История Бреста.102. Городские плантации. Проект "В поисках утраченного времени" от 29 апреля 2011. Часть 2.
(Это все НЕ МОЁ, а с сайта газеты Вечерний Брест.
(ВАСИЛИЙ САРЫЧЕВ http://www.vb.by/projects/oldbrest/)
Вещь необыкновенная! Статьи постепенно собираются, и выходят отдельными книгами.(Очень много неизвестных и трагических историй. Захватывает.)
Часть первая: https://pikabu.ru/story/istoriya_bresta_101semya_shendruk_ch...
С приходом в 1939 году советов отца Лиды Шендрук поставили директором зеленхоза. Членам компартии Западной Белоруссии, распущенной Коминтерном годом раньше, руководящих должностей особенно не доверяли, и назначение Владимира Шендрука было скорее исключением, чем правилом.
При немцах вывеска сменилась: зеленхоз стал именоваться городскими плантациями (в польском обиходе – «плантацие мейске», в немецких документах – Städt. Plantagen). Новый директор отца хорошо знал и оставил в зеленхозе в качестве простого рабочего. Владимир Шендрук фактически вернулся в свой польский статус, хорошо еще, что на него не показали пальцем новым властям.
14-летнюю Лиду тоже сюда устроили, что давало девочке не иждивенческую, а полновесную продуктовую карточку. Старшая сестра Валентина устроилась работать в столовую в бывшем Южном городке, а потом стала убирать у немецкого комиссара.
На городских плантациях работали девушки и взрослые женщины. Лида была самой младшей, и к ней относились тепло. На фотографии 1943 года запечатлена Зося Котовска, старшая сестра Стаси, которая 21 июня 1941-го танцевала в парке с красивым незнакомцем, оказавшимся немецким офицером, – мы описывали эту историю в одной из глав. Подпись на обороте снимка гласит: «На паменць Лидусьцэ, абы нигды о мне не запомняла».
Директором городских плантаций был поляк Станислав Неманд, проживавший на ул. Адольфа Гитлера (нынешней Ленина), 98. Над ним стоял немецкий шеф по фамилии Майнеке, как запомнилось Лиде на слух. Девочка видела его однажды, на католическое Рождество, когда огородник (т. е. бригадир) Григорий Сыч отправил девочку с корзинкой цветов к немцу домой в «колонию ужондничу» (ныне ул. Леваневского), где тот жил с женой.
Теплицы, оранжереи и открытые посадки находились там, где и сейчас: в районе речного порта (угол улиц Ленина и Интернациональной). В ведении городских плантаций были также «огроды» в Тришине, городском парке... На Волынке некто Вахович продолжал заниматься огурцами – его угодья тоже входили теперь в городские плантации. Он еще при Польше поставлял корнишоны в Тересполь, где их консервировали и продавали по всей Европе. Вахович рассказывал Лидиному отцу, как во времена сухого закона при закатке огурцов для американского экспорта в металлические банки вместе с корнишонами закрывали по бутылочке спирта...
Городские плантации выращивали цветы, рассаду, поставляли овощи к немецкому столу. В городе работали озеленительные бригады – подрезали деревья, разбивали клумбы, украшали Брест к немецким государственным датам.
Старшим огородником был Григорий Касперский, активно занимавшийся овощеводством при Польше. Теперь он сидел в основном в конторе, а непосредственно работницами руководил сорокалетний Григорий Сыч.
Для женщин он был Григорием или Гжегожем, для молодежи – дядей Гришей. Когда немцы приезжали за цветами или венками, он отправлял девушек в дальнюю оранжерею. А Лида, еще ребенок, оставалась на виду. Срежет цветы, уложит в букет – и снимает сливки: не было случая, чтобы немец не отблагодарил конфетой или не сунул в руку какую марку. Раз за цветами явилась немецкая телеграфистка, и у нее не оказалось чаевых – вышла из положения лучшим образом, подарив девочке серые форменные чулки. Удивительно прочные, Лида три года их носила.
Если надо было доставить по адресу букет или цветочную корзинку, дядя Гриша тоже отправлял Лиду. Ей это ничего не стоило. Но однажды натерпелась страху.
Бригада выполнила заказ на похороны гестаповского офицера, но нести все боялись. Как водится, снарядили Лиду. С большим красивым венком девочка вошла в здание на Линденштрассе (К. Маркса). Караульный пропустил, но как назло пробили часы обеда, и все направились в места столования. Лиде велели ждать. В коридоре возле каждого кабинета сидела непривязанная овчарка, и девочка целый час простояла у стеночки в этом зверинце. Здоровущие псы не давали пошевелиться и начинали рычать при малейшем движении затекшей рукой или ногой.
Когда обед наконец закончился, венок забрали и девочку отпустили.
Еще был случай с немецким летчиком, заказавшим на тридцатилетие своей пассии 31 гвоздику. Стояла пора, когда бутоны только начинали лопаться. Дядя Гриша велел срезать цветы и поставить в ведро возле топки, чтобы они раскрылись.
Наутро к указанному часу Лида понесла букет по адресу – в деревянный домик на углу нынешних улиц К. Маркса и Пушкинской, только чуть во дворе. Дверь открыла горничная в нарядном передничке и кокошнике, за спиной просматривались накрытые столики: фрукты, конфеты, печенье в вазах. Домработница взяла букет, и Лида повернулась уходить. Не успела дойти до калитки, как в спину раздалось: «Мэдхен! Мэдхен!» («Девочка! Девочка!»). Лида съежилась: что-то не так! А это летчик сделал большой куль и наложил с ваз разных вкусностей. Что тут скажешь: «Данке шён!» Вернувшись на работу, Лида с порога объявила: «Ставьте чай!»
Но чай чаем, а настроения были не в пользу нового порядка, особенно среди полек. Изготавливая венки, женщины пели, а когда не было заказов, ходили грустные, что никто из немцев не отправился на тот свет. Восточницы, командирские жены, которых здесь тоже хватало, свои чувства старались столь открыто не проявлять.
Про одну поговаривали, что она якобы была любовницей Берии. Небольшого роста, с оспинами на лице, дамочка явно набивала себе цену. Впрочем, по понятиям того Бреста была довольно экстравагантной: подкрашенная и с подколотым в волосы цветком.
Другую работницу, женщину лет 28-ми, всё вызывали немецкие солдаты. Являлись в свой обеденный перерыв к забору, отделявшему плантации от парка, и бросали камешек. Она потихоньку выходила, а по возвращении угощала всех «дропсами» (леденцами) и галетами. Женщина была из этих краев, но никаких подробностей о ней в бригаде не знали: держалась одна, всех сторонилась.
А однажды в один из таких выходов раздался выстрел. Потом ее смерть расследовали – прибыли человек пять немцев и на месте опрашивали директора и огородников. Молодым работницам дядя Гриша, как обычно, велел «уцекаць», раствориться по оранжереям. Обошлось: записав подробности, следственная группа уехала.
Женщины потом говорили, что погибшая болела нехорошей болезнью и заразила кого-то из солдат.
Продолжение следует.