0 просмотренных постов скрыто
Каким образом?
Времена меняются баян бл.
а спустя 3 дня...
Показать полностью
1
Ответ на пост «Времена меняются»5
Уварова топ, если правильно настроить.
На самом деле, сериал - очень классный.
В нем нет криминала, грязи, мерзости и пошлости, убийств, наркотиков. Милко, играя гея, не вызывает отвращение, а его фразы смешат весь сериал. Александр Воропаев играет отрицательного героя, но он человечный, настоящий.
2. Хорошие диалоги. Как рассказывали, большая их часть - чистая импровизация актеров. Фразы Малиновского, когда они придумывали план соблазнения Пушкаревой со Ждановым и фразы Милко - вообще смешат весь сериал. Вика, так вообще отжигает все серии, идеальная для нее роль.
3. Сериал жизненный и атмосферный, хорошо подобранный состав актеров.
Из минусов, немного смазали концовку и могли бы немного сократить, убрав многие растягивающие моменты.
Так что, тем, кто не смотрел - не пожалеете.
Ссылки, как снимали сериал и кому какие роли могли достаться.
Показать полностью
1
Времена меняются5
Показать полностью
1
"Рыба моя!"
Показать полностью
1
Ава Гарднер - подонки были ее уделом, но она всю жизнь искала идеального мужчину
Американская киноактриса, исполнительница главных ролей в фильмах «Убийцы» (1946), «Пандора» (1951), «Летучий голландец» (1951), «Босоногая графиня» (1954), «Смешанная кровь» (1956), «Ночь Игуаны» (1964) и др. В возрасте 65 лет ушла из кинематографа и жила в Лондоне.
* * *
Судьба Авы Гарднер в Голливуде была особенной. Сказочная красота делала актрису неким эталоном совершенства. Вообразите себе команды художников-гримёров, готовых избавить лицо или фигуру актрисы от всего лишнего, чем её наградила природа. Так вот, в случае с Авой Гарднер все они остались бы безработными.
Конечно, Ава не имела режиссёров-волшебников, поражённых её уникальными данными. И вообще можно сказать, что она не была ни дивой с большой буквы, ни актрисой, наделённой редким обаянием. Да, она играла, и играла неплохо, но всегда при этом чувствовалось, словно она и в самом деле была готова пожертвовать своей жизнью, а не изображала сцену из фильма…
Красота была её силой. Фильм «Убийцы» прославил актрису. Ава в нём играла уже свою двадцать вторую роль, успев стать звездой и первый раз выйти замуж. Это был великолепный чёрно-белый фильм, героиня которого обладала всеми чертами «роковой женщины», тип которой был столь распространённым в то время.
Её в те времена все сравнивали с античными изваяниями и называли самым прекрасным «зверем на свете», в жилах которого, однако, текла холодная кровь.
Родилась она в Брогдене (Северная Каролина), откуда перебралась в Нью-Йорк, чтобы стать служащей, но вместо этого заключила сразу на 5 лет контракт с «Метро-Голдвин-Майер». Это было неизбежно. Всякий, кто её видел на улице, в баре или в универсальном магазине, мог бы смело сказать, что её будущее — в кинематографической Мекке…
Голливуд и в самом деле не упустил возможности сделать из неё легенду. Для этого вскоре представилось два удобных случая. В 1948 году она снялась в фильме «Поцелуй Венеры», где изображала статую богини, ожившую благодаря любви. А в 1951 году участвовала в ленте «Пандора», в которой попытка сделать из Авы легенду была более удачной. Гарднер постепенно становилась дамой-мечтой. Мужчины умирали ради неё, она умирала ради своих избранников, полная огня и темперамента.
Ава сочетается браком с Фрэнком Синатрой, считавшимся в конце сороковых лучшим американским эстрадным певцом. Синатра — невысокий, худощавый, некрасивый — производил впечатление маленького потерянного мальчика, которого хотелось приласкать. Он и раньше весьма успешно использовал этот приём для обольщения, сейчас же ему даже не пришлось притворяться. Ава, у которой была добрая и щедрая душа, сразу же прониклась к нему жалостью, а известно, что от жалости до любви — один шаг…
Хотя Гарднер и выглядела настоящей аристократкой — узкое тонкое лицо, колдовские зелёные глаза, пухлые чувственные губы, роскошные тёмные волосы, прекрасная фигура — она так же, как и Синатра, происходила из бедной семьи.
В её облике было что-то от хемингуэевских героинь: увлекавшаяся, непостоянная, ни к кому не привязывавшаяся душой, она была настолько сексапильна, что не было мужчины, который не мечтал бы лечь с ней в постель.
До знакомства с Синатрой она уже успела дважды побывала замужем: сначала за актёром Микки Руни, а потом за известным кларнетистом, руководителем одного из знаменитых в тот период джаз-банд Арти Шоу. Среди её любовников был и неоднократно предлагавший ей руку и сердце Говард Хьюз — миллиардер, дружба с которым сохранилась у неё всю жизнь. (Он единственный, кто в декабре 1972 года, когда актрисе исполнилось 50 лет, прислал ей роскошный букет роз.)
Настойчивость Фрэнка победила. Позади остались бесконечные газетно-журнальные пересуды, развод Синатры. В 1951 году Синатра и Гарднер поженились.
Этот брак бросил тень на его кинематографическую карьеру, но, кажется, нисколько не повредил Гарднер, которая отныне прочно утвердилась в роли кинозвезды. Она снималась в фильмах «Снега Килиманджаро» и «Могамбо». Действие обеих картин развёртывается в Африке (с Синатрой Ава научилась колесить по всему миру). Актриса вынуждена была тут вступить в соперничество с Джин Харлоу, которая в фильме «Пощёчина» играла точно такую же роль за 20 лет до того тоже с Кларком Гейблом. Теперь Гейбл постарел, стал более покладистым: чтобы справиться с ним, не было необходимости обращаться к бурному темпераменту платиновой блондинки Харлоу. Брюнетка Гарднер тоже нашла подступ к нему, будучи агрессивной и сентиментальной, какой её и хотел видеть режиссёр Джон Форд. Ава писала в своих мемуарах, что «любая нормальная женщина просто не могла не влюбиться в Кларка». Гейбл был большим мастером улыбаться в усы — в своё время эта улыбка вскружила голову О'Хара.
В 1954 году Манкиевич в «Босоногой графине» дал Аве возможность создать её автопортрет. Этот фильм стал самым популярным у её обожателей. В него она перенесла эпизоды своей собственной жизни: бедное происхождение, мечты женщины и ранимую душу девочки, своё физическое совершенство и свою трогательную детскую ямочку на подбородке.
Первую годовщину свадьбы отпраздновали в Африке, где Ава снималась в «Снегах Килиманджаро». Накануне Рождества самолёт ДС-5 чартерным рейсом доставил на съёмочную площадку индеек, шампанское и Фрэнка Синатру, который наконец составил компанию жене и пел для всех присутствующих на праздновании Нового года.
Представляя на приёме супругов британскому губернатору Уганды, режиссёр фильма Джон Форд бесцеремонно обратился к кинозвезде: «Ава, будь любезна, скажи губернатору, что ты нашла в этом недоростке?» Гарднер за словом в карман не полезла: «Знаешь, для меня главное в мужчине не его рост, а член».
Гор Видал вспоминал анекдот, который рассказывал ему Сэм Цимбалист, продюсер фильма: «Съёмочная площадка была полна рослых ватусси — отважных воинов в набедренных повязках. Мимо как раз проходили Ава и Грейс Келли. Ава вдруг спросила Грейс: „Интересно, а правда, что у них такие большие члены? Ты когда-нибудь видала член у чёрного?“ С этими словами она потянулась и задрала повязку у одного из воинов. Наружу показался огромных размеров орган, а его обладатель расплылся в довольной улыбке. Грейс остолбенела. Ава же опустила набедренную повязку и, обернувшись к подруге, как не в чём ни бывало сказала: „У моего Фрэнка будет побольше“».
«Я была замужем два раза, но никогда так долго», — иронизировала она на устроенной в честь годовщины свадьбы вечеринке. Фрэнк вскоре уехал на съёмки фильма «Отсюда в вечность», где блестяще сыграл Анджело — итальянца, солдата американской армии, забитого насмерть в тюрьме, поразив всех убедительностью, непосредственностью и актёрской интуицией. Теперь перед ним открылась и стезя драматического артиста, ибо созданный им образ был увенчан «Оскаром».
Отношения между Авой и Фрэнком становились всё прохладнее. В 1956 году он приехал на съёмки фильма Стэнли Крамера «Гордость и страсть» в Мадрид, где жила Ава, до сих пор официально считавшаяся его женой, так как никто из них не побеспокоился о разводе. Но каждый из супругов был уже занят иной личной жизнью. Любовником Гарднер стал тореадор Луис Домингин. Именно он, наконец, представил её Хемингуэю. Теперь они вместе ходили на бой быков, причём отношения актрисы с писателем оставались чисто платоническими.
Гарднер устанавливала свои правила в любви, сама выбирала себе партнёров и в конце концов оказалась в полном одиночестве, потому что любовники остались в прошлом, а детей у неё из-за неудачного аборта не было. Роли стареющих аристократок, которые она играла до 65 лет, тоже приносили мало удовлетворения.
100 великих любовниц, Игорь Анатольевич Муромов, 2005г.
Показать полностью
КАК Я СНЯЛСЯ В «НЕ РОДИСЬ КРАСИВОЙ» / 2006 (из сборника "Дум-Дум")
Книга целиком здесь
В. Как тебе удаётся убедить их
продюсировать твои фильмы?
О. С помощью гипноза. Это лучший способ.
Мне кажется, молодые режиссёры больше
не снимают кино, потому что
не владеют гипнозом.
Педро Альмодовар. «Самоинтервью-1984»
«Пчелиная» линия отдавалась в мозгу потусторонними щелчками, потрескиваниями и прочими сомнительными прелестями мобильной связи. Далёкий женский голос трепыхался в динамике, как рыба, пойманная сенсорами глубинного эхолота.
— Назовите, пожалуйста, возраст, рост, размеры одежды и обуви, цвет и длину волос.
— 28, 178, 50, 44. Русые, короткие.
— Хорошо. Жду вас завтра в 20.00. Метро «Волгоградский проспект», первый вагон из центра, улица… — и то и дело прерывающийся женский голос произнёс адрес соответствующий, по моим представлениям, какой-то из окраин Москвы.
Я с облегчением нажал кнопку «отбоя» с утрированным значком телефонной трубки и вытер о штаны вспотевшую ладонь. Завтра мне предстоит попасть в качестве участника массовки на съёмочную площадку самого рейтингового на данный момент сериала в нашей стране «Не родись красивой».
Москва встретила площадью трёх вокзалов, крепким морозцем, снующей во все стороны разноплемённой толпой пассажиров, пряным запахом шаурмы и разгулом порнографии в формате DVD, выставленной на обозрение в витринах ларьков. В голове всплыли красочные картинки из телевизионных выпусков новостей: могучие бульдозеры с железным грохотом и лязгом давят очередную партию контрафактной продукции, а бодрый дикторский голос за кадром вещает о масштабных успехах борьбы с видеопиратством.
Сама киностудия расположилась в бывших гигантских цехах шарикоподшипникового завода. Двое крепких охранников на проходной сверили мой паспорт с каким-то списком и пропустили в святая святых — российскую «фабрику слёз» AMEDIA, студию, на которой в разное время снимались и снимаются такие популярные в нашем народе телепроекты, как «Адъютанты Любви», «Моя прекрасная няня», «Люба, дети и завод», «Кто в доме хозяин?» и прочая дрянь…
Женщина, с которой я накануне общался по телефону, оказалась приятной брюнеткой в вязаной кофте и мешковатых джинсах. Лет сорока пяти, с добрыми, невыспавшимися глазами.
— Здравствуйте, это вы Тимофей?
— Да… я.
— Проходите, пожалуйста, за мной, меня зовут Наина Германовна. Я бригадир массовки.
У Наины Германовны настойчиво завибрировал, затем густо забулькал и под конец разразился мелодичным треньканьем серебристый телефон-раскладушка. «Алло…» — приложила она телефон к уху и сделала знак следовать за ней. Кажется, звонил очередной желающий заработать. Наина Германовна, придерживая телефон плечом, стала что-то записывать на ходу в пухлый, обтянутый тёмным дерматином ежедневник. М-да… похоже, недостатка в кадрах здесь не случается.
В гулких коридорах бетонного здания бродил сильный сквозняк. Перед проёмами выстроенных из гипсокартона огромных съёмочных павильонов сидели, пили кофе, лежали вповалку, ходили, потирая озябшие ладони, люди обоих полов и всех возрастов. Массовка. Кто-то из них, судя по девушкам в вечерних платьях с уложенными на манер 18-го века причёсками и подтянутым парням в гренадерских мундирах и лосинах, уже был переодет для какого-то исторического фильма. Все они смотрелись здесь фантасмагоричным миксом из разных эпох со своими дымящимися сигаретами в зубах, цифровыми фотокамерами (чтоб хвастать перед знакомыми снимками, на которых они стоят в обнимку со «звёздами») и с пластиковыми стаканами.
Из двери в дверь поспешали, держа портативные рации в руках, бесчисленные гримёры, ассистенты, постановщики, звукари с невообразимой длинны держателями для выносных микрофонов и плейерами в ушах. Весь персонал студии был облачён в будто стандартизированные под военную форму штаны с бесчисленными карманами. Я только и успевал вертеть головой по сторонам и читать прикреплённые к одежде служебные бейджики с именами и родом занятий. Где-то на горизонте, в конце коридора, двое постановщиков толкали перед собой лакированную, отделанную изнутри красным бархатом карету в натуральную величину. В непритязательную дверь с чёрной буквой «М» проскочил рыжий Апполонов-Григорьев из «Иванушек International». Он-то здесь какими судьбами?
«Есть здесь кто-нибудь?» — спросила Наина Германовна, распахнув наугад, как мне показалось, одну из множества дверей. Пока ей что-то отвечали, я успел заметить на стене рядом с дверью «фирменную» фотографию — с брекетами — главной исполнительницы роли Катюши Пушкарёвой Нелли Уваровой и подпись «Костюмерная НРК». Те, кто следили за перипетиями судьбы героини фильма, наверняка, не раз задавались вопросом, почему у вполне симпатичных родителей «образовалась» столь уродливая дочурка. Ни дать ни взять, мама её по молодости грешила с алкашом-сантехником…
После того, как меня переодели в новёхонький, ещё с фабричной этикеткой, костюм складского рабочего и загримировали, Наина Германовна предложила мне пересидеть минут 20 в местном буфете, попить бесплатного кофе и поесть сушек. Ужин массовке не полагался.
В буфете за длинными столами сидели всё те же люди из персонала студии, поглощающие полноценный ужин из трёх блюд, и пара таких же массовщиков, как и я, восполняющих нехватку калорий сушками и кофейным гранулятом. Один из них был чернявым, лет тридцати, с перебитым в нескольких местах носом и в ярко-жёлтой синтепоновой куртке. Второй — губастый, стриженный под машинку. Только я сел за стол, как чернявый вдруг ни с того, ни с сего вцепился в меня бегающими глазками. Казалось, он изучает каждую пору на моём лице.
— В «Дом-2» хочешь попасть? — вдруг спросил он.
— Не понял…
— Я бригадиром там. Раньше в «Окна» людей набирал. Если хочешь, запиши мой телефон — придёшь на кастинг. Если пройдёшь, то главное первый месяц продержись, чтоб не выжили. Потом каждый день будешь по 50 баксов получать. Ну и кормёжка, жильё, естественно, бесплатные.
— А что они там за это ещё и деньги получают?!
— А ты почему, думаешь, они там уже год сидят, всех новеньких выживают? Халява! Я бы сам пошёл, сам бы всех на хуй выжил, да Ксюха Собчак не разрешила. Говорит, мол, ты там, Винсент, всех обставишь.
— А почему имя такое?
— Я венгр. Обрусевший. Уже 8 лет в России живу.
— М-м… а дом этот тогда кто строит?
— Таджики. Да его всё равно сиротам отдадут, как и первый. Там и жить-то никто не станет. Они же там всю природу вокруг засрали, на Истре. Местные жители в мэрию даже жаловались.
Пока Винсент говорил, я понял, почему у него сломан нос. В голосе его слишком явно проступали интонации застарелого педераста. Но в том, что он рассказал, я не сомневался ни секунды. За то время, пока мы сидели и пили кофе, я успел узнать от Винсента с Сергеем — так звали второго парня — всю подноготную отечественного кино- и телепроизводства в стране: и то, что Высоцкий с Шукшиным ходили на массовки; и то, что топовые артисты вроде Меньшикова получают 3000 долларов за один съёмочный день, а профессиональный массовщик, снимающийся в телепередачах и рекламе, — 1000 долларов в месяц (для особых экстремистов есть порно, где ставки уже от 250-ти долларов за день и никакого врачебного контроля насчёт венерических болезней); и то, что Эльдар Рязанов, когда просит переместить массовку, то говорит ассистенту: «…подкиньте мне говнеца на левый край!»; и то, что пару месяцев назад двое наших задушили по-пьянке третьего и теперь находятся под следствием; и то, что один из тех, что душил, трахнул в своё время ассистентку режиссёра прямо на площадке, пока съёмочная группа отлучалась на обед; и то, что купить липовый провинциальный актёрский диплом стоит 800 долларов; и то, что все истцы и ответчики на программах «Федеральный судья» и «Час суда» это тоже подставные люди; и то, что все митинги партии ЛДПР, да и других партий в Москве, тоже набираются из массовки потому, что нормальные люди на митинги не ходят с начала 90-х годов — им некогда, им деньги зарабатывать надо; и то, что одна бригадирша после съёмок новогоднего «Голубого Огонька» купила себе трёхкомнатную хату на Тверской, заплатив людям впятеро меньше выписанной ей для этой цели суммы; и то, что у Смоктуновского не было актёрского образования, а он вона куда скакнул… В общем, когда подошла моя очередь сниматься, я уже вполне ощущал себя ветераном актёрского цеха, прошедшим огонь, воду и медные трубы.
Моей задачей в кадре было изображать рабочего, якобы освобождающего от всякого хлама помещение под новый офис для главной героини. Первое правило «массона» — не светиться. Иначе в следующий раз не возьмут. Поэтому я поглубже надвинул на глаза выданную мне в костюмерной форменную синюю кепку и стал делать вид, что с трудом поднимаю и ставлю на письменный стол пустые картонные ящики из-под оргтехники. Названия фирм на коробках и логотипы были заклеены непрозрачным скотчем. Мой напарник, молодой строитель из Подмосковья Валера, переодетый в такую же униформу, как и я, объяснил мне, что это нужно, чтобы фирмы производители товаров не подали на телекомпанию в суд за использование их имиджа. Валера в кадре занимался тем, что выносил эти самые пустые коробки из офиса, изображая, что у него трясутся руки от напряжения. Я же, в свою очередь, поминутно вытирал рукавом со лба несуществующий пот и с шумом выпускал воздух сквозь плотно сжатые зубы. Главные герои, между тем, стоя в дверях этого «виртуального» офиса вели какой-то диалог, из которого я не запомнил ни слова. Я слишком был поглощён ролью и боялся сделать что-нибудь не так. Одним словом, со стороны это походило на плохо сварганенный каким-то шизофреником лубок. Но за этот лубок наш народ готов платить собственным убитым перед экраном телевизора временем, а рекламодатель рублём. И немалым.
Мы сделали парочку дублей, в течение которых я уже составлял коробки назад — со стола на пол, а Валера заносил свои обратно. После чего режиссёр пожал нам руки и отпустил с миром. Мы пошли переодеваться.
От Наины Германовны я получил честно заработанные 500 рублей. Хотел было попрощаться со своими вновь приобретёнными знакомыми, но их, и ещё человек 50, уже погнали загружаться в стоящий у подъезда автобус. Им предстояла 12-часовая съёмка в ночном клубе. Они должны будут изображать танцующую и веселящуюся дискотечную толпу — естественно, без музыки и без единого звука, так как голоса актёров в таких говённых телеподелках записываются напрямую, а не в студии. Так что я ещё подумал, что легко отделался.
Купив на Ленинградском Вокзале горячую шаурму и бутылку пива, я прыгнул в отбывающую тверскую электричку на 22.10. За моей спиной со свистом захлопнулись автоматические двери. Стоя в промороженном тамбуре и зажатый со всех сторон, точно сигарета в плотно упакованной пачке, едущим с работы людом, я ел шаурму, запивал её ледяным пивом и размышлял о превратностях судьбы, забросившей меня, словно шпиона-диверсанта, в самое сердце российской телеиндустрии. Я чувствовал себя, как модерновый гоголевский персонаж, мчащийся в Никуда в самом нутре железной Птицы-Тройки со скоростью 70 км/час. Куда ты мчишься, Птица-Тройка? И куда мчусь я?…
***
После станции Подсолнечная народ резко схлынул. В мгновенно опустевшем вагоне остались только пьющие водку торговцы-«челноки» с непомерными полосатыми баулами и несколько бомжей, умудрявшихся даже при такой низкой температуре облагородить пространство своим фирменным амбре. Я перебрался на одно из освободившихся сидений. Лёг, подложив под голову рюкзак и натянув на глаза шапку. Постарался уснуть.
Где-то минут через 40 тряской и почти безостановочной езды сквозь студёную темень я уловил в вязкой структуре сна нелепые звуки. Звуки шли от дверей в тамбур. Они походили на нутряные завывания сибирского шамана, перекрученные в какой-то дикий клубок с фальшивящим сопрано Монсерат Кабалье. Я нехотя приподнялся на сиденье и поискал глазами источник. Им оказалось существо настолько удивительное в данной обстановке, что… что я даже не смог удивиться.
Передо мной стоял человек одетый в заношенную до дыр байкерскую куртку, серую, примерно того же возраста, толстовку с капюшоном, лоснящиеся от житейского сала штаны, заправленные в армейские берцы. Всё бы ничего, если бы существо не было негроидной расы. Скорее мулатом. Я ещё вдруг подумал, что оно слишком юное, чтобы быть одним из случайных детей Московского Фестиваля Молодёжи, который проходил во времена «хрущёвской оттепели» и оставил после себя богатый урожай детдомовцев по всему Советскому Союзу.
Вышеописанные звуки вылетали из ротового отверстия существа. Я пишу «существо», потому что до сих пор пребываю в неведении относительно его пола. Губастое, с замороженной до состояния оливковости кожей, при одном взгляде на которую хотелось засунуть его целиком в доменную печь и держать там, пока не оттает, оно переминалось с ноги на ногу и пыталось исполнять… Угадайте что! Старинный русский романс «Соловей». «Гнесинкой» там, конечно же, и не пахло. Зато пахло каким-то истончённым до бескрайней эротичной чувственности человеческим теплом, несмотря на всю брутальность окружающей обстановки. Какой-то запредельной меланхолией пахло, лившейся, казалось, с самых небес. Из бесподобных райских кущ лившейся, так их разэтак… А может я слишком устал и засентиментальничал, запав на чрезмерную гротескность всего происходящего?
Этот бомжеватый, продрогший до костей, кучерявый подросток (девица?) с неверно бросающимся из тональности в тональность, но проникновенным до одури голосом, эта полупустая, несущаяся на всех электрических парах, электричка, эти пьяные, уже вконец осоловевшие «челноки», эта хлёсткая мгла за окном…
Но внезапно нахлынувшее «чувств высокое стремленье» также внезапно и рассеялось. Вслед за новоявленным «акыном» в вагон из тамбура ввалились два умирающих от смеха и еле стоящих на ногах быдлана. Один из них держал в руке полуторалитровую баклаху пива и пытался заснять мулата на мобильник со встроенной видеокамерой. У него это не очень получалось. Его крохотный мозжечок плавал в залитом под завязку алкоголем миниатюрном бассейне черепной коробки. Второй ублюдок комментировал происходящее в свою мобильную тарахтелку. Видимо, кому-то из таких же, с оскоплённым интеллектом, корешей:
— Прикинь, у нас тут такое муйлО по электричке ходит! Мы тебе после покажем. Можешь уже подъезжать к вокзалу. Через 20 минут приедем, мля…
Мулат (ка?) тотчас замолчал и не спеша, с покорностью, не лишённой достоинства, побрёл в следующий по ходу движения вагон. Не уверен, что ему подавали хоть какую-то мелочь и в предыдущих. Бычьё же, по видимости, подустав от преследования подопечного, плюхнулось жопами на противоположный от меня ряд скамеек. Стало привычно соревноваться друг с другом новомодностью скачанных из Интернета рингтонов и курить. Наверное, Редкинские…
Я лёг назад на скамью и снова попытался заснуть.
Проснулся от несильных, но настойчивых ударов ментовской дубинки по голеням.
— Конечная. Документики предъявим…
Менты наскоро просканировали мой паспорт с тверской пропиской и отпустили.
В полусне я вывалился на перрон. Он был мрачен и пуст. Только ветер кружил ленивой крупчатой поземкой над отпечатками обуви.
Пассажиры электрички уже давно спустились в подсвеченный белыми огнями каменный зев перехода. Метрах в сорока впереди быстро-быстро перебирала ногами по платформе лёгкая фигурка странного ночного певца-андрогина. Я догнал. Украдкой сунул в руку сложенную вчетверо десятирублёвку.
— Это вам за песню.
— Спасибо...
Показать полностью
1