Наверное, в работе каждого следователя, да и не только следователя, есть особая категория заявителей. Тех, у кого лучи, шапочки из фольги и прочее.
Помню, в первые годы службы не могла определиться что именно, как следователь, чувствую по отношению к таким людям. Вне всяких сомнений они отвлекали на себя время – бесценный ресурс, и были весьма заметным раздражителем, поскольку непонятно, что надо было сделать в ответ на десятки весьма странных заявлений.
Интересным мне показалось, что они, несмотря на свои ментальные и психические особенности, в большинстве своем вообще не путались в структуре, иерархии правоохранительной, надзорной и судебной систем государства. То есть жаловаться на участкового или опера правильно приходили в прокуратуру.
И не всегда, кстати, это было бесполезным.
Однажды, в первые годы моей следственной практики, поступила жалоба от гражданки Семенихиной о том, что ей неизвестные люди подменяют в доме вещи на розовые, а участковый бездействует и преступление не раскрывает. Бездействует, не пресекает, и вообще злоупотребляет, стало быть, должностными полномочиями, чем существенно нарушает ее права.
По повествованию заявления в прокуратуру следовало, что когда она спит или уходит из дома, то неизвестный ей злоумышленник проникает в жилье и ворует её вещи, но не просто так, а взамен оставляет такие же, но розовые.
Иногда не оставляет.
А просто крадёт. Например, кролика украли из сарайки. Когда обратилась в милицию, над ней посмеялись, а участковый ничего не сделал, что бы поймать вора.
К заявлению прилагался набор фотографий, на которых были изображены розовые предметы, как помню – юбка, бант, детская посудка, заколка, футболка и еще какая-то мелочь. Все эти вещи, были оставлены взамен украденной одежды и посуды.
Запросили в милиции материалы по многочисленным заявлениям Семенихиной.
Всякий раз участковый опрашивал соседей, которые ничего не видели, осматривал замки – не повреждены. Оценивал стоимость якобы пропавших вещей – устанавливал, как незначительную. Кролик мог вообще сам сбежать. Да и гражданка состояла на учете с расстройством психики, не опасным для себя и окружающих. Её объяснения тоже были поверхностные, малосодержательные.
И, вполне ожидаемо, отказывал в возбуждении уголовного дела не усматривая события преступления. Таких материалов за год было штук пять или шесть.
Впрочем, и я тоже собиралась вынести отказной в отношении участкового, когда прокурор сказал опросить Семенихину. На моё удивление, мол, а зачем? Она ж не в себе. Смысл какой???
На что прокурор спросил, - А что, психически нездоровый человек не может быть потерпевшим от преступления?
"Резонно", - устыдилась я и вызвала Семенихину.
Она производила впечатление вполне нормальной, обычной сельской жительницы лет 60.
Разговаривала только странно. Постоянно сбиваясь на описание своих действий или наблюдаемых незначительных событий с излишними вязкими подробностями. Мне она душно и зациклено объясняла, как выглядели похищенные юбка и кофта, посуда, а также кролик, дверь, вчерашний сериал, мост через реку и снег скоро, а флоксы опять не посадила.
На возвращающий к действительности вопрос, почему, по ее мнению, злоумышленник не подменил кролика, вдруг вскинула на меня удивленный взгляд и строго спросила, – А разве бывают розовые кролики???
Кому подобное выгодно, она затруднялась сказать, доступа в дом посторонних не было. Ключи не теряла.
Тогда мне стало интересно есть ли у нее родственники, предположив, что в её состоянии, должен быть какой-то присмотр. Тем более она понимала своё состояние, проходила какое-то лечение и принимала назначенные ей лекарства.
Семенихина рассказала, что она вдова и родни у нее нет. Сама она приехала в эту деревню наобум, из одного северного города, где жила с мужем – судьей.
В местной деревне врагов нет, ни с кем не общается в силу болезни, только с соседкой очень хорошей женщиной. «Так, она же не посторонняя!»
- Приехали, - подумала я, понимая, что дамочка получатель судейского содержания за умершего супруга. И спросила, а как насчет сохранности денег?
- Так их тоже воруют!
- А участковому говорили про кражу денег?
- Нет! Их же не подменяют на розовые!
Если честно, я себя чувствовала Алисой в Стране Чудес, настолько у нас был безумный диалог. Шляпник бы заплакал от зависти.
Дальше было по делу, конечно. Позвонила в дежурную часть, пригласила дежурную группу милиции - разбираться с кражей денег у судейской вдовы и, вероятнее всего, с «соседкой очень хорошей женщиной».
По участковому вынесла-таки отказной, поскольку в его действиях не было факта «укрывательства преступления от учёта из -за ложно понимаемых интересов службы», а обычный он балбес, что уголовно ненаказуемо.
Позже спросила у оперов, что там в итоге то было. Оказалось, что соседка приворовывала деньги у вдовушки, и опасаясь, что та, рано или поздно заметит, воровала попутно всякую ерунду, подбрасывая гротескные аналоги розового цвета из игрушек своей внучки. Справедливо рассчитывая, что ментальные особенности соседки и розовые вещички обесценят любые её заявления в милицию о настоящей краже.
А кролик и вправду, сбежал.
Разных их было за эти годы.
Одна такая в периоды обострения приходила каждое утро и садилась на пол в углу фойе отдела милиции, начинала красить грязные, обгрызенные ногти лаком, ворчала на посетителей, а после обеда уезжала на автобусе на ЖД вокзал и махала пробегающим мимо поездам. В периоды ремиссии писала потрясающие акварели, которые местная предпринимательница выставляла на продажу в своем книжном магазине.
На неё никто не злился и не выгонял из прокуратуры или милиции.
Сошла с ума она оттого, что электричка сбила на переезде машину, в которой была вся её семья, а она чудом выжила, но не вся выздоровела. Психика не вывезла. Стоит ли говорить, как она погибла в конце концов?
