В десятом веке широко известный князь Владимир перенял у Византии христианство. К нему в комплекте шло много полезного: военная помощь могучего соседа, культурное единство подвластных ему территорий, идеологическая концепция данной богом власти и много чего полезного. Но подобно тому, как операторы связи пихают пакетом к подключению странные наборы ненужных услуг, так и к христианству шло комплектом много дополнительных культурных особенностей и условий, написанных мелком шрифтом. Например, соблюдение заповедей и невозможность жениться направо и, главное, налево. Среди них возникла и потребность строить храмы по христианским традициям и канонам, а Византийские храмы, как я говорил в предыдущих постах, украшались мозаикой.
Мозаиками по византийскому образцу были украшены храм Св. Софии в Киеве (1019—1037). Надо сказать, что мозаика влетала новоиспеченному христианскому государству в копеечку. Все работы выполнялись с участием византийских мастеров, да еще и материалы приходилось закупать в Византии, которая была монополистом в производстве смальты и диктовала цены.
Желание сэкономить и природная хитрость помогли нашим предкам найти выход. Оказалось, что храмы необязательно украшать исключительно мозаикой и ее начали сочетать с фресками. Довольно быстро фреска вытеснила мозаику из интерьеров храмов и бизнес по продаже смальты прогорел, что очень расстроило византийцев. Известны мозаики Михайловского златоверхого монастыря, созданные русскими мастерами, считающиеся с фресками (1111—1113).
Русские зодчие перекрестились и забыли разорительную практику использования мозаики для украшения интерьеров как страшный сон. Вспомнили про нее только в середине восемнадцатого века, в елизаветинскую эпоху. В 1753 г. указом великой императрицы Елизаветы Петровны в собственность великому ученому М. В. Ломоносову было передано совсем невеликое село Усть-Рудицы Копорского уезда (близ Ораниенбаума) для великих целей. Село, «где есть глина, песок и дрова», в представлении императрицы являлось лучшим местом, что бы создать с нуля производство смальты и возродить искусство мозаики, а спорить с ней было себе дороже, и Михаил Васильевич взялся за дело.
Уже в 1754 Ломоносов наизобретал цветов на портрет Петра I, который настолько понравился публике, что его сразу отправили в Эрмитаж и до сих пор он хранится там. Сам ученый принялся за эксперименты, а из их продуктов создавал мозаичные панно. Позже он подрядил себе в помощь художников рисовальной палаты Российской Академии Художеств.
Мозаичная икона работы Ломоносова, которая до середины XX века хранилась у ректора МГУ, и особо набожные профессора прикладывались к ней по праздникам.
Ломоносов писал трактат «Новая теория о цветах, утверждённая новыми опытами», где скрупулезно описал рецептуру 112 тонов и более тысячи оттенков цветных смальт, чем утёр нос признанным мастерам Ватикана.
Михаил Васильевич добился разрешения изготовить за государственный счет панно на тему «Полтавская битва» для собора, но все пошло не по плану. Он взял себе в помощники немецкого художника, полагая, что все сделанное в Германии должно работать отлично. Но живописец Карл Людвиг Христинек оказался дураком – его эскиз не годился для мозаики, а Ломоносов был слишком упрям, что бы признать свои ошибки. Еще и взошедшая на престол Екатерина II была не в восторге от мозаики – она не соответствовала эстетике Екатерининского классицизма... Говоря современным языком, Ломоносов залажал работу, его затроллили и президенту Академии Художеств поручили поискать для произведения Ломоносова «какого-либо другого приличного места», на что Ломоносов обиделся и умер. Саму работу долго пытались пристроить, но все с ужасом отнекивались и только в 1925 г. (к двухсотлетию Академии Наук) её установили на верхней площадке главной лестницы здания Академии наук на Васильевском острове в Петербурге.
Мозаичный портрет П. И. Шувалова. Мастерская М. Ломоносова. 1785. Эрмитаж
