Адам всегда был оптимистом, не наивным оптимистом, который всегда надеется, что все будет хорошо, а таким оптимизмом, который думал, что сможет пережить все. Возможно, он верил не столько в оптимизм, сколько в равновесие вселенной. Там, где есть взлеты, есть и падения, где есть зло, там добро, а где боль, там радость. Свет не может существовать без тьмы, Инь и Ян, всё такое. Адам пережил в жизни несколько ужасных падений, но его всегда утешала его оптимистическая вера в то, что должен быть какой-то баланс, что самые низкие падения должны компенсироваться огромными взлетами, и чем ниже он опускался, тем больше верил в то, что, возможно, скоро его ждет невероятный подъем.
Теперь даже не одного, а двух детей, поскольку его жертва окупилась, но что помешало Казне повторить попытку?
Он был в сознании только первые несколько минут после того, как трезубец пронзил его грудь, отдаленно чувствуя, как заостренные концы разорвали одно из легких и, скорее всего, смертельно, пронзили или как минимум задели его сердце. Он лежал там, смутно наблюдая, как Санни перешагнула через его тело и медленно растущую лужу крови. Она даже не повернулась, но это его не обеспокоило и совершенно не удивило.
Она была дрэв, падение своей пары в бою не было для них редкостью, и единственной логической реакцией для ее разума, должно быть, было нападение, месть.
Ни на что другое Адам и не рассчитывал.
Мир начал постепенно исчезать. Когда он закрыл глаза, его разум как бы… рухнул, какой-то невидимый барьер в его голове исчез, позволяя его сознанию ускользнуть наружу. Возможно, это было начало медленной деградации умирающего разума, но эта мысль отошла на задний план, в то время как его сознание растеклось во все стороны медленной неизбежной волной, подобно вязкому меду.
Первым он коснулся разума К'рилла, затем Митцена и Конна, и так далее, пока не достиг Санни. Ее мысли были ему знакомы, они успокаивали, как любимая песня, с определенной ритмичностью, свойственной только ей одной. Это был интенсивный ритм, но в то же время очень устойчивый.
К этому моменту он потерял слишком много крови, чтобы по-настоящему осознавать, где находится и что делает, но ее разум был знакомым, утешающим, и, пытаясь избежать страха и боли, Адам невольно потянулся к ней. Он погрузился в ее мысли, как теплую воду.
На поверхности были скорее инстинкты, чем мысли, периодические вспышки боевых форм и ярости, секундные расчеты, какой удар нанести следующим. Просто ритм, сопровождающий бой.
Он погружался глубже, глубже, чем когда-либо, впервые достигая подобной глубины в чьем-либо разуме, в поисках чего-то мягкого и спокойного Воспоминание, которое он нашел, не было ни тем, ни другим, но он определенно задержится на нем… потому что не видел его раньше.
Прошло почти десять месяцев, десять месяцев, во время которых дни растянулись в недели. Без солнца над головой, чтобы отслеживать ход времени, Санни всегда казалось, что Аркадия почему-то движется медленнее. Она прислонилась к окну спиральной башни и наблюдала. Внизу люди ползали по медленно растущему мегаполису как насекомые.
Позади нее журчала вода, а дерево молча росло, как и все деревья, потребляя влагу из искусственного фонтана. Теперь это место казалось таким большим и пустым, а эхо лишь напоминало ей о том, чего не хватало. Разумеется, она была не одна: справа от нее на диване лежала Вафля, свернувшись в комок, нежно положив морду на передние лапы. Когда Санни посмотрела на нее, собака пару раз махнула хвостом в знак подтверждения. Санни отвелавзгляд от грустных карих глаз и посмотрела на дерево, где Джеффри сидел, свернувшись вокруг ветки.
Заметив ее, он что-то тихо проурчал, но в остальном остался неподвижным.
Санни не могла успокоиться.
Ей нужно было двигаться, нужно идти, что угодно, лишь бы не сидеть на месте. Она подумывала о том, чтобы отправиться в поход по темным лесам за городом, но передумала. Вместо этого она ходила по квартире и думала, насколько далекой была эта жизнь от ее изначальной. Она была за миллиарды километров и бесчисленные человеко-часы изобретательности от ее хижины с соломенной крышей на Анине.
Странно, как ее жизнь дошла до такого.
Странно и теперь как-то грустно.
Она снова вздохнула и рассеянно помассировала нижней парой рук таз и бедра, которые болели вот уже неделю. Боль в суставах была не свойственна для дрэв, это было скорее человеческое дело, новидимо, ей не повезло. Санни отошла от окна, на мгновение сосредоточив взгляд на своем отражении в темном стекле.
Она выглядела так же, как и всегда, и была бесконечно благодарна за то, что дрэв не меняются так, как это делают люди. Она повернулась, пытаясь представить большую выпуклость на месте своего живота, которая появлялась у человеческих женщин на последних сроках беременности. Но в целом изменения были едва заметны, и ее тело было практически таким же.
Вот они, дары эволюции. Больше места в животе — менее заметно.
Принадлежность к другому виду была единственным благословением, за которое она могла ухватиться, поскольку в этом деле было много неизвестных о которых, конечно же, никто не знал.Например, шанс того, что ребенок может оказаться нежизнеспособным. На Аркадии было только одно естественное рождение гибрида, и К'рилл был вынужден провести экстренное кесарево сечение матери-финнари, которая с трудом могла сдержать свою дочь. Ребенок, конечно, выжил, но это была выборка из одного экземпляра.
Санни, естественно, видела бесчисленные снимки, результаты ультразвуковых обследований и другой странной технологии, которая позволила ей увидеть своего отпрыска еще до того, как тот появился на свет. К'рилл сказал, что у ребенка было сердцебиение, и он определенно двигался.
Последнее ее не удивило, поскольку она чувствовала его регулярно.
Но быть живым внутри и живым снаружи — это две разные вещи. А что, если он не сможет нормально дышать? Дыхательная система человека и дрэв сильно отличаются друг от друга. Как ДНК адаптидов справится с этим, было одним из ее самых больших страхов.
Вот почему К'рилл жил с ней последние месяцы, проживая в квартире этажом ниже на всякий случай.
Она медленно повернулась, чувствуя, как усиливается боль в животе.
Вафля с некоторым интересом подняла голову и спрыгнула с дивана.
Санни погладила ее по голове, но тут собака внезапно заскулила.
— Я же вроде кормила тебя утром.
Вафля вырвалась из под руки Санни и, снова заскулив, резко закружилась вокруг нее.
— Прости, я не понимаю, — сказала Санни, глядя на собаку с некоторым замешательством. Вафля снова заскулила, и Санни вздохнула, разминая поясницу, которая теперь начинала болеть вместе с животом. — Если ты не скажешь мне, чего хочешь, я не смогу ничего сделать. На улицу хочешь? Гулять?
Вафля просто уставилась на нее.
— Только не говори мне, что тебя сейчас стошнит. Спасибо, мне и одного раза хватило.
— Я не разговариваю на со… о-о-ох, — она прислонилась к окну. Вся ее спина и бедра внезапно отдались болью вплоть до коленей.
— Ну, если тебе ничего не нужно, я пойду отмокать в горячей воде, — пробормотала она себе под нос, направляясь через дверь в ванную в своей комнате. Она демонстративно проигнорировала свое отражение в зеркале и направилась к душевой кабине, которую включила, чтобы подогреть воду. Адам всегда жаловался, что она любит принимать душ при вулканической жаре, и вскоре ванная комната наполнилась паром и исходящим от него обжигающим теплом.
Должно быть, именно жара активировала инстинкты, культивированные на протяжении столетий ритуальными родами у жерл вулканов. Боль в бедрах внезапно обострилась, перешла вверх, в живот, где все мышцы нижней части тела, казалось, напряглись одновременно против ее воли.
Она схватилась за край стойки, подождав, пока приступ боли пройдет.
Санни уставилась на свое туманное отражение в зеркале, а затем высунула голову в спальню, где у двери лежала Вафля.
— Я поняла, — сказала она собаке, которая подняла голову и снова заскулила. — Сейчас?
— Точно? Не ложная тревога?
Санни погладила ее через открытую дверь, а затем вернулась в тепло. Она подошла к крану и выкрутила горячую воду на максимум, пока на ее панцире не начал выступать конденсат. У нее не было вулкана, но этого должно хватить.
Она была странно разочарована тем, что у нее нет вулкана.
Ванная комната была далеко не такой грандиозной, как жерло с бурлящей лавой.
Но все равно здесь было тепло, и жара была приятной, хотя ее тело снова свело судороги. Она могла бы позвать К'рилла, наверное, должна была позвать, но что-то ее остановило.
Старые верования умирают с трудом.
Сегодня она сделает всё в одиночку.
Она ненавидела то, как люди это делали, превращали роды в целый спектакль.
Она не хотела представления.
Пришла еще одна волна боли, и она медленно опустилась на колени и склонила голову, молча ожидая, пока пар окутывал ее тело.
Боли начались еще вчера, а это, скорее всего, означает, что она на самом деле испытывает схватки уже чуть больше 12 часов и просто не заметила. Такое иногда случалось с дрэв, насчет людей Санни не была уверена. Волны боли продолжали прибывать, все быстрее и быстрее, каждая из них была сильнее предыдущей. Она молчала, сжимая кулаки, напрягая все мышцы тела, считая секунды в перерывах между волнами. Боль усилилась, и она согнулась пополам, встав на четвереньки. Теперь ее дыхание вырывалось резкими шипящими вздохами, но она не издавала ни звука.
Боялась, что это нарушит ее концентрацию.
Боль достигла пика, и ее зрение покраснело, затем побелело, затем покраснело снова, после чего все тело задрожало.
Как вдруг что-то наконец поддалось.
Ее нижние руки были расположены как раз для того, чтобы поймать его, и в них упало что-то теплое и невероятно скользкое. Пол вокруг нее был забрызган оранжевой кровью, но Санни это не волновало. Шатаясь, она поднялась на ноги, держа крошечное тельце в ладонях и ища на крошечном лице признаки жизни.
На какой-то ужасный момент она подумала, что с ним что-то не то: все тело было синевато-красным, покрытым оранжевой кровью, нос сморщен, и что-то закрывало его голову. У него было слишком много конечностей и недостаточно панциря, и первые секунды она не могла понять, что не так.
Она попыталась смахнуть липкий налет с маленького тела, инстинктивно массируя одной рукой его грудь, по крайней мере, ей казалось, что это грудь.
Внезапно ребенок дернулся.
Она была так ошеломлена, что дернулась от неожиданности, но в следующую секунду зрелище перед ней выстроилось в одну цельную картину.
Ребенок был в основном человеком, и да, у него было слишком много конечностей, но это потому, что у него была дополнительная пара рук.
На голове у него были волосы, большая часть которых прилипла к голове липкими полосами. Чем больше она смотрела, тем яснее становилась картина. Малыш продолжал кричать, и Санни была вынуждена признать…
Он был не очень-то милым.
Она сразу же почувствовала себя ужасно от этой мысли, но, в ее защиту, ребенок значительно отличался от детенышей дрэв.
Честно говоря, он был довольно страшноватым.
Он точно должен так выглядеть?
Она полезла в душ, чтобы выключить воду, и, не зная, что делать, вышла наружу, где температура была почти ледяная по сравнению с душной ванной.
Это не показалось ей хорошей идеей, и она вернулась в ванную, чтобы взять полотенце, в которое завернула крошечное создание. Вафля следовала за ней по пятам, пока она в замешательстве блуждала по комнате по кругу, прежде чем наконец сообразила, что делать дальше. Она открыла внутреннюю связь и позвонила в нижнюю квартиру.
— Я здесь, Санни. Что это за звуки?
— Э-э, тебе лучше сюда подняться. Мне нужно, чтобы ты сказал, должен ли он так выглядеть.
Как оказалось, почти все новорожденные человеческие младенцы обладают эстетической привлекательностью трупного червя Анина, так что в этом плане ее дитя не сильно отличалось. К'рилл, естественно, был в ярости от того, что она его не вызвала, но Санни позволила ему злиться. По крайней мере, теперь в мире жила еще одна частичка Адама.
Слегка необычная, но живая.
===========================================
Спасибо за прочтение, вопросы, комментарии, мнения и предложения всегда приветствуются. Перед вами - рассказ из огромного цикла «Око Эмпирей» за авторством Charlie Starr. Перевод и публикация осуществлены с личного разрешения автора произведения.
Оригинальное произведение можно прочитать по этим ссылкам: