Однако одно весьма немаловажное обстоятельство историки не заметили. Существует предание, что после этой победы Отто фон Бисмарк заявил, что своей победой Пруссия обязана… прусским учителям. Мол, они воспитали настоящих немецких патриотов, которые, не страшась смерти, смогли победить многочисленного врага ради будущего своего отечества.
Это легенда. На самом деле апология прусскому учителю прозвучала не из уст Бисмарка и не по поводу победы над Францией. В июле 1866 г. после победы при Садовой, одержанной прусской армией в ходе австро-прусской войны профессор географии из Лейпцига Оскар Пешель написал в редактируемой им газете «Заграница»: «…Народное образование играет решающую роль в войне… когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем». Но кто такой Пешель? И что такое австро-прусская война по сравнению с катастрофой Франции, надолго изменившей политическую ситуацию в Европе? Ведь именно в результате блистательной победы Пруссии в этой войне возникла Германская империя. Вот почему в общественном сознании прочно утвердилось: «Бисмарк после победы над Францией сказал: эту войну выиграл прусский школьный учитель». Впрочем, вполне возможно, что Бисмарк и на самом деле сказал что-нибудь подобное, вероятно, со ссылкой на того же Пешеля. Вот только документально это ничем не подтверждается.
Впоследствии фельдмаршал Мольтке фактически подтвердил эту мысль: «Говорят, что школьный учитель выиграл наши сражения. Одно знание, однако, не доводит еще человека до той высоты, когда он готов пожертвовать жизнью ради идеи, во имя выполнения своего долга, чести и родины; эта цель достигается - его воспитанием». «Не ученый выиграл наши сражения, а воспитатель…».
Однако, что можно найти нового в этих давно известных цитатах?
Чтобы понять истинный смысл роли прусских учителей в победах прусской армии, необходимо взглянуть на военно-политическое положение Пруссии под иным углом. С позиции сегодняшнего дня победа Пруссии кажется вполне закономерной, однако, тогда, в конце 1860-х гг. война Пруссии против Франции многим казалась авантюрной или, по крайней мере, весьма опасной затеей. Прусским войскам предстояло воевать на чужой территории с весьма ограниченным подвозом провизии и боеприпасов против гораздо более многочисленной армии, ещё сохранявшей боевые традиции наполеоновской эпохи. Во фланг и тыл Пруссии могла обрушиться Австро-Венгрия, жаждавшая реванша за поражение 1866 года. Если бы война затянулась, то австрийцы могли бы и решиться на войну, не убоявшись вмешательства России, тем более что восточные границы прикрывали Карпаты.
В этой войне Пруссия могла всецело полагаться только на свои собственные войска, армии союзников по Северо-Германскому союзу, который образовался благодаря победе при Садовой в 1866 году, ещё далеко не в полной мере интегрировались с прусской армией. Ещё меньше надежд было на войска Баварии, Бадена и Вюртемберга.
Но самым грозным оружием Франции были 25-ствольные митральезы (картечницы) - предшественницы пулемётов: если пруссаки наступали плотным строем, то французы, стреляя из митральез, наносили им очень большие потери. Кроме этого на вооружении французской армии поступила новая винтовка Шасспо, имевшая на треть большую начальную скорость пули (405 м/с) против немецкой винтовки Дрейзе (295 м/с) и вдвое большую (1200 м против 600 м) убойную дальность стрельбы.
Прусская армия могла этому противопоставить новые стальные пушки Круппа, заряжавшиеся с казённой части, и имевшие дальность огня 3,5 км.
Главная опасность усиления плотности огня состояла в том, что пехота, вынужденная рассредоточиться, быстро теряла боевой дух и управляемость. Рассредоточение быстро перерастало в панику и в бегство.
С первых же дней этой войны прусские войска столкнулись с необходимостью воевать врассыпную, залегать, формировать цепи. Управление пехотой в этом случае резко осложняется. Если при наступлении колоннами, в сомкнутом строю, увеличенными ротами в 250 солдат, немногочисленные офицеры легко контролируют подразделения, то в рассыпном строю в поле зрения офицера оказывается лишь его малая часть, а остальные солдаты уже предоставлены самим себе, вынуждены полагаться на младших командиров.
В этих условиях на первый план выходит качество человеческого материала армии. Мотивация и контроль в сомкнутом строю носят внешний характер, а в рассыпном – внутренний. Русская пословица красноречиво гласит: «На миру и смерть красна». А умирать в одиночку – трудно. Теперь каждый солдат должен был мотивировать себя сам, оказываясь перед трудным выбором, должен был размышлять о том, за что воюет, за что может погибнуть одинокой, а потому «некрасивой» смертью.
Прусская и французская армия в этой войне продемонстрировали поразительное различие в поведении под плотным огнём. Ярким примером способности прусской армии воевать рассыпным строем, «прогрызать» оборону противника является сражение за Шпихернские высоты 6 августа 1870 года.
Шпихернские высоты поднимаются террасообразно над местностью по правому берегу Саара; их естественная обороноспособность фронтом на север побудила генерала Фроссара перенести на них центр тяжести обороны.
Крутые обрывы с севера, затем выступающий наподобие бастиона Ротеберг, скалистые стены которого почти неприступны; далее - обширные леса, сопровождающие гребень Шпихернских высот и скрывающие от противника тылы обороняющихся, наконец - свободный обзор к северу и северо-востоку, благодаря высоте места, - всё это даёт возможность легко удерживать позицию против превосходящих сил наступающих.
Левый фланг был защищён группами зданий вокзала и металлургического завода и массивными постройками удобного для обороны местечка Штиринг-Венделя, лесистый кряж к западу от железной дороги Форбах-Саарбрюкен считался весьма трудно проходимым от самой р. Саар.
Для усиления оборонительных свойств позиции, французами было возведено несколько фортификационных построек на Ротеберге, и кроме того для обеспечения Форбаха выкопана длинная линия окопов на Канинхенберге. В тактическом отношении, условия местности на поле сражения почти совершенно исключали возможность действия кавалерии и предоставляли артиллерии обороняющегося больше свободы, чем артиллерии атакующего.
Казалось бы, имею такую почти идеальную оборонительную позицию, французские войска, несмотря на двукратный перевес пруссаков в орудиях и пехоте, должны были бы удержать фронт. Однако прусская пехота и артиллерия всего за день «прогрызли» эту неприступную позицию. Под сильным огнём митральез и пушек батальон прусской пехоты, неся большие потери, подобрался к подошве скал Ротеберга, и под прикрытием огня своих батарей, заставивших замолчать французскую артиллерию, занял французские траншеи на самом краю. Руководивший этой атакой генерал фон Франсуа погиб. До прибытия подкрепления батальон, фактически превратившийся в роту, зарывшись в землю, несколько часов отражал яростные контратаки французов. К 6 часам вечера пруссаки смогли доставить на гору две батареи пушек, что дало им возможность держать под обстрелом всю позицию. Это обстоятельство помогло выправить положение на флангах, где французы добились некоторого успеха, но были отброшены контратаками кавалерии и огнём выдвинутой артиллерии. К ночи генерал Фроссар приказал отступать. В этом сражении пруссаки потеряли 225 офицеров и 4648 нижних чинов, французы - 249 офицеров и 3829 нижних чинов, 1500 пленными.
В страшной битве под Седаном выяснилось, что французская пехота может наступать только плотным строем или не может воевать вовсе. Атака прорыва захлебнулась, и отступление превратилось в паническое бегство, хотя местность вокруг Седана была сильно пересечённой и давала возможность рассредоточиться и окопаться. Конечно же, огромную роль в поражении сыграла слабость французской артиллерии и бездарность командования. Не выдержав всего лишь трёхчасового обстрела, запертая в Седане 86-тысячная французская армия капитулировала.
Здесь уместно привести пример осады Кольберга - маленького городка в Померании - наполеоновскими войсками в 1807 году. Несмотря на подавляющий перевес в людях и орудиях французы так и не смогли его взять, понеся большие потери. От обстрелов городок превратился в груду развалин, солдаты, ополченцы и жители прятались в подвалах, мостовую разобрали на баррикады, взорвали дамбы и затопили пригородные поля. После нескольких неудачных штурмов маршал Виктор, устрашась гнева Наполеона из-за неоправданных потерь, снял осаду.
Франко-прусская война показала, что теперь, в новую эпоху, главным оружием армии является солдат-личность, способный воевать самостоятельно, в малых группах, а потому мотивация становилась важнейшим залогом боеспособности. А мотивация напрямую зависит от того градуса социальной справедливости, который сложился в обществе. Французские солдаты, в массе своей крестьяне, ещё далеко не в полной мере личности, с сильными коллективистскими инстинктами, не желали воевать за чужие богатства. Французская армия сразу же столкнулась с массовым уклонением от призыва и массовым дезертирством.
В Германии же, в силу целого ряда факторов, сложился высокий спрос на личность. Германия, как писали тогда, «не может прокормить собственных кур», нуждаясь в импорте продовольствия. Суровый климат, бедные почвы вынуждали миллионы немцев заниматься ремеслом и промыслами, - занятиями, которые требуют инициативы и личной ответственности. Германия была вынуждена стать индустриальной страной, «цивилизацией высокого передела», производящей продукцию с высокой долей добавочной стоимости, прокладывая себе путь на мировые рынки дешевизной и качеством своих товаров. Производящая экономика предъявляет массовый и высокий спрос на образованных людей, и немецкие школы стали надёжной опорой экономике и государству, «поставщиками» личностей для страны.
Условия, в которых оказалась Германия к середине XIX века, никоим образом не способствовали процветанию, т.к. в отличие от Англии, Франции и России у неё не было гарантированных рынков сбыта. Немецкие товары должны были быть дёшевы, ибо до конечного покупателя где-нибудь в Индии или Китае они доходили через руки многих перекупщиков-контрабандистов. Можно сказать, что большая часть прибыли с конечной цены немецкого гвоздя или керосиновой лампы, ситца или мотыги оказывалась в руках восточных купцов. Не имея собственных колоний или свободы торговли в чужих колониях, Германия трудилась не столько на себя, сколько на спекулянтов-перекупщиков. Немецкие газеты неустанно доносили эту нехитрую мысль до миллионов немцев, оправдывая прусский милитаризм.
Отто фон Бисмарк первым понял, что главный залог победы в грядущей Большой Войне, - это социальная справедливость, спокойный тыл. А потому впервые именно под его эгидой были проведены социальные реформы: пенсионная и страховая. Впоследствии политику социальной опеки активно проводили нацисты, яростно разгребая завалы социально-экономических проблем, доставшихся им в наследство от Веймарской Республики. Успех этой политики «опекающей диктатуры» во многом определил высокую боеспособность вермахта во Второй мировой войне: невероятная сопротивляемость гитлеровского режима в условиях крайнего сырьевого голода достойна удивления и изучения.
Одним из первых за пределами Германии оценил всё значение человеческого фактора в новой войне начальник Главного штаба русской армии Николай Николаевич Обручев. В своей статье «О вооруженной силе и её устройстве» он писал: «До сих пор сознательную силу духа старались заменить привычкой к военному ремеслу, и потому находили, что сроки меньшие, чем 10-ти или 15-ти летние, недостаточны для образования хорошего солдата. Но экономические условия жизни государств заставляют отказаться от этой рутины; значит, обойтись без сознания невозможно, и, слава Богу, ибо дух в состоянии дать в десять раз более, чем десятилетняя привычка. Но сила духа только тогда даст хорошего воина, когда нравственною стороною солдата будут заниматься постоянно. А это возможно только, если в самом последнем солдате чтить его человеческое достоинство!»
Пожелание Н.Н. Обручева во многом прекраснодушно: трудно сделать из забитого, тёмного крестьянина-рекрута, едва разумеющего грамоте, воина с развитым чувством человеческого достоинства, если «на гражданке» он бесправен. Воевать инициативно и самостоятельно в массе своей такая армия неспособна, что доказала России в 1904-1905 гг. новорождённая японская армия, реформированная по прусскому образцу. Русские офицеры жаловались, что их солдаты-крестьяне не могут идти в атаку цепью, стихийно жмутся друг к другу, или залегают, или разбегаются. Японская армия, меньшая по численности, плохо снабжаемая по морю, имея в тылу корейское партизанское движение, но воспитанная в самурайском духе, оказалась гораздо приспособленнее к ведению тяжкой, изнурительной окопной войны.
Президент США Джеймс Нокс Полк так объяснял победу американского ополчения над регулярной армией Мексики в 1848 году: «Наши солдаты-граждане совершенно не таковы, как набираемые из населения других стран. В их рядах вы встретите все звания, все ремесла: фермеров, адвокатов, докторов, купцов, мастеровых, рабочих, как между офицерами, так и между простыми солдатами. Они разумны и обладают такой индивидуальностью, какой не найти в рядах другой армии».
Франко-прусская война стала первым значимым для судеб мира военным конфликтом, в котором в массовом масштабе – таков парадокс! – явил себя феномен личности. Парадокс в том, что гораздо менее многочисленные армии предшествующих эпох, когда солдаты воевали в полный рост, состояли не из личностей, в истинном, высоком смысле этого слова, а из пушечного мяса. А вот многомиллионные армии века железа и пара, жмущиеся к земле, идущие в атаку редкими цепями и короткими перебежками, закапывающиеся в землю быстрее кротов, - состояли именно из личностей.
Война является самым честным экзаменом на крепость для любого общества, и потому социальный опыт войны – бесценен. Он оплачен слишком дорогой ценой, чтобы его игнорировать.
Понимание этого обстоятельства должно изменить понимание массовой общества и массовой культуры.
1. Айрапетов О.Р. Забытая карьера «русского Мольтке». Николай Николаевич Обручев (1830-1904). - СПб: Аллетейя, 1998.
2. Анненков М. Война 1870 года. Заметки и впечатления русского офицера. - СПб, 1871.
3. Борхард Ю. Экономическая история Германии: в 2 тт. – М.: Книга, 1924.
4. Свечин А.А. Эволюция военного искусства. Том II. - М.-Л.: Военгиз, 1928.
