В моем дворе нет освещения, а вот тополя там растут знатные, высаженные еще при совдепии и уже стоящие выше самих домов-пятиэтажек. А еще во дворе растут шикарные кусты акаций и сирени, и двор вечером превращается в непроглядный лес, из-за которого противоположный дом уже виден весьма с трудом. Ещё маленькая деталь - все эти джунгли расположены еще как бы на возвышении метра в полтора, ибо имеется уклон от дальней стороны двора к моей. В общем, я это к тому, что все эти джунгли расположены почти на уровне моих окон второго этажа.

Лето, жаркая июльская ночь, в воздухе все еще пахнет перегретым асфальтом, немного тянет еще цветущей сиренью, с нотками земляной сырости. Была у меня вредная привычка курить, и вот, после очередного забега в какую-то онлайновую дичь, коим мы с друзьями в то время регулярно предавались (а было это лет 5 назад), я распахнул створку окна и принялся курить.

Чистое небо искрилось звездами сквозь раскидистые кроны тополей, а луна только пошла на убыль и щедро освещала всю эту красоту. Я курил и думал, что на работе завтра опять надо очень много портить бумаги, что товар по филиалам отгружен хамски и в спешке и то, что спать – это очень вредно. Редкие ночные птицы перекликались в темноте, а где-то на уровне крыши носились летучие мыши с характерным свистяще-щелкающим звуком.

Городок у нас не очень большой, да и живу я в старой его части, застройка тут в основном четырех-пяти этажная, хрущевки, прямоугольные дворики с узкими проездами вдоль домов да все такое прочее. А район вокруг считается, в общем-то, не самым адекватным. Бермудский треугольник из трех пивнух, два общежития на соседней улице и прямой спуск улицы к озеру давал свое - постоянно праздношатающиеся пьянчуги и большие компании подростков на кочерге - золотой стандарт такой ночи. Непроглядную тьму двора быстро облюбовали слабые на передок девки с горячими любовниками и иногда из ночных кустов доносились несдержанные охи-вздохи и прочие любовные страсти, так что курил я и под темную тишину города, и под звуки дождя, и под чьи-то оргазмы, но ту ночь я запомнил особо, ибо такого диссонанса я за свою жизнь встречал мало.

Из соседнего двора послышались шаги, шло их двое, шло, особо не запариваясь, довольно громко общаясь в два мужских голоса, с характерным для распиздяев гоготом, матами и несложным построением фраз.

- Валер, ну ты ёбты, даешь, ахаха, нахуй! А чо ты сразу ему в ебало не дал?

- Да а чо он, я то че, будто, ёпта, это самое, вчера бухали же вместе.

- А ну да, бля, я его ебало точно ведь видел где-та, а это вона чо оно, точна.

- Ну, говорю же, Пахан это, он када бухой всегда пездит всякое, а че его пиздить, если он с утра адин хуй ничо не вспомнит, даже по фингалу, ахыхыхыхы!!!111

- Валер, ну ёбты ага, ыхыхых.

Вдруг один из идущих замер, будто в спину ему уперся ствол ружья. И тут я услышал то, что заставило собеседника Валеры остановиться. В его брюхе что-то неистово урчало. То ли ночной пивас оказался не комильфо, то ли это был острый приступ диареи, которая, как в рекламе «застала врасплох», то ли человека покидали остатки его словарного запаса – тут уже не разобраться.

- Сань, хы, ты чо? – раздался слегка встревоженный голос Валеры.

Но Сане уже было не до размеренной беседы под луной, он в три почти обезьяньих прыжка взлетел по насыпи к стене кустов, на ходу дергая ремень брюк и, прорвавшись с шумным треском через высокие акации, скрылся в темноте двора. На мгновение из-за деревьев раздался вскрик, треск сучков и звук падающего тела, затем какая-то возня, а потом...

Два часа душной, летней ночи, отдаленный шум редких машин с дороги, негромкое пение ночных птах и возня летучих мышей, тонкий запах сирени и сырой земли, тихо играющей из колонок инди-фолк, весь тонкий баланс был разрушен громким, неистовым пердежем, прорвавшимся через цепкое хитросплетение ветвей и темноту деревьев. Кишечная рапсодия продолжалась и продолжалась, то набегая, то унимаясь. Кажется, стихли даже птицы, а Валера поставил бутылку на асфальт и закурил, развернувшись лицом к кустам.

- Сань, э, ты че ёпта, ну ты даешь, ыхыхы.

Ответом Валере было лишь непрекращающееся клокотание негодующего шоколадного глаза, сдавленное шипение гадящего и густая ночная тишина. Так продолжалось где-то пять минут, сигарета моя давно уже была выкурена, но досмотреть представление мне все-таки хотелось, поэтому в ход пошла вторая.

- Сань, ёпты, выходи, пойдем уже. – Голос Валеры уже был несколько встревоженным, все-же, друг не отзывался, хотя и было по звукам слышно, как его организм продолжает работать.

Через несколько мгновений из темноты двора донеслись страшные слова Сани.

- Ёбана, штанам пиздец. Валер, ёбты, помоги, я тут нихуя не вижу.

Валера поднялся по насыпи и скрылся в тех же кустах, который проглотили его товарища ранее. Надо сказать, что наш двор хоть и был богат на различные заросли и деревья, но природная туалетная бумага в виде лопухов в нем как-то не прижилась, Саню было искренне жалко.

Помню, как потом, в просвете между деревьев, через который кое-как было видно противоположный край двора и общагу, стоящую через дорогу, черными бесшумными силуэтами мелькнуло два тела, причем одно из них было без штанов, и только шум удаляющихся быстрых шагов как-то напоминал о произошедшем. Снова тихо запели птицы, порывами ночного ветра заиграла сирень, а воздух… что ж, воздух был испорчен. Я закрыл окно и сел назад к компьютеру, все-таки спать – это очень вредно, так мне тогда казалось.

Вывод из данного повествования могу дать невеликий – выбирай где гадить, а коль приспичило – береги штаны.

Зачем я все это написал? Да шут его знает, иногда хочется написать хоть что-то, пусть даже про гопников и говно.