и наконец обратила взор в мою сторону.

— У тебя что? — не особо любезно спросила она.

— У меня всё в порядке, я хочу служить, — ответил я серьёзно.

Врач посмотрела на меня недоверчиво, взяла из большой стопки папок моё личное дело, открыла его и углубилась в чтение. Через минуту она демонстративно закрыла папку.

— Понятно всё, — она чуть улыбнулась. — У тебя официальный откос, так что можешь быть свободен!

— В смысле? — не понял я.

— У тебя же логоневроз, а с этим в армию не берут, — пояснила она, желая поскорее от меня отделаться. — Так что давай, будь здоров.

Да, друзья, я и правда с детства страдаю заиканием. Когда я был ещё совсем маленьким, меня напугала собака. Тогда я далеко убежал от мамы, и вдруг на меня откуда ни возьмись выскочил пёс. Он не кусал, просто лаял, пока его не успокоил хозяин. Этого вполне хватило моей детской психике, чтобы отреагировать заиканием. Довольно легким, проявляется время от времени. И ладно бы это была злая бойцовская собака! Так нет же, это была «Колли» — наверное, одна из самых добрейших пород. Видимо, животное просто инстинктивно рвануло с лаем за маленьким человечком, который куда-то бежит. И вот у меня уже логоневроз, а логоневроз, как оказалось, — медотвод от армии.

Когда психиатр объявила об этом, я не то что стал заикаться, а вовсе лишился дара речи. В кабинете повисла тишина. Может, кто другой и обрадовался бы возможности откосить, но не я. Все мужчины в моей семье служили: оба деда и отец добросовестно прошли службу в вооруженных силах, один дед уже после войны связал жизнь с армией и стал командиром воинской части. Для меня было бы невыносимо стыдно не служить. Как смотреть всем им в глаза? Да и дело не только в этом. Я бы и сам перестал себя уважать, если бы не попал в армию: для меня это знак ущербности.

Собравшись с мыслями, я попытался объяснить психиатру, что давно мечтал быть солдатом, что просто не могу вот так вот взять и воспользоваться этим глупым откосом, что мне будет стыдно перед предками, друзьями и самим собой, если я не попаду в армию. Ведь так оно и было. Я пытался убедить врача закрыть глаза на глупый диагноз и пропустить меня, но она ни в какую не соглашалась. Нет, говорит — и всё тут.

Но я не сдавался, продолжал уговаривать, чуть ли не со слезами на глазах умолял сделать исключение. Не сразу, но психиатр заинтересовалась, почему мне так важно стать солдатом, и наконец-то начала по-настоящему меня слушать. Уже не помню детали этого разговора, но зато запомнил момент, когда я увидел в её глазах уважение. Наверное, моя настойчивость выглядела особенно достойно на контрасте с теми двумя «косырями», которые были в кабинете до меня.

И, знаете, психиатр всё же поддалась и сказала мне следующее:

— Я тебя пропустить не могу, но ты можешь съездить в центральный психдиспансер. Если привезёшь мне оттуда справку, что они допускают тебя к службе, то и я возражать не стану.

В тот же день я поехал в ЦПД. Меня приняла бабушка лет семидесяти, вся седая, но с ясными, умными глазами. Выслушав меня, она вынесла вердикт:

— По тому, как ты говоришь, уже можно сказать, что к армии ты пригоден. И понять тебя можно.

Я даю тебе добро. Иди, служи на здоровье, сынок!

И выдала заветную справку. Если бы вы только знали, как я был рад! Сразу же поехал обратно в военкомат и отдал справку тамошней психиатру. Так и попал в армию.

Отправили меня в Рязанскую область, в войска Главного ракетно-артиллерийского управления Министерства обороны РФ. Не спецназ ВДВ, конечно, но тоже весьма достойное назначение. После карантина и присяги меня, как и некоторых других ребят с моего призыва, перевели служить в подразделение – Военной команды пожарной защиты и спасательных работ. Именно так, через армию, начался мой путь в пожарной охране.

Служба мне нравилась, хотя поначалу было и сложновато. Нас сильно гоняли: каждый день — тренировки на свежем воздухе, по тридцать раз на дню — боевые развертывания по тушению условных пожаров. Да и дедовщина в те времена была неслабая.

Наша служба в военной пожарной команде заключалась в том, чтобы беречь от огня нашу воинскую часть, прилегающий к ней военный городок и ближайшие деревушки. С весны, когда ударяла первая гроза, и вплоть до осени мы были особенно усердны: этот период — самый пожароопасный. А нам и правда было чего опасаться: на огромной технической территории части хранились боеприпасы, часть — в закрытых хранилищах, часть — просто штабелями под открытым небом.

В грозу, самое жаркое для пожарной охраны время, наша служба проходила так: двумя ходами мы выезжали на техническую территорию воинской части и колесили по ней, пока непогода не утихнет. На вооружении у нас были две автоцистерны на базе «Уралов». И пока мы на них патрулировали, на пожарной смотровой вышке, которая ещё использовалась для сушки рукавов, вставал на пост солдат, который должен был каждые пять-десять минут докладывать по рации, каково расстояние до грозового фронта.

Для тех, кто не знает, как высчитывается расстояние до грозового фронта, коротко объясню принцип. Видишь вспышку молнии — и отсчитываешь секунды до первого раската грома. Потом делишь количество секунд на три. Получается расстояние до грозового фронта. Например, вот так. Вспышка молнии. Начинаем считать: один… два… три… четыре… пять… шесть… Раскат грома. Шесть делим на три, получаем два. Значит, до грозового фронта два километра.

Кстати, в той части, где я тогда служил, таки случился сильный пожара, но гораздо позже, в октябре 2020 года. СМИ писали, что началось всё с пала травы. От огня стали взрываться боеприпасы, и так несколько дней. Все деревни в радиусе двадцати пяти километров экстренно эвакуировали, многие сёла рядом с частью сгорели, были и пострадавшие. На Youtube есть немало видео о том страшном пожаре. Впрочем, эта история вовсе не о нём.

Когда я стал служить в военной пожарной команде, по нашей части уже немало лет гуляла история о призраке. Её передавали из уст в уста, от солдат одного призыва к солдатам другого. Вот какой дошла эта история до меня.

В 90-х, когда военный городок рядом с нашей воинской части ещё не был огорожен забором и не отделён КПП, жители могли свободно гулять рядом с казармами и общаться с солдатами. Неудивительно, что один из призывников, как раз из нашей военной пожарной команды, влюбился в девушку из городка. Девушка ответила ему взаимностью. Часто она навещала его в части, и всё у них было как в лучшем фильме про любовь.

Но годы летят, дембель неизбежен. Вот срок службы парня подошёл к концу, и в последний день он вместе с другими дембелями напился. Его девушка была вместе с ним, в части. Никто точно не знает, что именно произошло и как любовь могла превратиться в насилие. Может, и не было её, этой любви?... Так или иначе, тот солдат вместе с другими дембелями изнасиловал девушку. А потом — просто продолжил пить.

Девушка же поднялась на вышку, ту самую, с которой считают расстояние до грозового фронта, и повесилась. Впрочем, некоторые думают, что ей могли и помочь. С тех пор солдаты и офицеры стали по ночам видеть призрак женщины в белой одежде. То она сидела на крыше казармы, то появлялась в окнах, то ходила по боксам, где стоят пожарные автомобили. Кто-то даже слышал, как она плачет и что-то шепчет.

Я призрак девушки никогда не видел, но благодарен ему, потому что он спас жизнь моему сослуживцу, пусть и невольно. Парень тот был совсем затравлен дедовщиной и поднялся на вышку, чтобы вскрыть себе вены. Он сделал глубокий разрез на одной руке, но закончить начатое не успел.

В темноте вдруг образовалось облако белого тумана, а спустя ещё несколько мгновений парень отчетливо увидел силуэт женщины в белом платье, похожем на свадебное. Призрак безмолвно стоял и смотрел на него пустыми глазами, а потом вдруг вытянул руки и начал стремительно приближаться.

Мысли о суициде как рукой сняло. Несмотря на хлещущую из надрезанной вены кровь, парень шустро прибежал обратно в казарму и в панике рассказал, что хотел сделать и что увидел.

Попытка суицида и чуть ли не до смерти напуганный солдат не могли остаться незамеченными. В части поднялся грандиозный кипиш, и уже утром парень сидел с забинтованной рукой перед замполитом и начальником военной пожарной команды и рассказывал свою историю. Помню, все мы тогда посмеивались и подшучивали. Все, но только не замполит. Полковник был серьёзен и обстоятельно расспросил несостоявшегося самоубийцу, как выглядел призрак и что он делал. На наших глазах опытный офицер, служивший в части ещё с 90-х, переменился в лице.

Позже полковник рассказал нам, что после изнасилования девушки солдатами и её смерти часть обнести забором и поставили КПП. Такое не должно было повториться. Казалось, можно было бы успокоиться и забыть о том, что произошло. Но по части поползли фантастические слухи, и каждый призыв солдат нет-нет, да и видел силуэт в белой одежде.

Сначала замполит не верил слухам и считал их выдумками. Но однажды заступил дежурным по части, делал ночной обход и узрел призрака сам. Женщина в белом сидела на самом крае крыши казармы и рыдала. Это так поразило полковника, что он даже пригласил батюшку освятить здание. Помогло: ещё несколько лет призрак никого не беспокоил, но видимо теперь всё началось снова.

Итак, призрак вернулся. Полковник снова пригласил батюшку. Я же ещё не раз заступал на пост и считал расстояние до грозового фронта, но так и не увидел мёртвую девушку. Иногда, правда, казалось, будто кто-то смотрит на меня из темноты. Не знаю, что и думать об этом: глаза у страха велики, но ведь и солдаты — народ вовсе не пугливый.

© Кирилл Павлухин