Девятый, восьмой, седьмой…
Грудь жжёт, лёгкие разрываются, ноги подкашиваются. Несколько раз он едва не упал, но каким-то чудом удержался на ногах.
Девятый, восьмой, седьмой…
После десятого круга, больше не в силах бежать, он остановился и сел рядом с заваренной трубой мусоросброса. А после, бессильно застонав, уткнулся лицом в колени.
«Как же так получилось, что он влип, в такое дерьмо, а?!»
В спину вдруг потянуло стылым, пробирающим до костей холодом, а в плечи впились костлявые пальцы.
— Не просто в дерьмо… — щёку обдало тошнотворно-зловонное дыхание. — В очень, очень глубокое и вонючее дерьмо. Настолько глубокое, что тебе не выбраться.
Он испуганно рванулся, изворачиваясь всем телом, стараясь увидеть, что притаилось за спиной.
Пусто. Не было никого, и быть не могло. Позади лишь бетонная стена, окрашенная в блёкло-синий цвет, и чуть слышно поскрипывающая на сквозняке створка окна.
С одноклассником Лёха встретился на небольшом мостике, перекинутом через мелкую и вонючую речку-срачку.
— Здорово, Костян, — Лёха протянул однокласснику руку, и, отметив, как тот поморщился от панибратского обращения, усмехнулся.
Лёха Пономарёв, прозванный «Пономарём», не любил Костю Зубова. Не испытывая симпатии к однокласснику, Лёха тем не менее никогда его не третировал, не обзывал и не отнимал карманные деньги. Он его просто не замечал. Ну, был такой персонаж в их классе — тютя-матютя, которого всякий пацан, желающий самоутвердится, считал своим долгом задеть. Словом, делом — без разницы, лишь бы побольнее. Уж больно противный у Кости был вид: маленькие глаза за толстыми линзами очков, оттопыренные уши, вечно сопливый нос и выпирающие кроличьи зубы. Из-за них Костю и прозвали, сначала «Зубастиком», потом просто «Зубом». И запах — от него вечно несло прокисшей капустой, мокрыми тряпками и крысиным дерьмом.
«Пономарь» не видел Зубова лет семнадцать, с выпускного. Ох уж этот выпускной: водка, разбавленная тоником, музыка и танцы. «Пономарь» его никогда не забудет. Забудешь такое! Лёха хмыкнул, вспомнив, как распечатал после выпускного первую красавицу класса и недотрогу Юльку Демченко.
— А, что? Прости, Костян, — отвлёкшийся на сладкие воспоминания Лёха пропустил мимо ушей сказанное одноклассником.
— Не Костян, а Константин Алексеевич, — скривив тонкие губы, повторил Зубов.
— Хм… — Лёха хмыкнул, опуская так и не пожатую руку. — А, Константин, тебя устроит? Ты мне никто, чтобы тебя по батюшке величать.
— Устроит, — нахмурил белёсые брови одноклассник.
За прошедшее время «Зуб» сильно изменился, стал совершенно другим человеком. При случайной встрече, «Пономарь» ни за что бы его ни узнал. Аккуратная стрижка вместо торчащих во все стороны, слипшихся сосульками волос. Дико уродливые, словно позаимствованные у старухи очки сменились тонкой и стильной, золотистой оправой со стёклами-хамелеонами. Исчезли выпирающие вперёд сероватые кусалки. Вместо них у Константина, мать твою, Алексеевича, во рту красовались ровные — один к одному — белоснежные зубы. И пахло от него не ссаными тряпками, а острым и терпким, незнакомым Лёхе одеколоном.
Да и прикинут одноклассник был не в пример лучше, не то что себя прежнего, а и теперешнего Лёхи. Дорогое пальто поверх элегантной пиджачной пары и идеально начищенные туфли, против изрядно пошарпанной парки, мятых джинс и грязных кроссовок «Пономаря».
«Зуб» позвонил вчера с предложением встретиться. Лёха хотел послать его куда подальше, но одноклассник туманно намекнул, что знает о проблемах «Пономаря» и может помочь их разрешить.
У Лёхи действительно были проблемы, причём такие, что для их решения он был готов встретиться с кем угодно — хоть с дьяволом, хоть с чёртом морским, не говоря уже о чухане-однокласснике. Не такой, выходит, одноклассник и чухан . Нынче на его фоне чуханом выглядел как раз Лёха.
Костян молчал, глядя куда-то мимо Пономарёва. Помалкивал и Лёха, ожидая слов собеседника. Наконец, одноклассник не выдержал.
— Дело есть, — процедил он.
— Тебе что, неинтересно? — Костян всё-таки посмотрел на «Пономаря».
Взгляд его Пономарёву не понравился, сквозило в нём презрение и что-то такое, что интерпретировать Лёха не смог, и это его насторожило.
— Почему же, очень интересно.
Скучным тоном ответил он и, облокотившись на перила, достал из кармана сигаретную пачку.
— Жду, когда ты к сути перейдёшь. Мне так-то от тебя ни хрена не надо, это ты позвонил, встречу назначил.
— Так, значит? — в глазах Зубова вспыхнул недобрый огонёк, заставивший Лёху, напрячься ещё сильнее.
— Так… — Лёха принялся подкуривать, стараясь выгадать время для обдумывания. Нынешний «Зуб» ему совсем не нравился. — Или ты думал, я при виде тебя бухнусь на колени с радостным воплем: «Спасибо, спаситель мой, спасибо, благодетель, что хочешь избавить меня от проблем?»
Лёха выпустил из ноздрей две длинные струи дыма.
— Ну, излагай чего хотел, или давай — до свиданья.
«Зуб» пожевал губами презрительно, но тему не свернул.
— Слышал я о твоих проблемках с деньгами, точнее… — он глумливо подмигнул. — Больших проблемах. Могу помочь.
— С чего такая забота, о делах моих сущных? Мы вроде с тобой никогда дружбанами не были.
— Так, я не благотворительность тебе предлагаю, а сделку. Ты помогаешь решить проблему мне, я — тебе. Тебе же бабосики нужны и срочно.
— Да? — теперь уже Лёха глумливо усмехнулся. — Сколько мне надо, тебе и во сне не снилось…
— Пол-ляма, — перебил Лёху «Зуб», — плачу пол-ляма.
Ухмылка сползла с Лёхиного лица.
— Повтори, — он щелчком отбросил наполовину скуренную сигарету и тут же полез за другой. Но придержал себя, не надо показывать «Зубу» свою заинтересованность.
— Да, и за что? Завалить, что ли, кого надо?
Лёха так разнервничался, что всё-таки достал сигарету и прикурил,
— К-х-м, — «Зуб» кашлянул, стрельнул глазами по сторонам и, придвинувшись к Лёхе, невнятно шепнул. — Ну, убрать…
— Стопэ! — Лёха прижал кулак к его губам.
После быстро оглянулся. Никого.
— Заткнись и делай, что сказал! — Лёха оправил сигарету за перила. — А то сейчас следом полетишь.
Развернув Зубова к себе спиной, он принялся быстро, но тщательно его обыскивать.
— Ты чего? — Костян попытался возмутиться и сбросить с себя Лёхины руки, но, схлопотав по почкам, смирился.
Закончив с обыском, Лёха развернул «Зуба» к себе лицом, радостно отметив, что презрения во взгляде одноклассника изрядно поубавилось. Его долю занял страх.
— Телефон давай, — Пономарёв требовательно протянул руку.
— Зачем? Не дам! — в глазах Костяна плескался уже откровенный ужас.
Бинго! «Пономарь» зло ощерился, под давлением вместо вполне себе обеспеченного бизнесмена, владельца маленькой, но чертовски прибыльной IT-компании, Лёха, прежде чем пойти на встречу, пробил, кто такой нынче Константин Алексеевич Зубов, вновь появился всеми задрюченный «лошок», у которого пытаются отжать деньги, или отобрать телефон.
— Не дашь — развернусь и уйду.
Дрожащими руками Костян выцарапал из внутреннего кармана дорогущий смартфон и протянул его Лёхе.
«Пономарь» схватил телефон, брякнул его о перила, с радостью наблюдая, как по экрану разбежались трещины, а после запустил подальше в речку.
— Теперь, — Лёха примирительно похлопал Зубова по груди, — можно и поговорить, начистоту.
— Что это сейчас было? — надо отдать должное, Костян быстро пришёл в себя.
Страх из его глаз ушёл, остались лишь настороженность, и то самое чувство, природу которого Лёха никак не мог понять.
— Проверил, нет ли прослушки. Так, что ты там насчёт пяти сотен говорил?
— Плачу полмиллиона за… — «Зуб» неопределённо повёл головой, потрогал себя за кадык и закончил, — одного человека.
— Хм… — Лёха неопределённо пожал плечами. — С чего ты решил, что я таким промышляю?
— Слухи ходят о твоём прошлом, что ты имел опыт… — Зубов вздохнул и закончил. — Людей убивать.
— Интересно. Ты знаешь обо мне больше, чем я сам. Никогда не был ни бандитом, ни киллером. Кто тебе такую чушь наплёл?
— «Дрон» проболтался, мол, ты в горячих точках пять лет служил.
— Да? И когда он тебе такое сказал? Вы сроду дружбанами не были.
— На встрече выпускников, весной. Он перебрал тогда хорошо, ну и чесал языком почём зря.
— Светка Макичева сказала. Они живут вместе.
Лёхе стало понятно, откуда у слуха растут ноги. Это он сам налил вранья однокласснице в уши. Не был он никогда ни в горячих точках, ни вообще в армии. А те пять лет, которые он якобы служил, Лёха провёл в местах не столь отдалённых. После окончания школы он уехал в столицу искать денег и счастья, а нашёл статью на полный шестерик. Но повезло, вышел через четыре с половиной года по УДО.
Со Светкой, дурой, он случайно встретился, когда вернулся в родной город. Та обрадовалась, мол, давно не виделись, они всем классом встречаются каждый год, а он куда-то запропастился, и ни слуха о нём, ни духа. И мать ничего не говорит. Вот Лёха тогда, сдуру, и ляпнул, что долг он Родине отдавал — кровью своей, потом и болью. Стыдно почему-то было говорить, что не отчизну он в горячих точках защищал, а валил лес в колонии.
— И так, что… тебе… от меня… надо? — медленно, по слогам, словно для дурачка, повторил он.
— Человека одного, ну, это... — «Зуб» никак не хотел говорить прямо, чего хочет от «Пономаря». — Того самого… Ты понял.
Лёха его прекрасно понял.
— Ну, во-первых, я не киллер. А, во-вторых, — Пономарёв повертел пальцем у виска, — киллера за пол-ляма нанимать, ты долбанулся? Открой «даркнет», ты же, блин, айтишник и найди себе кого надо, за цену впятеро меньше. Или тебе деньги девать некуда?
— Ну, во-первых, — передразнил Лёху «Зуб», — опасно, полиция отследить может. Во-вторых, могут кинуть с деньгами. В-третьих, тебе деньги не нужны?
— И кого ты предлагаешь вальнуть?
— Мужика одного. По жизни никто, но мне сильно мешает.
— Ну, как бы нет. Ты меня не голубю башку свернуть подписываешь.
— Отказываешься? — в Лёху упёрся злобный взгляд.
«Пономарь» пятой точкой чуял в предложении подвох, опасность, и он отказался бы. Ещё пару месяцев назад Лёха послал бы «Зуба» по всем известному непечатному адресу и все дела. Но сейчас… Сейчас Пономарёв нуждался в деньгах больше, чем мог себе представить Зубов.
Сейчас Алексей Пономарёв, неплохой, в общем-то, человек, просто однажды запутавшийся и пошедший не по той дороге, был готов вписаться в любую авантюру, пусть и кровавую, лишь бы раздобыть денег.
Лёха знал этот район на окраине города.
Зубов назвал точный адрес и подробно, словно идиоту, рассказал Пономарёву, как туда добраться.
— Сделать надо в течение двух дней.
— Не пойдёт, — Лёха отрицательно тряхнул головой. — Мне подготовиться надо. На месте осмотреться, пути отхода наметить. И, вообще, как мужика твоего… — «Пономарь» сделал характерный жест большим пальцем возле горла. — Если меня заметут, я молчать не стану, вломлю тебя только так. Вместе поедем в страну вечной зимы. Так что — неделя.
Зубов решительно замотал головой.
— Нет. Я тебе не олигарха с охраной предлагаю завалить, а простого утырка. Он в квартире сидит безвылазно, один. Так что три дня максимум. Через три дня он должен быть на том свете.
— Мало... — упрямо гнул своё Лёха.
Пономарёв решил вообще никого не убивать, он, в конце концов, не отморозок. Созрел у Лёхи план получше — кинуть не по делу зарвавшегося «Зуба». Вот для тщательного продумывания «кидка» ему и нужна была неделя.
— Нормально, потому что через четыре дня мне это всё уже без надобности будет, — угроза Лёхи не произвела на Костяна должного впечатления. — Заказ лёгкий. Или так, или договора нет. Решай сейчас.
— Заказ, говоришь, лёгкий? — задумчиво протянул Лёха, решив уступить. — Лады.
— Как докажешь, что ты дело сделал?
— Фото могу сделать. Или тебе, — Лёха усмехнулся, — ухо его принести, или палец, а, Костян? Как в кино.
Зубов ненадолго задумался, видимо, всерьёз рассматривая такую возможность, но отрицательно качнул головой.
— Нет, фото будет достаточно.
— Ну, ок. Тогда половину сейчас, остальное когда дело сделаю.
— Б…ть, иди на х…й «Зуб»! — Лёха резко развернулся и пошёл прочь.
Задумка удалась. Видимо, смерть этого неизвестного Лёхе мужика, была нужна Зубову не меньше, чем деньги Пономарёву.
— Подожди, — «Зуб» догнал Лёху. — Согласен.
Лёха сжимал в потной ладони туго свёрнутый рулончик пятитысячных банкнот. Двадцать пять «чириков» жгли карман — требовали, кричали: «Поставь нас на зеро или в очко смажь — поднимешься, должна же когда-нибудь чёрная полоса кончиться. Сейчас, обязательно повезёт: поднимешь банк — и на хер «Зуба» с его лёгким заказом пошлёшь, и по долгам раскидаешься».
Лёхе так сильно хотелось рвануть в «катушку» — подпольное казино на Нартово или в место попроще, на окраине Автозавода, — что руки дрожали и потели, а в груди раскручивалась жадная воронка азарта. Одна беда: эти места были под «Гансом», а тот строго-настрого довёл до всех — пока «Пономарь» не отобьёт все долги, на порог его не пускать. А лучше брать за яйца и тащить к нему, «Гансу», со скоростью курьерского поезда.
Так что долг, хотя бы половину, надо закрыть, иначе Лёху закроют в деревянный ящик.
Стоя в тёмном подъезде, Пономарёв смотрел сквозь грязное стекло на вход в неприметный ресторанчик. Нервно куря, Лёха боролся со злым чёртом, сидящим за левым плечом и настойчиво шептавшим в самую душу: «Поставь на кон, поставь на кон!»
Сплюнув густую и горькую от никотина, азарта и адреналина слюну, Лёха, наконец, решился.
— Опа, кого я вижу! — «Дохлый» радостно сощурился и звонко хлопнул в ладоши. — «Пономарь» собственной персоной, знать услышал, по ком звонит колокол.
— Я к «Гансу», — Лёха продемонстрировал «Дохлому» тугой рулончик. — Долг принёс.
— Это ты вовремя, — «Дохлый», здоровый, как трёхстворчатый шкаф, мужик с перебитым носом и пиратской серьгой в ухе радостно заржал. — А то ты всё бегаешь и бегаешь, на приглашения не отзываешься, «папа» тебя уже в розыск собрался объявить.
— Я ни от кого не бегаю, — буркнул Лёха. — Занят был, деньги собирал.
— Ну, проходи, — «Дохлый» хлопнул Пономарёва по плечу так, что тот пошатнулся. — Только ручонки растопырь.
«Отбойщик» — личный телохранитель хозяина «катушки» тщательно ощупал Лёху, напоследок проведя по телу портативным металлодетектором.
— Погодь… — «отбойщик» придержал направившегося к лестнице Лёху. — Шефу брякну. — Алло, — тон «отбойщика» из развязного и шутливого стал очень вежливым и серьёзным. — Генрих Францевич, к вам «Поно… — «Дохлый» осёкся, вспомнив, что шеф не любит кличек. — Алексей Пономарёв. Говорит, долг принёс. Ага, сейчас приведу.
Брякнув эбонитовую трубку на серебряные рычажки, «Дохлый» крикнул.
— «Лупа» дуй сюда, сменишь меня на тумбочке. А ты, — он похлопал Лёху по плечу, — топай за мной.
Лёха вошёл в кабинет. Не кабинет — воплощение хай-тек минимализма: белоснежные стены, переходящие в столь же белый потолок, чёрные плитки пола, матово отсвечивающие в свете точечных светильников. Ни тебе картин на стенах, ни книжных полок, ни цветов в вазах. Лишь большой зеркальный стол да два офисных стильных кресла, ценою в пару-тройку заказов «Пономаря».
— Вот… — Лёха поставил скатанные в рулончик купюры перед хозяином «катушки», голубоглазым блондином с резкими чертами лица.
Блондин одним пальцем уронил рулончик на зеркальную поверхность стола, небрежно покатал его и лениво бросил, глядя прямо в глаза «Пономарю».
— Не тянет это на пятьсот тысяч рублей.
Лёха кивнул, очень ему было неуютно под пристальным взглядом блёкло-голубых глаз, разлепил пересохшие губы.
— Да, Генрих Францевич, здесь половина. Остальное, — он нервно сглотнул, — через неделю. Край — две.
— Край — две… — задумчиво протянул блондин. — Зачем ты от меня, Алексей, прятался? Долг, если мне не изменяет память, ты должен был занести ещё в прошлую пятницу.
— Я не прятался, Генрих Францевич, я деньги искал. Не хотел вас попусту беспокоить.
— Попусту… — повторил за Пономарёвым «Ганс» и прикрыл глаза.
Лёха облегчённо вздохнул, очень его пугали голубые глаза хозяина подпольного казино. Веяло от них могильным холодом. «Ганс» и за меньший долг, не отданный вовремя, пускал людей гораздо круче, чем Лёха, под молотки.
— Ну, хорошо, — вышел из задумчивости блондин, — поверим, только… Если обманешь, Алексей, лучше тебе самому…
— Я понял… — Пономарёв кивнул, чувствуя, как разжимается пружина страха в груди.
— Свободен. Фёдор, забери, — «Ганс» катнул рулончик в сторону «отбойщика».
— Слушай, Федя… — начал Лёха, когда они спустились в холл.
— Какой я тебе Федя, — «Дохлый» скривился, будто Пономарёв обратился к нему не по имени, а дёрнул больной зуб. — Меня так, блин, мамаша звала. Ты же не Францевич, по погонялу обращайся.
— Хорошо. «Дохлый», кто о моём долге знал?
— Хер знает. Многие, наверно. Ты же так играл, так играл — как гусар… — «отбойщик» весело заржал.
Лёха зашёл с другой стороны.
— Не в курсе, — начал он осторожно, — кто-нибудь недавно, не искал исполнителя?
— Чего? Какого, блин, исполнителя? Ты, вообще, о чём, «Пономарь»?
Лёха изобразил пальцами пистолетик и сделал вид, что стреляет.
«Дохлый» повертел пальцем у виска.
— Тебе сколько лет, дурила?
— Точно? А вопросы задаёшь, словно тебе пятьдесят пять. Кто же сейчас такими вещами в офлайне интересуется? Сеть — наше всё. Всё там: стволы, девочки, «ганджибас» и… — «отбойщик» усмехнулся. — Исполнители.
— Понял. А такого… — «Пономарь» как мог подробно описал одноклассника. — Не знаешь? Может, заходил, играл?
«Дохлый» на секунду задумался, погонял морщины по лбу, покачал головой.
— Не припомню, — «отбойщик» подтолкнул Пономарёва в сторону выхода. — Вали. И давай, с долгом не морозься. Очень мне неохота тебя искать и на кусочки потом распиливать.
Сидя в побитых жизнью и дорогами «Жигулях», Лёха смотрел на стандартную блочную пятиэтажку, на втором этаже которой в угловой квартире жил «объект».
Дом стоял на особицу, отсечённый от прочих строений узкой улочкой, палисадником и линией сараев. Пятиэтажка, серой своей безысходностью, наводила тоску и желание никогда её больше не видеть. Но было в «хрущёвке» ещё какое-то неуловимое несоответствие, которое Лёха никак не мог ухватить.
Лёгкая тень тревоги накрыла Пономарёва, ещё на въезде в район. Странный, надо сказать, это был район, как и путь, по которому он до него добрался. Двухполосная дорога, проложенная вдоль, казалось бы, бесконечного пустыря, застроенного ржавыми башнями ЛЭП, какими-то металлическими конструкциями — то ли воздуховодами, то ли трансформаторными будками — и хаотично разбросанными бетонными сооружениями, напоминающими доты времён Великой Отечественной войны.
Серые панельные пятиэтажки, построенные так близко друг к другу, что казалось, они вот-вот соприкоснутся шершавыми бетонными плечами, вызывали совершенно параноидальное чувство клаустрофобии. И вот сейчас, полупрозрачная тень тревоги изрядно сгустилась.
Откинувшись на неудобное сиденье «Жигулей», «Пономарь» наблюдал за текущей во дворе жизнью. Жизнь, даже если принять во внимание утро буднего дня, была скудной.
За час с лишним ожидания он увидел дворника, неторопливо разгонявшего грязь по тротуару. Двух бабок, шустро куда-то просеменивших. Таких типично советских типажей — тёплые платки, вязаные кардиганы и шерстяные колготки — он давно не наблюдал. Одинокого бомжа, копошившегося около мусорных баков. Да молодую женщину, неспешно толкавшую перед собой коляску.
Помимо неправильности в облике дома, Лёху беспокоило малое количество машин, припаркованных вдоль тротуара. На весь восьми подъездный дом «тачек» насчитывалось всего пять штук, да и те — сплошь отечественный автохлам каких-то лохматых годов выпуска. Да прокатил мимо древний, как говно мамонта, грязно-оранжевый УАЗ «Буханка» с двумя чудилами в кабине, натянувшими на самые глаза капюшоны чёрных прорезиненных плащей.
Проводив взглядом стреляющую неисправным глушителем древнюю «тачку», Лёха нервно усмехнулся: они бы ещё костюм химзащиты натянули.
Всё это: и несоответствие в фасаде, которое он никак не мог понять, и малое количество людей, и отсутствие машин — сильно нервировало «Пономаря». Маховик тревоги, раскручивающийся внизу живота, не давал сосредоточиться и ещё раз просчитать свои действия.
Чего он вообще мандражирует? Он ведь не собирается никого убивать. Просто заболтает мужика попозировать немного в позе трупа с кетчупом на морде, а если тот пойдёт в отказ, накачает его водярой до состояния риз, опять же обольёт кетчупом и сделает фото. На крайний случай, если тот начнёт возбухать, вырубит его и дальше по плану — кетчуп, фото. Затем поедет к «Зубу», предъявит доказательства, заберёт деньги и вуаля. Пусть потом Костян его ищет и предъявляет что хочет, если потянет, конечно. Главное — с «Гансом» расплатиться.
Высиживать в машине дальше не имело смысла. Из бардачка Лёха достал кетчуп, специально подбирал максимально похожий на кровь, и литровину водки. Рассовал по карманам и, натянув на глаза капюшон мастерки, вышел из машины.
