Александр Соколов: У нас появилась возможность дать слово старшему джедаю науки. Поскольку наши делегаты прислали к нему несколько десятков вопросов, мы попросили Станислава отобрать десятку лучших. И сейчас послушаем его ответы. Прошу.
Станислав Дробышевский: Спасибо.
Александр Соколов: Я сам хотел бы задать вопрос, который прислал нам один из наших делегатов, но не про ваш меч (почему он у вас выключен)… Вопрос меня интересует, потому что я пишу книгу на близкую тему. Какова эволюционная роль запаха человеческого пота?
Станислав Дробышевский: Вопрос о запахе пота и его роли задают, на самом деле, на удивление регулярно, это очень животрепещущая тема. Судя по млекопитающим в принципе, роль была большой, потому что, как и все млекопитающие, мы ориентированы в значительной степени на запах, но, как у большинства приматов, обоняние у нас при этом редуцированное. Поэтому на ранних стадиях эволюции запах пота был очень актуален, а на поздних становился всё меньше и меньше и уходил всё куда-то в подкорку, в подсознание. Он влияет на поведение человека, но очень слабо, и это очень трудно улавливать и изучать. Такие исследования были, когда смачивается что-то потом, даётся понюхать и опрашивается потом — понравилось вам или не понравилось? Результаты получаются на самом деле разные, в зависимости от того, насколько свежий этот пот, и кто нюхает, женщины или мужчины и, соответственно, чей пот. Подробно про это у Марины Львовны Бутовской, в книжке, например, излагались результаты таких экспериментов.
Александр Соколов: Станислав, я вас сейчас перебью, простите. Просто у нас ещё голосование запланировано. Можно?
Так, друзья, давайте мы сейчас ещё дружно проголосуем. Что послужило главным толчком к увеличению мозга у предков человека? Кто считает, что использование орудий? Так, переход к прямохождению? Питание мясом? Все за мясо. Повышенный радиационный фон в Восточной Африке? Там вон радиоактивный кто-то. И питание морепродуктами на мелководье? Спасибо. Тех, кто смотрит online, прошу по ссылочке в чате перейти и тоже проголосовать. Станислав, простите, я вас перебил, продолжайте.
Станислав Дробышевский: Собственно, тема пота богатая, и есть множество нюансов, но, судя по всему, в эволюции эта роль всё время падает, падает и падает. И сейчас она скорее отрицательная: лучше не пахнуть потом.
Александр Соколов: Спасибо.
Станислав Дробышевский: Вопросы присылаются в большом количестве, очень много. Из той бездны присланных я отобрал десять вопросов, которые самые, наверное, стандартные с одной стороны, а с другой стороны – интересные. Вот в частности... кстати, тут орфография, стилистика и всё прочее сохранено полностью, так, на всякий случай.
Вопрос: часто находят много всяких разных предков, но как узнают, что какие-то предки на самом деле предки, а какие-то — побочные и тупиковые? Как это вообще можно выяснить?
На самом деле не всегда это возможно выяснить, зависит от количества этих самых находок и сохранности. Пока находок было немного, в конце XIX – начале XX века, то, собственно, любую находку считали предком, поэтому до сих пор в школьном учебнике у нас есть цепочка «питекантроп—неандерталец—сапиенс». Хотя в некоторых современных изданиях школьного учебника неандертальцы наконец-то перестали быть прямыми предками, прогресс некоторый наблюдается.
Однако же, с середины XX века и до настоящего времени обнаружено гигантское количество находок (здесь [на слайде], конечно, далеко не все) и мы можем выстраивать их в цепочки. У нас есть довольно богатая статистика, и мы можем проследить, что, допустим, в Африке порядка миллиона лет назад жили хомо эректусы — люди прямоходящие. У них было большое надбровье, выступающий затылок, покатый лоб, большие зубы, но в последующем линия африканская шла своим путём, и в частности у неё становился всё более круглым затылок. И мы видим, что на каждой находке затылок не сильно выступающий, не сильно рельефный, хотя ясно, что гораздо более рельефный, чем у нас. На некотором этапе надбровье было очень мощным и даже усиливалось, потом стало ослабляться, а на ещё более поздних этапах стал расти свод черепа, стал более выпуклым лоб, и появляются некоторые особенности в строении, скажем, носовых костей.
А в той линии, которая ушла в Азию, затылок стал очень сильно выступать назад, появились очень мощные рельефы, такой треугольный затылок, лоб становился даже более покатым, на самом деле, у некоторых исчезал шиловидный отросток височной кости — это резкая специализация. И через ряд питекантропов, самбунгмачан, какой-нибудь нгави, приходим, допустим, к людям из Нгандонга, у которых, например, снизу если смотреть на височную кость, есть очень большая специализация. И вот по всяким этим гребешочкам, выступам и так далее на височной кости можно видеть, что это точно не наши предки, ни у каких современных людей такого нет, и ни у каких ископаемых такого нет. А на острове Флорес примерно из таких же питекантропов появились хоббиты, там всё и ежу понятно: они метр ростом, у них мозгов 400 грамм, у них всё на свете уменьшилось, и они крайне специализированы.
А в Европе в принципе из того же исходника через людей гейдельбергских в нескольких итерациях появились неандертальцы, у которых есть свои специализации. У них затылок шиньонообразный, вздутое лицо с очень утолщёнными скуловыми костями, крупные челюсти, но подбородочного выступа вроде и нет, но челюсть не такая, как у эректусов. Тут у меня не изображены нижние челюсти эректусов, но они в принципе известны. И у них [неандертальцев] очень специфическое строение носовой полости.
Мораль, короче говоря: узнают по специфике. Как правило, эта специфика не каких-то внешних крупных структур, хотя сейчас я про них в основном говорил, а именно мелочи. Допустим, строение височной кости, строение зубов, строение внутреннего уха и так далее, так далее. И чем больше у нас статистики, чем больше таких находок, тем точнее наши сведения.
Дальше, второй вопрос. В статье (на самом деле это больше лекция была) я говорю о том, что у человека есть один прогрессивный признак. Значит ли это, что почти любой другой признак у других видов прогрессивнее, и как можно узнать, что прогрессивнее, а что не прогрессивнее?
Действительно, в одной из моих лекций и в каких-то публикациях, речь шла о том, что, строго говоря, есть один мегапрогрессивный признак — это очень позднее зарастание швов черепа, которое позволяет нашему мозгу очень сильно расти. На самом деле это, конечно, не единственный признак, но он очень специфический, и действительно позволяет увеличиваться нашим мозгам.
У других животных есть свои специфические признаки. Если, например, смотреть на строение кисти разных приматов, то, в принципе, человеческая кисть по некоторым чертам тоже очень специализированная и специфичная, а по некоторым — весьма примитивная, и у многих приматов кисть гораздо более экзотическая, чем у нас. Допустим, лори или потто, если посмотреть, у них очень странная форма, или долгопята какого-нибудь — у них тоже очень странная кисть, у некоторых большой палец исчезает, у некоторых ещё что-то такое. И любое живое существо имеет какие-то свои особенности. Допустим, для лошадей это строение ног и зубной системы, в эволюционном ряду свиней — увеличение третьего маляра и уменьшение передних зубов.
Поэтому узнать можно в книжках по палеонтологии, в конкретных статьях: открываете публикации и смотрите, у какой линии живых организмов, какая вас больше интересует, что менялось. У любого живого организма есть какие-то прогрессивные черты, какое бы это ни было "живое ископаемое", насколько бы оно ни застряло в своём эволюционном развитии, что-то особенное будет. И нельзя сказать, что какие-то виды прогрессивнее, а какие-то примитивнее. Мы это оцениваем только по степени приближения к современности — чем ближе какой-то ископаемый вид к современным, тем он прогрессивнее, чем дальше, тем примитивнее. А сравнивать современных, ныне живущих организмов по уровню прогрессивности/примитивности можно, но не очень продуктивно. Нельзя сказать, что сапиенс однозначно прогрессивнее, чем шимпанзе. По каким-то чертам да: мозги у нас большие, а по строению кисти, например, шимпанзе, строго говоря, прогрессивнее, чем сапиенс, потому что он дальше ушёл от исходного предка. Так что узнать можно, изучая, опять же, детали строения, а мериться какой-то прогрессивностью — дело не очень успешное.
Следующий вопрос. Если неандертальцы и кроманьонцы могли иметь плодовитое потомство, можно ли их считать одним видом, несмотря на то, что их последний общий предок был эректусом?
На самом деле, неандертальцы и сапиенсы находятся на таком уровне эволюционного расхождения, когда они вроде бы уже почти виды, но ещё не совсем виды. Потому что, действительно, если применять к сапиенсам и неандертальцам биологический критерий вида, то, что в школе проходят: есть плодовитое потомство, значит, один вид, нет плодовитого потомства, значит, не один вид, то тут получается ровно уровень развилки, поскольку метисы были, и ныне живущие сапиенсы имеют порядка двух процентов неандертальской примеси. У кого больше, у кого меньше, в Африке вообще почти нет, но, так или иначе, по чуть-чуть хотя бы есть. Ещё есть немного от денисовцев, на самом деле, но тоже далеко не у всех. А с другой стороны, судя по расчётам генетиков, по крайней мере часть потомков мужского пола от этой гибридизации были бесплодны. И получается, что с точки зрения этих бесплодных метисов неандертальцы и сапиенсы — это два разных вида. А с точки зрения нас, которые всё-таки результат метисации, только успешной, которые были не бесплодны, всё же один вид. Вообще разграничение «один вид или это два вида» в биологии далеко не всегда срабатывает. Это касается не только сапиенсов и неандертальцев, а самых разных существ, тритонов там каких-нибудь, лягушек, растений, чего угодно. Потому что понятие «вид», «подвид» — это то, что мы приписываем существующей реальности, а сами эти зверюшки и цветочки просто живут. Бывает генетическая совместимость, происходит какая-нибудь рекомбинация, а бывает несовместимость, и в зависимости от статистики мы либо называем это видом, либо не называем. И споры о том, считать ли неандертальца видом или нет, шли очень бурно годов эдак до 80-х, наверное, XX века, писались книжки, все обсуждали эту тему, вид/не вид. А после все успокоились, потому что от того, как мы назовём, сами неандертальцы не поменяются, и их роль в нашей эволюции тоже от ярлычка, который мы им приклеим, никак не меняется. Так что систематика — это увлекательное жонглирование латинскими названиями, но всегда стоит помнить, что это для удобства.
Так, следующий. Скажите, пожалуйста, как учёный понимает, где искать какие-то ценные вещи, где раскапывать? В пещере всё понятно, а как же быть с саваннами, потому что там непонятно, где искать. Перекапывать всю Африку непродуктивно, что делать?
Действительно, в пещерах всё сохраняется хорошо, в пещеру залез, и если оно там упало, то до сих пор, скорее всего, и лежит. А на открытой местности всё гораздо сложнее. На открытой местности археологи находят методом разведок. Бывает, что строится какая-то канава, дорога, карьер, просто рыли и нашли. Это самый простой путь, там даже археологи изначально не нужны, просто нужен какой-то человек, который обратит внимание на то, что там что-то лежит. Если это делается профессионально, археологи, — а в Африке это чаще палеонтологи — просто идут по открытой местности, если у нас, то весной или осенью, когда травы нет, в Африке может никогда травы не быть, идут и смотрят, что валяется. Соответственно, если есть много находок, имеет смысл тут дальше поискать. Если ничего нет, то и не надо искать. Тем более есть геологические карты, из которых мы знаем, в каких местах на планете есть выходы определённого возраста, а где нет. И, например, в Африке неспроста большинство находок расположено не где-нибудь, а в районе Большого рифта — африканского разлома, где на поверхность земли выходят отложения нужного возраста, где-то примерно от шести до двух миллионов лет назад, где-то меньше, где-то и до современности они есть. И, если у нас есть открытые слои с кучей окаменелостей, значит, там и надо искать. Там и ищут. А где-нибудь их и нет, вот в Анголе, допустим, почти нет, там и находок нет, потому что они или слишком глубоко лежат, или не сохранились вообще, ну, или, как вариант, их там и не искали. Но хотя на самом деле в Анголе некоторые ископаемые находки-то есть, только они в основном не про людей, хотя археология есть. И хорошо бы, чтобы эта поверхность была нарушена какими-нибудь оврагами, размывами, как здесь, допустим, на фотографиях, вон там персонаж, если кто не заметил, ходит в скрюченной позе и это дело ищет. Если экспедиция снабжается хорошо, то строится таких персонажей 20 человек в ряд, и они просто идут по саванне и собирают всё, что плохо лежит. А там, где находят больше, иногда начинают копать, как, например, было с ардипитеком: нашли сначала на поверхности, потом забацали раскоп и нашли цельный скелет — красота! А так, конечно, перекапывать всё — трудоёмко и неэффективно, это факт. Поэтому, может быть, в Африке не так уж много находок, хотя, казалось бы, в основном только Африка, Африка, Африка, про что ни возьми, но в реальности, если посмотреть на карте, очень мало точек, Африка-то — огромный континент.
Следующий вопрос. Что, по вашему мнению, явилось катализатором для становления человека? Вопрошающий слышал о разных мнениях: потребление пищи, мясо, глюкоза, то прямохождение, то огонь. Когда же происходили самые активные изменения в эволюции человека?
На самом деле разные признаки — и морфологические, и поведенческие и какие угодно ещё — меняются не синхронно, есть неодинаковые скорости изменения разных частей. И если, например, для эволюции ранних австралопитеков было более актуально изменение длины конечностей, потому что они вставали на две ноги, ножки становились относительно длиннее, ручки становились относительно короче, преображался таз, наверняка и позвоночник, хотя про него мы меньше знаем, то в последующем, где-то с момента грацильных австралопитеков и дальше, изменения ноги стопы и таза имели уже гораздо меньшее значение, и с этого момента там мало что поменялось. А голова менялась дальше: вначале зубы даже подросли, потом стали уменьшаться. Вначале бурно эволюционировала зубная система, а мозги как-то не шибко менялись. А вот с того момента, как стали изготовлять орудия, начали эволюционировать ещё и мозги. Причём мозги, судя по всему, раньше, чем кисть. Кисть эволюционировала по-своему миллион лет, и внутри уже самой кисти отдельные признаки раньше появились, например, седловидный сустав первой пястной кости, кости трапеции или форма концевых фаланг, а некоторые признаки сильно позже. Вот там третья пястная кость из Каитио с шиловидным отростком, у неё датировка миллион четыреста тысяч лет, то есть, она на миллион лет практически отстала. Сильно позже появился огонь, а огонь сказался на эволюции наших, скажем, грудной клетки и таза, потому что когда начали использовать огонь, стали готовить пищу, пища стала гораздо более удобоваримой, и пищеварительный тракт поменялся. То есть, успехи в кулинарии сказались на строении пищеварительной системы: мы не можем изучать кишечник у ископаемых людей, но мы видим, что таз стал гораздо уже, и нижняя часть грудной клетки тоже стала гораздо уже. В последующем появляется и духовная культура: наскальная живопись, использование охры, шаманские обряды, погребения, пятое-десятое.
То есть, основным катализатором было много чего, для каждого этого изменения катализаторы были свои. Как правило, первым катализатором было изменение среды: климата, состава фауны — хищников, конкурентов, сородичей (опять же конкуренция, но не межвидовая, а внутривидовая) — и с некоторого момента, когда, например, два миллиона лет назад покинули Африку, приспособление к условиям на других территориях — освоение новых земель и своя микроэволюция. Так что самые быстрые изменения происходили всегда, просто в разных частях человека: в одно время в ногах, в другое в мозгах, третье — в руках, когда-то более-менее параллельно, когда-то и по-разному. Ясно, что в любой момент что-то менялось, но очень неодинаково. А если посмотреть на один только мозговой отдел черепа, можно увидеть, что лобная кость [менялась] в одно время, теменная — в другое, длина в одно время, ширина — в другое. Если кому-то хочется очень больших подробностей, можете зайти на сайт Antropogenez.ru, там в некотором разделе есть моя диссертация, которая как раз прямо этой теме посвящена, там 400 графиков, можете развлекаться, там масса всего интересного.
Дальше. Как вы считаете, зная о том, сколько непростых обстоятельств привело эволюцию на Земле к разумной жизни, может ли это служить объяснением парадокса Ферми, тому, что нигде внеземного разума мы не знаем, у которого времени вроде бы было больше? Вдруг в нашей галактике просто мало где дело дошло до разумной жизни, потому что там слишком хорошо и мало двигателей эволюции?
Запросто может быть и так. Когда речь заходит о далёких межгалактических потусторонних мирах, мы можем гадать, сколько влезет. Может быть и так, а может быть и сяк. То, что мы знаем, что на планете Земля за четыре миллиарда лет существования жизни (я лихо округляю, никто толком не знает, сколько, но порядка четырёх миллиардов лет) разумная жизнь появилась за последние, скажем, два миллиона лет. А до этого были всякие крякозябры разнообразные, у них были свои задачи, и они их успешно решали: вначале плавали, потом вылезали на сушу, потом лазали по деревьям, потом что-то ещё, развлекались, и в принципе приходили к самым разным итогам. Ну, вот, допустим, к руконожке они пришли. То же самое, можно вопрос переформулировать: «А вот, парадокс Ферми, руконожки есть только на Мадагаскаре, почему на Альфе Центавра нет руконожек?! У нас нет никаких сведений про это!» То же самое можно спрашивать про ихтиостег — есть ли на Марсе ихтиостеги? Что привело к появлению ихтиостег в Гренландии в девонском периоде, а не на Марсе миллиард лет назад? Потому что любая эволюция, любое изменение — это ответ на какие-то конкретные сиюминутные ситуации. Было им там тепло, они отрабатывали системы отдачи температуры, были холодно — выращивали шерсть и увеличивали обмен веществ. Было мало еды — становились меньше, было много еды — становились больше. Было трудно добывать пищу — стали шибко умные, чтобы хитро добывать пищу и отнимать у соседей. И наша эволюция — человеческая, разумная — это такое стечение множества-множества обстоятельств, которое привело нас к этому. Вообще никакого стремления у эволюции стать "разумностью", привести к разумности, нет, и не было никогда. Это не какая-то самоцель, не какая-то сверхъестественная сила, это просто стечение обстоятельств. Кого-то оно сделало руконожкой, например, и каждое звено этой цепи в этом смысле важно, никакой результат не может быть достигнут без промежуточных ситуаций. И если бы не какие-то там условия среды в девонском периоде или в юрском и так далее, то и разумности тоже не было, до сих пор бы скакали по деревьям или вообще ползали в грязи где-нибудь. Так что в каком-то смысле стечение обстоятельств, а что там творится на других планетах, никто не знает.
Следующий вопрос. Недавно вновь всплыла история с отрицанием существования рас как таковых. И ежели норвежцы переселятся куда-нибудь в Африку, то станут ли они чёрными, с большими губами? А если они такими станут, то как же можно тогда выделить расы? Конвергентно возникшие расы мы не сможем различать.
На самом деле, определение расы, в самом исходном — это группа популяций, имеющая единое происхождение на определённом ареале. Там есть продолжение в определении, но начало определения таково. И если у нас две похожие конвергентные расы возникают независимо в разных местах, например, пигмеи возникали в районе Конго, в Северном Квинсленде, на Острове Новая Гвинея, на Филиппинских островах, где-нибудь на Лусоне, допустим, в Малаккии и ещё где-нибудь, то это не значит, что это одна раса. Значит, что они маленькие, чёрненькие, но не значит, что это одна раса, они возникли независимо. И если норвежцы переселятся в Конго и неожиданно почернеют, я мало верю, что они туда переселятся, то это будет новая раса темнокожих потомков норвежцев, и мы их назовём как-нибудь, "постнорвегоиды" там, не знаю, "конгонорвегоиды". А выяснить мы это можем, либо если имеем богатую палеоантропологию, либо, как сейчас модно делать, с помощью генетического анализа. С той поправкой, что история эволюции человеческих рас — это, к тому же, бесконечное смешение. Вот это всегда путают и забывают, потому что расы не только отделялись друг от друга, а ещё и постоянно перемешивались, всё время были миграция, метисация. Поэтому нет, как правило, у одной расы одного исходника — пришли норвежцы и почернели. То есть, они туда придут, так ещё и смешаются с кем-нибудь. Поэтому и классификация рас бывает такая запутанная и неоднозначная, потому что чёткой границы между расами мы провести особо-то и не можем. Так что конвергенция, если мы её выявляем, а мы её можем выявлять, значит, мы называем их разными расами. А то, что расы есть — это не вопрос, то, что там «всплыла история», так на Западе это сейчас тренд.
Следующий вопрос тоже про расы: стоит ли называть американских индейцев монголоидами? Они ведь американоиды! Когда из учебников уберут строку, что рас всего три, а австралоиды — "переходный тип"?
Они американоиды, да. Причём они разные, индейцы. Это заголовок одной из моих лекций, поэтому такая большая надпись посерёдке. Но индейцы разные, это действительно достаточно самостоятельная раса, родственна монголоидам очень тесно, и часто во многих классификациях их объединяют в азиатско-американскую расу как, допустим, в системе Рогинского-Левина, там Рогинский делал, в основном. Но уже внутри они ещё подразделяются. Австралоиды совершенно точно самостоятельная раса, тут уже мало кто сомневается, из антропологов, в общем-то, никто. А когда уберут это дело из учебников — вопрос не ко мне, а к Министерству образования. У нас, пока что, в учебниках по биологии есть моменты, которые туда забрели ещё в XIX веке, где-то в конце, и там до сих пор остаются, про какую-нибудь сеймурию, например, про дриопитека, про неандертальцев. Это сведения ещё с конца XIX века, уже в 20-х годах это было архаикой, на самом деле, но до сих пор в учебниках есть. Так что, когда уберут про расы, и что там вообще с этим будет — это точно не ко мне. Если бы кто-нибудь мне заказал написать нормальный учебник, я бы, наверное, напрягся и написал. И точно этого бреда про три расы там не делал. Но с другой стороны всегда проблема упростить, то есть, школьник должен получить мало информации, но очень ёмко, и стандартный школьник про три расы ещё как-то способен запомнить, а про 15 рас уже не факт, что у него в голову влезет, потому что он параллельно ещё и физику изучает, и много чего ещё.
Какие условия могли бы заставить эволюцию продолжить увеличивать мозг человека? Или сейчас увеличивается "качество", количество «синопсов» (синапсы имелись в виду)
Действительно, наша эволюция шла, в основном, по пути увеличения мозга, но, как видите, с некоторого момента эволюция пошла, наоборот, по уменьшению его размера. Есть такая концепция, что мозги стали меньше по размеру, но, может быть, даже лучше в своей работе, потому что синапсы стали лучше работать на биохимическом уровне, этого мы не знаем, честно говоря, потому что для современного человека мы не особо в курсе, как мозг работает. Что-то знаем, а в целом — никто не знает. А что говорить про австралопитеков, от которых вот есть только гипсовые чурки, сделанные по отливкам, сделанным из окаменелых черепов! И что у них там было с биохимией, с гормонами, нейромедиаторами, синапсами, с дендритами и глиальной тканью, которая мегаважная, кстати говоря, мы не знаем вообще ничего. А что могло бы заставить продолжить эволюцию мозга человека — задачи и сверхзадачи, мозг будет усложняться, если будут выживать более интеллектуальные. То есть, если интеллектуальные личности, решающие мегасложные задачи, за счёт решения этих задач увеличивают свой репродуктивный успех — у них больше выживающий детей — тогда мозги будут расти. В следующем поколении будут выживать ещё более мозговитые, потом ещё более мозговитые. Собственно, как и происходило с верхнего палеолита: все умные оставляли много потомства, и оно хорошо выживало, все тупорылые криворукие умирали, и детишки у них не выживали. И отбор, как видите, прямо чудесным образом. А с некоторого момента как-то вот стало можно жить с любым мозгом, и, да, отбор пошёл в другую сторону. А какая такая должна быть задача на усложнение, это я не знаю. Сейчас у нас всё есть: тепло, хорошо, сытно, пузико растёт — что ещё надо? Мозги от этого не могут расти. Может быть, на других планетах будут новые задачи.
Ну, и последний вопрос. В своих лекциях вы неоднократно упоминали охотника на крыс среди гор из пластиковых бутылок как о наиболее вероятном развитии эволюции человека. Существует ли точка невозврата в этом сценарии? Если существует, где она расположена, и где сейчас находимся мы относительно неё?
Да, у нас есть разные варианты будущего, и есть расчёты, вполне такие экономическо-математические, что точка невозврата уже вообще-то пройдена. Я не великий экономист, прямо скажем, я в этом мало что понимаю, но из того, что я читал, я знаю, что пики добычи достаточно легкодоступных углеводородов — нефти, газа, угля — уже пройдены в две тысячи каких-то годах. И сейчас все халявные месторождения либо уже израсходованы целиком, либо подходят к концу, остаётся ещё там только на глубине моря что-то, в Антарктиде, но с этим всё запущено на самом деле, и как там пойдёт дальше — большой вопрос. Судя по некоторым расчётам, точку невозврата мы прошли уже давно. Есть чудесные книжки «Границы роста», есть книжка «За пределами границ роста», как-то так они называются (Имеются в виду книги «Пределы роста» и «За пределами роста» Медоуз Д. с соавторами — прим. ред.), и согласно им всё плохо. Лучше уже не будет никогда, можете наслаждаться моментом, мы сейчас живём идеально, человечество никогда так хорошо не жило и никогда уже так хорошо жить не будет. Пользуйтесь моментом.
Это пессимистичный сценарий. Может быть, человечество придёт в себя и станет как-то вести себя хорошо, допустим, изобретёт какие-то способы переработки этих пластиковых бутылок, в принципе такое пытаются сделать. Есть, например, грибы, которые способны разлагать пластик, но их изучают уже много лет, а вот что-то пока как-то не очень. Я недавно видел новость, что к две тысячи какому-то, я не помню, там… тридцатому году, у нас в стране планируется перерабатывать до двадцати процентов мусора. То есть, 80% будет, опять же, выкинуто. Я вот живу в городе Железнодорожный, и там полгорода воняет, потому что рядом свалка. И лучше, я не ожидаю, что станет. Из того района, где воняет, я успел убежать, но скоро, видимо, будет вонять и в том, где я живу. Так что будет ли лучше? Вот что-то не знаю, моя точка зрения такая, что, если мы можем рассчитать и представить, что будет плохо, может быть, мы сподобимся это дело исправить. И, может быть, вырулим на такой вот более солнечный вариант [показывает на картинку со слайда]. Но это зависит от нас, как себя будем вести. Это прямо к предыдущему вопросу относится — будут ли расти мозги. Пока вот мозги падают, и пока у нас как бы в эту сторону тянется [показывает на другую картинку со слайда]. Надеемся на лучшее, готовимся к худшему.
Спасибо за внимание.
Александр Соколов: Спасибо, Станислав. Я надеюсь, мы сейчас увидим результаты online-голосования на экране. Давайте попробуем на них посмотреть.
Так, кто у нас победил? «Питание мясом». Станислав, это ваша работа? Ваших рук дело?
Станислав Дробышевский: Конечно. Научная пропаганда делает своё дело.
Александр Соколов: Сейчас на экране появится скетч Юлии Родиной по мотивам вашего выступления, Станислав.
Станислав Дробышевский: [смеётся]
===================================================================
Скетч Юлии Родиной
