Гора гондонов
Я ненормальный, редкостный психопат и редкостный истерик. Меня в психбольнице надо держать, завязанным в цепи. Но не держат, я на свободе разгуливаю. Меня даже на работу взяли. Меня, редкостного психопата и истерика. Это я вам говорю, редкостный психопат и истерик. На работу ухожу в восемь-сорок утра. Домой возвращаюсь за полтора часа до полуночи.
От дома до работы десять пешкодральных минут, но с работы, бывает, полчаса добираюсь. Возле магаза «Фоце», моей работёнки, обустроилась гора Гондонов. На горе кустов много и летом все, кому не лень, трахаются там по ночам. А то и днём. Особо ретивые трахаются по утрам. Или романтики, которые всю ночь на прогулку потратили, а потрахаться-то надо. Вот и трахаются с наступлением утра. Оно и практичнее, по утрам холодок набегает на те местности. Идёшь по горе, идёшь, глянул куда-нибудь, а там трахаются. Говорят, гора настолько соками любви пропиталась, что женщинам лучше на горе не садиться нигде. А то одна бабуля присела отдохнуть и забеременела. Её дед, конечно, в такие сказки не поверил. Итогом 18 швов наложили. Деду. Иногда женщинам опасно не доверять.
Весной с Гондонов стекают ручьевые потоки, а зимами лежат ледяные кривые тропы и остова затвердевшего снега. И полюбил я поздними мартовскими вечерами взбираться на вершину горы, а потом уж домой шандыхать. Я ведь год в Скайриме прожил. Любил я в Скайриме два занятия: скакать и прыгать по заснеженным горам и скакать и прыгать на лошадях. И была мечта у меня: отыскать такова коня, который сам был бы заядлым альпинистом и вместе со мной мог бы покорять горы. Чтобы я на нём сидел и в тоже время руками взбирался вверх, и конь бы взбирался вместе со мной. И были бы мы скреплены между собой страховкой, как товарищи. Хотя навернись конь, скотина этакая, вниз, я бы вместе с таким товарищем камнем вниз улетел, так как разница в весе добавила бы рокового эффекта. Так что это как раз тот случай, когда лучше без страховки.
Так вот, лезу я по Гондонам, выбираю, где ступить можно, чтобы мордой в лёд не ткнуться, носяру об камень не расшибить. Даже такие моменты бывают, когда стоишь на носочках на склоне крутом и чувствуешь: одно неверное движение, подскользнёшься и кааак впечатаешься рожей в заиндевевшую землю. И вниз заскользишь беспомощно. А внизу огни большого города, целый проспект развернулся! Дороги, здания, фонари горят, машины потоками ездят, люди ходят. И всё такое малюсенькое-малюсенькое! А сверху, в холодной мгле, в необъятных космосах, звёзды скупо мерцают. И я, сгорбленный и вцепившийся в мёрзлую почву между проспектом внизу и звёздами наверху. Красиво.
А ползу-то я не пустой. В руке пакет, в пакете обеденные плошки, две купленные курицы и полуторалитровая бутылка газировки. И вот свершилось. В очередной раз я покорил гору Гондонов! Жизнь в Скайриме даром не прошла.
И тут в ворота полуразрушенной краснокирпичной стены, оставшейся от военных сооружений, входит человек, останавливается, смотрит внимательно на меня и тихо свистит. Я подумал, конечно, наверняка тоже ненормальный. Я по горам лажу поздними мартовскими вечерами, а он поздними мартовскими вечерами подходит к одиноким людям и свистит. Я и изготовился свистуну, если что, как хрястнуть по башке пакетом с двумя прохладными, недавно из холодильника вынутыми, курицами и полторашкой газировки. Пусть даже бы и плошки растрескались — ради такого не жалко.
А свистун снова на меня посмотрел и дальше пошёл. Ладно, думаю, живи. И тоже дальше пошёл. Через минуту слышу, кто-то с тылу, с левого бока подкрадывается. Кошусь назад. Снова этот свистун. Идёт еле-еле, как крадётся, почти не слыхать. Только ледяная крупа под его ногами хрустит. Я снова изготовился. Свистун позади плёлся-плёлся и, словно нехотя, со мной таки поравнялся и нехотя перегнал меня на несколько шагов. И вдруг остановился, резко развернулся и опять на меня смотрит. И снова тихонько свистнул. Я ничего, на него иду. Ну, думаю, заводя пакет с прохладными курицами для удара, сейчас ты у меня досвистишься, сукин сын, и так денег нет, а ты нарочно меня дразнишь. И боковым зрением улавливаю, как слева, из-за сугробов выбегает белая, тяжелодышащая фигура и к свистуну несётся. Это был его пёс. А он свистом его звал. Вот так я чуть зазря человеку курицами по башке не надавал.
Вот была бы потеха! Стоишь, собаку свистом зовёшь и тут тебе, казалось бы, совершенно случайный прохожий, который не должен тобой никоим образом интересоваться, а должен попросту пройти мимо, кааак даст пакетом с чем-то мясистым и булькающим по башке. Тут, конечно, после таких нападений и собаку свою потом не узнаешь и свистеть на всю жизнь разучишься.