Рассказ замечательного советского автора Василия Ефимовича Субботина о сдаче в плен последней группировки немцев уже взятого Рейхстага. Посвящается 76-летию поднятия Знамени Победы над Рейхстагом 1 мая 1945 года.
Из глубины подвала вдруг выкинули белый флаг.
На лестнице, на нижней площадке, появился офицер. Шинель распахнута, в руке — парабеллум. Он заявил, что немецкое командование готово начать переговоры. Но с офицером в высоком ранге.
На лестницу к немцам отправился Берест...
Берест — замполит командира батальона. Лейтенант. Да и в этом звании он лишь несколько дней: приказ пришел, когда мы вступали в Берлин. Только вчера Берест был младшим. Но уже несколько месяцев работал заместителем у Неустроева... Вот только не знаю, как они «срабатывались», очень уж это были разные, крепкие и твердые характеры.
Алексею Бересту было двадцать... Всего двадцать лет. Совсем недавно он ходил в комсомольцах.
Он и отправился туда.
Сам собой пал на него выбор. Скорее всего, это Берест и сказал, что пойдет он.
Солдат полил ему из фляги, и он смыл копоть с лица. Всегда он выглядел подчеркнуто аккуратным. Даже после этих двух ночей белела у него полоска подворотничка. Вчера, на площади, он лежал в одной воронке с бойцами. Потом с двумя разведчиками — Кантарией и Егоровым — он «устанавливал» знамя... Теперь, вот уж сутки, он был здесь, вместе со всеми.
Поверх гимнастерки Берест надел чужую чью-то кожаную длинную куртку. Капитан Матвеев, политотделец, отдал свою фуражку — новую, с малиновым околышем.
Неустроев тоже пошел. Но не стал ничего надевать, а даже телогрейку с себя сбросил, чтоб ордена были видны. [86] У Береста наград было не густо, а у Неустроева — много... Так — солиднее!
Третьим они взяли с собой солдата из недавно освобожденных на Одере военнопленных. Он знал по-немецки.
Внизу их уже ждали. Здесь было светло. Горели факелы. Сразу их окружили немецкие солдаты. Парабеллумы в руках. На касках маскировочные сетки.
К Бересту и его спутникам подходил немец. Берест вгляделся: оберст! Полковник. С ним были двое моряков. Курсанты. И переводчица — женщина в желтой куртке.
Солдаты-немцы расступились, дав им дорогу.
Полковник протянул было руку. Но Берест поднес свою к фуражке и сказал: «Полковник Берест».
И так, в черной своей кожанке, приподняв голову, он стоял, высокий, молодой... Заместитель командира — комиссар! Видный. Широкоплечий. Уверенный в себе. Кто-то из немцев сказал: «Молодой, а уже полковник!»
На Неустроева они почти не смотрели. Он стоял незаметно. Только ордена блестели. И немцы поглядывали на его грудь. (Рядом с Берестом низкорослый Неустроев выглядел маленьким.) Когда Берест к нему обращался, комбат старательно щелкал каблуками...
— Я предлагаю вам сдаться! — сказал Берест немцам. — Вы находитесь в подвалах. Положение ваше безвыходное...
Но те ответили:
— Еще неизвестно, кто у кого в плену... Вас здесь триста человек. Когда вы атаковывали — мы подсчитали... Нас — в десять раз больше.
— Сложите оружие, — сказал Берест. — Мы вас отсюда не выпустим... — И взглянул на часы, показав, что он на этом желает закончить разговор.
Представитель немцев опять стал доказывать Бересту, что это он, Берест, у них, у немцев, в «клещах»... И неожиданно потребовал, чтобы им дали возможность уйти в район Бранденбургских ворот...
Берест с трудом себя сдерживал. Он был молод — ему было только двадцать. И он забыл, что он дипломат!
— Зачем мы пришли в Берлин, — сказал он, — чтобы вас, гадов, выпустить?.. Если вы не сдадитесь, мы вас переколотим!.. [87]
Немецкий оберст запротестовал:
— Господин полковник! Так не полагается разговаривать с парламентерами!
Берест его не слушал...
Моряки молчали, желтая переводчица нервничала.
Полковник-немец заговорил вдруг по-русски, и даже сносно:
— Нам известно наше положение, и мы хотим сдаться... Но ваши солдаты возбуждены... Вы должны их вывести и... выстроить. Иначе мы не выйдем!
— Нет! — ответил Берест ему. — Не для того я пришел в Берлин из Москвы, чтобы выстраивать перед вами своих солдат... Даже если вас две тысячи, а нас двести человек...
— Что ж, — сказал немец, — я доложу, что вы предлагаете нам проходить через ваши боевые порядки.
Задерживаться дольше не имело смысла. Берест козырнул. Неустроев — тоже.
Солдат-переводчик и Неустроев, следом за Берестом поднимаясь по лестнице, слышали, как «полковник» Берест бормотал про себя: «Гадюка! Гадюка!»
Немцы, остававшиеся в подземельях рейхстага, сдались той же ночью. К утру.
Переговоры о их сдаче вел с ними уже старший сержант Сьянов.