«Частушкой по макушке». СССР, 1960
Художник Виктор Говорков (1906–1974); стихи З. Шура
Серия «Агит-плакат» Союза художников СССР и Московского отделения Союза художников РСФСР, № 595
Целовал Володя Настю,
Говорил он ей о счастьи,
А она шептала только:
— Зарабатываешь сколько?...
Час летим к аэродрому,
Быстро приземляемся,
А оттуда мы до дома
Сутки добираемся!
Говорит всегда Фёдот,
Мол, начальство разберёт!
Коль начальство разберёт,
Для чего ж тогда Федот?!
Как скандал произошёл,
Многие заметили,
А взялись за протокол,
Не нашлось свидетелей
«А мама любит не меня». СССР, 1982
Художник В. Себрюк.
Смотритe большe интерeсных плакатов разных стран и эпох в новом сообществe на Пикабу «Искусствo плaката».
Друг познается в чате
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
Реклама ООО «РУФОРМ», ИНН: 7714886605
Прости за войну(продолжение в комментариях)
Память. Она важна для каждой жителя каждой страны. Эта тетрадь с записями будет моей памятью. Памятью того, что невозможно забыть. Напоминанием той страшной боли, которую перенесли люди.
Мне едва исполнилось 18, когда было объявлено начало войны. С тех пор прошло три года, а мне до сих пор неведомо за что мы воюем. Я видел столько смертей, что,кажется, начинаю сходить с ума. Женщины, дети - все они умирали от рук моих сослуживцев. И от моих рук. Я сражаюсь за Германию, потому что так нужно государству, а не нам, народу. Мнение мирных жителей интересует здесь кого-то меньше всего. Я знаю, как русские ненавидят немецкую нацию за начало войны, но мы этого не хотели, мы всего лишь пешки в умелых руках правительства. У меня же нет ненависти к этим несчастным людям которым на долю выпало такое, чего бы я вряд ли пережил. Человеческие жизни были разрушены. Большинство не вернется в школу, не закончит университет, не обзаведется семьей. Возможно, читая мой дневник вы презираете меня, но мне плевать, потому что я пишу об этом в надежде, что когда-нибудь буду услышан и понят. Это вряд ли случится, но я надеюсь. Мне хочется, чтобы хоть кто-то знал, что не только русские не хотят войны. Я тоже человек, и мне страшно.
25 августа 1941
Это случилось в Брянске. Вместе с другими солдатами мы шли грабить жителей, пришлось разделиться, потому что домов было очень много . В этот день я сохранил жизни действительно многих людей: женщин детей стариков. Я стрелял в стены потолки и плакал, потому что я не мог. Не мог убить ни в чем не виновного ребенка, когда он смотрит на тебя своими глазами, еще не видавшими жизнь. Мне отдавали все сами, лишь бы я ушел. И я уходил. Понимал, что веду себя неправильно и они, как никак мои враги, что они не станут смотреть, я ли их тогда спас. Мой последний дом стал моим роковым домом. Войдя, я увидел девушку, которая сломала не только мою жизнь, но и свою. Мне все равно, было ли это правильным. Мне было 18 и я влюбился. Она просто посмотрела на меня своими голубыми, заплаканными глазами и резко встав попросила расстрелять сразу, потому что отдавать она мне ничего не намерена,. И да, я понимаю русский язык, даже говорю на нем. У нас в детском доме была воспитательница, она уроженка СССР и часто давала уроки родного языка, поэтому реплики девушки были мне ясны. Растрепанные русые косы, сжатые губы и движения, наполненные решимостью, напомнили мне мою младшую сестру в те моменты, когда она очень злилась на меня. Я улыбнулся и сел за стол. Мне нужно было узнать ее имя, но своими действиями я лишь напугал девушку. Она отпрянула к двери, намереваясь бежать, но я то знал что бежать ей некуда. Вокруг наши и живой ее никто не отпустит. Либо сразу убьют, либо для начала используют в личных целях. Я попросил не бояться меня и даже снял с себя оружие, положив его рядом, предупредил о том, что идти ей некуда. Девушка обреченно подошла к столу. Она попросила меня не забирать всю провизию, так как ее мать очень слаба. Я не взял совсем ничего. Девушку звали Валей и ей было 16, нет она не откровенничала со мной, она совсем не хотела говорить, пока я не пригрозил все забрать у нее. Информации было немного, но я все равно понимал, что пропал и дело даже не в том, чем она занималась и кем она была. Я просто пропал, как пропадают люди в шторм. Были, а вот их и нет. Я утонул в голубых глазах этой девушки и осознал, что спасения ждать неоткуда. Вскоре она разговорилась и как будто забыла о том, что я ее главный враг, но больше не боялась. Я услышал как мои солдаты шли к дому и попросил Валю спрятаться, пообещал вернуться и вышел. Своим я сказал, что там уже давно никого нет, лишь мертвые тела, не став вдаваться в подробности, ребята поверили мне, и мы пошли в наш штаб.
27 августа
Я вновь пришел к ней. Застал сидящей подле матери. Валя с каменным лицом смотрела в никуда, а женщина на кровати не подавала никаких признаков жизни. Я понял, что произошло и попытался растормошить девушку, но она никак не реагировала на меня. Сел рядом и крепко обнял ее. Валя попыталась сомкнуть за моей спиной руки, но была обессилена. Она беззвучно плакала мне в плечо, а я гладил ее русые волосы и пытался глупыми фразами: «Все будет хорошо» утешить ее. Как можно помочь человеку, у которого умерла мать? Да вообще, когда кто-то умирает? Нужно просто быть рядом. Без слов. Поэтому я замолчал. Мы просидели так долго, около двух часов. После я усадил ее за стол и накормил принесенной тушенкой. Когда она почувствовала себя лучше, я помог похоронить мать. Вырыл за домом яму, соорудил некое подобие креста из самых больших веток, которые только смог найти. Было уже поздно и я знал, что меня могут искать, но бросить Валю я не мог. Она была настолько подавлена, что я не решился покинуть ее. Уговорил лечь спать, сел рядом и стал рассказывать, о том, как война бьет по жизни не только русского человека, но и немецкого. Я рассказал ей обо всем, о том, как тяжело убивать, о том, как стреляешь в потолок, потому что понимаешь, что ребенок не виноват в том, что страны воюют. Она молчала и плакала, ее голова лежала на моем плече. И я был счастлив, несмотря на обстоятельства, которые свели нас, несмотря на отсутствие будущего, я тихо млел от ее присутствия и наслаждался каждой минутой. В скором времени Валя уснула, и я вышел. По пути в наш штаб который был расположен в бывшем мясокомбинате, я видел множество изуродованных тел, которые лежали вдоль и поперек улиц. Это были женщины, дети, старики. Чтобы не дать волю чувствам я крепко зажмурился и повторял про себя, что это война, без смерти нет обойтись. Но открыв глаза, почувствовал, как по щекам покатилось что-то горячее. Я не сдержался и стал плакать. Я опустился на то, что когда-то было асфальтом, а теперь превратилось в мешанину из земли и обломков камней. Рядом лежал чей-то труп, я не стал никуда двигаться, потому что умершие были повсюду. Это был мальчик. Лет 6. У него русые волосы, в которых запеклась кровь. Синие тонкие губы плотно сжаты. Закат озарял веснушчатое лицо и словно воскрешал мальчика. Я плакал и просил у него прощения. В чем виноват ребенок, когда войну ведут взрослые? ?
5 сентября
Вали нет дома, я нашел записку, где она написала что любит меня, но не хочет обрекать на страдания ни меня ни себя, поэтому она уходит. Куда, не написала.
Я не знаю, что мне делать.
12 декабря
Я много раз заходил к Вале, но не мог застать ее дома. Я боялся, что потерял ее навсегда и никогда больше не увижу. Достал листок и снова написал, что приду завтра. И что люблю ее. Пусть знает. Пусть знает в сотый раз. Потому что на столе скопилось очень много этих моих признаний.
13 декабря
Я вновь пришел к Вале. Записки лежала на том же месте. Я не знал, что мне делать. Мысль о том, что я никогда ее больше не увижу, делала больно. Но ничего не поделать. Я буду приходить каждый день. Каждый.
Мне кажется, что за мной кто-то следит, не знаю, может это страх овладел мной, но я слышал шаги за собой. Я слышал.
14 декабря
Сегодня я снова был у Вали. Безуспешно. Ее либо нет в живых либо она ушла к партизанам. Лучше, конечно, второе. Тогда у меня будет не только надежда, но и шанс на встречу.
17 декабря
Да, меня действительно отслеживали. Гнусный Адам. Он всегда завидовал моим успехам и решил насолить мне. Адам рассказал о моем влечении к русской девушке начальству. Он прекрасно знал, что я буду наказан и, возможно, расстрелян. Сегодня меня вызывал мой главнокомандующий Крейзер, пояснил, что я был замечен в проявлении нежности к русской. Не просто физическом увлечении, речь о настоящих чувствах. Я не просто не убил ее, я спас ее от других солдат и еще всячески поддерживал ее жизнь немецкой тушенкой. Подлый Адам! Он следил за мной с самого начала. Я сижу в камере и пытаюсь писать в этой кромешной тьме. Завтра вынесут окончательное решение, что со мной делать. Пусть убивают, плевать. Я устал бороться не понятно за что и убивать невинных.
18 декабря
Я просто сижу возле стены. Сказать, что мне больно? Ничего не сказать. Меня только что морально вывернули наизнанку. Я не буду описывать, как я переживаю это. Просто расскажу, что произошло. Вы должны знать.
Утром за мной пришли и велели одеться. Я был готов ко всему. Абсолютно. Но то, что они не сделали.. Нет. О таком я даже и помыслить не мог. Меня привели в комнату пыток. Вот что, что, а пытать немецкая армия умеет. Я приготовился стерпеть все, но только не унижаться. В момент моих внутренних терзаний в комнату ввели девушку. Она была ужасно грязная, окровавленная и обессилевшая. Ее усадили за стол. Меня посадили рядом и Адам, с гадкой ухмылкой стал задавать вопросы. «Вам знаком этот солдат?», «Знакома ли тебе эта русская?». И тут до меня дошло, что это Валя. Моя Валя! Она сделала вид, что не понимает немецкий. Но она и правда его не знала. Я никогда не забуду его подлый смех, когда мне дали в руки щипцы для вырывания ногтей и приказали приступать. Я смотрел на них и понимал, что это не шутка, и это был приказ. Валя молчала, но я видел ее слезы. Она вела себя, как настоящий достойный солдат. Крейзер сказал, что ему нужно добыть информацию о нахождении партизан и просто наказать меня. Я должен был мучать ее, пока они пытаются выудить сведения. Валя подняла на меня глаза. Они встретились с моими. Я допустил большую ошибку, не убив ее этим щипцами, не ударив ее в висок, потому что Адам все понял и попытался отобрать у меня инструмент. Он приказал держать меня со словами :«Слабовольным не место в немецкой армии». Как же я ненавидел его! Я почти ударил Адама по лицу, но мою руку успели перехватить пара других солдат. Меня подняли и поставили на колени напротив Вали, чтобы я все отчетливо видел. Мне не позволяли даже закрыть глаза, так как веки держали те же солдаты. Сначала я ей медленно вырывали ноготь большого пальца, а она молчала. Лишь до крови сжимала губы. Я кричал, а она молчала. Меня били за это, но я не мог, не мог молчать. Моя Валя. Как я ненавидел себя, что не убил ее сразу этими щипцами. Далее следова