Данная статья относится к Категории: Построение научных моделей
Ю.А. Шрейдер опубликовал в журнале «Новый мир» статью: «Наука - источник знаний и суеверий», где сформулировал «Закон соразмерности»: точность научных доказательств должна соответствовать точности научного утверждения.
«Мысль, выраженная гениальным поэтом, многозначна, может быть, едва уловима, сфера её применимости очерчена неясно.
Мысль, утверждаемая даже в посредственной научной работе, ясна и недвусмысленна.
Отсюда желание расширить сферу научного познания, получив все знания о мире с той же степенью ясности, которая свойственна науке. Следующий шаг, который очень легко совершить, состоит в том, чтобы поверить в осуществимость такого желания. Так у учёного незаметно появляется слепая вера во всемогущество, в полноту научного знания, которое способно и должно заменить все остальные источники познания.
Окрылённые успехами науки, поверив в безграничную мощь науки, мы стремимся в любых наших суждениях - об этике, экономике, социальном устройстве, правовых нормах, литературе, поэзии, живописи, религии - опираться на результаты и методы науки. Там, где ранее казалось достаточным непосредственного постижения истины, у нас возникает потребность научного анализа. Само по себе это хорошо.
Беда только в том, что, применяя научный метод, мы не задумываемся о том, что лежит в основе этого метода. Опасна вера, не имеющая для себя оснований.
Мы обязаны ясно понимать, какова природа научных истин и что значит научное доказательство. На каких предпосылках основана сама возможность научного доказательства истины? Сила и слабость науки (имеются в виду в первую очередь точные и естественные науки) заключается в точности и конкретности их результатов. Математический метод обладает высокой степенью строгости, полученное в результате математического доказательства утверждение представляется нам почти бесспорным. Но строгое утверждение, вообще говоря, справедливо при столь же строго оговорённых условиях. Малейшее нарушение этих условий - и доказанное утверждение теряет силу. Эксперимент, обнаруживающий некий физический эффект, может быть весьма убедительным. Предсказывая, что произойдёт в сходных, но не тождественных условиях, можно легко ошибиться.
Экстраполяция, перенесение добытых данных на более общую ситуацию тем сложнее, чем более точен исходный результат, на который мы опираемся. Однако, кроме точного знания, добываемого наукой путем экспериментов и строгих логических выводов, нам во многих случаях приходится опираться на экстраполяцию этого знания.
В сущности, содержательными являются только факты науки, которые допускают возможность экстраполяции. Иными словами, настоящий научный интерес представляют такие утверждения, которые, будучи вполне точными в строго определённых условиях, могут быть в несколько расширенном толковании переносимыми на широкий класс аналогичных ситуаций. […]
Дело в том, что знание о мире, добываемое наукой (заметим, что, написав эту часть фразы, я уже тем самым выбрал определённую философскую позицию: веру в объективное существование, познаваемость и единство мира) в наше время занимает преобладающее место в той сумме знаний, которой располагает человечество.
Поэтому вопрос о надёжности, достоверности и полноте научного знания важен не только для самих учёных в их конкретных занятиях, а для общества в целом. Неверное решение гносеологических проблем и, в частности, некорректное оперирование понятием научной истинности влечет за собой многочисленные суеверия, т.е. ложные верования без достаточных оснований.
Эти суеверия связаны прежде всего с неконтролируемым переносом на реальную действительность фактов, установленных на созданной наукой модели.
П.А. Флоренскому принадлежит яркое сравнение изучаемой действительности со стихотворением, а модели - с переводом этого стихотворения на другой язык. […]
«Мы не нуждаемся в доказательствах того, что перевод не покрывает подлинника во всех его оттенках и деталях, и загодя убеждены, что рано или поздно настанет такое их расхождение, которое не терпимо в пределах требуемой точности совпадения: всякий символ с успехом применим лишь в определённой, свойственной ему сфере и за пределами известного поля зрения расплывается, теряет чёткость и скорее мешает работе, нежели помогает ей. Мы знаем и то, что несколько переводов поэтического произведения на другой язык или на другие языки не только не мешают друг другу, но и восполняют друг друга, хотя ни один не заменяет всецело подлинника, так и научные картины одной и той же реальности могут и должны быть умножаемы - вовсе не в ущерб истине. Зная же все это, мы научились не попрекать то или другое истолкование за то, чего оно не даёт, а быть ему благодарным, когда удаётся использовать его. Однако к указанию ограниченности известной интерпретации мы вынуждаемся, коль скоро наблюдается гипертрофия того или другого перевода, пытающегося отождествить себя с подлинником и заменить его собою, т.е. тем самым монополизирующего некоторую сущность и ревниво исключающего какое-либо иное истолкование: тогда ничего не остаётся, как напомнить зазнавшейся интерпретации о приличном ей месте и объеме ее применимости».
Флоренский П.А., Мнимости в геометрии, М., «Поморье», 1922 г., с. 6-7.
Родственный класс суеверий связан с нарушением закона соразмерности: точность доказательства должна соответствовать точности утверждения.
Это означает, что конкретные научные утверждения нельзя выводить из общефилософских принципов. Совершенно аналогично, точными рассуждениями нельзя вывести истины, имеющей расплывчатый и общий характер. Примеры ошибочных суждений первого рода хорошо известны.
Теория относительности, основы квантовой физики, точные законы наследственности ещё не столь давно отрицались на том основании, что они якобы противоречат материалистической философии.
Суеверия второго рода, когда свойства конкретной научной модели без должного осмысления непосредственно интерпретируют как свойства мира в целом, обсуждались гораздо реже. Прежде всего, это вера во всемогущество науки, в способность науки решить все проблемы: научные, технические, социальные и философские. Общество перестало удивляться научным сенсациям. Нас больше удивляет, что целый ряд проблем остается нерешённым, что нет способа управлять термоядерной реакцией, не решена проблема лечения рака, не получены решающие достижения в машинном переводе.
Типичное суеверие - это убеждённость в непогрешимости науки, в непреложности научных истин. Каждый ученый на собственном опыте, на собственной шкуре почувствовал, как сложно убедиться в истине, сколько ложных фактов казалось истинными, сколько ошибок сделал он сам, прежде чем добыл крупицу истины. Но эта внутренняя кухня мало кому известна. Для широкого читателя выводы носят характер бесспорности, особенно после того, как они освещены (и тем самым как бы освящены) широкой прессой. Опасный парадокс состоит в том, что наука из инструмента критического анализа, из метода поверки разумом и осмысления факта поразительно легко становятся источником ходячих мнений.
Ещё в шестнадцатом веке Джордано Бруно высказал публично идею о возможности существования иных населенных миров, кроме нашей Земли. Но в действительности никаких серьёзных доказательств существования космических цивилизаций Джордано Бруно не имел. Нет таких доказательств и у современной науки, хотя известно, что наше Солнце по своим спектральным свойствам является рядовой звездой среди многих, и в силу этого правдоподобно предположить, что звездные родичи нашего светила имеют свои населенные планеты. Если бы только мы могли быть уверены, что для развития разумных существ достаточно иметь светило нужного спектрального типа. Итак, доказательств в данной ситуации наука не имеет. Есть указания возможностей, есть споры писателей-фантастов».
Шрейдер Ю.А., Ценности, которые мы выбираем: смысл и предпосылки ценностного выбора, М., «Едиториал УРСС», 2010 г., с. 26-29.
Источник — портал VIKENT.RU
Изображения в статье
Юлий Анатольевич Шрейдер — советский и российский математик, кибернетик и философ, специалист по информатике, методологии науки и философии религии / Добросовестное использование
Image by PIRO4D from Pixabay
Image by wal_172619 from Pixabay
