По бескрайнему полю бежали две одинокие фигуры.
Первый, долговязый человек в сюртуке и при галстуке убегал от второго, плотно утрамбованного в ватный комбинезон с капюшоном. Второй, коего звали Митрофаном, размахивал топором, первый пытался на ходу воспользоваться говорильной трубою для бесед на дистанциях.
- Стой, курва! - заголосил Митрофан, но долговязый лишь побежал еще быстрее.
Тогда Митрофан метнул топор…
***
- За что угробил-то ты его, Митрофан? – спросил лютый поп, ощупывая носком валенка свежий труп.
- А за то, что, во-первых, он из Города. А я - ты ж знаешь – городских жуть как не люблю. А во-вторых, за то, что он, курва, отрицал нашу Извечную Пустотность - Митрофан сделал паузу и приложился к бутылке.
- Что ж ты, Митрофан, словом-то Русским его вразумить не пытался? – не унимался лютый поп. Он наклонился на трупом и, кряхтя и охая, принялся снимать с него штиблеты и заграничные портки.
- Я пытался, - Митрофан вытер рукавом губы. – Да только ты ж знаешь, лютый поп, что они городские эти, совсем диковатый народец. Он мне сходу про корупкцию глаголить начал, да про сортиры наши убогие. Да про то, что староста наш уездный - плут и вор.
- Дались им наши сортиры, - вздохнул лютый поп и принялся остервенело сдирать с трупа сюртук.
- А я ему: чудак ты, староста-то ведь пытается свою Извечную Пустотность побороть. Токмо этот городской так и не понял об чем я ему толкую. Все бумагами с цифирью мне в морду тыкал. Ты, говорит, посмотри, сколько ассигнаций мимо казны утекло... Дурачок.
Лютый поп закончил оголять труп. Выпрямился, стер пот со лба и заметил:
- Всякая цифирь есть научение сотонинское, бесовское.
- Знамо дело, - согласился Митрофан. – Ну, что, давай, лютый поп, что ли за упокой души городского?
- Давай, - согласился лютый поп и достал из-за пазухи пригоршню коричневых, похожих на заморский сахар, кристаллов.
Митрофан и поп запили их водкой. Молчали. Ждали.
- Видишь Его? – осторожно спросил Митрофан.
- Нет еще. Погодь, - откликнулся лютый поп. – Чегой-то не вижу… А, нет, вижу! Вижу Его!
Но Митрофан уже и сам видел, как из бескрайней грязи поднимается Он, чудесный Град Китеж, Русский Иерусалим. Полупрозрачный, голубоватый. Колыхался Он на ветру посреди Извечной Пустотности, и Духовность от Него исходила, плотная и угрюмая...
А Русская почва медленно, чавкая и пузырясь, поглощала труп…
Александр Блог, "Извечная Пустотность"