В Цветочном городе пахло не цветами. Пахло углëм, машинным маслом и вечной усталостью, которая вместе с бесконечной пылью оседает на подоконниках серых пятиэтажек. В одном из таких домов жил Незнайка.
Вылинявшая синяя шляпа с прожогами на полях висела на вешалке у входа. Иногда, распивая с Винтиком и Шпунтиком после смены, Незнайка показывал на нее пальцем и говорил: «А помнишь?» Они хмыкали — помнили. Но особо вспоминать было некогда. Завтра в шесть подъем.
Незнайка работал на заводе по производству болтов. Смена с 8:00 до 20:00. Начальник цеха Грубус — здоровенный детина с помятым лицом.
Работа простая: стоит конвейер, ползут заготовки. Надо брать, класть под пресс, нажимать кнопку. И снова. И снова. Шесть тысяч раз в день. Мысли отключаются. В голове гудит, как в трансформаторной будке. Иногда, в пересменок, он смотрел на жёлтую смазку под станком и думал, что это и есть истинная суть всего: тихая, липкая, никому не нужная.
Однажды, на завод приехала комиссия. Ходили важные, в белых касках. Один остановился у Незнайкиного станка.
— Работник! Как производительность?
Незнайка посмотрел на него пустым взглядом.
— Болты идут, — сказал он. — Шесть тысяч.
— Молодец! — сказал начальник. — Верим в тебя! Ты — важное звено!
Когда они ушли, Грубус фыркнул: «Звено. В цепи. А цепь — в говне». Незнайка сплюнул и кивнул. Они поняли друг друга.
Болт №47Ж через месяц становился частью чего-то большего. Что это было, Незнайка не знал. Знал только счет в сберкассе, который к 25-му числу должен быть пополнен ровно на 17 тысяч и 345 цветиков. Ипотека.
Квартиру он купил, точнее, взял в долг у банка на сто лет вперед, в новом районе, который назывался «Солнечный». Солнца там не было, только ветер с промзоны и кривые саженцы, похожие на прутики. Но это была его крепость. Две комнаты (на перспективу), кухня-ниша и вид на точно такой же подъезд напротив, в котором точно так же пахло кошачьей тоской и штукатуркой.
По вечерам он смотрел в окно, курил и думал. Мысли были короткими, рублеными, как движения у станка. «Завтра сметаны купить. Кран на кухне подтекает. Надо бы. Квитанцию за свет. Опять повысили». Поэзия кончилась. Остался ритм. Стук станка. Тиканье счетчика.
Иногда прорывалось. Например, когда Пончик, разбогатевший на сети мини-пекарен «У Пончика», закатывал пир на весь город. Незнайка приходил, пил его дорогой коньяк, хватал его за жилетку и хрипел: «Понч, а помнишь, как мы на ракете?» Пончик, отпуская золотую цепочку в глубь рубашки, отвечал: «Бредишь, брат. Никогда мы на ракете не летали. Спишь мало».
Пересеклись как-то с Сиропчиком. Тот разжирел, в малиновом пиджаке ходит.
— Незнайка, ты ли это? Что с тобой?
— Я, — как несмазанная уключина проскрипел Незнайка. — Ничего. Работаю. Плачу.
— Что платишь?
— Всё плачу, — уточнил Незнайка и пошёл в другую сторону, ускорив шаг.
Однажды зимой, возвращаясь со второй смены, Незнайка поскользнулся и упал прямо в грязный сырой сугроб возле своего «Солнечного». Лежал и смотрел в черное небо, в котором не было звезд, только рыжий отсвет заводских горелок. И вдруг он засмеялся. Тихо, потом все громче. Его трясло в холодном сугробе.
Он смеялся над тем,что когда-то боялся пришельцев с Луны. Какие, к черту, пришельцы? Самый страшный пришелец сидел в папке с гербовой печатью и каждый месяц требовал свою дань. «Зелёный Банк Солнечного города».
Он встал, отряхнулся, дошел до своей парадной. Вставил ключ в дверь, вошëл. Тишина. Его крепость. Его клетка.
Подошел к вешалке, взял с неё синюю шляпу. Стряхнул пыль, надел и встал перед купленным в кредит зеркалом на комоде.
Оттуда на него смотрел коротышка с уставшими глазами, в вечной рабочей спецовке, а на голове у него болталась дурацкая, наивная синяя шляпа.
«Все нормально, — сказал он своему отражению. — Платеж внесен. Крыша есть. Завтра на работу».
Снял шляпу, аккуратно повесил еë на место. Завел будильник. И пошел спать. Завтра в шесть подъем.
