1. САША
Совершенно точно, что одним из самых важных в моей жизни людей был Саша. Но начнём с предыстории, как водится. До 18 лет я не видел других городов, интересных людей и самолётов. Нельзя сказать, что я был тихим, впечатлительным ребёнком, со всеми признаками интровертного поведения, но можно и так сказать. Одно время я шутил, что вырос в монастыре. В женском. В каждой шутке есть доля шутки, как говорится.
Заговорить с незнакомым человеком было для меня поступком одной степени сложности с парашютным прыжком. Продавщица в магазине или обитательница регистратурного окна в больнице ни чем не отличались для меня от огромных чёрных китов, обращение к которым каждый раз было актом преодоления самого себя.
Вскоре, после достижения мною восемнадцатилетия, два, злобного и помятого вида, офицера, сопровождали меня, и ещё тридцать неумытых рыл, к месту отдания почётного долга нашей ненасытной Родине. Ехали мы почти двое суток, и всё это время в вагоне происходило яростное братание с перерывом на вялый мордобой. Для меня оба этих действа были (и есть) одинаково неприятны, поэтому я ехал на верхней полке и смотрел на пролетающие за окном красоты Среднего Урала. Выпивать по поводу расставания с «гражданкой» мне стало неинтересно после второго стакана, я смотрел в окно, и очень редко по сторонам. И очень не сразу заметил напротив себя неуместное. Что-то кольнуло взгляд. Я не сразу понял, что именно.
Напротив меня, такой же будущий защитник Отечества, читал книгу.
На фоне всеобщего пьянства это выглядело довольно неожиданно.
Сашина жизнь оказалась полной противоположностью моей.
Бросил школу. Жил и учился в другом городе. Бродяжил в столице. Я тогда даже подумать о таком не мог. Для меня это был человек с другой планеты.
Через два года, оказавшись у него дома, я был поражён: стены были от пола до потолка увешаны театральными афишами и памятными вещами: масками, самодельными куклами и картинами, пластинками и разной бутафорией. Всё это с трудом принимало моё, отформатированное советским бытом, сознание.
Но самым удивительным для меня было то, как Саша общался с людьми.
Он просто подходил к нужному человеку и говорил, что ему было нужно. К любому человеку. Делал незнакомым девушкам комплименты просто так, без всякой цели. Если мы не заставали кого-то дома, и нужно было оставить записку, он звонил в три квартиры сразу с просьбой о бумаге и ручке (это было в «домобильную» эпоху). Саша писал стихи. Писал тогда и я, но его творчество поражало объёмом и глубиной. Он действительно был очень начитан, и умело этим пользовался.
Тогда, сразу после армии, он вернулся работать в один из городских театров машинистом сцены. И приглашал меня заходить. А я тогдашний, не жаловал театральное искусство вниманием, считая его притворным и не совсем возвышенным, скажем так. Но заходил, часто помогал ему и коллегам, иногда оставаясь и на спектакль. И тут меня зацепило. Театр меня «укусил», как некоторые шутят. Я видел театральную жизнь с разных сторон, и она мне нравилась. Я видел людей, как они меняются под светом софитов.
Как эти люди пьют жизнь, иногда, к сожалению, во всех смыслах.
Я видел, что можно жить полнее, шире и насыщеннее. На поющего в коридорах театра человека никто не обращает внимания. Кто-то периодически кувыркается на ходу. Кто-то танцует. Сразу видно – не бухгалтер. Ну а откровение, что Золушка курит, это неизбежная плата за приобщение к этому миру.
В общем, через год я работал в этом театре электриком и ни о чём не жалел.
Получал немного, но хватало на скромную жизнь и на поездки в выходные к барышне в пригород с бутылкой сухого итальянского.
С тех пор прошло уже неприличное количество лет, но для меня до сих пор дверь служебного входа в здание театра как дверь в портал другой реальности. И очень радует, что за этой дверью кто-то ещё узнаёт меня и неподдельно радуется моему визиту.
Ну а Александр закончил на отлично вечернюю школу, и штурмовал столичные театральные ВУЗы. Безуспешно, пока не перестал подходить по возрасту. Столичные преподаватели его уже знали, уважали уровень его знаний, но не брали к себе учить. Он знал всё и без них, весь Станиславский был у него в самодельных конспектах, сшитых из старых джинсов, с карманами на обложке. Его не нужно было учить, его нужно было переучивать, поэтому и не брали. Брали подходящих «по фактуре» молодых людей, даже если те могли лишь выразительно прочитать про Волка и Ягнёнка. Один из профессоров, вытянутый на откровенный разговор буквально «за грудки» сказал: «Даже если я тебя возьму, срежу на первом же экзамене».
И как с любым одарённым человеком, общаться с ним было не всегда приятно. Иногда был он прямолинеен и резок. Отношусь к этому с пониманием, но какое-то уважение к собеседнику должно быть.
Однажды, уже через несколько лет после нашего знакомства, встретились мы случайно на улице, и я был не один. А Саша был не в духе, видимо, и сказал нам: «Не ищите меня, будете нужны – я сам вас найду». И тут что-то во мне сломалось и закончилось по отношению к нему. После того случая наши встречи стали реже и заметно холоднее. Не буду раскрывать, как сложилась судьба Александра дальше, это уже другая история, и пишут её другие люди.
Я же искренне благодарен ему за то, что он привёл меня в другой мир со служебного входа. И показал мне как можно жить. И как нельзя.