Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Поднимайтесь как можно выше по дереву, собирайте цветы и дарите их близким.
Вас ждут уникальные награды и 22 выгодных промокода!

Пикаджамп

Аркады, Казуальные, На ловкость

Играть

Топ прошлой недели

  • solenakrivetka solenakrivetka 7 постов
  • Animalrescueed Animalrescueed 53 поста
  • ia.panorama ia.panorama 12 постов
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
10
Pavel.Rumin
Pavel.Rumin

«Тюлькин» закон⁠⁠

8 дней назад

Вагон спецпоезда Москва–Новосибирск. Снаружи уже алеет вечер, пробиваясь внутрь красными квадратами сквозь ржавую решётку на окне. В купе за железными прутьями едут четверо пацанов лет по шестнадцать–семнадцать. За стеклом в предзакатном багрянце изредка мелькают огни посёлков. И вдруг вдалеке, на холме, показался контур здания: вышки, забор, серые безликие корпуса.

– Смотрите-ка в окно, это не восемнадцатка? Петушиная, которая? – сказал Саша, голубоглазый парень, который всю дорогу смотрел в окно.

– Не, ещё не доехали до неё, – сидя скрестив руки на груди и не открывая глаз, проговорил Витя.

– Да она это, Витек, ты сам посмотри, вон он, гребень-то, – указал на торчащий шпиль Ваня.

Паша никогда не интересовался криминальным миром, его нравами и законами; в тюрьму попал потому, что убил насильника своей сестры, и намеревался тихо-мирно отсидеть особняком, не влезая в разборки.

– А че она петушиная-то? – спросил он.

– Ооо, оно и видно – залётчик ты, Пашка, с арестантской историей совсем не знаком. Двойка тебе, епты, – ответил ему Ваня.

– Ну так просвети меня, знаток, бля.

– Короче, восемнадцатка, или для таких как ты, ИК номер 18 – это особенная зона. Штука её в том, что по сути большинство там петухи или опущенные, но живут они как порядочные арестанты. Никто их очко драить не заставляет, в жопу не ебёт, не пиздит, а едят они за одним столом со всеми.

– Всё-таки не верю я, что такое возможно, – открыл наконец глаза Витя и посмотрел на Ваню. – Не, ну ты сам подумай, байки это все, как будто.

– Эх ты, Витя, Витя… Вроде не первоход, а всё не веришь. Ты же сам историю эту сто раз слышал. И не от шестёрки какой-нибудь, а от Казана, он порядочный сиделец, сам знаешь, пиздеть не будет.

– Да я понимаю, но всё равно… в башке не укладывается.

– Погодите, а как так получилось внатуре? Это же не по понятиям, – вмешался в спор Паша.

– А там, Паша, закон не воровской, а «Тюлькин»… – продолжил Ваня.

– Чей? Это кто?

– Не кто, а что. Мне Казан рассказывал, он там этапом был. Раньше была зона как зона. Как везде. Опущенных гнобили, унижали, «опускали» дальше, если можно. Так было, пока в восьмую камеру третьего корпуса не заехал один пацан. Имени его никто не знает, да и за что заехал – тоже. Одна кличка – «Тюлька». И вот Тюльку-то этого быстренько определили в петухи за то, что был на бабу похож и постоять за себя не мог. Опустили, конечно, по беспределу, но там кто разбираться будет? Так вот… жил Тюлька в петушином кутке свою петушиную жизнь и каждую ночь плакал, лежа на полу. Ранимый, души человек был, интеллигент. И вот однажды, после отбоя, один, говорят, сиделец заметил, что Тюля плачет вроде, но как-то странно: то ли булькает, то ли хрипит, спать, сука, мешает. Ну он и прикрикнул на него, дескать, петушара, завали хайло. Ну, Тюлька и затих, а наутро нашли его с лезвием от одноразовой бритвы в руке и с перерезанным горлом.

– Ну и? Помер и помер. История не нова. У нас тоже Валя удавилась, помните? – начал было Паша.

– Вот тут-то и оно. Слушай дальше. Началось всё с мелочей. В восьмой камере начали двигаться вещи сами по себе. То у одного пачка «сиг» в параше плавает, то нарды сами по себе разложатся в рисунок. А одним утром вообще проснулись, а ложки у всех дырявые. Поначалу думали, шутник в хате завёлся, и решили на ночь оставить одного зэка, чтобы узнать, кто такой юморист. Наутро встал смотрящий узнать, что ночью происходило, а узнавать уже не у кого. В решётку от нар бошку зэку засунул кто-то и прутьями зажал. Задохнулся. На следующий день уже другого нашли, на табуретку насаженного, – разрыв прямой кишки, кровотечение, врачи сказали. Тут-то арестантам не до смеха стало, начали в дверь ломиться, хоть и западло, просили переселить их. Кум согласился и раскидал бывшую восьмёрку по разным камерам. Да только не помогло это. Те, кто опускал Тюльку, дохли подряд страшной смертью. Последним был уже почти ёбнувшийся смотрящий. Говорят, он стоял на коленях два дня и орал: «Ну прости ты нас! Прошу, не надо! Прости меня!». Он утонул в толчке, наглотавшись парашной воды. С тех пор пошла по камерам нехорошая молва о призраке на зоне.

– Ебать… – сказал Паша с гримасой омерзения на лице.

– Э-э-э, нет, это ещё не конец, паря. Дальше – больше, зона начала редеть, дохли в основном блатные, кто по-воровскому двигается. Нетронутыми были как раз петушня и простые мужики, которые случайно на зоне оказались. Из-за количества смертей кума уволили и нового поставили, а зону заселили арестантами с других лагерей. Смерти продолжались, пока на совещании один майор не предложил всю черноту с зоны убрать и полностью петухами и первоходами заселить.

– И как помогло? – прервал рассказ Паша.

– Ещё как. С тех пор так и прозвали эту зону «петушиной». Хотя петухи там не все. Есть мужики, но вот воров… попадали туда иногда, но никто не задерживался там долго. Либо просили перевести, либо подыхали.

В купе воцарилась тишина. ИК-18 давно уже скрылась из вида. Перед глазами ребят пролетали силуэты окутанных снегом деревьев, а затем вдруг наступила темнота. Парни вздрогнули, но это всего лишь поезд заехал в туннель.

Ваня, глядевший в одну точку, внезапно прервал молчание и стал говорить будто не своим голосом:

– Он наказывает лишь тех, кто хочет безнаказанно унижать. Кто ставит себя выше из-за масти, из-за силы, из-за понятий. Говорят, если просто драку честную устроить, по злости, на равных – он не тронет. А вот если слабого, того, кто не может ответить… тогда жди. Скрип дверей ночью. Холод из щелей. И чувство, что за тобой наблюдает не человек, а сама эта зона. Её стыд. Её боль.

Витя отмахнулся, выйдя из оцепенения:

– А как тогда жить-то? Если ни власти иметь нельзя, ни сидельцем порядочным быть? С петухом с одного стола жрать? Ещё за ручку с ними здороваться?

– А как в больнице, Вить, – сказал долго молчавший Саша. – Все больные, и каждый лечится от своего недуга. Там и живут – тихо. Работают. Отбывают. Без лишних слов. Самое страшное наказание там – не карцер, а внимание… этого. Поэтому там самый крепкий мужик может спокойно сидеть рядом с «петухом» и молча есть баланду. Потому что он не боится стать зашкваренным. Он боится встретиться взглядом с тем, что ждёт в темноте. И понять, что ты для него – просто очередная мразь, такая же, которая когда-то опустила его самого.

Когда свет вернулся, все сидели, избегая взглядов друг друга. Зона ИК-18 осталась далеко позади. Но её тень, тень «петушиной» зоны с её немым стражем, казалось, накрыла их вагон и тихо ехала с ними вместе, затаившись в скрипе колёс, в рокоте на стыках рельсов.

Поезд мчался в ночь. А в купе больше не было слов. Только тихий, всепроникающий ужас перед местом, где закон джунглей отменило привидение. И где самое страшное – не быть на дне иерархии, а попытаться эту иерархию выстроить.

«Тюлькин» закон
Показать полностью 1
[моё] Сверхъестественное Мистика Ужас Крипота CreepyStory Авторский рассказ Мат Длиннопост
1
81
UnseenWorlds
UnseenWorlds
CreepyStory

Та, кто не ушла⁠⁠

8 дней назад

Случилось это в 1977-м году, в самом далеком уголке Свердловской области, где железная дорога была единственной нитью, связывающей людей с большим миром.

Та, кто не ушла

В тот год октябрь выдался на редкость непогожим. Дожди лили неделями, не переставая. Земля раскисла, превратившись в хлюпающую кашу, а маленькая речка Черная вышла из берегов, подтопив железнодорожную насыпь.

На крохотном полустанке, затерянном в лесах, дежурил уставший станционный смотритель. В ту ночь, где-то между двумя и тремя часами, сквозь шум дождя донесся гудок приближающегося поезда. Ночной экспресс. Смотритель, не разглядев в мутной воде состояния путей, по инструкции дал зеленый свет.

Поезд прошел станцию и набрал ход.

Грохот был такой силы, что в соседней деревне, в трех километрах отсюда, задребезжали стекла в окнах. Люди, крестясь, выглядывали на улицу, но в сплошной стене дождя и тьме ничего не было видно. Они не могли знать, что в этот самый момент поезд, наткнувшись на размытый и просевший участок пути, сошел с рельсов. Вагоны, сминая друг друга, как картонные коробки, с чудовищным скрежетом полетели под откос, прямо в ледяные, вспененные воды Черной.

Утром, когда дождь наконец стих, мужики из деревни добрались до места. Картина, которую они увидели, заставила поседеть даже самых крепких духом. Это было страшное зрелище. Повсюду рваный металл, обломки, багаж и... люди. Точнее, то, что от них осталось: каша из тел, зажатых между искореженными конструкциями. Последний вагон, почти полностью ушедший под воду, был набит мертвецами, как банка с консервами. По официальным данным, погибло сто сорок пять человек.

В той катастрофе много детей остались сиротами. Их определили в ближайший детский дом. Одну из них, четырехлетнюю девочку Аню, которая чудом выжила, но потеряла в аварии мать, на время приютила бездетная семья Ивановых из той самой деревни.

И вот тут и началось то, о чем не писали в газетах.

Ивановы были простыми людьми, работящими. Жили своим хозяйством. И почти сразу после появления в доме Ани они стали замечать странности. В сенях у них стояла старая, тяжелая маслобойка — такая, знаете, с деревянной ручкой, которую нужно было с усилием толкать вдвоем, чтобы сбить масло. Так вот, ночами, когда все уже спали, из сеней начинал доноситься ритмичный, глухой стук. Тук... тук... тук... Хозяин, выбегая на шум, находил лишь пустоту. Вот только маслобойка все время была теплой.

Дальше — больше.

Посуда, оставленная в раковине на ночь, к утру оказывалась вымытой и аккуратно сложенной на полке. Анечка, играя во дворе, могла разбить коленку в кровь, зареветь, а через пять минут на ее ноге не было и царапины. Словно она и не падала.

И вскоре их ждала жуткая разгадка.

Однажды ночью девочка сильно плакала в своей кроватке. Отец, Петр, проснулся и пошел ее успокоить. Заглянув в детскую, он застыл на пороге. Рядом с кроваткой, склонившись над плачущей Аней, стояла темная женская фигура. Расплывчатый, полупрозрачный силуэт. Фигура медленно гладила девочку по голове, и та на глазах у Петра успокоилась и заснула. А потом тень медленно выпрямилась, и посмотрела на него: в ярком теплом свете исходившем от ее лица, с трудом можно было угадать женские черты. Отчетливо были видны лишь ее небесного цвета глаза. Они с такой тоской посмотрели на Петра, что у того неприятно защемило в груди — и затем тень растаяла в воздухе.

После этого Ивановы, трясясь от страха, пошли к местной знахарке, старой Марьевне. Выслушав их сбивчивый рассказ, она долго молчала, глядя в мутное дно сосуда с водой. А потом тихо сказала:

— Не бойтесь ее. Это мать девкина. Она в поезде том погибла, а душа ее за дочкой следует. Неупокоилась. Она вреда вам не сделает. Она просто... рядом. Охраняет ее.

И они не стали ничего делать. Не звали священников, не читали заговоров. Они просто... привыкли. Они смирились с тем, что в их доме живет еще одна, невидимая хозяйка. Тихий призрак, что моет по ночам посуду, лечит болезни дочери и баюкает ее, когда той снятся дурные сны.

Прошло много лет. Аня выросла. Стала красивой девушкой и уехала в город, вышла там замуж, родила своих детей. Ивановы давно умерли. Их дом стоит заколоченный, потихоньку врастая в землю. Бабушка говорила, что та самая маслобойка до сих пор стоит в темных, заплесневелых сенях.

Никто не знает, там ли еще дух несчастной матери. Или, увидев, что дочь ее выросла и счастлива, она наконец обрела покой.

Показать полностью
[моё] Рассказ Городское фэнтези Сверхъестественное Страшные истории Мистика CreepyStory Тайны Длиннопост
7
137
UnseenWorlds
UnseenWorlds
CreepyStory

Подселенец⁠⁠

8 дней назад

Мой приятель Сергей держал небольшой продуктовый магазинчик в нашем микрорайоне. Такой, знаете, классический магазин, коих было полно в девяностых, где можно было купить все — от сигарет до крыла самолета. Я, возвращаясь поздно с работы, часто заскакивал к нему. Мы не были закадычными друзьями, скорее, просто два мужика, коротающие вечер за разговором ни о чем.

Подселенец

Но в последнее время я стал замечать, что с Сергеем что-то не так. Он похудел, осунулся, стал бледным. Глаза краснючие, словно он неделями не спал. Он стал дерганым, постоянно озирался, а на вопросы отвечал односложно, глядя куда-то сквозь меня. Он выглядел как человек, которого медленно, но верно пожирает изнутри какая-то страшная болезнь. Или что-то похуже.

Однажды октябрьским вечером я увидел, как он закрывает свой магазин. Я притормозил.

— Серег, садись, подброшу.

Он молча кивнул и залез в машину. В салоне повисло долгое молчание. Пока я не выдержал.

— Слушай, что с тобой происходит? На тебе лица совсем нет.

Сергей снова долго молчал, глядя на мелькающие фонари. А потом его словно прорвало. Слова полились из него сбивчивым, отчаянным потоком.

— Понимаешь, Кирилл... с Ленкой беда. С женой моей. Уже год как.

— Заболела что ли? — осторожно спросил я.

Он горько усмехнулся.

— Если бы! В ней... кто-то сидит.

И он рассказал. Рассказал, как его цветущая, жизнерадостная жена начала стремительно угасать. Сначала появилась слабость и апатия. А потом начался настоящий ад. Она стала говорить чужими голосами. То хриплым старческим басом утверждала, что она — его прадед, то визгливым женским фальцетом — что она ведьма, которую его предок сосвета сжил.

Эта тварь, что поселилась в Елене, изводила их. Она требовала то одного, то другого.

— Я старый священник! Ваши предки мою землю отняли, меня в болоте утопили! Выделите мне место на своей родовой земле, и я уйду!

Они, доведенные до отчаяния, поехали в его родную деревню под Старицей. Отгородили кусок огорода, поставили крест. Помолились. Попросили прощения. На пару дней стало тихо. Соседи в деревне даже божились, что видели у их забора расплывчатую фигуру в чем-то похожем на рясу. Но потом все вернулось, только стало еще хуже.

— Ты представляешь, — шептал Сергей, и его руки в этот момент мелко дрожали, — я просыпаюсь ночью... а она по стене ползет! Как паук. Волосы вниз висят, глаза закатила... И шепчет, шепчет тарабарщину какую-то на непонятном языке.

Они объездили всех, кого смогли найти. Бабок-ведуний, каких-то городских экстрасенсов, даже в местный монастырь возили. Помогало. На день. На два. А потом тварь возвращалась. И становилась еще злее, еще наглее. Она заставляла Елену биться головой о стены, смеялась над их слезами, меняла личины каждый день, требуя то иконы жечь, то, наоборот, ставить ей свечи как святой.

Никто не мог понять, что это за мразь.

Перед тем, как мы расстались он сказал, что в одном паблике, где он просил помощи, ему дали адрес. Какая-то деревня в сотне километров от города. Якобы там живет старец. Нелюдимый, суровый мужик, про которого говорят, что он бесов видит так же ясно, как мы — солнечный свет. Это был их последний шанс.

***

Сергей позвонил мне, когда они уже были там. Его голос в трубке срывался.

— Он велел привезти ее. Мы здесь. Кирилл, мне страшно.

Я не буду пересказывать все, что он мне потом поведал. Расскажу лишь кульминацию.

Старец на первый взгляд оказался сухоньким, сутулым старичком в старом тулупе с пронзительными, ледяными глазами. Завел их в свою избу. Посадил Елену на лавку напротив себя и просто смотрел на нее не говоря ни слова. Наверное с час, не сводя глаз, смотрел.

И вдруг Елена задергалась. Ее голова с силой мотнулась назад, так, что захрустели позвонки, и из горла полился низкий, рокочущий смех.

— Ну что, брыдлый ведун, решил силушкой со мной помериться? — пророкотал голос, от которого Сергей вжался в угол комнаты. — Я старше твоего Бога! Я тот, кому вы поклонялись в этих лесах, когда еще по пещерам прятались!

Старец даже не шелохнулся.

— Имя свое назови, нечистый.

— У меня много имен! — взвыла тварь устами Елены. — Сегодня я — Азазель!

Старец медленно перекрестился.

— Врешь. Азазель — князь, он не станет в бабьем теле ютиться. Кто ты?

Существо зашипело и изогнулось.

— Я — дух этого места! Я — святой отшельник, убиенный разбойниками!

— Врешь, — спокойно повторил старец. — Святые души у Господа. А ты — грязь! Я спрошу в последний раз. Кто ты?

Елена-тварь вдруг замолчала, а потом хихикнула тоненько, заискивающе.

— Я... Я из Оптиной пустыни... Я святой дух из усыпальницы...

И в этот момент лицо старца окаменело. Он подался вперед, и его тихий голос хлестанул Елену, словно кнут.

— Из Оптиной пустыни, говоришь?! Ты, погань, смеешь имя святого места всуе называть? Ты смеешь его именем прикрываться?

Он скинул тулуп и встал во весь свой истинный рост. С виду неказистый старик оказался настолько высоким, что комната, казалось, утонула в его тени. Он поднял руку со старым медным крестом.

— Я знаю, кто ты. Ты не бес и уж тем более — не дьявол. Ты — лярва. Мелкая, завистливая тварь, которую напустили на эту семью из черной злобы. Ты паразит, питающийся чужим страхом. Именем того, чье имя ты осмелился произнести, я изгоняю тебя! Вон!

Елена завизжала и от этого крика, сказал Сергей, зазвенели стекла в окне. Тело ее выгнулось дугой так, что захрустели кости. Она начала рвать какой-то дымящейся черной жижей, этот «дымок», словно живой, метнулся в печную трубу и исчез.

Елена обмякла и рухнула на пол.

***

Позже старец рассказал, что это сделала двоюродная сестра Сергея. Из зависти. За то, что они смогли заработать на квартиру, а она так и прозябала в нищете. Заплатила какому-то заезжему колдуну, и тот напустил на них эту дрянь — лярву, злого духа, который цепляется к жертве и медленно высасывает из нее жизнь, притворяясь кем угодно.

Елена поправилась. Шрамы на ее душе, конечно, остались. Но они живы. Они вместе. А я с тех пор, проезжая мимо магазинчика Сергея, смотрю на теплый свет в его окошках и думаю о том, какая тонкая грань отделяет наш привычный мир от бездны, что кишит тварями, у которых тысячи имен.

Показать полностью 1
[моё] Сверхъестественное Городское фэнтези Мистика Страшные истории Рассказ Длиннопост Крипота
12
84
NikkiToxic
NikkiToxic
CreepyStory
Серия Вселенная Референтум

Дом, который...⁠⁠

9 дней назад

Машина проехала мимо меня. Снова не остановилась. Как и сотни других.

Я соскучился. Соскучился по семье. Любой. Не важно, хорошая, или плохая. Главное, чтобы комнаты мои не были пустыми.

Я повидал множество людей за свой долгий век. Примерных семьянинов, пьяниц, изменщиков, шизанутых творцов, наркоманов.

Но все они неизменно оканчивали путь внутри меня. Становились наполнением моих стен, растворяясь и присоединяясь к остальным, становясь чем-то большим, чем отражение собственного надменного эго.

Становились частью меня. Частью дома.

Дом, который...

Но время изменилось. Уже очень и очень давно никто не заселялся. Никто не хотел связывать свою судьбу с местом, где пропали без вести десятки людей. Мебель покрылась толстым слоем пыли, сырость стала моей неотъемлемой частью, пронизывая каждый сантиметр площади, а мороз, проглатывавший все, до чего мог только добраться за зиму, совсем действовал мне на нервы.

Только с крысами мне удавалось бороться. Ну и, естественно, не голодать. Хоть многие и считают этих грызунов довольно смышлеными, но мне так не кажется. Уже сколько стай мне удалось поглотить, но нет. Все шли в надежде на то, что с ними-то уж никак не сможет произойти такой же беды.

Пусть будут. Пища.

Но однажды прямо напротив ворот, врезанных в окружавший меня забор, остановилась неприметная машина. Оттуда вылезли двое мужчин. От одного так и веяло чем-то смрадным, знакомым. Подобное мне довелось ощущать неоднократно. Так пахло от риэлторов.

Я обрадовался этому гнилостному аромату. Он обещал мне семью. Точнее давал на нее надежду.

Второй, к моему счастью, оказался его клиентом. Они быстро прошлись по моим двум этажам, покупатель недовольно цокал языком, смотря на многолетний беспорядок. Но в конце осмотра они пожали друг другу руки. Видимо его устроила цена, которую при мне так и не озвучили. Не важно. Запах будущий "хозяин" моих стен издавал просто умопомрачительно аппетитный. Или это так сказывалась длительная диета из крыс.

Заехали они через месяц. Великолепная семья, образцовая. Тот самый мужчина, его супруга, двое прелестных мальчуганов. Правда перед этим мне пришлось вытерпеть недели ремонта и уборки... Но предстоящее торжество того стоило.

В этот раз я решил не торопиться. Прошлые семьи исчезали вскоре после заезда, а мне бы не хотелось, чтобы в этот раз был такой же долгий перерыв. Он негативно сказывается на моей психике.

Я затих и ждал. Долго. Семья успела обжиться, привыкнуть к моим стенам. Прошло около года, точнее не скажу, не считал. Я все это время также питался крысами, которые, почувствовав приехавших людей, расплодились сверх меры. Грызуны могли бы попортить жизнь моим новым "хозяевам", но я пожирал их достаточно быстро. Достаточно для того, чтобы паразиты не отравляли жизнь людям.

Можно сказать, что в какой-то мере я заботился о них. О жильцах, конечно же, не о порядком надоевших серых тварях.

В конце концов у семьи притупилась бдительность. Они забыли о том, что здесь пропало куча народу, перестали обращать внимания на слухи, которые исправно доносили до них соседи.

Люди успокоились. Вовремя. Мой аппетит, затуманенный вкуснейшим запахом "хозяев", уже был просто неудержим.

Начать мне захотелось с женщины. Нет, здесь нет никакой логики в порядке поглощения, нет ничего более, чем привлекательность аромата. И из всех четверых она казалась мне наиболее вкусной. И я не ошибся.

Момент подобрать оказалось легче легкого. Супруг моей будущей жертвы решил отдохнуть с друзьями, поэтому появиться он должен был только на следующий день. В тот вечер "хозяйка" тоже захотела расслабиться. Дети давно уже легли спать, поэтому она взяла бутылку вина и легла в горячую ванную. Закрыла глаза, отключилась от происходящего и даже задремала.

Этого я и ждал. Она была не первой, кого я застал именно здесь, почти полностью погруженной в воду.

В мою воду. Здесь все было мной.

Стоило только легонько потянуть, как женщина скользнула вниз, скрывшись под водой. Она не сразу поняла, что происходит, попыталась вытянуть голову вверх, глотнуть воздуха. Но вода держала крепко.

Спасительная поверхность была так близко, пища в панике начала барахтаться, задыхаться, но я не давал лицу приблизиться к воздуху ни на сантиметр.

Спустя пару минут она затихла. Широко раскрытые глаза, в которых, наверняка можно было бы найти некоторое отражение безысходности, не видя, смотрели на спасительную поверхность. Пузырьки воздуха уже перестали вырываться из приоткрытого рта.

И в этот момент я начал свое пиршество. Процесс со стороны больше походит на растворение в кислоте. Плоть, жидкости и кости пищи смешивались с водой, краями ванной. Нога, закинутая на бортик и торчащая наружу, почти полностью растворилась, но та часть, голень, оторвавшись, шлепнулась на пол.

Не страшно, здесь везде — я.

Через несколько минут от пищи не осталось и следа. Кристально чистая плитка и вода никак не могли рассказать даже самому пытливому сыщику о том, что здесь только что произошло.

Пришло время приниматься за детей.

Убивать их перед поглощением не было никакой необходимости. Их мать могла закричать, спугнув маленьких жертв, но на их крики уже не прибежит никто.

Спали они в двух разных комнатах на практически одинаковых кроватях. Я уже окреп, поэтому сил для того, чтобы сожрать их обоих сразу у меня было более чем достаточно.

Они кричали. Долго. Я могу их понять, нет ничего приятного в том, что твоя постель, место, которое должно тебя защищать от монстров, обитающих в темноте, превращается в секунду в это самое чудовище. Одеяло, простынь, подушка, кровать, даже стена рядом — все начинает поглощать биологический материал.

И они меня тоже должны понять. Я слишком долго был голодным. Постели, идеально заправленные после приема пищи, молча сохранили память о вкусном.

С "хозяином", впрочем, получилось все слегка не так, как я ожидал. Он вернулся под утро. Судя по его виду, он был не настолько пьян, насколько я ожидал.

И он держал в руках кошку. Что-то говорил про долгожданный подарок любимым детям, вполголоса говорил существу о том, что их семья — самая счастливая на свете, как кошке повезло с ним.

Но в один момент животное перестало его слушать. Оно начало шипеть и вырываться, а затем спрыгнуло у него с рук и убежало по моим комнатам.

Отец семейства не стал обращать на это внимание и решил подняться в комнаты к детям. Видимо, чтобы разбудить их и сообщить радостную новость. Я попытался его затормозить, но мне удалось только поглотить немного ткани носков.
Жертва хоть немного должна находиться на одном месте.

Детей, естественно, он на месте не обнаружил. Как и жены. Он начал пытаться дозвониться до нее, но быстро нашел телефон в ванной.

А затем мужчина резко сорвался с места и побежал в сторону выхода. Я отчаянно цеплялся за его ноги, но не успевал захватить. Уже в коридоре он на ходу схватил висящую на крючке куртку и... Споткнулся о пробежавшую мимо кошку.

"Хозяин" распластался на полу, сразу же оттолкнулся ладонями и попытался встать, но не смог. Я крепко вцепился в его кожу и начал поглощение. Алкоголь в его крови приглушал боль, но не настолько, чтобы сдерживать в себе крики.

За руками отправились колени, голени. И вот пища, еще живая, мыслящая, понимающая, что выхода нет, но продолжающая цепляться остатками рассудка за надежду, уже лежит практически без конечностей с одними только туловищем и головой.

Процесс приема пищи не занял много времени. Я впитал последнего члена семьи полностью быстрее, чем рассчитывал. Но в этом виноват не я, нет. Вина за столь быстрое растворение лежит полностью на нем.

Правда уже нет никакого "него". Есть только часть меня. Часть этого дома, где все — я. И все те, кого я когда-то употребил, тоже являются моими кусками, обреченные бессознательно провести здесь вечно.

Я. И кошка, бродящая по моим комнатам и шипящая от ужаса. Ее, пожалуй, я оставлю на потом, все равно выйти она не сможет. Буду делиться с ней крысами, а затем поглощу, когда диета на грызунах мне наскучит и захочется чего-то более разнообразного.

Ну это будет позднее, пока я насытился надолго. Надеюсь. Но я всегда рад новым жильцам. Заезжайте. Заселяйтесь. Я жду.



Хей-хей, как неделька? Кайф начало? Тут, оказывается зима второй день идет, но грязь под ногами упрямая сука, которая отказывается верить в декабрь, блять!

Тэк, если что, то я и не думал от хоррора никуда уходить, развивая потихоньку фэнтези, нет-нет. Обойдетесь. Все будет, просто постепенно, насколько хватит моего ресурса и вечно кукующей кукушки со съехавшим чердаком.

Ну и фэнтези я постараюсь делать прям мрачное. А то шо-то пока не получается. Зато получается мрачно выглядеть у ссылочек. Нет? Но они по крайней мере тоже стараются:

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol (а не запилить ли мне розыгрыш на пясот папищеков в телеге)

https://vk.com/anomalkontrol

И новостной проект с хтоньевой хтонью и юморесками https://t.me/angnk13

Показать полностью 1
[моё] Ищу рассказ CreepyStory Ужасы Фантастический рассказ Авторский мир Фантастика Сверхъестественное Ужас Страх Nosleep Постапокалипсис Авторский рассказ Крипота Страшные истории Мат Длиннопост
5
13
Pavel.Rumin
Pavel.Rumin

Баянист⁠⁠

9 дней назад

Меня зовут Артём Сергеевич, мне 25 лет и я стал учителем в деревне Заречной. Поехал туда по программе «Земский учитель», потому что надоел город с его бесконечной копотью, суматохой и тревогой. Меня встретили три десятка покосившихся изб, утонувших в осенней хляби, и школа, которая больше походила на заброшенный амбар. Два класса, печь-голландка, пахнущая вековой пылью и сухими яблоками, и тишина. Не фальшивая городская, а настоящая. Она давила на уши после заката, когда последний трактор умолкал и гасли редкие огни в домах.

Дети смотрели на меня с немым, изучающим любопытством. Местные здоровались вежливо, но в их «здравствуйте» сквозила отстранённость. Я был чужаком, залетчиком, который сбежит при первой возможности. Единственным, кто пытался наладить контакт, был старый сторож дядя Митрич, вечно жующий дымящуюся папиросу и что-то бормочущий себе под нос.

В ту пятницу я засиделся допоздна. Хотел закончить проверку сочинений на тему «Как я провёл лето». Сюжеты были предсказуемы: рыбалка, сенокос, купание в речке Почайке, что струилась за околицей. Пока я не открыл тетрадь Ани Крутовой. Девочка тихая, замкнутая, всегда в поношенном, но чистом платьице. Её почерк был угловатым, нервным.

«Летом по ночам иногда играет музыка. Мама говорит, что это ветер в и чтоб я закрывала уши. Но это не ветер. Это дядя Лёша ищет свою песню. Он играет одну и ту же, и она очень грустная. Бабушка шептала, что свою тетрадь он утопил вместе с собой, а теперь не может успокоиться. Я его не боюсь. Мне его жалко».

По спине пробежал холодок. Детская фантазия, конечно, хотя Аня показалась мне честной девочкой, не склонной к такому баловству. Наутро я небрежно спросил о «дяде Лёше» у директрисы, Марии Петровны. Она, обычно суровая и непреклонная, вдруг побледнела, как простыня, и быстренько перевела разговор на нехватку дров для печки. Её реакция говорила больше любых слов и ещё сеяла в моей голове ещё больше сомнений.

Весь день меня не покидало чувство лёгкой тревоги. После уроков, пока дядя Митрич колол поленья во дворе, я решил разобрать хлам на чердаке - старые карты, потрёпанные учебники, развалившийся глобус. В углу, под слоем паутины, толстенной, как вата, стоял старый деревянный ящик, окованный почерневшими от ржавчины железными полосами. Я притащил его вниз, в учительскую. Внутри пахло сыростью и мышами. В основном там была макулатура, но на самом дне, в щели между дном и стенкой, завалялась папка, завернутая в ткань. Она была мокрая насквозь, листы слиплись. Я аккуратно положил её на теплую лежанку печки - пусть просохнет до понедельника, потом посмотрю.

Ночь опустилась рано и сразу, как чёрное одеяло. Я допивал уже остывший чай, глядя в окно, в непроглядную тьму. Ветер выл в печной трубе, и пробуждал не самые приятные мысли. И вот, сквозь этот вой, я начал различать другое.

Сначала это был едва уловимый звук, будто кто-то издалека провёл ладонью по натянутой шкуре. Потом — низкий, вибрирующий вздох басов. Мелодия выплывала из темноты не спеша, томно, словно сама ночь решила излить свою тоску. «Степь да степь кругом… Путь далёкий лежит…» Играл кто-то виртуозно. В каждой ноте была такая бездонная грусть, такая щемящая тоска, что у меня в горле встал ком. Это была не просто музыка. Это была агония печали, растянутая на аккорды.

Я прильнул к стеклу, заслонив ладонью отблеск керосиновой лампы. Ничего. Только чёрный квадрат ночи и в нём - моё бледное, искажённое отражение. Но музыка нарастала. Она не приближалась. Она окружала. Казалось, звучит не с улицы, а из самого дерева стен, из промёрзшей земли под полом. Мелодия была красивой и от этого делалось в сто раз страшнее.

Я резко захлопнул форточку, которую приоткрыл для проветривания. Стекло задребезжало. Но музыка… не прекратилась. Она теперь звучала внутри. Тихо, но абсолютно отчётливо, будто баянист сидел в углу, за моей спиной, упрямо выводя свою бесконечную, тоскливую песнь.

Сердце заколотилось, кровь ударила в виски. Я обернулся так резко, что чуть не упал. Комната была пуста. Только тени от лампы плясали на стенах и портрет Толстого сурово взирал на меня с полки. Но звук баяна был здесь, со мной, в теплом, замкнутом пространстве школы. Я почувствовал приступ чистейшего, животного ужаса.

И тут… к протяжным звукам присоединилось другое. Шаги. Тяжёлые, мокрые, неспешные. Будто кто-то, с трудом вытягивая ноги из грязи, брел по деревенской улице. Шлеп… хлюп… шлеп…Они приближались к школе. Ритм их совпадал с медленным тактом мелодии.

Музыка внезапно оборвалась на высоком, пронзительном звуке, похожем на стон. Тишина, наступившая вслед, была оглушительной и зловещей.

Я замер, не дыша, прижавшись спиной к печке, от которой уже не веяло теплом.

С улицы донёсся скрип. Дребезжащий, жалобный скрип первой ступеньки крыльца. Потом - второй.

Кто-то поднимался.

Медленно. Очень медленно.

Потом - тишина. Долгая, мучительная. Я почти надеялся, что это кончилось. Что мне всё послышалось.

И тогда прямо за дверью, которая вела в холодные сени, раздался голос. Негромкий, сиплый, насквозь мокрый. В нём булькало, будто говорящий набрал в лёгкие речной воды.

- Те-тра-ди… Мо-и-е… тет-ра-ди… От-дай…

Этого я уже не выдержал. Дикий, неконтролируемый крик сорвался с моих губ. Я отпрянул, споткнулся о ножку стула и тяжело рухнул на пол, ударившись головой о край печки. В глазах вспыхнули искры, а потом заволокла тьма.

Меня растормошил грубый стук в оконное стекло и хриплый голос дяди Митрича:

-Учитель! Артём Сергеевич! Ты жив там? Что случилось-то?

Я открыл глаза. В окне брезжил серый, неприветливый рассвет. Я лежал на полу, весь продрогший. Дверь в сени была приоткрыта. Дядя Митрич, крестясь широким, староверческим двоеперстием, втащил меня на стул, сунул в руки гранёный стакан с чем-то обжигающим и горьким.

Я пил, давился, и слова, сбиваясь и путаясь, вырывались наружу: музыка, шаги, голос за дверью…

Старик слушал, не перебивая, его лицо было серым и усталым. Когда я закончил, он тяжело вздохнул и посмотрел куда-то мимо меня, в угол, где на печке лежала та самая, уже подсохшая папка.

- Алешка это, - просто сказал он. - Баянист наш был. Лучше не было в округе. Душа компании. А песни старинные, которые от прадедов шли, он собирал, записывал в свою тетрадь нотную. Сокровищем этим дорожил. Да жизнь… Женился неудачно. Невзлюбила его молодая жена, скандалы, попрёки… Три года назад, вот как сейчас, осенью, с мостка в Почайку сгинул. Пьяный, говорили. Но многие шептались… что неспроста. Тетрадь его нотная с ним пропала. Искали, не нашли. Видно, утопла. А он, видать, успокоиться не может. Ищет своё. Играет свою последнюю песню и ищет…

Я молча подошёл к печке, взял папку. Развернул стопку пожелтевших, испещрённых карандашными пометками листов. На верхнем, с расплывшимися от воды нотами, было выведено корявым, но старательным почерком: «Степь да степь кругом. Записано со слов деда Федота, 1927 г. Алексей Крутов».

Крутов. Анина фамилия.

- Он… родственник? - тихо спросил я.

- Дядя девочкин, - кивнул Митрич. - Братом её отцу приходился. После его смерти семья ещё пуще бедствовать стала. Анка-то, поди, чувствует его. Дети, они как эт самые барометры во…

Я просидел остаток дня, перебирая листы. Я не был музыкантом, но видел труд, любовь, вложенные в эти записи. Частушки, плачи, старинные протяжные песни. Это была не просто тетрадь. Это была его жизнь.

С тех пор прошло полгода. Я не сбежал. Что-то в этой истории, в этом месте, приковало меня.

Я больше никогда не засиживаюсь в школе после темноты. Но я сделал кое-что другое. Я аккуратно переписал все песни из папки Алексея в новую, красивую тетрадь. А старые, намокшие листы, отнёс на тот самый мосток через Почайку.

Не молился — не умею. Просто сказал в черную, зеркальную воду:

- Алексей Петрович, вот ваше. Возьмите. Спите спокойно.

И бросил листы в воду. Они не уплыли. Они медленно, будто нехотя, пошли ко дну.

С тех пор музыка больше не звучала у школы. Иногда, в самые сырые и туманные ночи, я просыпаюсь от того, что по ветру, очень-очень далеко, плывёт один-единственный, тоскующий аккорд баяна. Всего один. Будто прощальный кивок. Или напоминание.

Баянист
Показать полностью 1
[моё] Рассказ Авторский рассказ Мистика Ужасы Сверхъестественное Крипота CreepyStory Длиннопост
4
Pavel.Rumin
Pavel.Rumin

Не дождалась, cука!⁠⁠

9 дней назад

Октябрь 1945-го. Война кончилась, но в опустевшем доме, где теперь жила одна Лена, все еще витал призрак другого времени. На стене криво висела выцветшая листовка «Родина-мать зовет!», а в буфете пылился сервиз, из которого не пили с сорок первого.

Лена спешно запихивала в дешевый картонный чемодан не столько свои девичьи платья, сколько подарки Семена Семеныча, начальника районного ОРСа. Капроновые чулки, духи «Красная Москва», перешитое из трофейного немецкого парашюта шелковое белье. Из карманного тоже трофейного радиоприемника тихо лилась довоенная песня Утесова. Она выключила его - эти мелодии напоминали ей о другом, о том, кого она старалась забыть.

Об Алексее. Ее Алеше, который ушел на фронт в июне 41-го и не вернулся. Сначала приходили письма-треугольники, пахнущие махоркой и порохом. Потом они прекратились. А через год пришла похоронка. Сухая, казенная: «...пал смертью храбрых под Ржевом...» Ржев. Это слово стало для нее синонимом конца. Поплакала, погоревала, а потом поняла - надо жить. В разрушенном, голодном городе ее молодость и красота были ходким товаром. И Семен Семеныч, упитанный и лоснящийся тыловой служака, имевший доступ к дефицитным продуктам и товарам, оказался щедрым покупателем.

Внезапно радио включилось само. Не песня, а оглушительный, парализующий душу визг - помехи, сквозь которые пробивалась искаженная до неузнаваемости речь Левитана: «...наши войска... отступают...» Лена с размаху ударила по аппарату, и он замолк. В наступившей тишине ее сердце заколотилось. И сквозь его стук она услышала другой.

«Топ-топ-топ»

Мерный, железный шаг. Не просто шаг человека. Это был шаг солдата. Шаг, отбивающий такт на стылой, промерзшей земле. Так мог шагать только он. Алексей. Но Алексея не было. Он погиб подо Ржевом.

Шаги приблизились и затихли под окном. Она, дрожа, отдернула занавеску, сшитую из старого платья. Никого. Только ровный, нетронутый снег. Но прямо под окном, на безупречной белизне, темнели пять вмятин, будто от пальцев руки, вцепившейся в подоконник снаружи.

Воздух в комнате стал густым и тяжелым, запахло не домом, а чем-то чужим и страшным: гарью, бензином, металлом и - сладковато-приторным - запахом разложения. Запахом смерти, принесенной с полей сражений.

«Кто здесь? - взволнованно спросила она.»

В ответ из соседней комнаты, из гостиной, где на комоде стояла их с Алексеем единственная фотография, послышался тихий, сухой треск. Она вошла туда. Фотография лежала на полу, стекло разбито. Но не просто разбито. Оно было иссечено мелкими осколками, будто по нему стреляли в упор. А сквозь трещины на ее лице поползла странная, ржавая плесень, повторяя форму кляксы крови на уголке похоронки.

«Хол... лодно... - проскрежетал шепот, идущий отовсюду. - Земля... в Ржеве... мерзлая... кости... ломит...».

Лена с визгом бросилась в свою комнату, захлопнула дверь. Она схватила со стола пачку денег Семена Семеныча, но бумажки вдруг стали влажными и склизкими, будто пропитанными сырой землей. Она с отвращением отшвырнула их.

«Спекулянт... - прозвучал голос уже за дверью. - Тыловой крысе... ты продалась... Ты наш хлеб, наш паек ему на сало променяла...».

Дверь, неоткрытая, начала медленно покрываться инеем. Ручка повернулась сама собой, с резким скрежетом металла. В проеме, заливая комнату леденящим могильным холодом, стоял Он.

Алексей. Но не тот румяный парень с фотографии. Его шинель висела лохмотьями, сквозь дыры виднелась почерневшая, обмороженная кожа. Лицо - землистое, ввалившееся. Вместо глаз - две черные, бездонные воронки, как от пуль. Из одной сочилась та самая ржавая жижа.

«Я гнил за тебя в ржевской грязи... - его голос был похож на скрежет железа по камню. - А ты... ты ела его американскую тушенку... носила его трофейный шелк...»

Он пошел к ней. Лена, парализованная ужасом, не могла пошевелиться. Его костяная, почерневшая рука протянулась к ее лицу, не касаясь, но по коже тут же поползли сизые пятна обморожения.

«Ты отдала ему все, что было моим. Даже нашу кровать. Даже воздух в этой комнате. Он теперь пахнет им... им и смертью».

Он провел ладонью над ее грудью. Лена ощутила, будто ей в сердце вогнали ледяную иглу. Боль была пронзительной и абсолютной.

«Не дождалась, сука... - его шепот стал последним, что она услышала. - Но я дождался. Забрать свое».

Его ледяное дыхание смешалось с ее последним выдохом. Она не чувствовала ничего, кроме всепоглощающего холода, который сковывал ее изнутри, превращая кровь в лед, а легкие - в глыбы мертвого воздуха.

Утром соседка, пришедшая поболтать, увидела страшную картину. Лена лежала на полу, ее тело было холодным и жестким, как камень, а лицо застыло в маске немого ужаса. На заиндевевшем от странного холода окне кто-то вывел изнутри слова, уже подтаивающие на утреннем солнце:

«Не дождалась, сука».

А в ту ночь метель внезапно стихла. И по пустынной улице, растворяясь в предрассветной мгле, брел одинокий силуэт в пробитой шинели. Его миссия была завершена. Он возвращался в свою ржевскую землю, унося с собой вымерзшую душу той, что променяла память о нем на пайку сливочного масла и пару капроновых чулок.

Не дождалась, cука!
Показать полностью 1
[моё] Крипота Ужас Сверхъестественное Ищу рассказ Ужасы CreepyStory Длиннопост
5
15
UnseenWorlds
UnseenWorlds
CreepyStory

Ночной рыбак⁠⁠

9 дней назад

Меня зовут Георгий. Я из Бурятии. Эта история произошла с моим знакомым, Степаном, который работает лесником в одном из наших национальных парков.

Ночной рыбак

В тех краях много изюбрей, и работа лесников — охранять их от браконьеров. Это было несколько лет назад, в октябре или ноябре. Степан и его напарники разбили временный лагерь в лесу, на берегу небольшой речки, которая впадала в большую реку.

К осени речка сильно мелела. Днем лесники патрулировали территорию, а ночью возвращались в лагерь. И вот, уже несколько ночей подряд они слышали странные звуки, доносившиеся со стороны реки. Как будто кто-то большой ходил по воде. Они думали, что это просто какой-то зверь приходит на водопой.

И вот, однажды вечером им поступил вызов из штаба. Сообщили, что был замечен медведь, который движется в сторону их района. Предупредили их, чтобы ночью патрулировать окрестности и следить, чтобы он не подошел близко к лагерю.

Короче, ходили они вокруг лагеря с фонариками, когда, около двух часов ночи, снова услышали те же самые звуки с реки. На этот раз они решили пойти и посмотреть, что за зверь там шастает каждую ночь. Может это и есть, тот медведь.

Был у них в наличии мощный прожектор «стоваттник», который бил на несколько десятков метров.

Подкрались они к берегу, к тому месту, откуда доносился шум. Направили луч прожектора на воду. И то, что они увидели, заставило их моментально остолбенеть от страха.

На мелководье стоял человек. Вернее, что-то, похожее на человека. Оно было очень высоким и совершенно черным. У него были невероятно длинные, тонкие руки и ноги. Оно стояло по колено в воде и… ловило рыбу. Голыми руками. Оно хватало рыбу из воды и тут же, сырую, отправляло в рот, громко чавкая.

Когда свет прожектора упал на него, оно подняло голову. Его глаза вспыхнули в темноте двумя красными огоньками.

Увидев это, Степан и его напарники, не сговариваясь, бросились бежать. Они добежали до лагеря. и до самого рассвета никто из них не сомкнул глаз. Сидели у костра, сжимая в руках ружья и вслушивались в каждый шорох.

На следующее утро они доложили обо всем в штаб. Через несколько дней приехали какие-то люди в гражданском и долго общались с начальством. И после этого их лагерь был перенесен далеко в другое место.

Показать полностью
[моё] Сверхъестественное Страшные истории Городское фэнтези Мистика Рассказ
2
82
UnseenWorlds
UnseenWorlds
CreepyStory

Он надел его кожу⁠⁠

9 дней назад

Меня зовут Иван. В моей жизни было два случая, когда я, кажется, столкнулся с НИМ. Нет, это не тот монстр из голливудских фильмов, а настоящее, живое зло, меняющее обличье.

Он надел его кожу

Прежде чем я начну, стоит сказать: моя мать — из малых народов Севера, а отец — русский. Предки матери всегда жили в тайге, среди гор и лесов. И я с детства слушал от деда рассказы о «перевертышах» или Йи-наалдлушии. Так коренные американцы называют эту тварь. Того, кто меняет кожу.

Вы, наверное, думаете, что это просто страшилки, которыми старики пугают детей на ночь. Но это не так. При одном упоминании этого имени даже взрослые мужчины замолкали и мрачнели. Никто не хотел произносить его вслух или говорить о нем лишний раз.

Первый раз я столкнулся с ним, когда мне было одиннадцать. В тот день он пришел ко мне в шкуре моей собаки. Второй раз я увидел его уже будучи взрослым, и он носил облик человека. Человека, которого я за несколько дней до этого спас.

Я расскажу вам обе эти истории. И мне кажется, они связаны.

Для полноты картины: я работаю медбратом и уже пять лет состою в поисково-спасательном отряде. Когда в лесах или горах случается ЧП, я выезжаю с группой. За эти годы я повидал всякое, что только можно себе вообразить. Меня кусала гадюка, я срывался со скалы, блуждал несколько дней по тайге, получал гипотермию, однажды даже нос к носу столкнулся с рысью. Но тот страх, что я испытал в ту ночь, не идет ни в какое сравнение.

Начну с первого случая. Мне было одиннадцать. Стоял июль 2005 года. Мы с младшим братом, восьмилетним Витей, гостили у деда с бабушкой в небольшой деревушке в предгорьях Урала. Дом у деда был огромный, старый, с кучей закоулков, где мы любили играть в прятки.

Дед вечно был занят: то в сарае что-то чинит, то в доме мастерит, то чистит свою старую охотничью двустволку. Вечерами, когда мы все собирались вместе, он иногда рассказывал истории.

В тот день дед с утра подстрелил зайца и теперь, сидя на крыльце, свежевал тушку для обеда. Я с любопытством наблюдал, а Витька крутился на кухне возле бабушки.

— Знаешь, почему ночью свистеть нельзя? — вдруг спросил дед, не отрываясь от дела.

Я часто это слышал, но никогда не понимал, почему. Я помотал головой.

— Потому что на свист ОНИ приходят. Те, что слышат твой зов.

Дед ловко работал ножом. Хоть ему и было под шестьдесят, силы в его руках было еще с лихвой.

— Не всегда, конечно. Чаще всего они тебя не слышат. Но иногда… иногда да. И идут за тобой.

И дед рассказал мне легенду.

— Давным-давно, — начал он, — жил один человек. И больше всего на свете он жаждал власти. Власти делать то, что не под силу другим. И ради этой силы он обратился к черной магии. Он перерезал горло собственному брату, снял с его головы скальп и носил его, пока тот не сросся с его собственной кожей. С того дня, с помощью темных сил, он может носить кожу любого существа. Оленя, волка, совы… и даже человека.

Я хорошо помню, как у меня пересохло в горле от его слов.

— И что… его не поймали? — прошептал я.

— ТАКИХ не ловят, — отрезал дед. — От них можно только держаться подальше. Не произноси их имени. Не свисти по ночам. Запирай на ночь все двери и окна. И если кто-то просится в дом ночью — не пускай!

Он на мгновение поднял на меня глаза.

— Неважно, кто это будет: твой друг, родственник, знакомый. Если его голос хоть немного отличается или он выглядит странно — ни за что не открывай дверь. Понял, внучек?

— Понял, — кивнул я.

— Эти леса — не ваши города, — продолжал дед, снова возвращаясь к освежеванию зайца. — Даже если увидишь брата, мать, отца — любого, кого любишь больше всего, — но почувствуешь хоть малейшее отличие, беги оттуда без оглядки! И никогда не говори об этих тварях. Они приходят на зов своего имени.

Больше мы к этому разговору не возвращались. Ночью, лежа в кровати, я пересказал все Витьке. Хотя дед и велел молчать. Но я был ребенком, что с меня взять. Брат, конечно, перепугался. Мы были в комнате одни. За окном — звуки леса. Окно было открыто настежь — духота стояла невыносимая.

Вскоре Витька уснул, а я все лежал, и слова деда крутились у меня в голове. И тут я услышал странный звук. Скрежет. Как будто кто-то провел когтями по стене. Я замер, превратившись в камень. Через несколько секунд звук повторился. Царап-царап. А потом затих.

И я услышал дыхание. Тяжелое, рваное, с хрипом. Как дышит загнанная собака после долгого бега. Оно было прямо за окном. Я хотел встать, посмотреть, кто там, но не мог пошевелиться от ужаса. Дыхание не прекращалось. Казалось, тот, кто там стоял, никуда не собирается уходить. Прошла, как мне показалось, вечность. Наконец, я услышал удаляющиеся шаги. Оно ушло. Я с головой залез под одеяло и так и пролежал, пока не уснул.

Следующей ночью все повторилось. Я проснулся. Снова тот же скрежет по стене, только теперь громче. И вместе с ним в комнату потянуло омерзительной вонью. Запах гниющей плоти, как от сбитого на дороге животного. Рядом завозился Витька.

— Вань, чем это воняет? — прошептал он.

— Молчи, — прошипел я в ответ.

— Там кто-то есть?

— Я сказал, спи!

Скрежет прекратился. А через три секунды раздался голос.

— Пустите меня.

Это был голос нашей бабушки. Но что-то в нем было… чужое. Фальшивое. Я вскочил и захлопнул окно. И как только створки сошлись, снаружи раздалось тихое, недовольное рычание. А потом все стихло.

На следующее утро я увидел на оконной раме глубокие царапины. Как будто кто-то пытался вырвать раму когтями. Дед тоже их заметил. Он ничего не сказал. Просто молча взял инструменты и приколотил поверх окна толстую стальную сетку. В ту ночь и все последующие окно было наглухо закрыто. Несколько вечеров подряд дед обходил дом с дымящейся плошкой, окуривая все углы какой-то травой. Говорил, это отгоняет зло.

Несколько ночей было тихо. А потом мы услышали его на крыше. Тяжелые, гулкие шаги. Слишком тяжелые для любого зверя. Он прошелся прямо над нашей комнатой и остановился. Витька заплакал от страха. Я пытался его успокоить, но у самого от ужаса зуб на зуб не попадал. Мы слышали его шаги туда-сюда почти до самого утра.

На следующий день дед нашел во дворе следы. Огромные отпечатки босых человеческих ног. Он снова ничего нам не сказал. Просто наделал каких-то мешочков с травами и солью и развесил их по всем углам дома. Дед был старым и мудрым. Он знал, как держать ЕГО на расстоянии.

После этого оно больше не появлялось. Вскоре мы вернулись домой, в город. Все шло своим чередом. Но спустя три недели после нашего возвращения пропал Джек. Наш пес. Обычная дворняга, которую отец принес щенком, когда мне было шесть. У него были смешные черно-белые пятна на ушах, и он повсюду таскался за мной хвостом.

В тот вечер, во вторник, около девяти, мы выпустили его во двор погулять. Это был обычный ритуал. Он делал свои дела и сам возвращался. Мы сидели в гостиной, смотрели телевизор. Прошло десять минут, пятнадцать, полчаса… Джек не возвращался. Отец вышел с фонариком, звать его. Через двадцать минут он вернулся.

— Нет его нигде. Пойду поищу.

Искали его часа три. К нам присоединились соседи. Прочесали всю округу. Джек как в воду канул. Мы вернулись домой совершенно разбитые. Отец сказал, что завтра поищем еще. В ту ночь я не сомкнул глаз. Все подходил к окну, всматривался во двор. Казалось, вот-вот увижу его знакомый силуэт.

Прошла неделя. Мы искали его каждый день, расклеили объявления. Но никто не звонил. Мама утешала нас, говорила, что собаки всегда находят дорогу домой. На седьмой день она перестала это говорить. Кажется, даже она потеряла надежду. Дом опустел. Мне ничего не хотелось делать. Мы с Витькой каждую ночь оставляли на крыльце миску с едой, надеясь, что он придет на запах.

И вот, спустя две недели, он вернулся.

Было около полтретьего ночи. Я встал в туалет и, по привычке, первым делом глянул в окно. Джек сидел во дворе. Лицом к входной двери. Я должен был обрадоваться, броситься открывать дверь, звать его. Но я не сделал этого. Потому что что-то было не так.

Джек сидел абсолютно неподвижно, как статуя. Наш пес никогда так себя не вел, он был очень подвижной собакой. И в такую жару он бы точно дышал, высунув язык. Все собаки так делают. А этот сидел с плотно закрытой пастью. Просто сидел и смотрел на нашу дверь. Я стоял у окна минут пять, не отрывая от него глаз. В комнату вошла мама.

— Вань, ты чего тут?

— Мам, Джек вернулся, — сказал я.

Мама радостно подбежала к окну и, увидев его, тут же бросилась к двери. Я тут же схватил ее за руку.

— Мама, стой!

Она с удивлением посмотрела на меня.

— Ваня, ты что? Это же Джек! Он две недели где-то пропадал, совсем голодный, наверное! Дай, я его впущу!

Она отпрянула и распахнула дверь. И в тот же миг он резко, как робот, повернул голову в нашу сторону. Он встал. Все его тело двигалось как-то неправильно. Будто его собрали из разных частей, которые плохо подогнаны друг к другу. И глаза… У животных ночью глаза светятся в темноте. А у него — нет. Просто два черных пятна.

Мама уже была рядом с ним, протянула руку, чтобы погладить… и тут он бросился на нее. Мама в ужасе отшатнулась и упала.

— Твою мать! — раздался сзади голос отца. Он тоже проснулся и стоял в коридоре в одних трусах и майке. — Быстро в дом!

Мама попятилась назад. А тварь, похожая на Джека, не спешила. Она медленно, шаг за шагом, двигалась к нам. Прошла несколько шагов на четырех лапах, а потом… встала на задние. Как человек. Но стояла неуверенно, пошатываясь. Словно вспоминала, как это делается.

Мама успела вбежать в дом. Отец с грохотом захлопнул и запер дверь. Мы подбежали к окну в гостиной. Оно стояло на двух ногах, странно склонив голову набок, и смотрело на нашу дверь. А потом оно произнесло мое имя.

— И-ван… Пусти меня.

Клянусь, эта собакоподобная тварь сказала это. Человеческим голосом. Мы втроем застыли у окна, окаменев от ужаса. А потом оно снова опустилось на четыре лапы и тенью метнулось прочь, растворившись в ночной темноте. Мы еще минут десять стояли у окна, боясь, что оно вернется.

На следующее утро отец первым делом позвонил деду и все ему рассказал. Дед сказал, что приедет к вечеру, а нам велел сидеть дома и никуда не выходить.

К вечеру дед был у нас. С собой он привез целый набор: какие-то травы, мешочки с солью и баночку с пеплом. Он вывел нас всех во двор, а сам начал обходить дом с дымящейся плошкой, окуривая каждый угол. Он не объяснял, что делает, но я узнал этот ритуал. Такой же он проводил у себя в деревне. Едкий дым еще несколько дней стоял в доме.

Закончив, он позвал нас внутрь.

— То, что приходило к вам вчера, — сказал он твердо, — больше не вернется. Но запомните одно: это был не ваш пес. Ваш пес мертв. А это… это теперь ходит в его шкуре.

Мама заплакала.

— Но зачем оно пришло к нам? — спросил отец.

— Не знаю. Может, было голодно. А может, его просто притянуло к вам.

— Но оно назвало имя Ивана. Откуда оно его знает?

Дед нахмурился.

— Значит, оно наблюдало за вами. Изучало. Оно знало, что вы ждете свою собаку, поэтому и пришло в ее обличье. Если бы я сегодня не приехал, в следующий раз оно пришло бы в чьем-то еще. И не отстало бы, пока вы сами не впустили бы его в дом.

Потом дед велел сжечь что-нибудь, принадлежавшее Джеку. У нас остался его старая игрушка. Дед взял ее и сжег прямо в нашем дворе.

На следующий день он уехал. Но я еще много месяцев не мог нормально спать. Мне снился один и тот же кошмар: Джек сидит за дверью, я открываю, впускаю его, а он встает на задние лапы и бросается на меня.

***

Прошло много лет. Память потускнела, страхи забылись. Жизнь шла своим чередом. Я отучился в Меде и стал работать в лесной охране, выезжая с поисково-спасательными группами.

И вот, спустя десять лет, однажды ранним утром мне позвонил Петр. Он был координатором поисковых операций в нашем регионе. Мужик с двадцатипятилетним стажем, знавший тайгу как свои пять пальцев. Если он звонил в такую рань, значит, дело серьезное.

— Пропал человек, — без предисловий начал он. — Даниил, тридцать два года. Ушел в одиночный поход на три дня. Прошло пять. Жена подала в розыск. Погода сильно испортилась, он там уже больше сорока восьми часов. Шансов все меньше. Надо торопиться.

Через сорок пять минут я был на месте сбора. Пять УАЗиков, местная полиция, волонтеры и кинолог Марк со своей овчаркой. Петр, как всегда уставший и мрачный, склонился над картой, разложенной на капоте.

— Искать будем здесь, — он очертил круг на карте. — Местность в основном равнинная, должно быть несложно.

Но потом он добавил кое-что еще.

— Последние несколько дней в этом районе находят убитых животных со странным почерком.

— Хищник какой-нибудь, — предположил я.

— Может быть, — согласился Петр. — Но рядом с трупами мы нашли следы. Человеческие. Огромные отпечатки босых ног.

Мы разделились на три группы и двинулись в лес. В моей группе был я, Марк с собакой и полицейская по имени Тамара. Мы шли несколько километров. Собака Марка взяла след и уверенно вела нас вперед. По пути нам попался мертвый ворон, лежавший на тропе. Собака Марка отказалась к нему подходить, только тихо рычала издалека. Марк отбросил птицу в кусты, и мы пошли дальше.

Еще через километр мы подошли к крутому подъему. И тут собака встала как вкопанная. Просто остановилась и ни в какую не шла дальше. Марк пытался ее тащить — бесполезно. Пес был словно до смерти напуган.

— Странно это, — сказал Марк. — Он у меня не из пугливых. Недавно на след рыси выходил, и то не боялся.

Может, впереди медведь? Но у нас были с собой перцовые баллончики.

— Вызываем подмогу? — спросила Тамара.

Мы с Марком отрицательно закивали. Зачем? Никакой видимой угрозы не было.

Пока мы стояли, я краем глаза заметил какое-то движение в чаще. Мелькнула тень и тут же исчезла. Я никому об этом не сказал. Не хотел показаться паникером. Спустя короткое время собака успокоилась, и мы двинулись дальше.

Еще через километр мы нашли первое доказательство человеческого присутствия. Бутылка с водой. Она не была брошена. Она аккуратно стояла вертикально под деревом. Крышка была откручена и лежала рядом. И в бутылке была вода. Это было очень странно.

Мы шли дальше. И чем выше мы поднимались, тем тише становилось в лесу. В какой-то момент все звуки просто исчезли. Наступила полная тишина. И тут по рации Марка пришло сообщение.

— Вторая группа нашла его. Живой.

Мы все выдохнули с облегчением.

— Каково его состояние? — спросил по рации Марк.

— В полном порядке. Немного не в себе, но цел. Сидел на большом камне.

— Как его одежда? — спросил я.

— Одежда чистая. Даже не испачкана.

Меня словно ледяной водой окатило. Человек два дня блуждал по лесу, и у него чистая одежда? Как такое возможно?

Нам передали координаты, и вскоре все три группы собрались вместе. Я должен был провести первичный осмотр.

— Ты в порядке, дружище? — спросил я его. — Жена за тебя очень переживала.

— Да, я в порядке, — ответил он.

Голос был нормальный, но в нем не было ни капли радости от спасения.

— Даниил, как ты потерялся?

— Не знаю. Просто шел и заблудился.

— Ты провел в лесу две ночи. В такой холод. Без еды и воды. Где твоя фляга?

— Я в порядке. Пить не хочу.

Я внимательно смотрел на него. Ни тени эмоций на лице. Он даже ни разу не поблагодарил нас.

— Даниил, ты можешь идти? Нам пора возвращаться.

Он спокойно встал. Без малейших признаков усталости или боли. Мы двинулись к базе. Он и Петр шли впереди, мы с Тамарой — сзади.

— Тома, тебе не кажется это странным? — тихо спросил я.

— Что именно?

— Этот парень два дня был в лесу, а на его лице ни ссадинки. Тебе не кажется это подозрительным?

— Да ладно тебе, не накручивай, — отмахнулась она. — Он опытный турист. Повезло ему, вот и все. Может, он в шоке, просто не показывает.

Мы шли уже минут двадцать. Я заметил, что Даниил двигается как-то странно. Мы шли по каменистой, неровной тропе. Все спотыкались, шли осторожно. А он — нет. Он шел ровно, пружинисто, как будто в его ногах были амортизаторы. Ни разу не оступился.

Я молча шел и наблюдал за ним. И почему-то в голове снова и снова всплывали слова деда: «Если почувствуешь хоть малейшую странность — беги!». Но я не мог убежать. И не мог во всеуслышание заявить, что этот человек — Перевертыш. Да я и сам в это до конца не верил. Не мог же он появиться вот так, средь бела дня, в окружении стольких людей.

Через час мы добрались до базы. Его сразу же отправили в ближайшую больницу. Я поехал с ним. Врачи провели полное обследование. Мой знакомый доктор потом мне рассказал: все жизненные показатели были в идеальной норме. Пульс, давление, температура — все как по учебнику. Никаких признаков обезвоживания. Врачи не знали, что с ним делать. Обычно в таких случаях человека оставляют под наблюдением, но тут, казалось, все было в полном порядке.

Вскоре приехала его жена. Молодая, красивая женщина лет тридцати. Она вбежала в палату и, рыдая, бросилась ему на шею.

— Даниил! Я так испугалась! Ты в порядке?

— Да, я в полном порядке, — ответил он.

— Ты как-то изменился, — вдруг сказала она, отстранившись и вглядываясь в его лицо.

— Наверное, похудел за эти дни, — усмехнулся он.

— Нет… Ты как будто помолодел. Стал… крепче.

Он рассмеялся.

— Ну, это же хорошо, правда?

Его смех был совершенно обычным для человека. Приехали другие родственники, начались разговоры. Моя работа была закончена. Я уехал домой.

Ночью я все никак не мог уснуть. Открыл ноутбук и недолго покопавшись нашел профиль Даниила в соцсетях. У него самого он был практически пустой, а вот его жена регулярно постила фотографии. Я пролистал их за последние несколько месяцев. На фотографиях был совсем другой человек. То есть лицо, рост — все было то же. Но сам облик, выражение, сама аура — все было другим.

Я снова и снова думал о том, что мы притащили из леса какую-то нечисть. Хотел позвонить Петру, деду. Но не стал.

Прошло несколько недель. Я случайно встретился с Петей по другому делу. Разговорились. Он рассказал, что ему звонила жена Даниила. Жаловалась, что с тех пор, как он вернулся, он ведет себя очень странно. Совсем не ест. И не пьет. Ни с кем не разговаривает. А по ночам она иногда просыпается и видит, что он стоит у ее кровати и просто смотрит на нее.

— И что ты ей сказал? — спросил я.

— Посоветовал обратиться к врачу. Сказал, может, у него травма головы или психологический шок. Такое бывает.

На этом разговор закончился. Прошло еще три месяца. Однажды, около одиннадцати вечера, мне позвонила Тамара.

— Ваня, срочно включи новости! — кричала она в трубку.

— Что случилось? Теракт?

— Просто включи!

Я включил телевизор. В прямом эфире показывали горящий дом. Большой, красивый коттедж полыхал, как факел. Пожарные пытались сбить пламя. Внизу экрана бегущей строкой шла новость: «Мужчина убил жену и двоих детей, поджег дом и скрылся». А потом на экране показали его фотографию.

Это был Даниил!

У меня земля так и ушла из-под ног. Полиция с собаками прочесывала все окресности. Даже в лес забрались. Все это было шоком. Но, если честно, не таким уж большим. Где-то в глубине души я с самого первого дня знал, что все это добром не кончится. Но я и представить не мог, что финал будет настолько ужасным.

Даниила так и не нашли.

В тот день никого мы не спасли. Мы привели из леса чудовище. И мне больно думать, что в смерти невинной семьи есть и моя вина. Может быть, если бы я тогда все выложил на чистоту, если бы что-то сделал, их можно было бы спасти.

Но еще больше меня пугает другое. То, что эта тварь, этот дьявол во плоти, убивший людей, до сих пор на свободе. И сейчас он бродит где-то в этих лесах. В поисках своей следующей жертвы.

В поисках новой кожи, которую можно надеть.

Показать полностью
[моё] Мистика Сверхъестественное Городское фэнтези Страшные истории Рассказ Длиннопост
6
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Пятерочка Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Промокоды Яндекс Еда Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии