75 лет назад – 28 января 1945 года – город Клайпеда был взят войсками Первого Прибалтийского фронта под командованием генерала Баграмяна. Сейчас это – третий по величине город Литвы после Вильнюса и Каунаса, и один из крупнейших незамерзающих морских портов Балтийского моря.

Честно говоря, мне ещё не встречался город с более сложной историей. Причём непосредственно влияющей на степень напряжённости боевых действий, на упорство обороны этого города противником. Сейчас уже мало кто помнит что, например, Калининград (где находится штаб Балтийского флота) – это древний немецкий город Кёнигсберг. Но гораздо меньше людей знают, что Клайпеда вообще не имеет никакого отношения к включающей её Литве: исторически этот город немецкий «в квадрате», в большей степени немецкий, чем Берлин. Словом, Клайпеду в 1991-м явно отдали не той стране.

Этот город первым упоминался в государственном гимне Германии (запрещённом после 1945 года), вот его первый куплет:

«На земле всего превыше

лишь Германия одна,

вся от Мемеля к Маасу,

с Бельта к Эчи сплочена…»

Здесь «Эч» (Анжи) – это река в Северной Италии, на которой стоит город Верона – она является южной границей распространения германского языка; река Маас является его западной границей. Бельт – по сути, Балтийское море (северная граница), а «Мемель» – это и есть немецкое название Клайпеды, наиболее удалённой на восток территории Германии. Вся история этого города сводилась к борьбе за то, каким он будет: чисто-немецким или же немецко-литовским. В периоды, когда побеждало немецкое начало, город назывался Мемелем, а когда немцев слегка подвигали – возвращалось литовское название Клайпеда.

Структуру населения Мемеля – Клайпеды, можно условно представить так: чуть более 40% - немцы, чуть менее 40% - литовцы, и около 20% - это люди, называющие себя «мало-литовцами». Что такое «мало-литовцы»? Если пояснить на примере Харькова, то это русские, которые избегают в этом признаваться, но и на украинцев не тянут, поэтому называют себя малороссами или жителями Слобожанщины. Мало-литовцы – это, по сути, немцы.

Считается, что город был создан, как опорный пункт немецких войск, в 13-м веке нашей эры. Под немецкой властью Мемель был важным торговым портом, конкурировавшим с Кёнигсбергом (ныне Калининград) и Данцигом (ныне Гданьск). В средние века Мемельская крепость была одной из крупнейших в тогдашней Германии.

В 1918 году, вслед за Российской, распалась Германская империя. 16 февраля 1918 года была провозглашена самостоятельным государством Литва. 28 июня 1919 года был подписан Версальский международный договор: в нём было закреплено поражение Германии в Первой Мировой войне, и излагались условия стран-победительниц (Англии и Франции). Согласно 28-й и 99-й статьям договора в северной части Малой Литвы был образован Мемельланд (Клайпедский край), который был отделён от Германии и поставлен под мандат Лиги Наций. Версальский договор также включал международное признание Литвы.

Председательствующий на Парижской мирной конференции Жорж Клемансо, с абсолютно непроницаемым видом прокомментировал надобность в образовании Клайпедского края и отделения его от Германии: «Этот край всегда был литовским, а большинство его жителей по происхождению и языку — литовцы. […] Клайпедский порт — единственный выход Литвы в море».

В 1920 году Мемельская область, согласно Версальскому мирному договору, была передана под коллективное управление стран Антанты (что-то вроде нынешнего НАТО). В Мемель ввели французский гарнизон из 200 солдат, а текущие вопросы решало местное самоуправление — «директория», состоящая в основном из немцев. Этой территорией управляла временная французская администрация, пока статус Литвы не будет признан де-юре. Невзирая на то, что 22 декабря 1922 года Франция признала Литву де-юре, передавать край Литве Франция не спешила и вынуждала Литву присоединить его к Польше. Против передачи Мемельского края Польше протестовали и немцы края, и Германия, и литовцы.

Тем временем Литва развернула борьбу (в том числе вооруженную) за присоединение Клайпеды к Литве на правах автономии. К Мемелю из Литвы были направлены полторы тысячи литовских ополченцев (переодетые полицейские, солдаты регулярной армии и члены военизированной организации «Шаулис»). Кроме того, к Мемелю выдвинулись несколькими колоннами 300 местных добровольцев. Командовал операцией майор литовской контрразведки Йонас Будрис. Литовцам противостояло 200 французских пехотинцев, бои за город шли пять дней, а в ходе штурма погибло 12 литовцев, два француза и один немецкий полицейский.

Тогда Франция направила в Мемель военную эскадру, а Великобритания – крейсер «Кэйлдон». Начавшиеся 25 января переговоры с литовскими повстанцами не имели успеха. Повстанческий комитет отказался передать город французам, а сошедшие на берег патрули были обстреляны и вернулись на корабли. Тогда французским командованием был разработан план вооружённого захвата Мемеля, поддержанный британцами. 2 февраля британский крейсер высадил на берег десантную партию для взаимодействия с французским пехотным батальоном, составлявшим гарнизон Мемеля. Одновременно Литве был выдвинут ультиматум с требованием возвращения Мемельского края в руки верховного комиссара Антанты. При этом Антанта обещала, что в случае принятия ультиматума, Мемельский край будет затем передан Литве.

Литва приняла ультиматум, после чего 16 февраля 1923 года Совет послов Антанты принял решение передать Мемельский край Литве. Это решение было оговорено условием выполнения Литвой следующих требований:

- автономия края;

- свобода транзита и использования Мемельского порта Польшей;

- разработка статуса края и заключение специальной конвенции;

- равноправие в крае немецкого и литовского языков;

- уравнение в гражданских и коммерческих правах иностранцев и жителей автономии.

После передачи Мемельского края Литве, город Мемель был переименован в Клайпеду.

12 декабря 1938 года в Клайпеде состоялись выборы в городское самоуправление, на которых 87 % голосов было отдано за единый список немецких партий. 22 марта 1939 года Германия предъявила Литве ультиматум с требованием возвратить Клайпедский край, и Литва была вынуждена подчиниться. После присоединения Клайпедского края к Германии, город был снова переименован в Мемель. 24 марта на крейсере «Дойчланд» в сопровождении 40 военных судов в Клайпеду прибыл Адольф Гитлер. Он произнёс речь перед жителями с балкона городского драмтеатра и принял военный парад. В своём выступлении он заявил, что порт Мемель станет базой германского флота и морской крепостью. Уже в апреле в городе началось строительство военного аэродрома, долговременных укреплений и подземного хранилища топлива. Во время Великой Отечественной войны Мемель и Кёнигсберг стали первыми объектами бомбардировки советской авиации согласно знаменитой Директиве №2, подписанной Тимошенко, Жуковым и Маленковым в 7:15 утра 22 июня 1941 года.

В ходе Второй Мировой войны, Мемель был превращён немцами в центр мощного оборонительного района, вокруг города построены 4 линии укреплений. Первую попытку взять этот город мы сделали ещё осенью 1944 года. Развивая успех, достигнутый в летней операции «Багратион», советские войска в Прибалтике провели ряд успешных наступательных операций, в том числе Мемельскую. Я ранее рассказывал об этой операции, поскольку за неё получил медаль «За отвагу» лейтенант Алексей Лисичкин, родной брат моего деда Петра Лисичкина.

Но взять Мемель осенью мы так и не смогли, только заблокировали город с суши. Немцы продолжали держаться в городе и имели связь морским путём с остальной Германией, а также боевую поддержку корабельной артиллерии. Наш Балтийский флот в это время не мог выйти со своих баз в Кронштадте, поскольку все выходы были плотно заминированы противником. Там и через 10 лет после войны подрывались суда на минах, и сейчас порою находят плавучие мины с тех времён.

Помимо морского пути связи с Германией, у немецкого гарнизона в Мемеле был и «частично сухопутный». С моря вблизи города находится окончание Куршской косы, ширина пролива между косой и Мемелем составляет менее 2 километров. Через этот пролив гарнизон Мемеля снабжался всем необходимым.

Немецкий гарнизон вёл активную оборону, периодически атакуя блокировавшие город советские части и пытаясь сковать как можно больше советских войск. Однако, обстановка резко изменилась к середине января 1945 года. Второй и Третий Белорусские фронты начали наступление на Кенигсберг, и ситуация в нынешней Калининградской области стала для немцев критической. Немецкое командование оказалось перед дилеммой: либо пытаться удержать и Кенигсберг и Мемель, с очевидной перспективой быстро потерять оба города. Либо пожертвовать Мемелем и вывести оттуда войска, перебросив их для усиления обороны Кенигсберга. Командующий группой армий «Север» генерал-полковник Лотар Рендулич выбрал второй вариант.

В то же время, генерал Баграмян, руководивший блокированием Мемеля, предвидел такое развитие событий, и 22-го января поставил своим войскам задачу не допустить эвакуации Мемельского гарнизона, разгромив его при отходе. Для решения этой задачи, на смену блокировавшим Мемель отдельным частям 43-й армии, была переброшена 4-я ударная армия генерала Малышева, которая до этого занималась ликвидацией так называемого Курляндского «котла» неподалёку от Мемеля. В «котле» на время вздохнули с облегчением: теснить его остался только один (14-й) корпус 4-й ударной армии, тогда как два других корпуса (92-й и 19-й) ушли на Мемель.

В каждом корпусе было по 3 стрелковые дивизии, то есть всего 6 дивизий. Ещё одну дивизию, седьмую, специально под эту операцию всё же «дёрнули» из 14-го корпуса, оставшегося в Курляндии. Дивизия эта была не простая, а 16-я Литовская.

Дело в том, что ранее, в Латвии и Эстонии, вполне оправдала себя практика, когда впереди ставили местных: 130-й Латышский стрелковый корпус и 8-й Эстонский брали столицы этих, ныне независимых государств – Ригу и Таллин соответственно. А вот Литовского корпуса (в корпусе две-три дивизии) у нас не было, ну так ведь и Клайпеда не была столицей Литвы. Поэтому брать её было, необходимо и достаточно, одной – 16-й Литовской стрелковой дивизией. Во всех трёх случаях, это делалось для того, чтобы в будущем избежать разговоров о «советской оккупации»: выходит так, что наши прибалтийские партнёры сами себя оккупировали. Но они предпочли скорее выкинуть из памяти названия «своих» же корпусов и дивизий, чем признать этот факт.

16-я Литовская стрелковая дивизия в своё время была сформирована преимущественно за счёт беженцев и эвакуированных из Литвы, а также бойцов и офицеров бывшего 29-го стрелкового территориального Литовского корпуса (у нас одно время применялся территориальный принцип построения армии – «служба возле дома», но потом от него отказались; литовских бойцов в начале войны разбросали по всем частям Красной Армии, а теперь пришлось срочно их разыскивать и собирать обратно в 16-ю дивизию). Ядро офицерского состава 16-й дивизии образовали выпускники Вильнюсского пехотного училища, в начале войны эвакуированного в Новокузнецк Кемеровской области (прошли сокращённый курс обучения). Политработниками были преимущественно бывшие подпольщики, партийные и советские работники.

Из 10 250 солдат и офицеров 16-й дивизии было 7 тысяч литовцев и жителей Литвы (то есть любых других национальностей с литовской «пропиской»). По национальному составу, в дивизии было 3720 литовцев (36,3 %), 3064 русских (29 %), 2973 еврея (29 %) и 492 (4,8 %) представителей других национальностей. Это наивысший показатель численности евреев в составе одной воинской части Красной Армии. Причём среди офицеров дивизии евреи составляли 13 % (136 человек), и 34,2 % в боевых частях пехоты.

Вначале команды и приказы личному составу дивизии отдавались на литовском языке. Однако свыше трети воинов не владели литовским; фронтовики офицеры и сержанты, направленные в дивизию для передачи боевого опыта, были преимущественно русскими; кроме того, в боевой обстановке бойцов дивизии из-за незнакомого языка могли принять за врагов и открыть огонь. По этим причинам языком команд, приказов, фактически языком межнационального общения стал русский язык.

Формирование и обучение 16-й Литовской дивизии завершилось к февралю 1943 года. Первым командиром дивизии был генерал Ф. Жемайтис, после боев зимой 1943 г. его сменил генерал В. Карвялис, затем генерал А. Урбшас. Ранее эта дивизия участвовала в Курской битве и операции «Багратион».

Итак, 25 января 1945 года советские наблюдатели доложили об обнаружении значительных передвижениях немецких войск из района переднего края, и о начавшихся в Мемеле сильных взрывах. Очевидно, немецкие войска начали отход и эвакуацию гарнизона на Куршскую косу, а также подрыв мостов и других важных объектов в городе. Командующий фронтом генерал Баграмян поставил задачу на следующий день перейти в наступление, с целью сорвать планомерный отход противника и предотвратить разрушение города.

26 января части 4-й ударной армии перешли в наступление на Мемельский укрепрайон с севера. Наступление началось не утром, как обычно, а в 17 часов вечера. Немецкие части прикрытия оказывали упорное сопротивление, сдерживая натиск советских войск на заранее подготовленных долговременных рубежах обороны. Вся местность была густо заминирована. Немецкая оборона была насыщена артиллерией и миномётами, кроме того, она поддерживалась огнём дальнобойной артиллерии с Куршской косы через пролив. В первый день наступления продвижение советских войск с северного направления составило 4 километра. 27 января перешли в наступление все части 4-й ударной армии по всей линии фронта. Особенно успешно действовали подразделения 19-го стрелкового корпуса генерала Самарского, который атаковал на считавшемся труднодоступном направлении, стремительно прорвал несколько рубежей обороны и к вечеру прорвался на окраины Мемеля.

Весь день 28 января шёл штурм Мемеля, сопровождавшийся уличными боями. И здесь наибольшего успеха достиг 19-й стрелковый корпус, первым пробившийся в центр города, а затем и в порт. В его составе сражалась на улицах города 16-я Литовская стрелковая дивизия. К вечеру противник полностью покинул город и эвакуировал остатки своих войск на косу. Большая часть немецкой тяжелой техники и артиллерии, многочисленные склады были уничтожены в ходе боёв или брошены в связи с невозможностью эвакуации.

В тот же вечер, в Москве прогремел праздничный салют в честь взятия Мемеля (Клайпеды), в соответствии с приказом маршала Сталина:

«Командующему войсками 1-го Прибалтийского фронта

Генералу армии Баграмяну

Войска 1-го Прибалтийского фронта, перейдя в наступление, сегодня, 28 января, овладели литовским городом Клайпеда (Мемель) – важным портом и сильным опорным пунктом обороны немцев на побережье Балтийского моря, завершив тем самым полное очищение Советской Литвы от немецких захватчиков.

…

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Клайпеда, представить к присвоению наименования “Клайпедских” и к награждению орденами.

Сегодня, 28 января, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Прибалтийского фронта, овладевшим городом Клайпеда и завершившим полное очищение Советской Литвы от немцев, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за освобождение Клайпеды.

…

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

28 января 1945 года, № 262»

Тем временем, бои вокруг Клайпеды продолжались, уже без 16-й Литовской дивизии: её 31-го января отправили обратно в состав 14-го стрелкового корпуса – завершать ликвидацию Курляндского «котла», это надолго.

Оставшиеся соединения 4-й ударной армии получили задачу преследовать противника, покинувшего Клайпеду, чтобы сорвать дальнейший отход и нанести немецким частям максимальный урон. Было принято решение форсировать пролив и высадить советские части на Куршской косе, развернув там боевые действия. Эта задача была возложена на части 19-го стрелкового корпуса.

Ещё 28 января, пока шли бои на улицах Клайпеды, силами одного из полков 32-й стрелковой дивизии была предпринята попытка прорваться на косу, отбитая мощным артиллерийско-миномётным огнём противника. В ночь на 29 января под прикрытием дымовой завесы, 113-му стрелковому полку удалось по льду пробиться на Куршскую косу и захватить плацдарм на её северной оконечности. Там немедленно начались ожесточённые бои. Положение осложнялось тем, что тонкий лёд на заливе не выдерживал веса даже артиллерийских орудий, не говоря уже о бронетехнике. Сильным огнём немцы прервали днём 29 января всякое сообщение плацдарма с основными силами, доставка подкреплений и боеприпасов полностью прекратились. Проявляя исключительный героизм, бойцы полка за сутки 29 января отбили 4 контратаки. Для поддержки войск на плацдарме на побережье у Мемеля была спешно развёрнута мощная артиллерийская группировка, которая вела непрерывный огонь через Куршский залив по атакующему плацдарм противнику.

В ночь на 30 января на плацдарм удалось перебросить части 344-й стрелковой дивизии. С 30 января началось очищение косы. Продвигаясь по узкой косе (ширина от 1 до 3,8 км) на юг, советские войска преодолевали сплошные траншеи от берега до берега, лесные завалы, густые минные поля. Немцы часто контратаковали — только за сутки 1 февраля были отбиты 4 контратаки. Однако наступление продолжалось и 4 февраля наступавшие части овладели населенным пунктом Заркау (с 1946 — Лесной) у южного окончания косы и соединились с частями Третьего Белорусского фронта, что сражались в районе Кёнигсберга (ныне Калининграда). Так Куршская коса была полностью очищена от противника. Обе немецкие дивизии, сумевшие эвакуироваться из Клайпеды, далеко не ушли – они участвовали в обороне Земландского полуострова: 95-я пехотная дивизия будет уничтожена там в феврале 1945 года, а 58-я дивизия погибнет в ходе Земландской операции в конце апреля.

Потери советских войск в этой операции (с 25 января по 4 февраля) составили: убитыми 403 человека и ранеными 1066 человек. На фото к статье: советское воинское захоронение и памятник погибшим в Клайпеде.

Интерактивная карта боевых действий:

https://yandex.ua/maps/?um=constructor%3Aa8be3db79c89c3807d8...

75 лет назад – 6-го октября 1944 года – родной брат моего деда (Петра Лисичкина), лейтенант Алексей Прокофьевич Лисичкин, командуя артиллерийским взводом на старте Мемельской наступательной операции, по итогам дня был награждён медалью «За отвагу». Как сказано в рапорте командования (скан прилагается):

«… При прорыве немецкой обороны 6 октября 1944 г. южнее города Шауляй, лучшие результаты в дивизионе по точности и быстроте ведения огня показал артиллерийский взвод лейтенанта Лисичкина. В период артподготовки атаки, взвод подавил и уничтожил 4 пулемётные точки и 1 противотанковое орудие. При бое в глубине, арт.взвод следовал в боевых порядках стрелковой роты, подавив при этом 2 огневых точки. При оказании сильного сопротивления противником в деревне … (нечитаемое название), инициативными и энергичными действиями взвод прямой наводкой уничтожил станковый пулемёт и до отделения пехоты противника, чем обеспечил дальнейшее продвижение вперёд нашей пехоте…».

Мемельская наступательная операция была составной частью более крупной, стратегической Прибалтийской операции. Обычно считается, что в Прибалтийской операции участвовал Ленинградский фронт и три прибалтийских фронта. Брат моего деда был на Третьем Белорусском, но именно их армию, 39-ю общевойсковую, под командованием знаменитого генерала Людникова (ранее защищавшего Сталинград и бравшего Тернополь), чисто по-соседски привлекли к Мемельской операции.

Мемель – это нынешняя Клайпеда, так она раньше называлась, курортный город и порт на берегу Балтийского моря. Ранее, в начальный период Прибалтийской стратегической операции (с 14-го сентября 1944 года), советские войска пытались наступать в направлении Риги, но были остановлены сильным сопротивлением противника на дальних подступах к ней. Тогда руководитель Прибалтийской операции, маршал Сталин, распорядился перенести усилия на фланги, и это сразу принесло свои плоды. Севернее Риги, уже 22-го сентября советскими войсками был взят город Таллин, а к началу октября – и вся Эстония, кроме части острова Сааремаа; при этом немецкие войска из Эстонии были эвакуированы под Ригу же, что только усилило её оборону.

Теперь пришёл черед нанести удар на противоположном фланге – южнее Риги: доделать то, что не было доделано в концовке операции «Багратион». В ходе Мемельской операции предстояло прорвать оборону противника к западу от областного центра Шауляй и прорваться к Балтийскому морю, с выходом на рубеж: Паланга – Клайпеда – устье реки Неман и далее вдоль этой реки до Тильзита. Это позволило бы полностью отрезать немецкую группу армий «Север» от остальной Германии (конкретно – от нынешней Калининградской области), заблокировать и уничтожить её.

Оборона противника на данном направлении была эшелонирована на нескольких полосах и рубежах. Главная полоса, глубиной 3–5 км, включала две-три линии сплошных траншей с пулеметными площадками, стрелковыми ячейками, ходами сообщения и инженерными заграждениями. На удалении 14–28 км от нее находилась вторая полоса, проходившая по берегам рек Вента, Вирвичиай, Крожента. Наиболее сильно противник укрепил подступы к городам Клайпеда и Тильзит (ныне это Советск). Сами эти города, а также Тришкяй, Юрбург, Вентспилс и Лиепая, были превращены в сильные узлы сопротивления.

Северо-западнее Шауляя наступление вели армии, знаменитые по оборонительной битве на Курской Дуге: 6-я гвардейская общевойсковая генерала Чистякова и 5-я гвардейская танковая (ею, вместо недавно отстранённого Ротмистрова, теперь командовал генерал Вольский), а также 43-я общевойсковая армия генерала Белобородова. Они наносили удар в направлении Ковнатово – Лавкосоды – Клайпеда, ширина участка прорыва 19 километров. Здесь была создана неплохая плотность огневых средств: в среднем 50 танков и 200 орудий и минометов на 1 километр.

Юго-западнее Шауляя наносили удар 2-я гвардейская общевойсковая армия генерала Чанчибадзе и 1-й танковый корпус генерала Буткова; они действовали в направлении Кельме – Шилели, обходя с севера райцентр Таураге. Привлекаемая к операции 39-я общевойсковая армия из состава Третьего Белорусского фронта наносила удар непосредственно на Таураге и южнее его, с задачей: во взаимодействии со 2-й гвардейской армией окружить и уничтожить группировку противника восточнее этого города.

Во второй эшелон Первого Прибалтийского фронта выделялись 51-я армия генерала Крейзера и один стрелковый корпус, а в резерв – 3-й гвардейский механизированный корпус.

Наступление началось 5 октября в 11:30, с разведки боем. После 20-минутной артиллерийской и авиационной подготовки атаки, передовые батальоны атаковали передний край обороны противника. Используя результаты огня артиллерии и авиаударов, они в течение 1-1,5 часов прорвали первую и вторую позиции и продвинулись на 2-4 километра. Во второй половине дня к развитию наступления приступили главные силы, которые углубили прорыв до 17 км.

На следующий день, командующий Первым Прибалтийским фронтом генерал Баграмян ввёл в сражение свои танковые соединения (армию и два корпуса), которые с ходу преодолели вторую полосу обороны противника, с боями прошли от 12 до 20 км и овладели более чем 360-ю населенными пунктами. Это способствовало повышению общего темпа наступления. Выделенные передовые отряды, в которые входили танковые, стрелковые, артиллерийские и инженерные подразделения, обходили опорные пункты, уничтожали немецкие заслоны, захватывали узлы дорог и обеспечивали беспрепятственное продвижение главных сил.

Попытки немецкого командования остановить их на ряде промежуточных рубежей с использованием водных преград и населенных пунктов не увенчались успехом и не привели к перелому в обстановке. Не имея возможностей для отражения ударов Первого Прибалтийского фронта, немцы были вынуждены начать отвод своих соединений из района Риги, чтобы перегруппировать их в Калининградскую область до того, как советские войска выйдут к Клайпеде и перекроют «гуманитарный коридор» вдоль берега Балтийского моря.

К исходу 8 октября ударная группировка Первого Прибалтийского фронта вклинилась в глубину немецкой обороны на 90 км и расширила прорыв до 260 км, нанеся серьёзный урон оборонявшимся соединениям противника. Те даже не успели организовать сопротивление на третьей полосе обороны, и 9-го октября она была прорвана с ходу на глубину первых двух позиций – от железнодорожной станции Грибженай (северо-восточнее Клайпеды) до реки Неман. К исходу того же дня передовые советские подразделения, преодолев 30 км, вступили в пределы Клайпедской области. Части 5-й гвардейской танковой и 43-й общевойсковой армий в этот день находились уже в 16 км от Клайпеды, а 39-й армии – в 10-14 км от Таураге.

Райцентр Таураге (в переводе означает «Бычий Рог») расположен на железнодорожной линии Рига – Шяуляй — Тильзит. Исторически это был пограничный город и пункт таможенного контроля на границе между Российской Империей и Пруссией. Кроме того, здесь находилась резиденция талантливой семьи Радзивиллов. В 1691-1793 годах город принадлежал Пруссии, затем перешёл к Российской Империи. Основным занятием жителей были торговля и контрабанда. В 1805-1807 годах Таураге стал резиденцией российского императора Александра Первого и важнейшим укреплённым пунктом на западе России. 18 декабря 1812 года здесь генералами И.Дибичем и Людвигом фон Вартенбургом была заключена Таурогенская конвенция — русско-прусская конвенция о нейтрализации 20-тысячного прусского вспомогательного корпуса. Согласно ей прусский корпус отказался воевать на стороне французов, что стало началом освобождения занятых противником стран от наполеоновской оккупации. Во время Первой мировой войны этот пограничный город подвергся сильнейшим разрушениям. Он несколько раз переходил из рук в руки (немцы занимали его в сентябре 1914 года, в феврале и марте 1915 года). В результате в 1916 году в городе, который выгорел практически до основания, оставалось всего пятьдесят жителей (до войны было 10 тысяч). По мнению некоторых исследователей, первыми убитыми русской армии в Первую мировую войну считаются два пограничника в Таураге.

Взяв этот город в ходе Мемельской операции, советские войска на данном, вспомогательном, направлении продвинулись до границ Калининградской области (тогдашней Германии), а кое-где и «проскочили» их.

Вечером 8-го октября в Москве был дан праздничный салют в честь прорыва обороны противника на старте Мемельской операции, в соответствии с этим приказом маршала Сталина:

«… Генералу армии Баграмяну

Войска 1-го Прибалтийского фронта при содействии войск 3-го Белорусского фронта, перейдя в наступление из района северо-западнее и юго-западнее Шяуляй, прорвали сильно укрепленную оборону противника и за четыре дня наступательных боев продвинулись вперед до 100 километров, расширив прорыв до 280 километров по фронту…

В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны противника, представить к награждению орденами.

Сегодня, 8 октября, в 22 часа 30 минут столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 1-го Прибалтийского фронта, прорвавшим оборону немцев, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.

За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника.

Верховный Главнокомандующий

Маршал Советского Союза И. СТАЛИН

8 октября 1944 года, № 193…»

Тем временем, противник продолжал перебрасывать в зону проведения Мемельской операции дополнительные силы и средства с других участков. Немецкие войска широко применяли тактику смешанных боевых групп, в которые входили пехотные подразделения (до батальона), усиленные 3–5 танками или САУ, и артиллерией. Используя лесисто-болотистую местность и ограниченность коммуникаций, они в течение светлого времени суток сдерживали наступление советских войск, а ночью скрытно отходили на заранее подготовленные в глубине обороны рубежи.

Но подобные меры противника, предпринимаемые на тактическом уровне, уже не могли повлиять на развитие оперативной обстановки. 9 октября 5-я гвардейская танковая армия форсировала реку Миния. На следующий день ее соединения и части во взаимодействии с 51-й общевойсковой армией вышли севернее Клайпеды к Балтийскому морю. 11 октября уже южнее Клайпеды побережья достигла 43-я армия. А 2-я гвардейская и 39-я армии не только вышли к границе Калининградской области, но и на отдельных участках вклинились в ее территорию.

К тому времени вся Литва, исключая блокированную Клайпеду, уже была очищена от противника, а главные силы немецкой группы армий «Север» – с 10 октября отрезаны от территории Германии. Между Германией (нынешней Калининградской областью) и немецкой группировкой, заблокированной в Латвии, образовалась полоса советской обороны шириной до 50 километров, преодолеть которую противник уже не смог, несмотря на поистине титанические усилия.

Но и советские войска были вынуждены переходить от наступления к обороне. Так, только в течение 9 октября, соединениям 4-й ударной армии пришлось отразить 14 немецких контратак, а 6-я гвардейская армия в полном составе сидела в обороне, пытаясь сорвать наступление танковых частей противника. В ходе тяжелых боев она, в целом, удержала занимаемые рубежи, и лишь в районе населенного пункта Пикеляй противнику удалось несколько потеснить части этой армии.

Главное же, соединениям Первого Прибалтийского фронта так и не удалось овладеть Клайпедой в ходе этой операции: она будет взята только в 1945 году. Отошедшие сюда немецкие войска, усиленные переброшенными морем дополнительными подразделениями, успели занять заблаговременно подготовленные оборонительные позиции и сооружения. Важнейшие направления были прикрыты фортами крепостного типа с железобетонными огневыми точками и укрытиями. Каждый из них представлял собой группу дотов, соединенных подземными ходами сообщения. Кроме того, оборону Клайпеды поддерживала артиллерия немецких кораблей, вошедших в её порт. Преодолеть самостоятельно такие укрепления блокировавшая город 43-я армия не могла. А остальные армии были задействованы для разгрома прижатой к Балтийскому морю в северо-западной части Латвии крупной группировки противника.

После 18 октября советские войска сделали ещё ряд безуспешных попыток продолжить наступление. В течение двух дней 4-я ударная, 6-я гвардейская и 51-я армии продвинулись только на 2-6 км, и 20 октября окончательно перешли к обороне на достигнутых рубежах. 43-я армия, частью сил по-прежнему блокировавшая Клайпеду, совместно со 2-й гвардейской армией к 22 октября очистила от противника побережье Балтийского моря и правый (северный) берег реки Неман.

Этот день, 22-е октября, и считается датой завершения Мемельской наступательной операции, по итогам которой брат моего деда, как сказано выше, был представлен к медали «За Отвагу». Вернее, представлен-то он был, как офицер, к ордену (это видно, например, в полной версии наградного листа на сайте «Подвиг народа»), но по какой-то причине вместо ордена ему в итоге дали самую престижную солдатскую медаль. Для сравнения, его брат (мой дед) Пётр Лисичкин, за Букринский плацдарм был изначально представлен к медали «За отвагу», а в итоге получил только «За боевые заслуги» (она ниже на один ранг), об этом я писал ранее. Очень, очень непростая это медаль.

«… Всего лишь час дают на артобстрел,

Всего лишь час пехоте передышки,

Всего лишь час до самых главных дел:

Кому – до ордена, ну а кому – до "вышки".

Мы в этот час не пишем ни строки –

Молись богам войны - артиллеристам!

Ведь мы не просто так, мы - штрафники,

Нам не писать "...считайте коммунистом".

Уверен враг: морально мы слабы:

За ним и лес, и города сожжёны.

Вы лучше лес пилите на гробы –

В прорыв идут штрафные батальоны!

У штрафников один закон, один конец:

Коли-руби фашистского бродягу,

И, если не поймаешь в грудь свинец, -

Медаль на грудь поймаешь «За Отвагу»!

Интерактивная карта боевых действий:

https://yandex.ua/maps/?um=constructor%3Aef62d4751286d7c7f2d...

На МРТР-0276 «Стреве» в Анголе я проработал почти полтора года. Прекрасный был пароход! Единственное, в середине второго рейса вышел из строя электродвигатель компрессора кондиционера, так что несколько жарковато было. Сгоревший статор с попутным судном мы отправили домой на перемотку, а когда после трёхнедельного отдыха в Клайпеде возвращались самолётом в Луанду, то захватили его с собой. Тащить довелось, конечно, мне. Завернул в тряпку, перевязал капроновыми нитками, сделал удобную ручку. А весил он, между прочим, ровно восемь килограммов, и няньчить его пришлось четверо суток. Обычно из Клайпеды в Анголу мы добирались вдвое быстрее, но в этот раз получился форс-мажор. До Москвы доехали нормально, а там всё пошло наперекосяк. В аэропорту Шереметьево-2 мелодичный женский голос из динамиков доверительно сообщил нам, что рейс № такой-то Москва – Луанда в связи с техническими проблемами переносится на завтра. Наш капитан, позвонив куда-то, собрал экипаж и сказал:

-Мужики, у кого есть родственники в Москве, можете поехать к ним. Остальным придётся ночевать здесь. Я узнавал, мы тут нафиг никому не нужны.

Оставив третьего штурмана, как самого молодого, караулить багаж, народ подался кто куда, в основном в бар на втором этаже. Я старшему механику говорю:

-Володя, здесь же неподалёку есть гостиница для транзитных пассажиров. Давай сходим, может, пустят переночевать.

-Да навряд ли…- с сомнением произнёс дед.- А впрочем, пошли, делать всё равно нечего.

В вестибюле гостиницы навстречу нам неторопливо выплыл импозантный старикан в форме швейцара, с благородной сединой на висках и с орденскими планками на груди. Оглядев нас свысока, он процедил сквозь зубы:

-Что надо?

-Переночевать бы…

-Этот Hotel – для белых людей! Па-а-апрашу выйти вон! - И величественно вытянул руку по направлению к выходу.

Вышли, конечно, не драться же с ветераном. И тут подъезжает такси, вылезает из него какой-то импортный гусь и важно движется к порогу. Таксист, открыв багажник, достал оттуда буржуйский чемодан и, кренясь под его тяжестью, пошёл следом. Со стариком-швейцаром произошла разительная перемена. Согнувшись, он слетел с крыльца, подбежал к таксисту и стал рвать у того чемодан из рук. Шипя и лягаясь, они здорово напоминали отца Фёдора и Кису Воробьянинова в фильме «Двенадцать стульев». Швейцар победил; отобрав чемодан, он трусцой обогнал иностранца и, холуйски улыбаясь, распахнул перед ним дверь. Мы с Володей от души посмеялись, глядя на это безобразие, и вернулись в аэропорт; там приземлились в баре и сидели до самого закрытия, а ночевали в кафе на креслах. Пару раз будили милиционеры, проверяли документы.

Утром нас выгнали из кафе уборщицы; кое-как разгладив в туалете опухшие рожи, мы стали подсчитывать наличность, чтобы опохмелиться. Но объявили регистрацию на наш рейс. Таможенники долго пытали, за каким лихом я тащу с собой за границу статор, но бумага на вывоз была оформлена правильно, поэтому дали добро. Погранцов интересовало только, чтобы моя фотография в паспорте моряка соответствовала оригиналу. Наконец мы оказались за рубежом. Там я, стармех и кэп нырнули в бар и на последние двадцать рублей взяли бутылку водки. И у кого деньги были – тоже затарились. Только присели, откупорили – объявляют посадку. Капитан с сожалением посмотрел на поллитровку:

-Придётся оставить…

-Зачем? – удивился я. – Давай её сюда!

Держа в одной руке статор, в другой – бутылку, на плече – сумка (ручная кладь), я вслед за всеми пошёл на посадку. А перед входом в посадочный павильон у арки металлоискателя стоят два милиционера. Увидав меня с бутылкой, они сделали стойку:

-Что это?

-Бутылка водки, - честно ответил я.

-А почему открыта?

-Да не успели выпить…

- Не положено!

-С какой стати?- возразил я. – Имею право литр провезти. А что она должна быть закрыта - где написано?

Они посмотрели зло:

-Умный, да? А вот мы сейчас тебя обыщем…

Похлопали по карманам, вывернули их и вытащили три жёлтенькие монетки, по сто испанских песет. У них аж глазки заблестели:

-Что это?

«Как вы надоели!» - подумал я. А вслух сказал:

-Это – триста песет, на бутылку пива.

Они переглянулись и стали шмонать дальше. Вывернули сумку, ощупали статор, потом один взял мою записную книжку, залез пальцами под обложку и (что значит профессионализм!) вытащил оттуда купюру в тысячу песет! Я сам удивился - хоть тресни, не помню, когда я её туда заныкал. Может, в прошлом рейсе, может, год назад. Менты радостно хором воскликнули:

-А это что?!

(Ну ещё бы - таможня прошляпила, пограничники тоже, а доблестная милиция накрыла таки контрабандиста – валютчика.)

-Это – на три бутылки пива, - не моргнув глазом, ответил я.

-А вот мы сейчас проверим, - с сомнением в голосе произнёс один.

К счастью, в этот момент появилась стюардесса - хорошенькая негритяночка (летели мы на Боинге-707 ангольской авиакомпании) и заорала:

-Чё ты тут топчешься, только тебя ждут, пилот уже на газ давит, лететь пора!

И накинулась на обескураженных ментов:

-Вам что – делать нефиг? Тоже мне, деньги нашли! – отобрала у них песеты, водку, сунула мне в руку и подтолкнула в спину – иди, мол.

В самолёте мы эту бутылку опорожнили и заснули с устатку.

На подлёте к Риму проснулись. Лайнер как-то неприятно вибрировал, движения стюардесс стали суетливыми, личики у них побледнели, если так можно сказать о негритянках. Одна из них скрылась в кабине пилотов, через минуту вышла и объявила:

-Ladyеs and gentеlmеn, наш самолёт совершает аварийную посадку в аэропорту Фьюмичино. Просьба застегнуть привязные ремни и молиться, уповая на милость Божью.

Пассажиры заохали, закрестились. И только советские моряки смотрели на всё с философским спокойствием. Так-таки все полупьяные были, и, кроме того, нам, выросшим в благодатной стране, в которой не происходило ни землетрясений, ни террористических актов, ни авиакатастроф, не верилось, что мы можем вот сейчас примитивно гробануться в Альпах.

Продолжение следует...

С прошедшими!