Для чего этот предмет использовали в Древней Руси?
Древняя Русь, окрестности Великого Новгорода, XII век, материал - дерево, размеры: 100х33 см.
Пишите свои варианты в комментариях.
Древняя Русь, окрестности Великого Новгорода, XII век, материал - дерево, размеры: 100х33 см.
Пишите свои варианты в комментариях.
Эта "тарабарщина" не колдовской заговор и не отрывок диалога дона Рэбы и Ваги-Колеса на арканарской фене, а цитата из текста памятника литературы Древней Руси - «Слово о походе Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова», известного нам со школы, как "Слово о полку Игореве". Что бы эта фраза значила?
Напомним, что в основе сюжета "Слова" — неудачный поход русских князей на половцев, организованный новгород-северским князем Игорем Святославичем в 1185 году.«Слово» было написано, предположительно, в последней четверти XII века, вскоре после описываемого события (часто датируется тем же 1185 годом, реже — 1—2 годами позже).
Текст "Слова о полку Игореве" бесценен для историков тем, что в нем масса деталей, касающихся не только исторических событий конца XII века на Руси, но и самого образа жизни русичей той поры.
Фразу "Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногате, а кощей по резане", произносит автор, обращаясь ко Всеволоду Юрьевичу, больше известному нам под прозвищем Большое Гнездо.
"Великий княже Всеволоде! Не мыслію ти прелетѣти издалеча, отня злата стола поблюсти? Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Донъ шеломы выльяти. Аже бы ты былъ, то была бы чага по ногатѣ, а кощей по резанѣ." (древнерусский текст).
Контекст следующий - был бы ты здесь, княже, то разбил бы половцев наголову и тогда... И тогда собственно и случилась бы вот эта самая "чага по ногате".
Давайте разбираться. Для начала проясним термины, которые здесь упомянуты.
Чагой в Древней Руси называлась девушка-рабыня, это слово известно из других источников.
В словаре Фасмера: ча́га I «рабыня, невольница», только др.-русск. (Ипатьевск. летоп., СПИ; см. Срезн. III, 1467). Заимств. из тюрк., ср. тур., чагат. čаɣа «дитя», кирг. šаɣа «девушка».
У Фасмера же находим: коще́й, др.-русск. кощеи, кощии «отрок, мальчик, пленник, раб» (СПИ) — из тюрк. kоšči «невольник» от kоš «лагерь, стоянка».
Ногата и резана - это денежные единицы. Ногата составляла одну двадцатую часть серебряной гривны. И в свою очередь равнялась 2,5 резанам.
Теперь обращаемся к "Русской правде" Ярослава Мудрого и находим там реальную цену рабов: мужчина стоил пять гривен, девушка - шесть гривен!
"Ногата - это цена поросенка или барана, а резана - это стоимость постного второго блюда, даже и не целого обеда. Это - просто дешевка. А дешевка эта здесь была бы результатом колоссального выброса на рынок плененных Всеволодовыми полками половцев", - пишет об этом историк Борис Романов в книге "Люди и нравы Древней Руси".
В переводе К.Д. Бальмонта этот отрывок звучит так:
"Князь ты Всеволод великий, прилетел бы издалека,
Порадел бы о защите златоотчего престола.
Ты веслом разбрызжешь Волгу, Дон шеломами ты выльешь,
Будь ты здесь – и дешев пленник, а рабыня и дешевле."
Хотя работорговля и рабство не являлась существенным социальным явлением в жизни подавляющего большинства русских славян (в целях войн не было захвата рабов и наложниц, не было невольничьих рынков и т. п.), с появлением государства рабство на Руси стало иметь место (в рабы попадали за совершение особо тяжких преступлений, см. виды наказаний «Русской Правды»). Таким образом, начало рабству было положено необходимостью осуществлять наиболее суровую меру наказания, не прибегая к убийству, в рабы изначально попадали наиболее опасные преступники. О рабстве на Руси известно из многих средневековых источников, в частности, из законов «Русской Правды» киевского князя Ярослава Мудрого.
На Руси существовало несколько форм рабства: холопство и челядь (В VI—IX веках челядь — рабы-пленники. В IX—X веках они стали объектом купли-продажи. С XI века термин «челядь» относился к части зависимого населения, занятого в феодальном хозяйстве.
П. Н. Третьяков, касаясь рабства у славян и антов, писал:
« Рабов продавали и покупали. Рабом мог стать член соседнего племени. Во время войн рабы, особенно женщины и дети, являлись непременной и очень важной частью военной добычи. Вряд ли можно рассматривать все это в качестве примитивного патриархального рабства, которое было распространено у всех первобытных народов. Но это не было, конечно, и развитым рабовладением, оформившимся как целостная система производственных отношений. »
Автор "Слова" оперирует ценами на рабов, не сомневаясь в том, что читатели прекрасно знают их, скажем так, рыночную стоимость.
Существует две версии происхождения прозвища «Вещий Олег». По одной версии Вещий происходит от индоевропейского корня вед, что означает владение тайным знанием. По другой версии от перевода с древнескандинавского:
Хелег, Олег, Ольг - святой, священный, наделенный даром провидения.
Обе версии имеют место быть и какая из двух настоящая, можно выяснить только в кулачном бою или отправившись на машине времени во времена Киевской Руси и там спросить - может кто в курсе.
26 июля 1951 года на месте Неревского конца, жилого района древнего Новгорода была обнаружена первая берестяная грамота средневековой Руси. Наши далекие предки "заговорили" с нами, рассказывая о человеческих взаимоотношениях, экономических связях, конфликтах, о любви и смерти.
Раскоп на Дмитриевской улице был поделен на два. Одним руководила Гайда Андреевна Авдусина, вторым руководил Валентин Лаврентьевич Янин. Первая грамота была найдена на раскопе Авдусиной - найдя грамоту, Н.Ф. Акулова передала ее в руки студентке-практикантке Валентине Матвеевой, а та передала ее Г.А. Авдусиной (все это происходит тут же в раскопе), которая позвала Артемия Владимировича Арциховского и из своих рук показала ему находку. В.Л. Янин стоял тут же через бровку и за всем этим наблюдал (забегая на день вперед, хочется сказать, что вторая берестяная грамота была найдена уже на его раскопе). А что же Арциховский?
""Главный драматический эффект пришелся на долю Артемия Владимировича. Оклик застал его стоящим на расчищаемой древней вымостке, которая вела с мостовой Холопьей улицы во двор усадьбы. И стоя на этой вымостке, как на пьедестале, с поднятым пальцем он в течение минуты на виду у всего раскопа не мог, задохнувшись, произнести ни одного слова, издавая лишь нечленораздельные звуки, потом не своим голосом выкрикнул: «Премия - сто рублей!» и потом: «Я этой находки ждал двадцать лет!». " - слова В.Л. Янина.
Неревский раскоп в 1953 году
Н.Ф. Акулова. 1964 г.
Н.Ф. Акулова во время своего отпуска пришла с подругами в археологическую экспедицию на подработки, где можно много чем заниматься не имея специального образования, а пройдя только инструктаж. Т.е по образованию она не была ни археологом, ни историком. Основная ее работа была на новгородском мебельном комбинате. На нем она проработала еще много лет и была награждена медалью "Ветеран труда". На момент находки она была уже не школьница и не студентка - ей было чуть больше 30 лет, у нее был маленький ребенок, а еще она находилась в декрете, что в свое время на правах юмора являлось объяснением почему так повезло именно ей.
Вот так выглядит "свеженайденная" берестяная грамота. На фото грамота № 51 из Старой Руссы.
Обработка берестяной грамоты
26 июля 2006 года на доме, где жила Н.Ф. Акулова, на улице Десятинной д.17к1 была установлена памятная табличка с надписью "В этом доме жила Нина Федоровна Акулова (1921-2004 гг.) участница Новгородской археологической экспедиции. 26 июля 1951 г. обнаружила первую берестяную грамоту".
С 2011 года "День Бересты" является официальным праздником Новгорода. В этот день проходят торжественные и памятные мероприятия, а к памятнику Нины Федоровны благодарные потомки несут цветы.
Тексты на древнерусских берестяных грамот
Грамота № 53: «Поклон от Потра к Марье. Покосил есмь пожню, и Озерици у мене сено отъяли. Спиши список с купнои грамоте да пришли семо; куды грамота поведе, дать ми розумно».
Петр уехал в село Озеры или Озеричи косить. Но местные жители отняли у него скошенное сено, заподозрив в нем самозванца, не имеющего прав на скошенный участок. Очевидно, Петр только что купил его и еще не был знаком своим новым соседям. Он просит Марью, жену или совладелицу, чтобы та списала ему копию с купчей грамоты.
Грамота № 9: "От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали впридачу, то за ним. А теперь, женясь на новой жене, мне он не дает ничего. Ударив по рукам (в знак новой помолвки), он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость".
Грамота № 49: «Поклон от Ностасьи к господину, к моей к братьи. У мене Бориса в животе нет. Как се, господо, мною попецалуете и моими детми»
‘Поклон от Настасьи господам моим братьям. У меня Бориса [больше] нет в живых. Как, господа, позаботитесь обо мне и о моих детях?’
Грамота № 377: «От Микити к Улиааниц. Пойди за мьне. Яз тьбе хоцю, а ты мене. А на то послух Игнат Моисиев...».
От Микиты к Анне. Пойди за меня — я тебя хочу, а ты меня; а на то свидетель Игнат Моисеев …
Грамота № 87: От попа Дрочки поклон Демьяну и Мине и Ванку и всем вам. Пожалуйста, …’ (следовала какая-то просьба).
ѿдрочкеѿпапапъкланѧниекодемеѧноуикъ
минеикъваноукоуикъвьхемовамодобрестворѧ
Грамота № 109: Грамота от Жизномира к Микуле. Ты купил рабыню во Пскове, и вот меня за это схватила (подразумевается: уличая в краже) княгиня. А потом за меня поручилась дружина. Так что пошли-ка к тому мужу грамоту, если рабыня у него. А я вот хочу, коней купив и посадив [на коня] княжеского мужа, [идти] на очные ставки. А ты, если [еще] не взял тех денег, не бери у него ничего
Грамота № 238: "… [Ты дал (?)] Несдичу четыре с половиной резаны, а [мне] ты дал две куны. Что же ты утверждаешь, будто за мной восемь кун и гривна? Пойди же в город — могу вызваться с тобой на испытание водой’.
Грамота № 424: "Грамота от Гюргия к отцу и к матери. Продавши двор, идите сюда — в Смоленск или в Киев: дешев [здесь] хлеб. Если же не пойдете, то пришлите мне грамотку, как вы живы-здоровы"
Грамота № 582: "те два человека, что ты прислал, бежали, а коней где взяли, не знаю. А Тимоня умер"
Донесение о положении дел в военном отряде
Грамота № 952: "От Радка поклон отцу. Товарец я послал в Смоленск. А Путилу-то убили. А нас с Вячешкой хотят арестовать за Фому — говорят: «Заплатите четыреста гривен или же зовите сюда Фому. Если же нет, то всадим вас в погреб (темницу)».И поклон от Вячешки Лазорю. Я послал коня вьючного, а сам готов (приготовился)"
В конце школьная шутка 14 века от новгородского мальчика Онфима
В 1952 году на Неревском раскопе была обнаружена грамота № 46, сначала поставившая всех в тупик. В этой грамоте нацарапаны две строки, правые концы которых не сохранились. В первой строке следующий текст: «Квжпсндмкзатсцт...». Во второй — не менее содержательная надпись: «ееяиаеуааахоеиа...».
Что это? Шифр? Или бессмысленный набор букв? Не то и не другое. Напишите эти две строки одну под другой, как они написаны в грамоте:
НВЖПСНДМКЗАТСЦТ...
ЕЕ Я ИАЕ У АААХОЕИА...и читайте теперь по вертикали, сначала первую букву первой строки, потом первую букву второй строки, затем вторую букву первой строки и вторую букву второй строки и так до конца. Получится связная, хотя и оборванная фраза: «НЕВЕ-ЖЯ ПИСА, НЕДУМА КАЗА, А ХТО СЕ ЦИТА» — «Незнающий написал, недумающий показал, а кто это читает...». Хотя конца и нет, ясно, что «того, кто это читает», обругали.
Не правда ли, это напоминает известную школярскую шутку: «Кто писал, не знаю, а я, дурак, читаю»? Представляете себе этого недоросля, который придумывал, как бы ему позамысловатее разыграть приятеля, сидящего рядом с ним на школьной скамье?
В Бобруйске местный житель случайно нашел на берегу Березины старинный шлем.
Шлем нашел Владимир Балында, который работает токарем на местном Днепро-Березинском предприятии водных путей. По его словам, в прошлом году они проводили на Березине работы — расчищали и углубляли дно. За зиму вместе со льдом и снегом часть воды сошла, и находка оказалась на берегу.
Находка относится к IX-X вв., возможно, XI в.
Великолепная "речная" сохранность позволяет в деталях восстановить его конструкцию. Он полностью однотипен хрестоматийному артефакту из кургана Чёрная могила и отлично соотносится с боевыми наголовьями хазарского круга древностей.
Ниже, для сравнения, шлем из Чернигова, курган Чёрная могила и реконструкция шлема подобного типа.
На современной территории Белоруссии - это первый шлем такого рода. Почти наверняка он является следом пребывания скандинаво-русского дружинного элемента, который активно вопринимал лучшие достижения оружейной мысли соседей и распространял их в ареале обитания. Весьма возможно, данный шлем относился к кругу древностей Полоцкого княжества. Впрочем, его могли утратить во время многочисленных походов, начиная с военных предприятий Олега-Хельги.
Ярослав Владимирович Мудрый - практически единственный русский князь, оставивший глубокий след в древнескандинавской литературе. Ярослав является вторым по значению персонажем многих сюжетов: героями в них, естественно, выступают скандинавы. Причина этого в чрезвычайно активной политике Ярослава на Балтике, его альянсах с датским королем и норвежским конунгом и всегда со шведскими правителями, на дочери одного из которых, Ингигерд, он женился в 1019 г., и в широком привлечении норманнов на службу в своем войске.
«Саге об Эймунде» ("Прядь об Эймунде") - повествует о службе норвежца Эймунда и его дружины в войске Ярослава во время борьбы последнего со Святополком и Брячиславом.
Разумеется, повествование саги нельзя расценивать как документальное воспроизведение реально происходившего: с одной стороны, сага — это художественное произведение, и ее повествование подчинено определенным эстетическим установкам; с другой — «Сага об Эймунде» дошла до нас в поздней записи, и хотя она сложилась на основе рассказов дружинников Эймунда, вернувшихся в Скандинавию (их имена приводятся в тексте), объем и характер переработки этих рассказов не поддается учету.
Казалось бы, и политическая ситуация, и основные действующие лица на первом этапе борьбы за киевский стол обозначены в саге правильно (с поправками имен). Однако в саге чрезвычайно сильны литературные мотивы: изображения в ней и Ярослава, и Ингигерд, и Эймунда подчиняются стереотипам, которые существенно искажают действительность.
Князь Ярослав Владимирович, художественная реконструкция образа
Ярослав Мудрый был последним русским князем, широко использовавшим скандинавских наемников для решения внутриполитических вопросов. Повесть временных лет дважды говорит о специальном приглашении варягов в моменты наивысшего накала борьбы: в 1015 г., в период обострения отношений с Владимиром, и в 1024 г., во время усобицы с Мстиславом. Кроме того, присутствие варягов в войске Ярослава отмечается в 1015 г. (в рассказе об антиваряжском восстании в Новгороде), 1018 г. (борьба со Святополком и Болеславом), 1025 г. (при описании сражения при Листвене), 1036 г. (отражение печенегов, осадивших Киев), 1043 г. (при рассказе о походе Владимира Ярославича на Византию). Эти отрывочные и разновременные упоминания свидетельствуют о том, что во время своего правления как в Новгороде, так и в Киеве Ярослав постоянно держал больший или меньший контингент наемников-варягов в составе своего войска.
Итак, основные действующие лица:
Эймунд — один из норвежских конунгов, покинувший родину в связи с действиями его родственника Олафа II Толстого по созданию вертикали власти и «упразднению» удельных конунгов. Праправнук Харальда Прекрасноволосого.
Ярицлейв — князь новгородский Ярослав Владимирович, в последствии Ярослав Мудрый.
Вартилав — князь полоцкий Брячислав Изяславич, племянник Ярослава Мудрого (в Пряди назван братом). Преобразование Вартилава - Брячислава из племянника в брата, очевидно, произошло из-за употребительного обращения князей друг к другу - "брат" и под влиянием традиционной в фольклоре триады братьев.
Ингигерд — жена Ярослава Мудрого, дочь короля Швеции Олафа Шётконунга.
Бурицлав — князь киевский, князь туровский Святополк Владимирович. Несозвучность имени объясняется тем обстоятельством, что в борьбе с Ярославом, претендующим на киевский стол, Святополк использует помощь своего тестя Болеслава - что, по мнению исследователей, послужило причиной замены его имени именем польского князя в форме, знакомой скандинавской литературе.
Рагнар — родственник Эймунда, правнук Харальда Прекрасноволосого.
Рогнвальд — ярл Вестра-Гёталанда Регнвальд Ульвсон, ярл Альдегиоборга (Ладога) родственник Ингигерды по материнской линии.
Далее текст Саги будет выделяться курсивом. Перевод «Саги об Эймунде», который приводится здесь, выполнен Е.А. Рыдзевской.
Эймунд сказал: «Если вы хотите поступить по-моему, то я скажу вам, если хотите, что я задумал. Я слышал о смерти Вальдимара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое сыновей его, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну — одному теперь досталось больше, чем тем двум. И зовется Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он — старший из них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартилав. Бурицлав держит Кэнугард (древнескандинавское обозначение Киева), а это — лучшее княжество во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий — Палтескью (древнескандинавское обозначение Полоцка) и всю область, что сюда принадлежит. Теперь у них разлад из-за владений, и всех более недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских, и считает, что он потому ниже своих предков. И пришло мне теперь на мысль, если вы согласны, отправиться туда и побывать у каждого из этих конунгов, а больше у тех, которые хотят держать свои владения и довольствоваться тем, чем наделил их отец. Для нас это будет хорошо — добудем и богатство, и почесть. Я на этом решу с вами».
"Эймунд и его спутники не останавливаются в пути, пока не прибыли на восток в Хольмгард (Новгород) к Ярицлейву конунгу. Идут они в первый раз к конунгу Ярицлейву после того, как Рагнар попросил. Ярицлейв конунг был в свойстве с Олавом, конунгом свеев. Он был женат на дочери его, Ингигерд. И когда конунг узнает об их прибытии в страну, он посылает мужей к ним с поручением дать им мир и позвать их к конунгу на хороший пир. Они охотно соглашаются. […] Эймунда и Рагнара очень уважал конунг, и княгиня не меньше, потому что она была как нельзя более великодушна и щедра на деньги, а Ярицлейв конунг не слыл щедрым, но был хорошим правителем и властным."
Реконструкция одежды и украшений знатной русской женщины, 11 века
О том, как Ингигерд, дочь шведского конунга Олава Эйрикссона (правившего с 995 по, вероятно, 1021 г.) и Астрид (вероятно, происходившей из балтийско-славянского племени вендов), стала женой русского князя Ярослава Владимировича Мудрого (великого князя киевского 1016-1018, 1019-1054 гг.), говорится в значительном числе древнескандинавских источников конца XII - первой трети XIII в.: в "Истории о древних норвежских королях" монаха Теодрика, в "Обзоре саг о норвежских конунгах", в "Легендарной саге об Олаве Святом", в "Гнилой коже", в "Красивой коже", в "Отдельной саге об Олаве Святом" и в "Саге об Олаве Святом" в "Круге земном" Снорри Стурлусона, а также в хронике бременского каноника Адама Бременского.
От источника к источнику мотив обрастает подробностями. Если монах Теодрик сообщает лишь, что Ярицлав "женился на Ингигерте, к которой... сам [Олав] сватался, но не смог взять в жены", не раскрывая причин, по которым брак не состоялся, то автор "Обзора" достаточно лаконично, но уже формулирует ту версию, которая будет позднее пространно изложена Снорри Стурлусоном: Ингигерд "была раньше обещана" Олаву Харальдссону, но "нарушил ее отец те обещания по причине гнева". Вопреки заключенному ранее договору, Олав Шведский выдал Ингигерд "за Ярицлава, конунга Аустрвега" ("Восточный путь", здесь служит наименованием Руси).
"Спрашивает конунг, куда они думают держать путь, и они говорят так: «Мы узнали, господин, что у вас могут уменьшиться владения из-за ваших братьев, а мы позорно изгнаны из [нашей] страны и пришли сюда на восток в Гардарики к вам, трем братьям. Собираемся мы служить тому из вас, кто окажет нам больше почета и уважения, потому что мы хотим добыть себе богатства и славы и получить честь от вас... Мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества и пойти к вам на службу, и получать от вас золото, и серебро, и хорошую одежду. Если вам это не нравится и вы не решите это дело скоро, то мы пойдем на то же с другими конунгами, если вы отошлете нас от себя». Ярицлейв конунг отвечает: «Нам очень нужна от вас помощь и совет, потому что вы, норманны, — мудрые мужи и храбрые. Но я не знаю, сколько вы просите наших денег за вашу службу». Эймунд отвечает: «Прежде всего ты должен дать нам дом и всей нашей дружине и сделать так, чтобы у нас не было недостатка ни в каких ваших лучших припасах, какие нам нужны». «На это условие я согласен», — говорит конунг. Эймунд сказал: «Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождем ее и чтобы она была впереди в твоем войске и княжестве. С этим ты должен платить каждому нашему воину эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле — еще, кроме того, половину эйрира». Конунг отвечает: «Этого мы не можем». Эймунд сказал: «Можете, господин, потому что мы будем брать это бобрами и соболями и другими вещами, которые легко добыть в вашей стране, и будем мерить это мы, а не наши воины. И если будет какая-нибудь военная добыча, вы нам выплатите эти деньги, а если мы будем сидеть спокойно, то наша доля станет меньше». И тогда соглашается конунг на это, и такой договор должен стоять двенадцать месяцев."
Что же конкретно мы узнаем о процедуре приема норманского отряда в войско Ярослава?
Во-первых, договор, как и последующие соглашения между ними, заключается на определенный срок, оговариваемый обеими сторонами, а именно — 12 месяцев. Как правило, в течение года (или около года) находятся на службе иноземных правителей скандинавские викинги и по сведениям других саг. Очевидно, это связано с возможностью морского плаванья только в летнюю пору. Как следует из всего текста саги, рассчитаться с наемниками Ярослав должен был в конце срока их службы.
Во-вторых, условия оплаты, ее формы и размеры специально оговариваются Эймундом и Ярославом до вступления скандинавов в войско. Собственно, этими условиями и определяется, будет ли отряд Эймунда служить Ярославу. Скандинавов не интересует, какому из русских князей служить: не случайно Эймунд в начале переговоров замечает, что если он не договорится с Ярославом, то отправится к Святополку.
В-третьих, договор отражает традиционный порядок оплаты — по числу воинов в дружине: «каждому нашему воину по эйриру серебра». Эйрир серебра в XI в. в Скандинавии равен около 27 г, т. е. ⅛ марки (в марке 216 г серебра). Эйрир соответствует примерно ½ северной счетной гривны (содержащей 51 г серебра). Таким образом, каждый дружинник Эймунда должен получить по истечении года по половине гривны — сумму не слишком большую. О годовой заработной плате Руси того времени можно составить понятие из постановлений Русской Правды: закупу или поступавшему в работу несостоятельному должнику к заимодавцу для расплаты своим трудом, назначено вычитать за год работы полгривны: «А за лето возьмет по полугривне». По Карамзину, на время создания Русской Правды, стоимость "коня княжего" - 3 гривны, "коня простого" - 2 гривны.
В-четвертых, также традиционной является и дифференцированная оплата наемников в зависимости от их положения в дружине Эймунда: рядовой дружинник получает по эйриру серебра; «кормчий», т. е. капитан (и часто владелец) корабля, предводитель части дружины — в полтора раза больше. Руководствуясь тем же принципом, расплачивается и Ярослав со своими воинами после взятия Киева: «Старостам по 10 гривен, а смердом по гривне».
В-пятых, центральным моментом соглашения является вопрос о форме и размерах оплаты наемников. Он возникает сразу же и приобретает особую остроту. Целью варягов является «снискать себе богатство и славу». По предложению Эймунда, оплата норманнов должна состоять из двух частей: во-первых, непосредственное содержание дружины (предоставление им помещения для жилья, еды, одежды, снаряжения), во-вторых, и это самое главное, — денежное вознаграждение. Именно вопрос о деньгах становится предметом разногласий. Между тем скандинавы заинтересованы в первую очередь в оплате их службы деньгами. «Деньги нужны нам, и не желают мои люди сражаться за одну только еду…», — говорит Эймунд. Ярослав же рассматривает это требование как трудно выполнимое, в связи с очевидным дефицитом серебра. Очевидно, именно поэтому он принимает предложение Эймунда выдавать часть платы мехами и другими ценными предметами в количество, эквивалентном соответствующей сумме денег. Таким образом, расчет с варяжским отрядом должен производиться в денежной форме или исчисляться на деньги.
В-седьмых, размер оплаты наемников непосредственно зависит от успешности их деятельности. «…И если будет какая-нибудь военная добыча, то вы можете заплатить нам, — говорит Эймунд, — а если мы сидим спокойно, то наша доля должна уменьшиться». Именно своими победами аргументирует Эймунд требование увеличить оплату и вообще рассчитаться сполна с ними. Очевидно, и этот пункт договора отражает сложившуюся практику.
"Эймунд и его товарищи вытаскивают тогда свои корабли на сушу и хорошо устраивают их. А Ярицлейв конунг велел выстроить им каменный дом и хорошо убрать драгоценной тканью. И было им дано все, что надо, из самых лучших припасов. Были они тогда каждый день в великой радости и веселы с конунгом и княгиней. После того как они там пробыли недолго в доброй чести, пришли письма от Бурицлава конунга к Ярицлейву конунгу, и говорится в них, что он просит несколько волостей и торговых городов у конунга, которые ближе всего к его княжеству, и говорил он, что они ему пригодятся для поборов."
"Ярицлейв конунг сказал тогда Эймунду конунгу, чего просит у него брат. Он отвечает: «Немного могу я сказать на это, но у вас есть право на нашу помощь, если вы хотите за это взяться."
"Ярицлейв конунг послал боевую стрелу по всему своему княжеству, и созывают конунги всю рать. Дело пошло так, как думал Эймунд, — Бурицлав выступил из своих владений против своего брата, и сошлись они там, где большой лес у реки, и поставили шатры, так что река была посередине; разница по силам была между ними невелика...затрубили к бою, подняли знамена, и обе стороны стали готовиться к битве. Полки сошлись, и начался самый жестокий бой, и вскоре пало много людей. Эймунд и Рагнар предприняли сильный натиск на Бурицлава и напали на него в открытый щит. Был тогда жесточайший бой, и много людей погибло, и после этого был прорван строй Бурицлава, и люди его побежали... Взял Ярицлейв конунг тогда большую добычу после этой битвы. Большинство приписывает победу Эймунду и норманнам. Получили они за это большую честь, и все было по договору... Отправились они домой в свое княжество, и достались Ярицлейву конунгу и его владения, и боевая добыча, которую он взял в этом бою."
"И когда настал срок уплаты жалованья, пошел Эймунд конунг к Ярицлейву конунгу и сказал так: «Вот мы пробыли некоторое время в вашем княжестве, господин, а теперь выбирайте — оставаться ли нашему договору, или ты хочешь, чтобы наше с тобой товарищество кончилось и мы стали искать другого вождя, потому что деньги выплачивались плохо». Конунг отвечает: «Я думаю, что ваша помощь теперь не так нужна, как раньше, а для нас — большое разорение давать вам такое большое жалованье, какое вы назначили». «Так оно и есть, господин, — говорит Эймунд, — потому что теперь надо будет платить эйрир золота каждому мужу и половину марки золота каждому рулевому на корабле». Конунг сказал: «По мне лучше тогда порвать наш договор». «Это в твоей власти, — говорит Эймунд конунг, — но знаете ли вы наверное, что Бурицлав умер?» «Думаю, что это правда», — говорит конунг. Эймунд спросил: «Его, верно, похоронили с пышностью, но где его могила?» Конунг отвечал: «Этого мы наверное не знаем». Эймунд сказал: «Подобает, господин, вашему высокому достоинству знать о вашем брате, таком же знатном, как вы, — где он положен. Но я подозреваю, что ваши воины неверно сказали, и нет еще верных вестей об этом деле». Конунг сказал: «Что же такое вы знаете, что было бы вернее и чему мы могли бы больше поверить?» Эймунд отвечает: «Мне говорили, что Бурицлав конунг жил в Бьярмаланде (сага превращает печенегов, союзников Святополка в его борьбе с Ярославом, в бьярмов, более известных на скандинавском севере) зимой, и узнали мы наверное, что он собирает против тебя великое множество людей, и это вернее». Конунг сказал: «Когда же он придет в наше княжество?» Эймунд отвечает: «Мне говорили, что он придет сюда через три недели». Тогда Ярицлейв конунг не захотел лишаться их помощи. Заключают они договор еще на двенадцать месяцев. И спросил конунг: «Что же теперь делать — собирать ли нам войско и бороться с ними?» Эймунд отвечает: «Это мой совет, если вы хотите держать Гардарики против Бурицлава конунга»."
Сага изображает соперничество братьев как три последовательных сражения, каждое из которых заканчивается победой варягов, причем в последнем Бурицлав погибает от руки Эймунда. Между сражениями Бурицлав оказывается за пределами страны, где собирает войско и готовится к следующему нападению на брата. В этой общей канве событий проглядывают реальные обстоятельства событий 1015-1019 гг.: сражения Ярослава со Святополком в 1016 г. у Любеча, после которого Святополк бежал к своему тестю Болеславу I Храброму в Польшу; в 1018 г. на реке Буг, в которой победил Святополк и вынудил Ярослава оставить Киев, и, наконец, в 1019 г. на реке Альте, закончившееся бегством Святополка и его смертью в пути.
Во всех трех случаях сага называет Бурицлава инициатором столкновений, именно он нападает (или собирается напасть) на Ярицлейва, который вынужден обороняться. Это противоречит активной роли Ярослава по летописи: именно Ярослав выступает с войском из Новгорода к Киеву в 1015 г. и начинает пятилетнюю войну с братом. Однако изображение Ярослава обороняющейся стороной прекрасно согласуется с основополагающими тенденциями саги. Во-первых, находит подтверждение пассивность Ярослава, которая оттеняет энергичность и удачливость Эймунда. Во-вторых, подобная ситуация позволяет представить Эймунда не только помощником и советчиком, но и спасителем Ярослава. Именно в ней в наибольшей степени раскрываются изобретательность и находчивость варяга. Наконец, приближающееся нападение Бурицлава заставляет Ярицлейва повторно заключать договор с Эймундом, увеличивая ему оплату. Тем самым нападения Бурицлава на Ярицлейва, а не наоборот, играют существенную роль в воплощении основных идей, которыми руководствовался автор саги.
"Случилось однажды, что Эймунд конунг говорит конунгу, что он должен выплатить им жалование, как подобает великому конунгу. Говорит он также, что думает, что они добыли ему в руки больше денег, чем он им должен был жалованья. «И мы говорим, что это у вас неправильно, и не нужна вам теперь наша помощь и поддержка». Конунг сказал: «Может быть, теперь будет хорошо, даже если вы не будете нам помогать; все-таки вы нам очень помогли. Мне говорили, что ваша помощь нужна во всех делах». Эймунд отвечает: «Что же это значит, господин, что вы хотите один судить обо всем? Мне кажется, многие мои люди немало потеряли, иные — ноги или руки, или какие-нибудь члены, или у них попорчено боевое оружие; многое мы потратили, но ты можешь нам это возместить: ты выбирай — или да, или нет». Конунг сказал: «Не хочу я выбирать, чтобы вы ушли, но не дадим мы вам такого же большого жалованья, раз мы не ждем войны». Эймунд отвечает: «Нам денег надо, и не хотят мои люди трудиться за одну только пищу. Лучше мы уйдем во владения других конунгов и будем там искать себе чести..."
"...Но как же быть, господин, если мы доберемся до конунга (Бурицлава), — убить его или нет? Ведь никогда не будет конца раздорам, пока вы оба живы». Конунг (Ярицлейв) отвечает: «Не стану я ни побуждать людей к бою с Бурицлавом конунгом, ни винить, если он будет убит»."
Отдельно следует отметить роль княгини Ингигерды, которая принимает активнейшее участие в отношениях князя и его варяжских наемников.
"Прошли лето и зима, ничего не случилось, и опять не выплачивалось жалованье... Они (Эймунд и его дружина) быстро уходят к своим кораблям, которые были уже совсем готовы. Ярицлейв конунг сказал: «Быстро они ушли и не по нашей воле». Княгиня отвечает: «Если вы с Эймундом конунгом будете делить все дела, то это пойдет к тому, что вам с ним будет тяжело». Конунг сказал: «Хорошее было бы дело, если бы их убрать»...
После того отправилась она к кораблям, и ярл Рёгнвальд Ульвссон с несколькими мужами, туда, где стояли у берега Эймунд и его товарищи, и было им сказано, что она хочет повидать Эймунда конунга. Он сказал: «Не будем ей верить, потому что она умнее конунга, но не хочу я ей отказывать в разговоре». На Эймунде был плащ с ремешком, а в руках — меч. Они сели на холме, а внизу была глина. Княгиня и Рёгнвальд сели близко к нему, почти на его одежду. Княгиня сказала: «Нехорошо, что вы с конунгом так расстаетесь. Я бы очень хотела сделать что-нибудь для того, чтобы между вами было лучше, а не хуже». Ни у того, ни у другого из них руки не оставались в покое. Он расстегнул ремешок плаща, а она сняла с себя перчатку и взмахнула ею над головой. Он видит тогда, что тут дело не без обмана и что она поставила людей, чтобы убить его по знаку, когда она взмахнет перчаткой. И сразу же выбегают люди [из засады]. Эймунд увидал их раньше, чем они добежали до него, быстро вскакивает, и раньше, чем они опомнились, остался [только] плащ, а [сам] он им не достался. Рагнар увидел это и прибежал с корабля на берег, и так один за другим, и хотели они убить людей княгини. Но Эймунд сказал, что не должно этого быть. Они столкнули их с глинистого холма и схватили. Рагнар сказал: «Теперь мы не дадим тебе решать, Эймунд, и увезем их с собой». Эймунд отвечает: «Это нам не годится, пусть они вернутся домой с миром, потому что я не хочу так порвать дружбу с княгиней»."
Стереотип скандинавского конунга оказал воздействие и на сопоставительную характеристику Ингигерд и Ярицлейва, Эймунда и Ярицлейва. И в "Пряди об Эймунде", и в "Саге о Магнусе и Харальде Суровом Правителе" Ингигерд представлена в качестве мудрого спасителя и помощника русского князя. Она дает ему советы и в критические моменты принимает личное участие в разрешении конфликтов. Решительности и твердости Ингигерд противостоят безволие и слабость Ярицлейва, ее уму и находчивости - его пассивность, ее щедрости - его скупость.
Изображение Ярослава Мудрого в "Пряди об Эймунде" многослойно. С одной стороны, оно определяется художественными задачами саги. Героизация образа Эймунда, бесспорно, оказала решающее влияние на формирование образа Ярослава и обусловила последовательное противопоставление его образу Эймунда: наделение его чертами, которые с наибольшей яркостью оттеняли бы достоинства героя. И если даже Ярослав действительно обладал какими-то из приписываемых ему сагой негативных качеств, на что как будто указывают некоторые его поступки, упомянутые летописями, то сага подчеркивает и гиперболизирует их. С другой стороны, здесь же в саге присутствуют описания ситуаций, в которых Ярицлейв действует не в соответствии с заданными ему качествами, что корректирует его "литературную" характеристику и, возможно, отражает реальные черты его характера.
Тема отношений Ярослава и Ингигерд в браке затрагивается в сборнике саг "Гнилая кожа". Приведем один отрывок, очень яркий, между тем читая который, не нужно забывать о том, что саги - источник литературный:
"...конунг тот Ярицлейв велел построить себе прекрасную палату с великой красотой, украсить золотом и драгоценными камнями и поместил в ней добрых молодцов, испытанных в славных делах, утварь и боевую одежду выбрал для них такую, какой они уже раньше оказались достойными, и все находили, что и убранство палаты, и те, кто были в ней, подходят к тому, как она устроена. Она была обтянута парчой и ценными тканями. Сам конунг был там в княжеской одежде и сидел на своем высоком месте. Он пригласил к себе многих почетных друзей своих и устроил пышный пир. И вошла в палату княгиня в сопровождении прекрасных женщин, и встал конунг ей навстречу, и хорошо приветствовал ее, и сказал: "Видала ли ты где-нибудь такую прекрасную палату и так хорошо убранную, где, во-первых, собралась бы такая дружина, а во-вторых, чтобы было в палате той такое богатое убранство?" Княгиня отвечала: "Господин, - говорит она, - в этой палате хорошо, и редко где найдется такая же или большая красота, и столько богатства в одном доме, и столько хороших вождей и храбрых мужей, но все-таки лучше та палата, где сидит Олав конунг, сын Харальда, хотя она стоит на одних столбах"."
Помните упоминание о том, что Ингирегд была отдана Ярославу в обход помолвки с Олавом?
"Конунг рассердился на нее и сказал: "Обидны такие слова, - сказал он, - и ты показываешь опять любовь свою к Олаву конунгу" - и ударил ее по щеке. Она сказала: "И все-таки между вами больше разница, - говорит она, - чем я могу, как подобает, сказать словами". Ушла она разгневанная и говорит друзьям своим, что хочет уехать из его земли и больше не принимать от него такого позора. Друзья ее вступаются в это дело и просят ее успокоиться и смягчиться к конунгу. Она отвечала и сказала, что сначала конунг тот должен исправить это перед ней. Тогда сказали конунгу, что она хочет уехать, и просят друзья его, чтобы он уступил, и он так и делает, предлагает ей помириться и говорит, что сделает для нее то, чего она попросит. А она отвечала и говорит, что согласна на это, и сразу же сказала: "Ты теперь должен,- говорит она, - послать корабль в Норвегию к Олаву конунгу. Я слышала, что у него есть молодой сын, незаконный, пригласи его сюда и воспитывай его, как отец, потому что правду говорят у вас, что тот ниже, кто воспитывает дитя другого". Конунг говорит: "Тебе будет то, чего ты просишь, - говорит он, - и мы можем быть этим довольны, хотя Олав конунг больше нас и не считаю я за унижение, если мы воспитаем его дитя". И посылает конунг корабль в Норвегию"."
Образ Ярослава Мудрого был существенно видоизменен саговой традицией. При всей живости и кажущейся правдоподобности его изображения образ Ярослава оказывается подчинен литературным стереотипам и лишь в малой степени может быть соотнесен с деятельностью и характером великого русского князя.
Реконструкция облика Ярослава Мудрого выполненная Герасимовым
В заключении можно сказать, что «Сага об Эймунде» вкупе с краткими сообщениями русских летописей показывает, что скандинавские дружины рассматривались Ярославом лишь в качестве наемной боевой силы, используемой по мере надобности в междоусобной (иногда и в межгосударственной) борьбе. Летописи, как и сага, характеризуют варягов по преимуществу как профессиональную часть русского княжеского войска, как исполнителей воли того или иного русского князя, на службе которого они находились; их интересы ограничивались чисто материальными факторами.
Отряд Эймунда составляет профессиональную, ударную часть войска Ярослава, направляемую им в наиболее опасные и трудные места. Кроме того, им поручаются дела, сомнительные с точки зрения морали того времени, как, например, убийство брата Ярослава Святополка.
Ярослав Мудрый был последним русским князем, широко использовавшим скандинавских наемников для решения внутриполитических вопросов.
Людины — свободные «словене» и «варяги», предположительно, городское население, могли участвовать и, почти наверняка, участвовали в комплектации войска. Однако службу они несли на двух возможных основаниях. Или одного воина вскладчину выставляли несколько горожан, или они входили в корпорацию боярина. Последние становятся подлинными хозяевами городов, составляя целые территориальные кланы, что отлично прослеживается по материалам Новгорода Великого. Берестяные грамоты и печати показывают, что целые городские кварталы, составленные несколькими крупными усадьбами, принадлежали одной боярской семье к которой тяготели несколько десятков более мелких усадеб. Видимо, в крупных городах складывается система, аналогичная римской клиентеле. Бояре концентрировали в своих руках торговлю, ремесленные промыслы, кредитно-финансовые потоки. Каждая крупная усадьба содержит приметы ремесленного промысла и\или торговли. Обязанные боярину «людины» формировали его группу поддержки на вече и на войне, что, впрочем, было напрямую связано.
Кроме того, мелкие городища, видимо, представляли собой «замки» — загородные боярские усадьбы, где вообще всё принадлежало одному хозяину.
С XII века происходит размежевание городского боярства и князей. Князь, по сути, выступал точным аналогом боярина, только гораздо более могущественного. Возможно, какая-то малая часть боярства продолжала состоять при князьях. Но основная часть бывшей «старшей дружины» превратилась в самостоятельных феодалов, которые владели землёй и промыслами на корпоративной основе. Службу в войске и политическую нагрузку они несли точно также — боярскими служилыми корпорациями, которые, таким образом, выступали коллективными феодалами.
В определённых городах боярские корпорации были слабы и зависимы от князя. Чем больше был город, тем мощнее оказывалось боярство. Хрестоматийными примерами можно считать Великий Новгород, Псков (где вообще сложились олигархическая боярская республики) и Киев.
Тогда же происходит противопоставление «полка» — ополчения города и «тянувших» к нему пригородов, и княжеской дружины. Термин «дружина» в это время уходит, сменяясь устойчивым обозначением «княжий двор» или просто «двор». На место семейственному древнему принципу пришла корпоративная система формирования двора.
На раннем этапе — в первый и особенно второй период, дружина подразделялась на старшую (бояр) и младшую (гридней, детских и отроков), что полностью отражает семейственный характер. Третий период ознаменовался иной стратификацией.
Во главе двора стоял князь и его семья — ближайшие наследники. Подчинённое положение занимали «слуги вольные» или просто «слуги» и «дворяне» — люди, живущие при дворе. Последний термин устойчиво прослеживается с XII столетия — со времени правления князя Андрея Юрьевича Боголюбского (род. 1111; князь с 1157-1174 гг.). Не смотря на полное сходство с позднейшим понятием XV-XIX вв., дворяне XII-XIII столетий не были феодалами в полном смысле слова. Это были члены замкнутой княжеской корпорации, жившие при дворе милостью князя.
Феномен раннего дворянства хорошо раскрывается при анализе сопутствующего термина «милостник», который иногда применяется к княжьим слугам. Явление «милости» упоминает Пространная редакция Русской правды, а милостники регулярно встречаются в летописных памятниках. Дешифровка термина явно сочетается с пожалованиями «милостного оружия», «милостных коней». «Милостницы» Андрея Боголюбского убивают своего князя в 1174 г., о чём сообщает, в частности, Новгородская первая летопись. С милостником Кочкарём советуется о походе князь Святослав Всеволодович в 1180 г., ничего не сообщая «мужам своим лепшим» (т.е., боярам), что чётко удаляет милостника из кругов аристократии. С милостниками связана статья Русской правды о невозможности порабощать «дачу и придаток» — людей, получивших «милость», пожалования. таким образом, милостники являются точным аналогом западноевропейских министериалов, которые пополняли феодальные дворы, зачастую, из числа рабов-сервов.
Впоследствии ко вт. пол. XIV-XV вв. дворяне-милостники получили совсем иную милость — «дачу» земельных поместий в условное держание, сформировав таким образом низовой слой служилого феодального сословия в полном смысле слова. К ним примкнули бывшие боярские слуги — дети боярские.
К эпохе феодальной раздробленности, вся эта система обеспечивалась разветвлённой системой налогов. Интереснейший источник — уставная грамота Смоленской епископии князя Ростислава Мстиславича (1136 год) — представляет перечень повинностей, которые несли земли «волости». Необходимо упомянуть: дань, полюдье — форма натуральной дани, виры и продажи (юридические штрафы), погородье (налог на городских жителей). Пунктами сбора податей выступали города и погосты — на селе.
С XII века — в удельный период, княжества разделяются на волости — сельские округа (ранее в эпоху единого государства волостью было само княжество). В центре располагается «уезд» — княжий город с пригородами. Уезд состоит из путей и станов. Станы — княжеский домен с населением и администрацией, которые обеспечивали «двор». Пути — остальные территории, которые отдавались боярам и слугам вольным в «кормление» — управление и сбор податей с оставлением части излишков в собственное пользование — «корм».
Подобная система организации оставалась почти неизменной вплоть до XIV в., когда её постепенно стала сменять другая, развито феодальная. Феномен же кормлений и кормленщиков сохранялся вплоть до времени Ивана Грозного — до середины XVI в., да и по сей день многие чиновники в родной земле свято соблюдают эту давнюю традицию.
Полк — ополчение — особый феномен. В классическом средневековье характер всего корпуса источников почти однозначно указывает на него, как на тяжелоконное соединение — точный аналог княжьего двора. Отличие было лишь в точке сбора и системе комплектации. Основой полка выступали городовые бояре — традиционно наиболее боеспособная часть конницы со своими отрядами.
Пешцы, пехота в синхронных источниках XII-XIII в. или не упоминается, или упоминается в особых условиях. Видимо, народное пешее ополчение не могло выступать в прямом «деле» против боярской конницы, конницы степняков или западных соседей — поляков, чехов, венгров, немцев. Кроме того, народная пехота была неспособна к долгим военным кампаниям с отрывом от хозяйства на длительный период. И тяжелый бой с конницей (или спешенной дружиной), и дальние постоянные марши требовали ряда важных мероприятий.
1.Обеспечение специальным снаряжением, пусть облегченным и удешевлённым для массового войска, но всё же — специально изготовленным.
2.Специальная боевая подготовка: индивидуальная и строевая.
3.Маршевая подготовка, включая обеспечение продовольствием и снаряжением для долгой кампании.
Без описанных мероприятий пехота превращалась в малополезный груз для войска. Её требовалось кормить на походе, организовывать марш — без гарантий какого-то результата. Пехота, если и использовалась, то в качестве вспомогательных контингентов в границах собственной волости или в ближайших пределах — там, где не требовалось долгих переходов и прямого боя с профессиональным войском. Кроме того, пехота могла выступать силами обеспечения — посошной ратью, нон-комбатантами, осуществлявшими инженерное обеспечение похода. Пехота же принимала участие в обороне городов и крепостей — в местах своего проживания.
Что характерно, к пешцам, начиная с классического Средневековья, никогда не применяется профессиональный термин «вой» — воин. Воином, т.е.. потомственным представителем служилого сословия, с XI- нач.XII века мог считаться только и исключительно всадник. Это положение сохранялось на Руси вплоть до появления массового ручного огнестрельного оружия в конце XV столетия.
Третий период в хронологии русского войска маркировался невероятным взлётом качества личного снаряжения. Крайне небольшие и высокопрофессиональные контингенты воев (городовых или княжеских) требовали особого подхода к вооружению. Малая численность позволяла уделять весьма значительные ресурсы на каждого отдельного бойца. А его потомственный характер и узкий слой мобилизационного ресурса превращал каждого воя в «штучный товар», который надо было снаряжать по самым притязательным меркам. Этого требовали как чисто утилитарные соображения — небольшое число парировалось высочайшим качеством, так и соображениями «княжьей чести» — верховный феодал не мог ударить в грязь лицом перед коллегами.
Основой защитного доспеха оставалась кольчуга в 9 случаях из 10. Эволюция коснулась её лишь в плане увеличения размеров. Если раннесредневековая кольчуга представляла собой короткорукавную тунику с подолом до середины бедра (редко больше), то с XI в. и тем более — в XIII столетии кольчуга превращается в долгополую рубаху, которая закрывает бедра до колен, а иногда и ниже, зачастую с полными рукавами. Подобные изображения имеются в круге памятников русского классического средневековья в изрядном количестве, совершенно сближая облик дружинника с обликом европейского рыцаря своего времени.
При этом в обиходе остаются относительно редкие ламеллярные и чешуйчатые доспехи, известные, как по изобразительным памятникам, там и в археологии. Можно уверенно предполагать, что пластинчатая паноплия была воспринята из Византии — самого развитого государства региона, к которой Русь традиционно тяготела в культурном плане. Доспехи комплектуются жилетом, пристяжными рукавами и подолом, формируя надёжную защиту наиболее уязвимых в копейном бою участков тела. Подобная защита была весьма дорогой, чем и объясняется её редкость в археологических слоях.
Шлемы к XII-XIII вв. превращаются не только в невероятно богатые, но и чрезвычайно развитые боевые наголовья. В ходу остаются рецепции древних «условно хазарских» сфероконических шлемов из четырёх частей, хотя, они постепенно уходят из употребления. Их сменяют новые — двучастные шеломы собранные посредством клёпки впотай с мощными наносниками, иногда, двуслойными. Ярким примером такого рода является шлем из кургана Таганча.
Общеевразийским новшеством стало введение на Руси куполовидных шлемов с защитной полумаской. Тульи шлемов полностью золотились. Иногда их декор был ещё более прихотливым — полное серебрение с частичной позолотой в виде того или иного узора. Поверхность металла зачастую разделывалась серией рёбер жесткости — каннелюров — то, что европейское военное дело в полной мере освоило лишь к XV столетию. Купол формировался из трёх сегментов через заклёпки впотай — соединение высочайшего качества. Полумаски были сложнопрофилированными анатомическими конструкциями с прочеканенными бровями, переносицей и ноздрями, так же с золотым и серебряным орнаментом. Наиболее дорогие шлемы такого рода могли нести чеканные налобные иконы, венцы и навершия из драгоценных металлов, как знаменитый шлем, приписываемый Ярославу Всеволодовичу, который он, якобы, утерял при бегстве с битвы при Липице 1216 г.
Применялись так же шлемы с полным забралом — антропоморфной личиной. Относительно простой предмет такого рода был найден в Себеже — в слоях монгольского погрома 1240 гг. Подлинным шедевром оружейного мастерства является маска, найденная в пожарище Городища Хмельницкого (летописного Изяславля) так же погибшего в годы Батыева нашествия. Это скульптурное повторение бесстрастного ангельского лика с лучших икон своего времени, выполненное из стали.
Ноги обычно прикрывались кольчужными чулками. Известны так же крайне редкие и небесспорные находки стальных латных поножей, которые вряд ли являлись сколько-нибудь заметным феноменом. Предплечья с 1200-40 гг. стали всё чаще защищать ещё одной новинкой — стальными латными наручами, наиболее ранний из которых был обнаружен в местечке Сахновка. Таким образом, вооружение Руси опередило в этом плане Западную Европу на 50-70 лет.
Примат конного боя привёл к изменению щитов. В XI в. щиты с центральным кулачным хватом исчезают, сменяясь большими миндалевидными конструкциями с предплечным подвесом — единственно удобным в тяжелоконном бою. Постепенно из обязательного атрибута щита пропадают умбоны. С развитием доспеха размер щита уменьшается, а в XII веке появляются максимально удобные для всадника треугольные щиты, позволяющие манипулировать им с максимальной эффективностью. К XIII в. треугольный щит укорачивается, став полным аналогом европейского рыцарского тарча. Круглые щиты остаются в употреблении, вновь приобретя выпуклые формы.
Клинковое оружие составляли мечи и сабли. Причём, собственное развитое производство их отсутствовало — мечи закупали в Европе, а сабли — на востоке. Набор ударного оружия дополняли боевые топоры, чеканы с узкой лезвийной частью и литые булавы.
В таком блестящем виде княжьи дворы и полки городов встретили монгольское нашествие, проиграв военное столкновение с организацией колоссальной евразийской империи вчистую.
В 1230-40 гг., однако, классические принципы третьего периода не надламываются, а напротив, претерпевают прочную консервацию.
Изменилось одно — роскошное вооружение стремительно уходит со сцены. Экономический удар Орды был настолько силён, что исчезли мастера, способные изготовить сверхсложное снаряжение, исчезли покупатели, способные такое снаряжение заказать. Отныне сверхдорогое, украшенное оружие — атрибут князей и богатейших бояр. Все прочие обходились куда более простыми и утилитарными предметами. Хотя, роскошное наследие удельного периода оставалось в ходу, пока не умерло все «предмонгольское поколение». Так, наиболее поздней находкой куполовидного шлема с полумаской явился артефакт из ханского половецкого кургана Чингул, который относится с 1280 гг.
в 1250-1300 гг. происходит всеевропейская технологическая революция, покончившая с господством кольчуги. Наступает Век пластинчатого доспеха. Собственно, в это время в летописях и появляется сам термин — «доспех», т.е., нечто, сделанное из «досок» — пластин. Старое обозначение «бронь, броня» — синоним кольчуги, постепенно вытесняется на второй план. Это яркая мета новой эпохи в защитном вооружении.
К 1300 гг. в археологии постепенно увеличивается доля находок панцирных пластин различных конструкций. С 1300-х — они безоговорочно доминируют, в обратном отношении 1 к 10. Тогда же происходит малозаметное, но архиважное нововведение — оружейники изобрели чешуйчатый доспех с одной или несколькими страхующими заклепками в плоскости каждой пластины. Подобный панцирь был невероятно устойчив к любому поражающему воздействию, выдерживая и рыцарское копьё и монгольскую бронебойную стрелу. Более менее уверенно пробить его мог только арбалет при точном попадании.
Пластинчатые жилеты с 1320 гг. могли усиливаться нагрудными монолитными «зерцалами», создавая и вовсе непробиваемый покров.
К пластинчатым жилетам в старой византийской традиции подвешивались рукава и подолы, которые отныне чаще всего формировались из крупных пластин на заклепках и\или длинных прямоугольных лопастей — шин, точно повторяя аналогичные конструкции в Европе.
Всё чаще встречаются находки латных наручей. Кроме того, некоторые пластины в западных областях Руси можно с осторожностью трактовать, как фрагменты западноевропейских защитных перчаток. Ноги по прежнему защищаются кольчужными чулками без попыток перейти на латные поножи. Хотя и процент подобных изображений относительно мал, а археологических свидетельств не обнаружено по сей день.
Шлемы утяжеляются, опускаясь до уровня скул и, иногда — ниже, формируя точный функциональный аналог европейских бацинетов. При этом, развитая защита лица уходит в прошлое. Хождение имеют лишь довольно примитивные наносники. Отсутствие защиты лица при общем утяжелении наголовья имело единственную цель — обеспечение ориентации на поле боя, что в глухом забрале дело малореальное.
С запада иногда через византийское посредство заимствуются шлемы с полями, которые могли применяться в комплекте с высоким пластинчатым воротником, а так же наиболее развитые корпусные доспехи — бригандины.
Для борьбы с невероятно усилившимся доспехом появляются мечи в полторы руки с общей длиной до 1400 мм. Наряду с ними получают распространение выраженно колющие мечи с жестким ромбовидным сечением клинка, способные пронзить кольчугу или пластинчатый доспех в уязвимом месте. Копья получают мощные гранёные втулки, превращаясь в настоящий кавалерийский таран. Распространяются шестопёры, способные контузить бойца без пенетрации защитных покровов. Топоры зачастую оснащаются массивными гранеными обухами, обращаясь комбинацией с булавой.
В таком, выражено утилитарном и чрезвычайно усилившимся виде русское защитное снаряжение встретило окончание третьего периода в военном деле — конц XIV столетия, образование первых княжеских коалиций, начальный этап собирания наследства Рюрика и судьбоносное столкновение с Ордой в 1380 г.
Далее был четвёртый период — создание развитой феодальной армии, но это предмет самостоятельного рассмотрения.
Заключение.
Общая периодизация в первом приближении выглядит так:
1 период — VIII-IX вв.:
— господство пехоты, племенное ополчение всех свободных мужчин, способных носить оружие согласно своему достатку. Малые мобильные дружины вождей и\или «частных предпринимателей на военно-торговом поприще» Слой дружинников относительно проницаем для активной части невоенного населения.
2 период — IX- нач. XI вв.:
— постепенное падение роли народного ополчения. Выход на первый план профессиональных дружин, рост их численности и значения. Пехота по прежнему господствует. Первые попытки создание конницы. Служилое сословие концентрируется вокруг богатых землевладельцев — князей и бояр.
3 период — XI-XIV вв.:
— быстрое исчезновение народного ополчения, как действительной военной силы. Главную роль играют конные дружины и городовые полки. Пехота может играть ограниченную роль в малой войне, при обороне крепостей и в кач-ве посошной рати. Слой служилого сословия практически полностью замыкается, превращаясь в феодальную корпорацию наследственного типа. В конце периода начинается постепенное наделение всего служилого сословия условным держанием земли — поместьями.