Беата Мария Гелена Тышкевич (Beata Maria Helena Tyszkiewicz) родилась 14 августа 1938 года в Вилянуве возле Варшавы (Польша) в аристократической семье, принадлежавшей к старинному дворянскому роду Тышкевичей. Среди ее предков были графы Бобринские.

Дебютировала в кино в шестнадцатилетнем возрасте в фильме «Месть». В начале 60-х годов снялась в нескольких фильмах, но первым крупным успехом стал фильм кинорежиссёра Александра Форда «Первый день свободы», где актриса сыграла молодую немку Ингу Роде, изнасилованную после капитуляции Третьего рейха иностранными рабочими.

Беата Тышкевич вышла замуж за польского кинорежиссёра Анджея Вайду и снялась в трёх его фильмах: «Самсон», «Пепел» и «Всё на продажу». После пяти лет брака супруги расстались. Их общая дочь Каролина стала актрисой.

Беата Тышкевич снималась у многих известных польских режиссёров, среди которых Тадеуш Конвицкий, Войцех Хас, Анджей Жулавский, Агнешка Холланд, Ежи Антчак, Кшиштоф Занусси, Ежи Гофман, Януш Моргенштерн, Юлиуш Махульский.

В начале 70-х актриса часто снималась в других странах: Венгрии, Болгарии, ГДР, СССР.

В Советском Союзе стала очень популярна после роли Варвары Павловны Лаврецкой в фильме «Дворянское гнездо» режиссёра Андрея Кончаловского. Для советских зрителей Беата Тышкевич стала олицетворением Марии Валевской («Марыся и Наполеон»), Эвелины Ганской («Большая любовь Бальзака») и Изабеллы Ленцкой, героини романа Болеслава Пруса («Кукла»).

В 1976 году актриса вышла замуж за французского архитектора польского происхождения Яцека Падлевского и переехала жить во Францию, в Марсель. Через год родилась дочь Виктория. Во Франции Беата Тышкевич снялась в нескольких фильмах и сериалах, в частности у режиссёра Клода Лелюша в фильме «Эдит и Марсель».

Вернулась в Польшу в 80-х годах, стала часто сниматься в кино, но в основном в ролях второго плана. Актриса ведёт колонку в журнале, входит в состав жюри польского конкурса «Танцы со звёздами», пишет воспоминания и кулинарную книгу, участвует в кинофестивалях (дважды была в жюри МКФ), увлекается фотографией — и издает альбомы.

В 2001 году вышел фильм белорусского кинорежиссёра Михаила Пташука «В августе 44-го…», где Беата Тышкевич исполнила роль пани Гролинской.

В 2006 году на XV Международном кинофоруме «Золотой витязь» актриса получила золотую медаль имени С. Ф. Бондарчука «за вклад в мировой кинематограф».

Источник: https://dzen.ru/beautifilm

'Добрая полячка уберет ваш дом чисто.'
Объявление мне понравилось. Я позвонил. Ответил веселый женский голос.
- Какая еще добрая полячка? - подумал я, услышав родную трасянку.
- Что убирать, - спросила она, - дом, квартиру?
- Дом.
- Большой?
- Нет, не большой.
- Где вы живете?
Я назвал адрес.
- Далеко ехать, - сказала она, - добавите десятку на дорогу?
Я согласился.
Я налаживал поливалку во дворе, когда угрюмый тип на старом перекрашенном бывшем полицейском форде подвез ее к моему дому. Он опустил окно и посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Дверь хлопнула. Машина по-гоночному развернулась на месте и, с проворотом, визгом и запахом резины, умчалась. Так обычно ездят на ворованных машинах черные подростки. Для нашей деревенской улицы это было целое событие. Сосед выглянул из своего двора.
- Откуда вы, добрая полячка? - спросил я, специально надавливая на твердое фрикативное 'ч'. Она улыбнулась.
- Я из Красного, под Молодечно.
- A я из Минска.
Мы познакомились. Ее звали Галя.
- Ну, - сказала Галя, - что тут убирать?
- Вот этот дом, - я сделал обобщающий жест руками.
- О, какой большой! Ты же говорил, что маленький!
Что-то в моем облике ей подсказало, что можно перейти на ты.
- Послушайте, Галя, я не буду с вами торговаться. Назовите сумму, и на этом поладим.
- Мне надо посмотреть, что убирать, - сказала она.
Я повел ее экскурсией по дому. В какой-то момент я понял, что для того, чтобы назвать правильную сумму, она не может определиться с уровнем моего дохода. В нашем странном доме, с разрисованными детской рукой стенами, дикой живописью гениальных минских художников, огромными, в полстены, вокзальными часами, художественными изделиями из ржавой колючей проволоки, предметами псевдостарины, не было привычных ее глазу критериев благосостояния.
Я решил Гале помочь: "Ста долларов хватит?"
Самое большое, на что она могла рассчитывать по внутреннему прейскуранту, - семьдесят долларов, но все-таки сказала: "Сто двадцать".
- Нет, - твердо сказал я, - сто и ни цента больше, и вы убираете подвальное помещение, туалет и ванную. Мою комнату убирать не нужно, я свою комнату убираю сам.
Она согласилась.
Уборщицей она была опытной. Сама собрала сложной конструкции пылесос, свободно ориентировалась во всем том чудовищном арсенале механизмов, приспособлений, химических составов и других средств, которые дала современная цивилизация американской домохозяйке. Когда она включила пылесос, я ушел в свою комнату к интернету. Через час она постучала в дверь моей комнаты.
- Входите.
Она переоделась для работы в короткие шорты и пляжную маечку, и я заметил, что у нее, для ее приблизительных сорока лет, отличная фигура.
- Слушай, - сказала она, - там у тебя в шкафу мой любимый коньяк "Метакса", можно я себе трошки налью?
- Наливайте, - сказал я, - a pаботе это не помешает?
- Нет, только лепшей будет. Може и ты со мной посидишь?
- Посижу. Кофе будешь?
- Давай кофе. Будем, как в Польше.
- Ну, лэхаим, - сказала она и опрокинула первую стопку метаксы.
- А почему ты добрая полячка? - поинтересовался я.
- А кто ж еще? До 39 года мы все поляки и были. Только потом, когда Советы стали переписывать, многие назвались беларусами. А которые хотели остаться поляками, те, тю-тю, в Сибирь поехали, – она показала пустой рюмкой в сторону Нью-Джерси. Я в Польше прожила четыре года, прежде чем в Америку уехать. По-польски свободно разговариваю.
- Откуда вы это знаете, про перепись, сколько вам лет? - спросил я.
- Про перепись бабка рассказывала. А сколько ты мне дашь?
Зная правило хорошего тона, что женский возраст следует всегда приуменьшать, я сказал 35.
- Твоя жена моложе? - спросила она, - Красивая у тебя ванная: эта крыша стеклянная и кабина прозрачная, зеркало на всю стену. Для жены все?
- Для жены.
- Раздельно спите.
- Она с ребенком
- А где вы встречаетесь?
Ее прямота и явный интерес к моей мужской особе мне нравились.
- В ванной комнате, – сказал я, чтобы разогреть тему.
- А где она сейчас?
- В Мексику отправил с сыном, позагoрать.
- Видно, грошей у тебя полная кишеня.
- Трохи есть, - в тон ей ответил я.
- Давно ты здесь?
- Двадцать лет.
- Чем занимаешься?
- Магазин на Брайтоне. А вы?
- Что ты выкаешь? Давай на ты, - она налила себе уже третью рюмку, - убираю, ну, и еще всяким, чем баба может заработать.
- Семья есть?
- Там осталась дочка, взрослая, в Минске живет. А здесь - сын. Я замужем.
- Кто муж?
- А ты мужика видел, который меня привез? Это мой муж.
- Странный немного.
- Мало сказать, что странный, на всю голову ебнутый! И еще инвалид, с детства. Своими ногами не ходит, но все остальное у него работает как надо. Единственный сын у родителей. Они - бухарские.
Я у них хоматендой была. Типа, домработница. Однажды у него в комнате убирала. Жарко. Я кофточку сняла, а он со своей коляски смотрит и говорит, найди мне бабу, я тебе заплачу. А я говорю, зачем кого искать, что тебе нужно? А он говорит, все что остальным нужно, то и мне. Так и договорились: за уборку мне его родители отдельно платили, а за дополнительные услуги - он сам. У него деньги есть. Он работает, что-то делает там на компьютере, и еще государство пособие дает. Я к ним так год почти ходила и не береглась, не думала, что могу от него забеременеть. A тут раз - и пожалуйста. Я его родителям говорю: "Оплатите аборт и все остальное. Я здесь нелегально, у меня медицинской страховки нет и лишних денег нет, мне никто ничего бесплатно не дает, я вынуждена все сама зарабатывать". А они говорят: "Не надо аборта. Он у нас единственный сын. После него вся фамилия оборвется. Роди нам ребенка, мы тебе денег дадим". Это значит, чтобы я была как суррогатная мать. А я им говорю, что мне ваши деньги, у меня у самой денег курицы не клюют, пусть ваш сын на мне женится. Мне статус нужен и ребенку, когда родится нужно, чтобы мать у него была легальная. Они сразу же согласились, так ребенка хотели. Тогда я им говорю, что мне еще нужно, чтобы мне полная свобода жизни была, потому что сами понимаете, какие у меня отношения могут быть с вашим сыном-инвалидом. Они и на это согласие дали. Ну, мы и поженились, без свадьбы и без колец. Я к ним переехала жить в отдельную комнату, чтобы мне покой был и хорошее питание. Уже он на меня не лез, и я, чтобы свои деньги не терять, ему все руками делала. А когда врачи сказали, что будет мальчик, они начали меня просить чтобы по-ихнему назвать в честь деда. У бухарских, в этом смысле, очень сильная традиция. Мне ихние имена не нравятся: Абрам там или Исаак, но я согласилась за десять тысяч, чтобы они Давидом назвали. Вначале не очень было, а сейчас даже самой нравится – Давид.
Когда они обрезание хотели делать, я сначала против была. Как это, такому маленькому резать? Но тут они твердо сказали, и я не стала с ними ругаться, подумала, что я с вас за это в чем-нибудь другом возьму.
Я ребенка два года грудью кормила, не спешила отнимать. Все время у них жила. Я к ним привыкла, и они ко мне тоже, ну, и осталась, как член семьи. Я в этом году на гражданство сдала. Дочке квартиру в Минске купила, посылки шлю. Я хотела на курсы водителей школьных автобусов пойти, но с английским языком у меня плохо. Все время только с русскими общаюсь. Сейчас Давиду уже шесть лет. Умненький, как все евреи, а внешностью беленький, на моего отца похож. Так и живем...
- А ты давно без жены? – поинтересовалась она.
- Уже две недели.
- Может какая помощь от меня нужна?
Увлеченный драматизмом и комичностью ситуации я спросил:"Сколько?"
- Сто двадцать.
- Сто, и ни цента больше.... и чтобы по полной программе.
- Согласна, – сказала Галя из-под Молодечно.
С улицы раздался автомобильный сигнал.
О, - сказала Галя, - это он, забирать меня приехал. Ревнует.