Продолжаю рассказ о жизни дореволюционных городов. На очереди Пятигорск.
В 1780 году была заложена Константиногорская крепость — одного из укреплений Азово-Моздокской оборонительной линии (1777), важная роль в создании которой принадлежит А. В. Суворову. Она была построена в долине между горами Бештау и Машук (в 4-х км западнее Машука) при слиянии рек Золотух (Золотушка) и Подкумок. Сейчас на этом месте микрорайон Новопятигорск. С одной стороны крепость имела военное значение, с другой стороны в 19 веке здесь появился модный курорт. Первые исследования местных вод начались ещё при Петре I. 24 апреля 1803 года был подписан знаменитый Рескрипт Александра I «О признании государственного значения Кавказских Минеральных Вод и необходимости их устройства». Строительством будущего города занимались архитекторы Джиованни и Джузеппе Бернардацци. Свой проект они представили в 1828 году. Братьям Бернардацци Пятигорск обязан появлением гостиницы с ресторацией, каменного здания Николаевских ванн, Дома для неимущих офицеров, деревянных Сабанеевских, Солдатских ванн и не только. Позже князь М.С.Воронцов в письме императору Николаю I сетовал: «После смерти братьев Бернардацци, оказавших величайшую пользу тому делу, которому они посвятили труд свой, на Водах нет никого, достойного носить имя архитектора…» Статус города Пятигорск получил в 1830 году.
Ресторация — одна из первых казённых каменных построек в Пятигорске, возведённая по идее главнокомандующего на Кавказе генерала А. П. Ермолова. Автор проекта – Иосиф Шармелань. Строительством руководил Иосиф Карлович Бернардацци. Это гостиница в 1828 году, где бывали и останавливались А.С. Пушкин (1829 г.), М.Ю. Лермонтов (1837 и 1841 гг), Л. Н. Толстой (1853 г). Здесь также проводились балы и иные мероприятия.
В начале 19 века курорт был ещё плохо оборудован, и развлечений было не так уж много. Здесь было место для любителей экзотики, путешествий, нестандартного отдыха (любители отдыха более комфортного ехали на модные в то время Липецкие воды, либо, при наличии денег, за границу). Также было много военных. Доктор Гааз, побывавший в Пятигорске в самом начале XIX столетия, отмечал: «После обеда совершают прогулки или экскурсии по окрестностям, в Шотландскую миссию или в ближайшую черкесскую деревню. Вечерами развлекаются, играя (конечно же, в карты), или просто беседуют».
Первые официальные правила пользования ваннами под заголовком «Объявление» относятся к 1827 году. Вот некоторые пункты:
«При употреблении ванн, наблюдать правила устава благочиния статьи 220-й, для чего в некоторых ваннах и назначено время, когда могут оными пользоваться дамы и когда - мужчины. Время сие определено особенными объявлениями, прибитыми на стенах при ваннах, почему и приглашаются гг. посетители обоего пола не нарушать порядка, установленного единственно для личного их спокойствия. При сем повторяется просьба не оставаться в ваннах, а паче того для отдохновения, более времени, определенного местными медиками, чем без всякой пользы для купающегося навлекаются только другим затруднения и медленность в принятии ванн». В примечании к этому пункту добавлено: «В ваннах и предбанниках не препятствовать нахождению банщика, который по истечении времени, назначенного для отдохновения, беспрекословно должен отворить дверь и впустить новую особу».
Пункт о порядке очереди приема ванн: «Так как всякий прибывший на воды, имея на пользование оными равное право, желает принять ванну скорее и успокоить себя, то и надлежит при употреблении их наблюдать очередь. А потому никакая особа прежде прибывшего к ваннам до ее приезда ни сама собою, ни через прислугу, без явного нарушения порядка и обиды других особ, кого-либо отстранять и удерживать ванны за собою не должна. Очередь сию обязан занимать для себя каждый лично, а не через компанионов или тем менее через прислугу».
«Собственно для приготовления ванн приставлена услуга обоего пола, почему и приглашаются г. г. посетители не употреблять на сей предмет собственных людей, от незнания коих нередко делается вред устройству тем, что к общей неприятности может даже временно прекращаться и самое употребление оных».
Была и сегрегация. «Для простолюдинов и служителей обоего пола устроены особенные ванны, почему и объявляется г. г. посетителям, дабы они людям своим, допускаемым единственно для прислуги в ваннах, устроенных для высшего состояния, отнюдь не позволяли купаться после себя. В противном случае, нарушившего сей порядок прислуга после того в данные комнаты впускаться не будет».
В 1820 году на водах вместе с семьей генерала Н. Н. Раевского побывал двадцатилетний А. С. Пушкин. Пушкин заехал на Кавказские воды в 1829 году, по дороге в Грузию, а на обратном пути провел в Пятигорске и Кисловодске около месяца. Пушкин 15 мая 1829 года в путевых заметках писал: «Я нашел на водах большую перемену. В мое время ванны находились в бедных лачужках, наскоро построенных. Посетители жили кто в землянках, кто в балаганах. Источники, по большей части в первобытном своем виде, били, дымились и стекали с гор по разным направлениям, оставляя по себе серные и селитровые следы. У целебных ключей старый инвалид подавал вам ковшик из коры или разбитую бутылку. Нынче выстроены великолепные ванны и дома. Бульвар, обсаженный липками, проведен по склонению Машука. Везде чистенькие дорожки, зеленые лавочки, правильные партеры, мостики, павильоны. Ключи обделаны, выложены камнем, и на стенах ванн прибиты полицейские предписания. Везде порядок, чистота, красивость… С неизъяснимой грустью пробыл я часа три на водах; с полнотою чувства разговаривал я с любезными Же и Жи и старался передать им мои сердечные впечатления».
В другой раз в 1829 году Пушкин сетовал: «Признаюсь, Кавказские Воды представляют ныне более удобностей; но мне было жаль их прежнего дикого состояния; мне было жаль крутых каменных тропинок, кустарников и неогороженных пропастей, над которыми, бывало, я карабкался...»
Дореволюционный Пятигорск у многих ассоциируется в первую очередь с эпохой М. Ю. Лермонтова и его «Героем нашего времени». Тут и, как минимум, косвенная реклама в литературе, и военная романтика на фоне кавказских войн, и мода, к тому же курортов на территории России было ещё не так много. В первый раз он приехал на Горячие Воды в 1825 г. десятилетним мальчиком со своей бабушкой Е.А. Арсеньевой, позже был здесь в ссылке и здесь же погиб на дуэли.
Из «Княжны Мери»: «чера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Нынче в пять часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растущих в скромном палисаднике. Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками. Вид с трех сторон у меня чудесный. На запад пятиглавый Бешту синеет, как «последняя туча рассеянной бури»,33 на север подымается Машук, как мохнатая персидская шапка, и закрывает всю эту часть небосклона; на восток смотреть веселее: внизу передо мною пестреет чистенький, новенький городок; шумят целебные ключи, шумит разноязычная толпа, — а там, дальше, амфитеатром громоздятся горы всё синее и туманнее, а на краю горизонта тянется серебряная цепь снеговых вершин, начинаясь Казбеком и оканчиваясь двуглавым Эльборусом. — Весело жить в такой земле! Какое-то отрадное чувство разлито во всех моих жилах. Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка; солнце ярко, небо синё — чего бы, кажется, больше? — зачем тут страсти, желания, сожаления? — Однако пора. Пойду к Елизаветинскому источнику: там, говорят, утром собирается всё водяное общество.
Опустясь в середину города, я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сертукам мужей и по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сертука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись.
Жены местных властей, так сказать хозяйки вод, были благосклоннее; у них есть лорнеты, они менее обращают внимания на мундир, они привыкли на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум. Эти дамы очень милы; и долго милы! Всякий год их обожатели сменяются новыми, и в этом-то, может быть, секрет их неутомимой любезности. Подымаясь по узкой тропинке к Елизаветинскому источнику, я обогнал толпу мужчин штатских и военных, которые, как я узнал после, составляют особенный класс людей между чающими движения воды. Они пьют — однако не воду, гуляют мало, волочатся только мимоходом… Они играют и жалуются на скуку. Они франты: опуская свой оплетенный стакан в колодец кислосерной воды, они принимают академические позы; штатские носят светло-голубые галстуки, военные выпускают из-за воротника брызжи. Они исповедывают глубокое презрение к провинциальным домам и вздыхают о столичных аристократических гостиных, куда их не пускают.
Наконец вот и колодец! На площадке близ него построен домик с красной кровлею над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя. Несколько раненых офицеров сидели на лавке, подобрав костыли, бледные, грустные. Несколько дам скорыми шагами ходили взад и вперед по площадке, ожидая действия вод. Между ними были два-три хорошеньких личика». Далее в произведении фигурируют многие местные достопримечательности.
Из повести Елены Ган «Медальон» (1839): «В тот год пиры сменялись пирами: балы, пикники, концерты, кавалькады – все было придумано и приведено в действие, чтобы оживить многочисленное общество. Не было рощи в окрестностях города, где бы не зажигались по вечерам огни, не гремела музыка, не танцевали бы до свету, несмотря на отчаяние медиков…»
В 1844 году вышло другое произведение, которое наделало много шума – «Проделки на Кавказе» некого Е. Хамар-Дабанова. Под этим псевдонимом скрывалась Екатерина Петровна Лачинова, урожденная Шелашникова, жена служившего на Кавказе генерал-майора. Роман вызвал скандал, потому что в нём в ехидной форме описывались хорошо узнаваемые высокопоставленные лица, служившие на Кавказе. При этом описаны они метко и честно. Были и другие герои, о прототипах которых спорили современники и литературоведы. Есть версия, что один из героев списан с декабриста Бестужева, к которому писательница была неравнодушна. Роман запретили, цензора, пропустившего его, уволили, а над автором установили полицейский надзор.
Из романа «Проделки на Кавказе»: «Денди надел бы сюртук и пошел на бал: к счастию, однако ж, в Пятигорске этих господ мало. Тут все армейские офицеры. Скучая всю жизнь в деревнях на портое, развлекаясь только в обществе какого-нибудь грубого мелкопоместного дворянина или оскорбительно надменного богача-помещика, они радехоньки посмотреть на бал, себя показать и потанцевать. Они надели мундиры и явились на вечер.
Пятигорские балы довольно благовидны: зала, где танцуют, просторна, опрятно содержана, изрядно освещена; музыка порядочная. Приезжие дамы корчат большую простоту в одежде, но в наряде их проглядывает иногда тайное изящество — что вовсе не лишнее, если выкинуто со вкусом. Пестрота военных мундиров, разнообразие фрачных покроев и причесок, различие приемов, от знатной барыни до бедной жены гарнизонного офицера, от столичного денди до офицера пятигорского линейного батальона, который смело выступает с огромными эполетами, с галстухом, выходящим из воротника на четверть, и до чиновника во фраке, с длинными, почти до полу, фалдами, с высокими брызжами, подпирающими щеки,— все это прелюбопытно и занимательно. Но когда начнутся танцы —тут смех и горе! Когда все эти лица, бледные, изнуренные от лечения и насильственного нота, задвигаются, невольно помыслишь о сатанинской пляске. И тут же, для довершения картины, проделки пехотных офицеров ногами, жеманство провинциального селадона, шпоры поселенного улана, припрыжка и каблуки гусара, тяжёлые шаги кирасира, притворная степенность артиллериста, педантские движения офицера генерального штаба, проказы моряка, грубые, дерзкие ухватки казако-ландпасного драгуна. Все странно и забавно!»
Из романа «Проделки на Кавказе»: «Настал июль. Пятигорск начал пустеть. В эту пору лишь одни немощные остаются на горячих водах, остальные посетители едут либо в Железноводск, либо в Кисловодск. В этот курс преимущественно предпочитали Кисловодск, где помещения гораздо удобнее, чем на железных водах, называемых Железноводском: тут так мало жилья, что иное лето посетители вынуждены бывают помещаться в балаганах. Но не то привлекало теперь посетителей к живописному нарзану: в этот год приехал туда вельможа, отдохнуть от трудов своего огромного управления и от летнего зноя. Его присутствие в прохладном, прелестном, гористом Кисловодске притянуло туда ранее обыкновенного музыку, я с нею и пятигорскую публику».
Сохранилось довольно много описаний отдыха и отдыхающих в Пятигорске середины 19 века. Из книги А. Ф. Баталина «Пятигорский край и Кавказские Минеральные Воды» (1861): «Посетители вод, разделялись на два класса: обыватели кавказские и приезжие из России... Между последними было немало лиц, принадлежавших к кругу высшей аристократии. Вообще приезжие были люди зажиточные: в прежнее время небогатому человеку было не по силам отправляться на Кавказские Воды. Путешествие туда считалось делом трудным и опасным. Поездки важных особ совершались с роскошью, непонятною для нашего времени. На все время путешествия делались огромные запасы. Свита важного барина обыкновенно состояла из медика (которому за поездку платились большие деньги) для подания советов во время лечения, из ближних родственников или знакомых, приглашаемых для развлечения больного, из толпы слуг, поваров, конюхов. Иные возили с собою певиц, танцовщиц, музыкантов...
Прибыв на воды, больные помещались кто в Константиногорске и слободке его, кто у самого источника. Наемная плата за помещение была очень высока. В слободке... для большого семейства помещение обходилось по меньшей мере в 750 руб. (в сезон. - С. Н.), а для одинокого человека - 250 руб.
... Помещение у Горячего источника тоже обходилось недешево. За наем кибитки платили 25 рублей в месяц. Впрочем, и за эту цену отдавались только кибитки, принадлежавшие казне, а их было очень немного. Обыкновенно же кибитка обходилась до 100 рублей в месяц. Несмотря на все это, Горячеводская долина во время курса была постоянно уставлена, от начала до конца, кибитками, балаганами, палатками. При входе в долину между оконечностию внутреннего хребта и берегом Подкумка для защиты посетителей от нападения черкесов были расположены лагерем, в виде полукруга, егеря, казаки и артиллерия. Позади их, под открытым небом, помещались калмыки, владельцы отданных внаем кибиток. На возвышенных и открытых пунктах Горячей горы и внутреннего хребта (на месте нынешней Оборонительной казармы, - у Калмыцкого источника, - на холме, где теперь находится беседка с Эоловой арфой) располагались пикеты.
Вообще картина, которая представлялась взорам новоприбывшего на воды при въезде в Горячеводскую долину, поражала своей необыкновенностию: она зараз напоминала и военный лагерь, и шумную провинциальную ярмарку, и столичный пикник, и цыганский табор. Величественный Бештау с своею остроконечною вершиною, зеленеющая Машука, скалистая Горячая гора, источник горячей воды, каскадами свергавшийся с возвышения, - увеличивали оригинальность этой картины».
Из наблюдений чиновника А. М. Фадеева: «Скажу теперь несколько слов о самом Пятигорске. Хозяйственное управление минеральными водами, как всегда, шло довольно плохо. Местные отцы — командиры старались выказывать себя постройками (отчасти совсем ненужными), наружным щегольством, и при том никак не забывали самих себя. Общественный сад мог бы быть прекрасным местом для прогулок, но по всему видно было, что на устройство его, и даже на сколько-нибудь исправное содержание бульвара, мало обращалось внимания. Близ Пятигорска находится немецкая колония, жителя которой, при старательном направлении, могли бы с выгодою увеличить средства для продовольствия посетителей вод овощами, фруктами, хорошим хлебом и проч. К сожалению, они предоставлены самим себе, а потому и посетителям от них нет никакой пользы, да и собственное состояние их плохое. Знаю, что превладычествует мнение, будто бы в ход и направление хозяйственного устройства поселян лучше всего начальству вовсе не мешаться. Но нет правила без исключения: если бы в Новороссийских колониях не было Контениуса, то никогда они бы не достигли той степени общественного благосостояния, как теперь. Отсутствие благонамеренного направления и своевременного разумного побуждения к лучшему развитию хозяйства Кавказских и Закавказских колонистов — главная причина того, что они мало приносят пользы краю и сами находятся, большею частью, в скудном положении».
Из наблюдений чиновника А. М. Фадеева: «Об этой воде рассказывают, что в ней сварился армянский архиерей. Когда это было, при каких обстоятельствах, каким образом это случилось — ничего нельзя добиться, и никто не знает никаких подробностей, передается только положительно и утвердительно один этот факт. Странно, что легенда о сварившемся армянском архиерее очень распространена на Кавказе и в Закавказье. О ней рассказывают в Пятигорске, указывая, что это произошло в Александровских ваннах; рассказывают в Горячеводске, близ крепости Грозной и, кажется, нет нигде горячего источника в крае, о котором бы не говорили, что в нем сварился армянский архиерей. И почему такой жертвою избран именно иерарх этого сапа и национальности, совершенно неизвестно. Нельзя же предполагать, чтобы столько армянских архиереев действительно сварились в горячих источниках; а между тем, все обыватели мест, где водятся такие источники, утверждают с непоколебимой уверенностью, не допуская ни малейшего сомнения, что именно здесь, в их источнике, сварился армянский архиерей, и утверждают так настойчиво и упорно, как будто в этом несчастном событии заключается для них какая то особенная амбиция, честь, или рекомендация их источника. Впрочем, в одной местности края передают, что там сварился татарский муфтий — тоже высокое духовное лицо, хотя с вариацией вероисповедания и народности. Это единственное исключение из общего положения».
В 1889 году в Пятигорске открыли памятника М. Ю. Лермонтову, первый в Российской империи. Сбор средств продолжался 18 лет. В 1903 году проведены первые линии трамвая, связавшие вокзал с Цветником и далее с Сабанеевскими (Пушкинскими) ваннами и Провалом. В том же году в Пятигорске был открыт величественный храм Лазаря Четверодневного, службы в котором ведутся и в наши дни. 5 мая 1904 года было запущено регулярное трамвайное сообщение по линии «Вокзал — Елизаветинская галерея». 14 августа 1904 года было запущено регулярное движения трамваев по южному склону Машука на Провал. Если в 1831 году в городе числилось 302 жителя, то в 1897 году уже 18400, в 1916 году 38000.
