Эй, толстый! Пятый сезон. 21 серия
Что-то странное произошло с Башировым, когда он поредевшими в ходе сегодняшних событий зубами вцепился в ногу Фантомасу. Как будто перещелкнулся какой-то внутренний выключатель.
И после этого перещелкивания Баширов осознавал собственный разум, как гадостный темный сортир, в котором вдруг вспыхнул свет. И стало видно все безобразие – брызги, бурые потеки, а вон кто-то мимо унитаза навалил.
Это было зомбачество. Гадостное ощущение. Не особо приятней вращения барабана.
А сейчас оно вдруг ушло. Это значило, что где-то там у Петрова встал хуй и тем самым установил дроч-канал телепатической связи, и по этому каналу забрал себе зомбачество. Так что сейчас зомби – снова Петров. А Баширов – опять человек.
Освобождение от зомбачества сопровождалось необычайно приятным ощущением. Это была упоительнейшая эйфория, Баширов чувствовал в себе некий странный сверхразум, который давал способность смотреть на все происходящее с высоты.
Увидеть глазами Петрова Баширов в этот раз смог очень немногое. Запомнились лишь алые вертикальные буквы, образовывавшие бессмысленную надпись «ЦНЭК» или «ЦЭНК». Видение было мгновенным и ускользнуло так же стремительно, как и появилось.
И с этой высоты он видел стелсов. Отчетливо. Странно, что он их раньше не распознал. Вон же один, а вот второй. И они сейчас уебут того Баширова, который остался внизу.
– Стойте! – крикнул Баширов. Вроде, как сделал это сверху, а получилось снизу.
Ни на что больше не было времени, только на вот этот короткий выкрик – «стойте!»
Фантомас вскинул ладонь. Стелсы замерли – зловещие, как воины-ниндзя. Только хуже. Потому что невидимые.
– Я больше не зомби! – сказал Петров.
– Это как же так? – спросил Фантомас. – Обычно эта песня навсегда остается с человеком. А ты вдруг – раз такой кудрявый-немазанный – и от зомбачества излечился, а? Может, и от СПИДа можешь?
– СПИДа не существует, – сказал Баширов то, что знали, в принципе, все.
– Ну, допустим, – прищурился Фантомас.
Баширов всем сознанием вновь оказался у себя в теле, и так получилось, что он стоял на коленях, будто провинился. Хотя, посмотрим правде в глаза, если кусание за ногу начальства не есть провинность, то что тогда?
– И скажи мне этот способ, – приказал Фантомас.
– Петров зомбачество забрал. А до того – я от него.
– Откуда оно вообще взялось, долбоебы?
– Петров же по канализации съебывался, – Баширов с какой-то легкостью выкладывал все, словно от сыворотки. Хотя пока он барахтался в черном безумии, его могли и уколоть. – И там с зомбаками сцепился. Ну, вот и погрызли его.
– И откуда ты это знаешь? – спросил Фантомас.
– Так между нами канал образовался, – как о чем-то очевидном сообщил Баширов.
– Телепатический?
– Ну, наверное.
– И от чего он возникает?
– Оттого, что у Петрова встает хуй.
– Мда, – словно бы даже разочарованно сказал Фантомас. – Вы такие убогие долбоебы, что и канал у вас установился самый простой и грубый.
– А что, по-другому, что ли, можно было?
– У всех по-другому. У кого-то на определенный запах телепатия вырабатывается. Или на вкус. Или на строчку в газете. А вы, значит, на дрочке зателепали. Долбоебы, что можно сказать.
– Так такое не только у нас? – ошарашенно спросил Баширов.
Фантомас только скривился.
– Большинство за год друг с другом телепать обучаются. А вам больше двадцати лет потребовалось. И вот наконец-то один придурок подрочил хуй – и вот оно. Вы двоечники! Позор подразделения, если хочешь знать.
– Но, Фантомас Фантомасыч. Я же пытки выдержал. Петров же ускользнул
– Это слишком ничтожные основания, чтобы оставлять вас в живых, долбоебы. Вот, – Фантомас указал на стелсов, – молодая шпана. Четкая, исполнительная. Следов не оставляет, на территории стратегических партнеров не лажает. А вы двадцать лет не могли канал настроить. Но то, что вам это все-таки удалось, это признак того, что вы все-таки небезнадежны, долбоебы. Наконец-то, после долгих лет – прогресс. И вот этот прогресс и заставляет меня задуматься о том, чтобы оставить вас в живых. Возможно, вы – не совсем отработанный материал.
«Жить! Я буду жить!» – думал Баширов, поедая Фантомаса взглядом.
– Но, как истинные долбоебы, вы умудрились все испортить, – продолжал Фантомас. – Вы пропустили в этот канал связи вирус. И теперь он кочует между вами, от одного к другому, и обратно.
– А что же делать? – спросил Баширов. – Должен же быть какой-то способ.
– А способ есть, – сказал Фантомас. – Только вам он не понравится.
– А вдруг, Фантомас Фантомасыч?
– Один из вас должен умереть. Тот, в котором на данный момент будет зомбачество.
– Это Петров, что ли?
– Необязательно, – сказал Фантомас. – Можешь умереть и ты. Мне без разницы. Мы можем решить эту проблему очень легко – подрочи хуй, возьми себе зомбачество, тебя быстро и эффективно задвухсотят. И, собственно, все. Спасешь Петрова. Согласен?
Следовало бы сказать «да», но Баширов словно бы завис. Он не мог сказать ни да, ни нет. Если надо будет – он за братуху Петрова жизнь отдаст. Без всяких разговоров. Но в данной конкретной ситуации почему сдвухсотиться должен именно Баширов? Это он, что ли, зомбачество подцепил? Пусть тот, кто подхватил эту хуйню, сам с ней и разбирается. Да. Хотя и ох, как неправильно было так думать! Нет, Баширов может, конечно, за товарища… Но если товарищ сам накосячил, то какого, спрашивается, хуя должен подставляться Баширов? В общем, и так неправильно, и этак. Хуй его знает, как быть.
– Ну, и? Что надумал? – спросил Фантомас.
– Не знаю, Фантомас Фантомасыч.
– Вот и я не знаю. Я вообще думаю: пусть победит сильнейший, а? Или все решит случай.
– Это каким образом?
– Дуэль вам устроим. И тот из вас, который будет в нужный момент человеком, должен будет прикончить того из вас, кто будет зомбаком. Так будет честно, да боец Баширов? Поэтому давай без фокусов скажешь нам, где находится Петров, и мы как можно скорее решим этот вопрос.
Баширов не знал ничего. Ну, почти. Но даже это «почти» он не хотел озвучивать. Как-то не по-людски это было. Теперь-то он понимал, что произошло сегодня. Это было списывание в утиль старичья. Как там, в том фильме? «Старикам здесь не место». Пришла, блядь, молодая шпана в костюмах невидимок, двухсотить стариков. Пиздец! Но можно было выжить.
– Ну? – сказал Фантомас. – Я долго буду ждать? Через пять секунд я прекращаю разговор. Мы скормим тебе таблеточку виагры, у тебя возникнет эрекция, тут же к тебе вернется зомбачество, ребята тебя задвухсотят, и всех дел.
– ЦНЭК, – сказал Баширов. – Вертикальная большая надпись. Это все, что я знаю.
– Хорошо, – сказал Фантомас. – Этого пока достаточно.
– ЦНЭКов слишком много, – впервые сказал один из стелсов. – Это означает Центр независимой экспертизы качества. Они есть в каждом округе.
– Было ли там обозначено название округа? – спросил Фантомас.
– Нет, – ответил Баширов. – Большие вертикальные буквы.
– ЦНЭКи – заведения слишком незначительные, чтобы писать себя аршинными буквами, – сказал Фантомас. – Значит, здесь какая-то ошибка. Может быть, буквы расположены в другом порядке? Например, ЦЭНК?
– Есть ЦЭНКИ, – отозвался один из стелсов. – Центр эксплуатации объектов наземной космической инфраструктуры, улица Пруд-Ключики.
– Есть изображение здания?
– Да. Вижу вертикальную надпись, большими буквами.
– Значит, Петров там. Спасибо тебе, боец Баширов.
– Товарищ командир, – замялся Баширов. – А можно задать вопрос?
– Ты сегодня задавал вопросы и не спрашивал разрешения. Валяй.
– Я же вас покусал, Фантомас Фантомасыч! Почему вы не паникуете? Почему вы такой спокойный? Вы же можете тоже стать зомбаком?
– Это зависит от того, кем ты был в момент укуса. Если зомби, то я – заражен. Если нет, то мне повезло. Только и всего.
– Но почему вы так спокойны?
– А стоит ли волноваться? Считай меня Фантомасом Шрёдингера.
– Это как? – удивился Баширов.
– Был такой математик, Эрвин Шрёдингер. Он разработал такой эксперимент. Поместил в герметичный ящик кошку, совсем немного радиоактивного вещества, реле и колбу с синильной кислотой. Ящик со всех сторон сделали непроницаемым. Если хоть один атом радиоактивного вещества распадался, на излучение срабатывало реле, которое разбивало колбу с синильной кислотой. Радиоактивный атом необязательно должен был распасться, но и это тоже было возможно с вероятностью 50 на 50. Стало быть, с той же вероятностью кошка могла быть живой и мертвой. Отсюда последовал парадоксальный вывод: кошка Эрвина Шрёдингера была одновременно и жива, и мертва. Так же и я – одновременно зомби и не-зомби. Понимаешь?
– Нет, – признался Баширов.
– Эх ты, долбоебушка, – сказал Фантомас.
Теперь-то Баширов его узнавал. Но отцом родным Фантомас уже не воспринимался. Он стал чужеродным, не-своим. И вот эта чужесть пугала больше всех стелсов вместе взятых.
***
Петров и в человеческом обличье не блистал быстротой ума, а став зомбаком, и подавно стал соображать туго, со скрипом. Мысли причиняли боль. Лучше было вообще без них. Мысли были как гнойная река в живом теле.
И когда Петрову в рожу хлестанул фонтан горячего говна, киллер растерялся. Ему разъедало глаза. А став полумертвым долбоебом, Петров их еще и потер. Так что на какое-то время он ослеп. В глаза как надавили вонючего шампуня. И Петров изнемогал от боли.
Хлопнула дверь, из автомобиля выпало что-то очень тяжелое, следом что-то хлынуло. И снова хлопнула дверь.
Петров расшифровал эту череду звуков как то, что Жирный рискнул съебаться из машины, открыл дверь, выпрыгнул, а за ним хлынул его понос, течение которого Жирный остановил, снова захлопнув дверь.
– Пиздец тебе, зловонная свинья, – пропел Петров почему-то голосом Михаила Боярского.
А затем совершил новую ошибку. До того ошибкой было тереть глаза правой рукой, которая вся была в говнище. А дальше Петров накосячил уже и левой. В ее ладони болтался какой-то конус не конус, хуйня не хуйня. С металлическим колесиком. Петров пальцем быстро провернул колесико.
И тут же раздался взрыв. Лицо Петрову ошпарило огненной волной, загорелись волосы, одежда.
– Ыаааааа!!! – страшно завопил Петров, колыхаясь в огненном озере.
Горело все – щетина, ресницы, волосы в носу.
Петров нащупал ручку и открыл дверь. Пламя тут же погасло. Его словно выдуло прочь.
А Петров вывалился из машины. Под ливень. И вода была блаженством. Петров дополз до ближайшей большой лужи и стал в ней с наслаждением валяться. В луже была холодная грязь, и Петров обмазывал ей свое раскаленное тело.
Тупым зомби-разумом он понимал, что в салон «киа» либо влетела шаровая молния, либо от огонька зажигалки сдетонировал пердеж Жирного. Скорее, конечно, второй вариант.
«Жирный! – вспомнил Петров. – Надо его задвухсотить. За что? Хуй вспомнишь. Просто надо. Потому что зловонная свинья с вкусными засаленными мозгами».
– Ыыыыуууаааа!!! – взревел Петров.
Водой из лужи он промыл глаза от говна и смог оглядеться.
Жирный, сотрясаясь всеми складками, удирал в направлении забора на противоположной стороне.
– Зловонная свинья должна сдохнуть! – заорал Петров.
В этот момент недалеко от ЦЭНКИ (все-таки так правильно называлось здание на Пруд-Ключиках) ударила молния. Практически тут же, вышибая перепонки, грохнул гром.
– Ыыыууууаааааа! – орал Петров.
Он вытянул себя из лужи, поднялся сначала на четвереньки, а потом на ноги которые, конечно, болели, но боль казалась очень далекой, почти не существующей. Петров пошел за зловонной свиньей.
ШАГ! Поймай! ШАГ! Растерзай! ШАГ! Сожри мозги!
Поймай! Растерзай! Сожри!
ШАГ! ШАГ! ШАГ! ШАГШАГШАГШАГШАГШАГШАГ!
Постерзай! Растержри! Постерсзастерзайсержри! ЫУААААААА!!!
Петров догонял. Зловонная свинья перед ним визжала, падала в грязь, теряла скорость.
Скоро! Уже совсем скоро!
– Ыыыыааааауууууу!!! – завывал Петров, лохматя ногами грязь.
– Ыыыыаааауууу!!! – принеслось вдруг в ответ. – Февефов!
«Что?» – опешил Петров.
Откуда ни возьмись, перед ним выросло семь жутких уебищ. Они вышли из струй дождя, из жидкой грязи. Евгений Александрович где-то окончательно потерял свой скальп, и в кровавой голове у него что-то уже копошилось – то ли насекомые, то ли капли дождя давали такой эффект. Рядом стоял Дима, пускал изо рта пузыри из говна и крови. Один из бурых пузырей надулся размером с человеческую голову, лопнул. Дима захихикал. За этими двумя стояли еще пятеро. Это были зомби-гастарбайтеры.
«Это пиздец», – понял Петров. Но стало почему-то весело. Петров понял, что пиздиться с ними будет до последнего. Новорожденный зомби это предвкушал.
– Я вам так просто не дамся, говнорожие! – заорал Петров!
– Ыыыааауууу!!! Февефов! Февефов! – ревели уебища.
А затем снова что-то произошло. Над головой Петрова – прямо в поле зрения – вдруг искривилось небо. Оно стало какое-то, словно отраженное в зеркале. И из этого искривления пространства вдруг посыпались, заструились пулеметные очереди. Та-да-да-дам! Вот одна их очередей размочалила брюхо Евгению Александровичу, и тот побежал прочь, разбрасывая кишки. Вот отлетела голова у Димы. Вот зомби-гастарбайтеры стали валиться, смешно подлетая, как расстреливаемые охотниками степные суслики-столбики.
А потом над головой у Петрова что-то заревело, зашуршало. Его подхватили крепкие, невидимые руки. Затем он оказался в кабине вертолета. И все понял.
Стелсы все-таки настигли его.
***
Жирный застыл и не мог пошевелиться.
«Что это было?» – спрашивал он себя. И не находил ответа.
Сначала за ним погнался Петров. И это было дико стремно. Но тут на Петрова напали зомби. А тех расхуячили в клочья гуманоиды-невидимки.
«Но, блядь, я-то здесь причем?» – пытался понять Жирный.
Впрочем, было очевидно, что каким-то образом Жирного пронесло мимо полного пиздеца.
Полный неосуществившийся пиздец ускорил течение Саниной мысли, как сильный ветер превращает морские барашки в девятый вал.
Сначала Саня понесся к машине. Он открыл переднюю дверцу. Пакеты с одеждой из «Смешных цен» были внутри. Одежда была, на первый взгляд цела. Чуть пованивала говном, где-то приобрела пропалины. Но не суть. Это было куда лучше, чем нынешний, промокший и грязный наряд.
Переодеться Жирный решил не здесь, а вон в тех кустах у забора.
До кустов он добрался как-то очень быстро. И когда он снял штаны, его осенило. Саня взял телефон, включил камеру и сфотографировал свое тело ниже пояса. Фотографией остался доволен. Виден был писюн, жировые складки и совсем не было титановых трусов.
Саня знал, кому отправить это фото. Кто заскрежещет зубами и запрыгает до потолка. У-ха-ха!
Саня вошел в мессенджер и понял, что у него трясутся руки. Но фотографию все-таки отправил.
«Сообщение для Зоя Смирнова отправлено», – появилось оповещение.
«Что? – опешил Жирный. – Какая еще нахуй Зоя Смирнова?»
Саня похолодел, но ничего не происходило. Зоя молчала.
«Ну, сейчас-то я не промахнусь!» – подумал Жирный. Но тут вблизи грохнул раскат грома, толстый палец скользнул вниз.
«Сообщение для абонента Ксяня отправлено», – сообщил телефон.
Вот теперь Саня похолодел по-настоящему. Явно фото его писюна сейчас улетело к неведомой однокурснице. А может там целая толпа придурков? Теперь Жирному хоть в институт не ходи. Впрочем, он и так уже давно туда не ходил.
«Вау! – пришел ответ от Ксяни. – Жжош, чувак!»
Жирный густо покраснел. Вот как ей теперь объяснить?
«Это точно твой хер? – сыпала вопросами Ксяня. – Слушай, я по телеку видела, на тебе трусы были железные. Ты их снял? Что это вообще за трусы-то? Эй, Саня!»
Саня закрыл окошко этого чата. С третьего раза фото должно было улететь по правильному адресу.
«Абонент Глист!» Чпок! Отправлено!
Саня успел уже полностью переодеться, когда пришла куча посланий от Ксяни, которые не надо было читать. И одно – от Глиста.
«Когда это снято?» – спрашивал этот олигарх.
«Прямо сейчас», – ответил Саня.
«Пиздишь!»
«Нет».
«Где ты находишься?» – спросил Глист.
Саня сказал.
Продолжение следует...