В чреве огромной шахты витал густой, плотный воздух, в котором мельчайшие крупи-цы породы медленно падали, сверкая металлическим блеском. Тусклые лучи пробива-лись на десяток метров в туман, после чего окончательно угасали. Слабое освещение здесь было естественным. Из узких колодцев с поверхности прибывал свет, который рассыпался на сотни лучей в подвешенных под сводами призмах. Тысячи рабочих, разбивая шахту всё глубже, довольствовались лишь полумраком, на ощупь вгрызаясь в породу механически-ми устройствами.
Тянущаяся на десяток километров шахта, на всём протяжении выглядела однообразно. Металлические опоры закреплённые в прочном камне удерживали три яруса платформ, из под которых летел добываемый рабами камень. Измельчённая порода сыпалась к под-ножью платформ, где укладывалась теми же рабами в мешки. При добыче тратилось больше энергии, а значит и большее количество джоулей получал раб, поэтому многие стремились занять место у самых стен, где труд был более тяжким и выматывающим. Од-нако солидарность, не позволяла рабам долгое время заниматься одной работой, отни-мая джоули у других. Одни чёрные, пыльные комбинезоны сменяли другие, отчего общая картина никак не изменялась.
Рабочий день длился уже достаточно долго, тела рабов просили отдыха, инструменты - обслуживания, а шахта - хоть недолгого упокоения. Короткий перерыв не заставил себя ждать. Ведомые внутренним ощущением его надобности, рабы все как один прекратили работу. Многие спустились с платформ, те кто собирал породу в мешки, выпрямившись ожидали своих товарищей. Среди них был и Гилон. Раб уже весьма старый, по меркам но-вого мира. Он дождался пока все спустятся и взвалив на себя тяжёлый мешок тёплой по-роды побрёл впереди долгой колоны рабочих к подъёму на поверхность.
Мешок был тяжёл и обжигал спину, но нести его было одно удовольствие. Гилон сам того не осознавая, был привязан к нему. Это было его. Его труд и старания, и их он хотел поскорее отдать на общее благо, подняв к транспортному узлу, из которого руда будет доставлена в нужное место. И за его спиной, ещё дальше горячего мешка были сотни лю-дей вдохновлённые той же идеей. А за ними, через недолгий перерыв, в следующей сек-ции шахты, ещё сотни и сотни и целые тысячи благородных рабов.
Гилон первым вступил на металлическую ступень лестницы, та, чуть прогнувшись под его тяжёлым шагом, скрипнула. До поверхности было несколько пролётов, около сотни ступеней. Но подниматься было легко, с каждым новым шагом в нагрудном кармане виб-рировал прибор, оповещая о получении новой порции джоулей на счёт раба. Честная сделка успокаивала ноющие мышцы ног и скрипящие позвонки спины. За каждое своё действие раб получал плату в точности равную совершённой им работе.
Гилон сделал ещё десяток шагов и десять раз услышал вибрацию трудомера, он точно знал, что на его маленьком экранчике сейчас одна за другой загораются новые цифры, раз за разом повышая сумму счёта. От этого и было легко подниматься по долгой лестнице, с тяжёлым мешком на спине.
Все рабы кряхтели, по большей части от удовольствия и лишь чуть от изнеможения, усталости, непрекращающейся боли в суставах, да мозолей истёртых до крови.
Несколько минут они друг за другом пыхтя, молча с усердием преодолевали счастли-вый подъём, и когда он наконец закончился, и они смогли сбросить с себя лишний груз, каждому рабу даже немного стало жаль, о того, что трудомер теперь перестал вибриро-вать, а значит нескончаемый поток джоулей прекратился. Для грусти впрочем не было ме-ста, каждый из них точно знал, что уже через несколько минут всё возобновится вновь и они смогут с достоинством продолжить работу.
Мешки теперь лежали в одной большой куче, из которой один за другим перемеща-лись автоматическим манипулятором на транспортную ленту и уносились далеко от шах-ты, к месту своего назначения.
Гилон не знал, куда идёт резиновая лента с добытой им рудой, да и никогда не зада-вался этим вопросом. Сейчас он лишь опёршись на стену слабым голосом бубнил себе под нос:
- Тройная норма… очень хорошо, - он улыбнулся. – Не каждый день так выходит. Так, к концу недели… может быть и на ракету хватит.
Раб Земли. Благородный труженик Гилон вытер тёплые струи пота со лба и уставился на трудомер.
Металлический брусочек, нелепо лежащий в огромной мозолистой ладони владельца, моргал желтыми огнями цифр. Гилон дабы подтвердить верность показаний вдавил един-ственную кругленькую кнопку, расположившуюся на кожаной поверхности прибора. Чер-ная ногтевая грязь бесщадно сражалась с непослушной кнопкой, которая от сырости и песка застряла в рабочем колодце. Прозвучал двойной писк и свирепствующий палец ослабил хватку, экранчик обнулил свои значения, тем самым вызвав у Гилона одобри-тельное бормотание:
- Так-то, так-то…
Труженик с достоинством взглянул на аккуратно сложенные мешки с добытой рудой. Только что принесённые они ещё не успели остыть, и сквозь прочный брезент можно бы-ло учуять приятное тепло магмовой породы. Гилон был удовлетворён проделанной рабо-той – сегодня и вправду выдался очень удачный на джоули день, но его терзали сомнения. Он ужасно хотел есть. И не просто есть, насыщаться пищей, а именно чувствовать её вкус, наслаждаться ароматом, структурой волокон, сладостной сочностью. Гилону отчаянно сейчас хотелось вкусить настоящей пищи, которую конечно можно было получить на каж-дом углу. И соблазн этот был поистине велик. Ничего не стояло сейчас в перерыв сходить до ближайшего паба, заказать стейк мраморной говядины, кружечку успокаивающего напитка, и насладится наконец давно желанной трапезой.
Образ знакомого с детства паба всполохнул в сознании раба ярко-серыми плиточными стенами, деревянными сидениями барных стульев, множеством граненых стаканов, в ко-торых подавался всевозрастной напиток «Гармония», массивными столешницами… С того времени почти ничего не поменялось… Разве что всё стало ещё более стеклянным и кар-тонным, но это было, как казалось Гилону, даже к лучшему. Совсем ещё маленьким он видел пьяные драки, которые были хоть и редки, но чрезвычайно жестоки. Мужчины, пользуясь и столами и стульями, нередко калечили друг друга. Стеклянные столешницы, обрушаясь на тела бушующих, рассыпаются мелкими кусочками и не наносят никакого вреда. Может поэтому ими и заменили деревянную мебель, может потому что всю дере-вянную перебили…
А попав головой в тонкую стенку из сотового картона, ничего себе не повредишь, разве что немного поломаешь заведение, да и то скоро подъедет ремонтная машина и залатает стену новым свежим картоном. Наверное картон, потому и пришёл на смену кирпичу, по-тому что и строить из него было проще и ломать было не весело. Гилон не знал почему, да и никогда не думал об этом, он лишь был уверен в том, что все изменения неизбежно ве-дут к улучшению и что они уже очень близко к идеалу Гармонии.
Есть, конечно, хотелось и очень даже, но разве не тем славится благородное сословие рабов, что может сутками заниматься делом без еды и питья. И не тому ли учили его в Ра-бочей школе, что единственный путь к познанию человеческого счастья – это постоянное подавление собственных желаний в угоду общественному благу и энергетической гармо-нии. Гилону вспомнились слова его учителя Жизни.
- Сегодня я расскажу вам историю. Конечно, она, как и большинство тех, что вы услышите в Жизни, выдумана. Наш мир слишком хорош для возникновения таких от-вратительных событий, - учитель обвел глазами школьные парты, за которыми, умирая от зевоты, сидели крепкие мальчишки в оранжевых формах из жесткой материи. Дети еле удерживались, чтобы не заснуть - уроки Жизни были самым скучным в мире занятием. Совсем другое дело – спортивные игры, а лучше трудовая практика.
Впрочем, что на играх, что на работе главным была одна единственная, но невероятно высокая и достойная того цель. Энергия. Её необходимо было выплеснуть. Из себя, из по-земной породы, хоть из всей Земли. Она нужна была этому миру, нужна была для его су-ществования, для его баланса, для Гармонии.
Детям её необходимо было направить в любое русло. Они как никто другой понимали это и стремились осуществить необходимое всеми своими силами. В скучном учебном за-ле потратить свою энергию было некуда. Одно лишь нервное качание ногой и ёрзанье по стульям. Утешало только то, что на неделю занятий приходилось лишь два часа этих скуч-нейших глупостей. Ещё несколько минут вытерпеть невыносимые оковы бездействия и они будут свободны. Их загонят на производство поставят к станкам, и они счастливо смо-гут насладится работой. Той, которую совершают и ту, которую совершат к концу дня, пе-ремерявшись огненными показателями на циферблатах.
Всего несколько нещадных минут…
Впрочем, и старому учителю свой предмет был обузой, ведь это отнимало драгоцен-ное время Жизни, которое любой нормальный человек с удовольствием потратил бы на работу. Поэтому учитель не особо тщательно готовился к уроку и лишь рассказывал детям всем известные истории из «Большого сборника верных, поучительных, образовательных историй», который представлял собой двухсот страничную книгу с большими буквами и яркими иллюстрациями.
По правде говоря, учителю нравилось рассказывать эти истории, он чувствовал акку-мулированную в них великую рациональность, благодаря которой легко была понятна установка, заложенная в строках текста. Рассказывая очередную, он ловил себя на стран-ном ощущении правильности, стройности оглашаемых им мыслей, они понятны любому, для того и создан «Большой сборник». Говорят, когда-то книги не были такими понятны-ми. Слова в них переплетены были, словно узоры вьюнков, и сквозь эту мешанину было нелегко добраться хоть до какого-то смысла. Многие даже и не брались читать, так сложно было извлечь пользу из этого дела. Совсем не просто, надо полагать, заставить себя читать совершенно абстрактные глупые истории, которые размазывались на целые десятки, а то и сотни страниц, хотя их суть можно было передать и одной.
Из тех же, кто, несмотря на это, находил желание барахтаться в грязи размытых фраз и намёков, лишь немногие обнаруживали хоть какой-то смысл. Но таких, кто бы понял текст именно так, как предполагалось автором, и вовсе было не сыскать. Какое-то время чита-телям подобной ерунды полагалось весьма недурное отношение в обществе. Сейчас, ко-нечно, нельзя вспоминать об этом без смеха, но тогда в Бедные времена это было вполне нормальным. Замечательным теперь кажется, что давно уже канула в Лету эта гнусная эпоха.
Сейчас же ровные, максимально простые, меж тем полные рационального смысла предложения лились прекрасной рекой непосредственных мыслей из уст учителя:
- Мальчик шёл по дороге. Ему не нужно было никуда идти, но он шёл. У него не бы-ло забот. У него не было цели. Он шёл думая не о труде, не о первозданной энергии, а о чём-то другом. Мальчик и сам не знал о чём. Он думал. И думал, и праздно тратил энергию своего тела. И тратил впустую! И не мог он остановиться идти. И не мог он остановиться думать. И мальчик шёл долго. Очень долго. И потратил он всю энер-гию своего тела. И не чем было ему питать Жизнь. Он умер. Не стоит думать о пу-стом. Не нужно думать о пустом! Нельзя думать о пустом!!
Гилон удивился, как хорошо он помнит эти по-настоящему правильные истории. Хоть он, как и все остальные спал на уроках Жизни, эти поучительные рассказы запомнились ему очень хорошо. Вспоминая смысл, заложенный в них, всегда становилось спокойнее. В простых словах можно было найти поддержку в любой ситуации. Поэтому сейчас Гилон попытался вспомнить, нет ли, какой-нибудь мысли о еде и работе. Она и в правду была:
Раб хотел кушать. Но дневная норма была не выполнена.
И поступился мужчина совестью. И вместо благородного труда решил набить живот.
Хотя не ел всего четыре дня.
И на следующий день он снова не выполнил норму. И снова он пошёл есть. И к кон-цу недели он посмотрел на трудомер и ужаснулся.
Ему не хватало еще половины джоулей на месячную ракету.
И последний день он работал с максимальной мощностью.
Мужчина так и не смог накопить на ракету! И ракеты всех его товарищей были собраны и запущены! И так и не запустил он свою месячную ракету!
Нельзя не запускать месячную ракету! Нельзя допустить нехватки энергии для запуска ракеты! Нельзя работать меньше чем есть! Нужно заработать на ракету! Потом кушать.
Эту историю им рассказывали много позже, когда они стали юношами совсем уже взрослыми и готовились к настоящему труду. Тогда только, когда они сумели понять, что ракета и вправду пожалуй самое важное, что только может быть для раба, а ракеты в их неисчислимом множестве – самое важное для всего Рабства.
Гилону все стало понятно. И как он мог это забыть?! Ракета, потом еда!
К тому же он несколько минут уже стоял на поверхности и почувствовал будто бы го-лод прошёл. Странно, но часто так бывало, что, поднимаясь из шахты, он чувствовал, как становилось легче. На поверхности был будто другой воздух, но не свежее и чище, а скорее наоборот – плотнее. И в этом воздухе становилось спокойнее. Почти незаметная белова-тая дымка кружила вокруг и словно питала организм, у Гилона не раз создавалось такое впечатление, но может ли это быть на самом деле? Он не знал, да и не хотел знать. Ему достаточно было чувствовать себя хорошо, поднимаясь наверх, а почему это происходило было ненужным вопросом. Иначе на него нашёлся бы ответ в Большом сборнике. Но там его не было, а значит и Гилону не стоило размышлять об этом.
Занятый воспоминаниями Гилон и не заметил, как рабы засобирались обратно в шах-ту, поочереди подходя к лестнице. Чёрные фигуры с массивными автокирками в руках медленно продвигались бесконечной змеёй по петляющему спуску, и раб, поспешив рас-статься с сомнениями, стянул потуже коричневым поясом тёмную форму и поспешил при-соединиться к хвосту колоны, которая своим началом уже уходила в глубь шахты.