В годы войны 2-ой отдел ГУКР «СМЕРШ» НКО СССР возглавил подполковник госбезопасности Сергей Николаевич Карташев. Сотрудники «двойки» проводили работу среди военнопленных немцев и проверяли военнослужащих РККА вернувшихся из гитлеровского плена.

В начале войны у «Абвера» хватало сдавшихся в плен предателей люто ненавидевших Советскую власть.

Особистам НКВД приходилось оперативно проверять бойцов и офицеров, вышедших из окружения, или бежавших из плена. Чекисты знали, что этот канал проникновения шпионов и диверсантов в наш тыл использовали все гитлеровские спецслужбы.

Учитывая, что с 22 июня 1941 по 19 ноября 1942 года в советском плену оказалось всего лишь 20 000 гитлеровцев у чекистов были ограниченные возможности вербовки немецких военнопленных. Ситуация объяснялась тем, что в тот период времени фрицы поголовно уверенные в победе гитлеровских «легионов», над «иудо-большевистскими ордами» отказывались от любых форм «сотрудничества».

Все изменилось после завершения «Сталинградской битвы», в январе 1943 года нашим бойцам сдались 100 000 гитлеровцев, включая 2500 офицеров, 24 генерала и новоиспеченного фельдмаршала Паулюса.

Начиная с 1943 года, «смершевцам» приходилось серьезно фильтровать десятки тысяч немцев, поляков, венгров, румын, итальянцев, испанцев. Чекисты искали среди военнопленных агентов немецких спецслужб, палачей участвовавших в карательных акциях, мародеров занимавшихся разграблением культурных ценностей на оккупированных территориях.

Самые опытные контрразведчики потрошили во время допросов наиболее интересных гитлеровцев, после чего в действие вступала советская авиация, артиллерия, а в рейды по вражеским тылам уходили партизанские отряды.

Ночью в начале февраля 1942 года в расположение передовых позиций одной из частей переполз немецкий ефрейтор, сообщивший особистам, что гитлеровцы планируют применить «химические снаряды» с нервно-паралитическим газом. Эту информацию срочно передали в Москву.

21 марта 1942 года Иосиф Виссарионович получил послание от Черчилля, в котором английский премьер-министр сообщал: «Я хочу заверить Вас в том, что Правительство Его Величества будет рассматривать всякое использование ядовитых газов как оружия против России точно так же, как если бы это оружие было направлено против нас самих. Я создал колоссальные запасы газовых бомб для сбрасывания с самолетов, и мы не преминем использовать эти бомбы для сбрасывания на все подходящие объекты в Западной Германии, начиная с того момента, когда Ваши армия и народ подвергнутся нападению подобными средствами».

8 мая 1942 года ТАСС опубликовал экстренное информационное сообщение:

«Вчера на Крымском фронте немецкие войска применили несколько мин с отравляющими веществами. Проверка показала, что отравляющие вещества поражают главным образом дыхательные органы и выводят из строя бойцов».

10 мая Черчилль, выступая по радио, предупредил Гитлера, что если он применит против англичан, или их союзников химическое оружие, Великобритания, используя бомбардировочную авиацию, развернет широкомасштабную химическую войну на территории фашистской Германии. Английский премьер констатировал, что еще более серьезный «отравляющий удар» немцы получат от СССР и США.

Осознав, что союзники могут перетравить их как крыс Гитлер, так и не осмелился применить на фронте химические боеприпасы.

За годы войны во время допросов военнопленных «смершевцы» получили более 6000 разведматериалов.

Оперативный розыск шпионов и диверсантов контрразведчики проводили используя три категории агентов:

«Розыскники» - писари, медики, связисты, всегда находились в солдатской гуще и могли получить безотлагательный доступ к персональной информации военнослужащих, а при необходимости и установить за подозрительными красноармейцами слежку.

«Опознователи» - бывшие красноармейцы согласившиеся сотрудничать с «Абвером», «Цеппелином», «СД» явившиеся после заброски в советский тыл с повинной. Эти агенты искали своих «однокашников» по немецким спецшколам.

«Маршрутники» - выявляли разыскиваемых диверсантов на железнодорожном, речном и автомобильном транспорте. Как правило, агентами-поисковиками становились шоферы, обходчики, матросы, экспедиторы, кадровики, интенданты.

Практически каждый советский военнопленный, ставший немецким диверсантом, после заброски в наш тыл сдавался НКВД или арестовывался благодаря работе разветвленной сети трех агентурных групп и бдительности советских граждан.

Вот что после войны вспоминал редкостный подонок, начальник «Абвер-3» генерал-лейтенант Бентивеньи: «Почти каждый заброшенный в тыл Красной Армии немецкий агент не избежал контроля советских органов, и в основной своей массе немецкая агентура была русскими арестована, а если возвращалась, то, как правило, была снабжена дезинформационными материалами».

Для справки: Бентивеньи виновный в массовых казнях советских граждан, был приговорен военным трибуналом войск МВД «Московского военного округа» к 25 годам. В октябре в 1955 был передан в ФРГ, где получил свободу.

Для того чтобы понять как после нашей ПОБЕДЫ, эти «истинные арийцы» трусливо топили друг друга достаточно ознакомиться с показаниями Бонтивеньи по делу генерал-полковника Шёёрнера:

«5 марта 1947 г.

Москва

Перевод с немецкого.

Копия

С генерал-полковником Шёрнер я познакомился в середине июля 1944 года, когда он был назначен командующим Северной армейской группы. Уже до этого его имя неоднократно называлось в кругах офицеров армейской группы (командиров, офицеров генштаба). Он был особенно известен своими энергичными действиями в качестве командующего Южной армейской группы. Говорили, что благодаря драконовским мерам весной 1944 года ему удалось установить относительный порядок в потерпевшей катастрофу Южной группе. Эти меры были, якобы, беспощадными и жестокими. Они были направлены, в первую очередь, против немецких солдат, которые, по его мнению, не выполнили своего долга. Так, например, рассказывали, что незначительный проступок был для него уже достаточным поводом для вынесения и утверждения смертного приговора. Но конкретные факты в этом отношении мне неизвестны. До назначения командующим Южной армейской группы он возглавлял, временно, в ОКХ национал-социалистическое воспитание войск[291]. На эту должность он был назначен Гитлером, так как Шёрнер слыл генералом, который во всех отношениях отвечал национал-социалистическим идеям и ради них не жалел своих сил.

Назначение Шёрнера командующим Северной армейской группы последовало в июле 1944 года после смещения с этого поста двух его предшественников (генерал-полковника Линдемана и генерал-полковника Фризнера[292]), которые не были согласны с оперативными приказами Гитлера. От Шёрнера ожидали, что он целиком и полностью будет проводить в жизнь оперативные и тактические планы Гитлера. Но, прежде всего, в главной квартире Гитлера полагали, что Шёрнер, благодаря жестоким насильственным мероприятиям, которые он в свое время проводил на румынской территории, был способен предотвратить на участке Северной армейской группы катастрофу, подобную той, которую пережили в первой половине 1944 года как Южная[293], так и Центральная[294] армейская группы[295].

Будучи командующим Северной армейской группы, Шёрнер лишь в незначительной мере вмешивался в оперативное руководство. Оперативное руководство он возложил, в первую очередь, на тогдашнего начальника штаба генерала фон Вальцмер[296]. Свои главные задачи Шёрнер видел в том, чтобы:

1. путем частых и неожиданных посещений командиров корпусов и полков убеждаться в их командирских качествах;

2. решительно действовать против всякого шкурничества и наводить жестокими мерами порядок в тыловых частях;

3. заботиться о национал-социалистическом воспитании войск.

Его письменные приказы, которые он издавал сам лично, содержали опыт тактического руководства и конкретные примеры отрицательных фактов на фронте и в тылу. О русских солдатах он отзывался в этих приказах, как о «сброде» и тому подобных выражениях, свойственных национал-социализму.

Большое значение он придавал качествам офицеров — представителей нацистской партии[297] при высших оперативных штабах. При штабе 16-й армии представителем был майор Хаусбок, с которым Шёрнер был в дружбе. Этот национал-социалистический офицер был до войны крейсляйтером в Гармиш. Этого человека Шёрнер забрал с собой, когда в конце января 1945 года он сдал руководство Северной армейской группой генерал-полковнику Рендулич.

Приказы разжигания вражды к русским солдатам, составлявшиеся национал-социалистическим офицером, подписывал Шёрнер. Эти приказы содержали сплошную ложь. Так, например, в приказах говорилось, что немецкие солдаты, попавшие в плен к «русским извергам», немедленно расстреливались, что немецкое население из Восточной Пруссии и Силезии вывозилось советским командованием в Сибирь. Отпечатанные типографским способом и распространяемые среди немецких солдат листовки содержали такой призыв: «Сделаем из сволочи кровавое месиво!».

В пределах действия Северной (впоследствии Курляндской) армейской группы Шёрнер стал скоро известен в широких офицерских кругах как человек несправедливый и чрезвычайно грубый. Его несправедливые и жестокие действия может характеризовать тот факт, что он неоднократно отдавал устные приказания командирам дивизий о расстреле солдат, случайно встреченных им позади линии фронта без проведения предварительного следствия для установления, являются ли эти солдаты дезертирами или нет.

Я сам в октябре 1944 года во время боев под Аутц (Латвия) получил подобный приказ от Шёрнера. Речь шла об отдельных солдатах 189-го пехотного полка, которых он встретил на дороге позади линии фронта. Моим заявлением, что солдаты для расследования дела должны быть переданы сначала военно-полевому суду, Шёрнер был очень возмущен. Во всяком случае, согласно письменных приказов армейской группы, такие дела должны были передаваться на расследование военно-полевого суда. В данном случае я не выполнил приказ Шёрнера. Командиру 189-го пехотного полка я отдал приказ о передаче этого дела военно-полевому суду, но вследствие критического положения в армейской группе, этому делу не был дан ход. Позже, по окончании боев, я вообще отказался от передачи этого дела в суд. Свидетели: начальник отдела «1-А» майор Кюн и сопровождающий офицер капитан Пюпке.

В качестве примера его бесцеремонного образа действия я привожу следующий инцидент: на одной из дорог в Латвии осенью 1944 года Шёрнер встретил грузовой автомобиль, принадлежащий воздушному флоту, который был нагружен различными вещами. Установив проверкой, что машина не имеет путевки, Шёрнер приказал выбросить все вещи в кювет и поджечь.

Мне неизвестны факты, чтобы в районе действия Северной (Курляндской) армейской группы Шёрнер издавал приказы преступного характера, направленные против русских солдат и мирного населения.

БЕНТИВЕНЬИ

5/III-1947 г.

Показания отобрал: пом[ощник] нач[альника] отд[еле]ния 4 отдела 3 Гл[авного] управления контрразведки МГБ СССР майор МАСЛЕННИКОВ

Перевела: переводчик 4 отдела 3 Гл[авного] управления [контрразведки МГБ СССР] ст[арший] лейтенант ПОТАПОВА

ЦА ФСБ России. Д. Н-21136. В 3-х тт. Т.2. Л.120-122. Заверенная копия. Машинопись. Подлинник на немецком языке - т. 2, л.д. 123-128».

Об этой истории незадолго до своего ухода из жизни вспоминал легендарный советский контрразведчик - «смершевец», генерал-лейтенант Александр Иванович Матвеев.

Летом 1944 года когда Красная армия вела ожесточенные бои в Польше, майор Матвеев возглавлял «Особый отдел» 47-й стрелковой дивизии.

В те в полном смысле жаркие дни начальник управления контрразведки «СМЕРШ» 1-го Белорусского фронта генерал-майор Вадис приказал подчиненным сосредоточить основное внимание на выявлении и уничтожении немецких диверсионных групп заброшенных в прифронтовую полосу.

После освобождения наших территорий от гитлеровцев контрразведчики делили их на сегменты исходя из диверсионной привлекательности для гитлеровцев. Ключевыми объектами для «смершевцев» становились крупные логистические и перевалочные железнодорожные узлы.

По воспоминаниям Александра Матвеева «Сортировочную станцию», на которую был завязан основной поток военных грузов необходимых для нашего наступления, взяли под усиленный контроль три группы чекистов, укрепленные опытными фронтовыми разведчиками, владевшими навыками обнаружения подозрительных лиц, их захвата, и ликвидации.

Однажды утром командир одной из групп капитан Голубцов увидел у разбомбленного старого железнодорожного депо подозрительную дрезину, с офицером «Железнодорожных войск» и семью солдатами. При проверке майор и его люди предъявили подлинные документы, включая командировочное предписание, завизированное начштаба фронта.

«Железнодорожники» приехали на «Сортировочную» чтобы исходя из утвержденных командованием приоритетов, наладить переработку проходивших через станцию грузов.

Голубцова смутило, что «гости» вместо вещмешков тащили за плечами непопулярные армейские ранцы.

Все было бы хорошо, но в ориентировке, поступившей от нашего разведчика работавшего за линией фронта, говорилось, что одна из групп «Абвера» получившая приказ уничтожить стратегический железнодорожный узел, взяла в качестве экипировки брезентовые пехотные ранцы РККА образца 1939 года.

Нехотя Голубцов отпустил майора и его бойцов, и на всякий случай помог ему заночевать в частном доме нашего агента, работавшего на железной дороге.

Разместив «дорогих гостей» и выставив вокруг дома боевое охранение, капитан созвонился с командованием и доложил о смутивших его ранцах, которые по сравнению с проверенным войнами «вещевым и сухарным мешком» русской императорской армии смотрелись откровенно нелепо.

Утром Голубцов пришел к «железнодорожникам» и сообщил и, что по поступившей информации, гитлеровцы, решив сорвать наше наступление на данном участке фронта, заразили часть местных жителей сыпным тифом. Командование приказало «железнодорожникам» пройти обработку в передвижном «санкомбинате».

Вокруг полевой бани «смершевцы» разместили группу захвата. Контрразведчикам стало все окончательно ясно, когда пришлый майор оставил около «помывочной палатки» двух матерых диверсантов с автоматами «ППШ», готовых в любой момент применить оружие.

Среди фронтовых разведчиков был здоровенный парень, успевший до войны вдоволь позаниматься вольной борьбой и самбо, во время разведпоисков он не раз вырубал сразу двух немецких часовых, столкнув их лбами.

Одев богатыря в белый халат, чекисты под видом бойца санитарно-противоэпидемической службы отправили его к «помывочной». Дальше все произошло как-то буднично, захват, рывок, удар лбами, и диверсанты как подкошенные повалились на землю.

Взяв рупор, капитан Голубцов прокричал, что палатка окружена, и предложил «абверовцам» без глупостей выходить с высоко поднятыми руками.

В ранцах у каждого липового железнодорожника чекисты обнаружили по 3 кг тротила.

На допросе «майор железнодорожник» оказавшийся на самом деле лейтенантом немецкой разведки, родом из прибалтийских немцев, показал, что он должен был пустить под откос два поезда с техникой, а в финале взорвать в районе «Сортировочной» любой крупный состав с боеприпасами.