Помогите найти книгу, пожалуйста. Детская литература
Детская книга, сказка. Читал в конце 80-х. Кто-то забирал у детей смех, делал из него колокольчики.
Всем мои наилучшие пожелания.
Детская книга, сказка. Читал в конце 80-х. Кто-то забирал у детей смех, делал из него колокольчики.
Всем мои наилучшие пожелания.
Глава I. Маленький мастер
В далёкой стране, где могущественные колдуны из Совета Книжников запрещали обучение, родился мальчик по имени Гутен. Его семья владела богатой коллекцией золотых книг, благодаря которой он научился читать и писать. Узнав о запрете, Гутен решил помочь всем. Он мечтал, чтобы каждый, от малышей до взрослых, мог наслаждаться книгами и узнавать мир так, как это сделал он сам.
Глава II. Волшебные символы
Гутен задумал создать буквы, которые можно было бы складывать и читать, как пазлы. Он разработал чернила, напоминавшие ночное небо, и железные страницы, которые печатали текст мгновенно. Когда люди узнали о его изобретении, они восхитились. Однако колдуны, опасаясь потерять власть, почувствовали угрозу.
Глава III. Предательство и надежда
Среди колдунов был Фуст, который, притворяясь другом, стремился украсть славу Гутена, чтобы править миром. Однажды ночью он украл волшебные чернила и железные страницы. Гутен был огорчён, но не потерял надежды. В тайнике он создал новую книгу, слова из которой разлетелись по миру, неся знания каждому.
Глава IV. Свет знаний
Железные страницы Гутена остались с людьми, которые теперь сами создавали книги. Каждая книга была как фонарик, освещающий темноту невежества. С их появлением мир стал ярче и добрее. Колдуны, потерявшие свою власть, удалились в лес, где постепенно обрели новую роль, став хранителями знаний, а не их стражами.
Глава V. О герое Гутене
Имя Гутена живёт в песнях и сказках. Он стал символом мужества и доброты, дав словам крылья. Теперь эти слова, словно птицы, летают по миру, распространяя радость и знания. Каждый, кто создаёт книги, продолжает дело Гутена, делая мир лучше.
Как вы думаете - кто этот упитанный молодой человек, вдохновенно водящий кистью по бумаге?
Это новорожденный Незнайка, и перед вами первое изображение этого культового сказочного героя.
Носовский Незнайка - наш главный сказочный герой 50-х, да и, по большому счету, всего послевоенного советского периода. Его вклад в отечественную культуру настолько велик, что мне придется посвятить ему несколько статей.
Ну а начну я с начала - с рождения.
Не все знают, что Незнайка - украинского происхождения.
Он появился на свет в Киевской области, в городе Ирпене, что рядом с печально известной Бучей.
С рождения он говорил на русском, а чтобы перейти на украинский, ему требовалась помощь переводчика. Таким образом, Незнайка был типичнейшим русскоязычным (или, как там сейчас говорят - "российскомовным") украинцем.
Таким же, как и его автор - киевлянин Николай Николаевич Носов, большую часть жизни проживший в Москве.
Вообще, в свете нынешних отношений русских и украинцев эта история выглядит уже совершенно неправдоподобно.
Тем не менее - она была.
В те времена далекие, теперь почти былинные, когда небо было высоким, деревья - большими, а люди - человечнее.
Вот как эту историю рассказывает портал BiblioГид:
"Известно, что в 1952 году, направляясь с делегацией советских писателей в Минск на юбилей Якуба Коласа, Носов целую ночь напролёт проговорил с молодым украинским писателем Богданом Чалым (в то время редактором журнала «Барвинок»). Именно ему Носов поведал о замысле «Незнайки». Говорят, Чалый буквально влюбился в образ обаятельного коротышки и предложил сразу же, как только появятся первые главы произведения, даже не дожидаясь его окончания, опубликовать их в своём журнале. Предложение было принято, а слово сдержано. Так что впервые сказка была напечатана в журнале «Барвинок» в 1953-54 гг. на двух языках — русском и украинском (в переводе Ф. Макивчука) — под названием «Приключения Незнайки и его товарищей» с подзаголовком «сказка-повесть»".
А вот она же в изложении главного редактора украинского детского журнала "Барвинок" Василия Вороновича:
"В купе Николай Носов разговорился с киевлянином Богданом Чалым — тогдашним редактором "Барвинка". Чарка за чаркой — и писателя потянуло на откровения: он рассказал Чалому, что давно уже вынашивает историю о маленьком народе, живущем в сказочной стране. Но все не решается к ней приступить. Тогда Богдан Иосифович, что называется, взял быка за рога: "Как только ты добираешься домой (писатель ехал в Ирпень Киевской области — навестить родственников), то садишься за стол и начинаешь писать. Я буду печатать тебя у себя в журнале".
Так все и вышло. Николай Николаевич работал (первые главы писал в Ирпене, остальные — в Москве), потом пересылал тексты в редакцию, где их переводили на украинский (этим занимался Федор Макивчук — редактор юмористического журнала "Перець") и печатали.
Этот Незнайка - оттуда, из "Барвинка". Иллюстрации сделала семейная пара художников: Виктор "Гри" Григорьев и Кира Полякова. Кстати, художники сравнительно недавно переехали в Киев из Ленинграда.
Обращаю ваше просвещенное внимание на картинки на стенах. Сами видите, что Торопыжка еще называется "Торопыгой", кроме того, в дружную компанию коротышек с улицы Колокольчиков каким-то образом втерлись Усатик и Бородатик. Подозреваю, что позже автор выставил их на мороз, заменив Авоськой и Небоськой.
И правильно сделал - нечего бородатым делать в детской сказке.
Впоследствии украинская версия "Приключений Незнайки и его друзей" вышла отдельной книгой (всего на год отстав от русской версии) и обычно она издавалась именно с этими картинками первых иллюстраторов этой книги.
Однако, при всем качестве работы украинско-питерских художников, сказка Носова им, что называется, "не далась". Я уже писал, что такое бывает - одному художнику персонаж может "не даться", а работы другого станут классическими.
Обитатели Цветочного города у киевлян оказались слишком взрослыми, какими-то коротышками-карликами, извините.
Да и Незнайка получился невыразительным и не запоминающимся.
Поэтому классический облик этого сказочного героя придумал совсем другой художник. Но об этом - в следующей главе.
________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741
Его обычно не любят ненавистники советской власти и у них, в общем-то, есть к этому все основания.
Этот писатель был убежденным коммунистом, успешным номенклатурщиком и умелым бойцом идеологического фронта, причем весьма результативным.
Именно он стал творцом одного из самых ненавистных им символов советской эпохи.
Ростовчанин по рождению, выросший в кубанских станицах, этот человек обладал многими качествами стереотипного жадноватого "кубаноида" из анекдотов - упрямством и пробивными способностями, изрядной цепкостью, умением увидеть свою выгоду и не упустить ее и, как следствие - большим потенциалом для карьерного роста.
И надо же такому случиться, чтобы этот неприятный человек оказался сказочником божьей милостью!
Я не знаю - почему, но в послевоенное время и до середины пятидесятых годов сказок в СССР сочинялось очень немного и были они очень так себе - вроде "Весёлое сновидение, или Смех и слёзы" Сергея Михалкова 1949 года, которую, если бы не фильм, уже при Брежневе никто бы и не вспомнил.
А уже до наших дней из сказок этого периода дожили вообще единицы.
Вышедшая в 1951 году книга "Королевство кривых зеркал" Виталия Губарева - одна из них.
Виталий Георгиевич Губарев по рождению был донским казаком и потомственным дворянином - его отец, Георгий Витальевич Губарев, принадлежал к казачьей старшине. С учетом того, что мама, Антонина Павловна, была поповной, то есть дочерью священника - происхождение по тогдашним меркам у него было весьма так себе.
Папенька был идейным, в Гражданскую с красными воевал отчаянно, после поражения белого движения ушел за кордон в Польшу, откуда в 1951 году, не желая жить в Польской народной республике, перебрался в США. В Америке Губарев-старший публиковал множество статей и монографий, посвященных истории казачества, в том числе выпустил трехтомную "Казачью энциклопедию", где, кстати, упоминает и сына Виталия и его младшего брата Игоря, ставшего летчиком.
Мальчики в детстве жили либо с мамой в знаменитой ныне станице Кущевской, либо на хуторе Большая Козинка у бабушки Марии Григорьевны, дочери морского офицера и дальней родственницы художника Айвазовского. Бабушка директорствовала в местной школе, которую и закончил ее знаменитый внук.
Виталий рос активным пионером и очень рано начал печататься - еще в 12 лет талантливого паренька взял под свою опеку главный редактор местной детской газеты «Ленинские внучата» Полиен Яковлев.
«Когда я, худенький и белобрысый, робко протиснулся в редакционную комнату с вопросом: «Где тут у вас рассказы принимают?», он внимательно прочитал написанное, показал, где лишнее, чего не хватает, и много возился со мной».
В итоге к 14 годам пионер Губарев имел неплохой пул публикаций: рассказы «Гнилое дерево» (о дружбе городских и станичных ребят) и «Сын телеграфиста» (о юном герое Гражданской войны), а также повесть «Красные галстуки» о беспризорниках.
Его журналистская карьера развивалась весьма успешно - в 1928 году Виталий Губарев уже являлся корреспондентом по Северному Кавказу «Крестьянской газеты» - тогда это второе по значимости издание после «Правды». Спецкору Губареву было тогда 16 лет.
А в 19-ть его уже позвали на работу в Москву - в издание для сельских пионеров "Дружные (по другой версии - "Колхозные") ребята". Впрочем, оттуда он довольно быстро перебрался в издание попрестижнее - в "Пионерскую правду". Этот ростовский парнишка действительно был прирожденным журналистом и уже через два года после переезда в столицу поймал свою сенсационную тему и отработал ее на пять с плюсом, прославившись на всю страну.
В 1933 году, узнав об убийстве братьев Морозовых в поселке Герасимовка Свердловской области, 21-летний журналист выбил себе командировку и принял участие в работе комиссии по расследованию, установившей, что детей убил родной дед, отомстивший Павлу за предательство, как он считал, отца.
Результатом поездки стала серия заметок Губарева в "Пионерской правде" и создание советского мифа о пионере-герое Павлике Морозове.
В защиту создателя могу сказать, что для Губарева это не было циничной "отработкой темы". По текстам видно - он действительно полагал этот эпизод эхом прошедшей Гражданской войны, и искренне считал Павлика героем, поскольку сам до конца своих дней оставался правоверным коммунистом. Да и тема отца-предателя, бросившего семью, сами понимаете, была Губареву более чем близка.
Так или иначе, развивая тему, Губарев пишет на основе своих заметок документальную книгу «Один из одиннадцати», которую позже переработает в пьесу, а затем в художественную повесть "Павлик Морозов".
Это журналистское расследование стало его счастливым билетом. Карьера уверенно шла в гору - Губарев перешел в "Комсомольскую правду", но пионерскую тему не бросал. В 30-е годы он преподает в Институте детского коммунистического движения, заведует кафедрой пионерской работы в Центральной комсомольской школе, позже пишет книжку очерков «Пионерам о комсомоле». Именно Виталий Губарев стал составителем первого издания бестселлера тех лет «Книги вожатого» - весьма толкового пособия по созданию детского коллектива, где и психология подростков толково изложена, и полезные навыки даны в диапазоне от ориентирования на местности до создания временного жилья, и детской безопасности много внимания уделено.
В войну Губарев тоже не на продуктовой базе отирался. Осенью 1941-го (он уже работал в "Правде") на него повесили задачу обеспечить эвакуацию в Омск сотрудников издательства и типографии. А это - извините - три тысячи человек, из которых тысяча детей. В общем, из Омска он вырвался только в начале 1942 года и сразу же отправился на фронт корреспондентом газеты «Комсомольская правда». К тому времени в журналистике он был уже матерым профи, поэтому трудился по-взрослому и мотался практически по всем фронтам. Да и за линию фронта летать приходилось - делать репортажи о партизанском движении на Смоленщине.
Наверху журналистскую хватку оценили. Вскоре после Победы, 19 июня 1945 года Виталий Георгиевич Губарев был назначен ответственным (по-нынешнему - главным) редактором газеты "Пионерская правда" и несколько лет руководил главным детским изданием страны. Вполне себе номенклатурная должность, кстати.
Вот первый номер, подписанный им в печать.
А еще через несколько лет Виталий Губарев, которого все воспринимали исключительно как успешного газетного функционера, вдруг бросает журналистику и начинает делать карьеру писателя.
Неожиданно для всех он начинает ее со сказки. Сказка вышла в 1951 году и называлась "Королевство кривых зеркал".
И это был как раз тот самый случай, когда первый блин оказался не комом, а пиком.
Губарев, ставший в итоге успешным профессиональным сказочником, написал еще множество фантастических историй - "Трое на острове", "Путешествие на Утреннюю Звезду", "Часы веков", "В Тридевятом царстве", "Преданье старины глубокой".
Но все они, по большому счету, идут "прицепом" к его главной сказке.
Той, которая вписала его имя в отечественную культуру.
"Королевство кривых зеркал", несмотря на более чем солидный возраст, и сегодня живее всех живых.
Я не буду говорить о почти ежегодных переизданиях, новых иллюстрациях или песне Игоря Николаева. Мне кажется, что для подтверждения актуальности достаточно вспомнить лишь одноименный, прости Господи, "мюзикл" нашей, прости Господи, ротопевческой камарильи. Я имею в виду сравнительно недавнюю телевизионную вампуку про конкурс «Кривовидение», устроенный королем Йагупопом (Николай Басков) совместно с королевой Анидаг (Лолита Милявская) и коршуном Пилифом (Филипп Киркоров), прости меня Господи за упоминание этого продукта.
Почему же сказка перековавшегося номенклатурщика прошла проверку временем, хотя огромное количество книг тех лет - и неплохих книг! - так и остались навсегда в занесенной песками времени советской Атлантиде?
Прежде всего, это очень талантливая сказка, которая для своего времени была невероятно, как бы сегодня сказали, "инновационной".
Это одна из первых сказок, где главной героиней является девочка - вернее, даже две девочки, Оля и Яло. Рассказ о том, что девочки могут оказаться не только не слабее мальчишек, но и спасти целую страну, выглядел достаточно свежо в те патриархальные времена.
Во-вторых, конечно же, сыграл великолепный ход с "перевернутыми" именами. Если вы не переворачивали в голове, шевеля губами, свое имя задом наперед - либо у вас не было детства, либо вы провели его в какой-то другой стране.
В-третьих, сама завязка с путешествием сквозь зеркало и встречей со своим двойником - из разряда вечных, волнующих и архитипичных. Я удивляюсь, почему нытье Яло: "Я есть хочу! Я пить хочу!" все еще не сподвигло инфоцыган на "терапевтический разбор" сказки с непременными тезисами о познании своей «темной» стороны и признании ее своей частью, о необходимости сотрудничества с ней и обретению силы через познание и принятие себя.
Ну а мораль сказки - "Оля убедилась, что даже, казалось бы, маленькие недостатки характера могут стать серьезным препятствием на пути к цели" - актуальна в любые времена.
Конечно же, огромнейшую роль в популяризации этой сказки сыграл фильм нашего великого ирландско-греческо-советского киносказочника Александра Роу, снятый им на пике формы, ровно между "Вечерами на хуторе близь Диканьки" и "Морозко".
Роу был непревзойденным мастером, поэтому фильм стал как минимум не меньшим произведением искусства, чем книга.
Он вообще легче, сказочнее, с шутками, которых нет в книге. Весь этот рев стражников "КЛЮЧ!!!", "ДЕТИ ДО ШЕСТНАДЦАТИ ЛЕТ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ!", все песенки «Жил-был у бабушки серенький козлик, раз-два, раз-два… Жирный козел!» появились уже в фильме.
В архивах сохранились любопытные документы, как редакторская комиссия студии "Союздетфильм" - читай, знаменитая советская цензура - требовала от автора сценария Виталия Губарева убрать излишнюю идеологию, настаивала на отказе от «политизации» и «социологизации», критиковала «навязчивую социологию» сказки, и просила «приспособить сценарий для детей».
Судя по результату - получилось.
Фильм давно стал классикой, его помнят, смотрят, его и сегодня обсуждают в научных статьях, сравнивая советские киносказки 60-х с супергеройским комиксом США того же времени. При этом отмечают новаторство Роу, который не побоялся сделать Зло привлекательным, обряжая красавицу аристократку Анидаг в исполнении Лидии Вертинской в обтягивающий брючный костюм из кожи. В Marvel затянутую в латекс русскую разведчицу Наташу Романофф по прозвищу "Черная вдова" придумают только через год.
Последней и главной причиной "неубиваемости" сказки Виталия Губарева "Королевство кривых зеркал" является ее только возрастающая с каждым годом актуальность.
Сказочник придумал невероятно сильный образ все искажающих кривых зеркал, которые стали регулятором жизни в сказочном королевстве.
И не его вина, что этот сказочный аксессуар в последние годы стал обыденной реальностью повседневной жизни.
Не только у нас - везде.
________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741
На мой скромный взгляд получилось неплохо. За "Плюс" - плюсик в карму.
Он родился в странном месте для русского мальчика - в древнем Триполи, то есть "Тройном городе" - так назвали его древние греки.
Удобнейший порт на Средиземном море всегда был лакомым кусочком, и этой землей последовательно владели финикийцы, персы, римляне, арабы, крестоносцы, мамлюки и турки.
В 1906 году, когда он родился, это была Османская империя, сейчас - независимый Ливан.
Вы спросите - а что делали родители русского мальчика в таком странном месте? А я отвечу - были присланы сюда по распределению. Я не шучу. И Анна Алексеевна, и Василий Андреевич закончили учительские семинарии. Поскольку образование там давали бесплатно и за казенный кошт, все выпускники обязаны были отработать 5 лет на ниве народного просвещения. Этих двоих отправили в распоряжение Императорского православного палестинского общества для работы в северосирийских школах. Так они и оказались в Триполи, где познакомились и поженились.
А в 1906 году, между двумя дочками, у супругов Соловьевых родился единственный сын Леонид, навсегда впитавший в себя краски, запахи и звуки Востока - по праву рождения.
Вот он с сестрами в августе 1911 года - Леонид, Зинаида и Екатерина Соловьевы.
Потом семья вернулась в Россию, родители мирно преподавали в школах Самарской губернии, но, похоже, Восток растопил в их сердце что-то важное. И в 1921 году, спасаясь от печально известного голода в Поволжье, семья бежит не куда-нибудь, а в русский Туркестан, в город Коканд.
Здесь Леонид закончил школу, поступил в механический техникум, где отучился два года, а потом...
Потом начались его долгие странствия по Туркестану.
Это было кипучее и жесткое время, когда Гражданская война вроде как завершилась, но басмачи еще не закончились. Когда на древней земле старое и новое сплелись змеиным клубком, когда в Туркестане по справедливости делили землю и воду, строили Турксиб, освобождали женщину Востока и ликвидировали вековую безграмотность.
Как раз в те годы некий О. Бендер писал:
Цветет урюк под грохот дней
Дрожит зарей кишлак
А средь арыков и аллей
Идет гулять ишак.
Специалист со средним образованием Леонид Соловьев работал ремонтником на железной дороге и преподавал в кокандском фабрично-заводском училище маслобойной промышленности; он, как Шурик, собирал фольклор (поскольку тюркским и фарси владел свободно) и трудился на должности специального корреспондента газеты «Правды Востока».
В 1927 году рассказ Леонида Соловьева «На Сыр-Дарьинском берегу» получил вторую премию журнала «Мир приключений» и 21-летний юноша впервые всерьез задумался о писательской карьере.
В 1930 году у него выходит первая книжка - результат его этнографических поездок по кишлакам под названием «Ленин в творчестве народов Востока (песни и сказания)».
Злые языки говорили, что все песни и сказания о Ленине сочинил сам Соловьев, мастерски имитируя традиционные принципы стихосложения "туземцев", как их совсем недавно называли. Но экспедиция 1933 года Научно-исследовательского института культурного строительства (будущего Института языка и литературы) не оставила камня на камне от обвинений в фейках, поскольку записала оригиналы большинства песен, переведенных Соловьевым.
В том же 1930 году, когда вышли его "Песни о Ленине", Соловьев перебирается из Туркестана в Москву и поступает на литературно-сценарный факультет Института кинематографии. В тридцатые издает несколько повестей и сборников рассказов, по его сценарию снимают фильм «Конец полустанка».
А в 1940-м году корабельная артиллерия ударила главным калибром - в "Роман-газете" выходит роман Леонида Соловьева "Возмутитель спокойствия" и любой разговор о сказках 1940-х без упоминания этой книги сделался невозможен.
Сказать, что книга Леонида Соловьева о Ходже Насреддине стала бомбой - это ничего не сказать - популярность книги была зашкаливающей. Достаточно сказать, что экранизация романа - фильм Якова Протазанова "Насреддин в Бухаре" - вышла в 1943 году, когда фильмов делалось считанное количество. Тем не менее, даже в это не самое простое для Советского Союза время, деньги на экранизацию Соловьева выделили.
А в первый же год после войны уже вышло продолжение - "Похождения Насреддина", снятое по сценарию, написанному Соловьевым и Витковичем в 1944-м.
Как вы видите, на афише фамилии Соловьева нет, но о причинах этого позже.
Популярность книги Соловьева совершенно неудивительна, на мой личный взгляд, это великий роман, нержавеющая классика русской литературы.
Книг, про которые славословят высоколобые литературные критики - довольно много.
Книг, которые продаются как горячие пирожки и охотно читаются простыми людьми - тоже хватает, в диапазоне от "милорда глупого" до романов Дарьи Донцовой.
А вот книг, которые находятся на пересечении того и другого множества - где и литературоведам придраться не к чему и читают их с огромным интересом самые неподготовленные читатели - вот таких книг, почитай, что практически и нет. Потому что написать легко читаемую великую книгу - это высший пилотаж. "Мастер и Маргарита", "12 стульев" и "Золотой теленок", "Швейк" - что еще?
"Повесть о Ходже Насреддине" - из этой же когорты. Когда окружающий мир окончательно достает меня, разливается желчь и портится характер - я открываю эту книгу наугад и начинаю читать с любого места:
"Обуянный гневным неистовством, Агабек выхватил из пояса тыквенный кувшинчик с волшебным составом.
— Лимчезу! Пуцугу! Зомнихоз! — грозно возопил он, брызгая из кувшинчика на стражников. — Кала-май, дочилоза, чимоза, суф, кабахас!
— Держи его! Держи! Хватай! Вяжи! Тащи! Не пускай!.. — разноголосо отвечали стражники своими заклинаниями".
У Соловьева великолепный язык, чего стоят одни метафоры: "Сверни свой ковер нетерпения и положи в сундук ожидания", "А теперь повесь свои уши на гвоздь внимания" или - моя любимая фраза в процессе написания книг - "Кувшин моих ничтожных мыслей показывает дно".
Но при этом у автора великолепное чувство меры и он не перебирает с восточной цветистостью, вставляя этих жемчужин в диадему своего повествования ровно столько, сколько нужно.
А юмор? Сегодня в юмор умеют не только лишь все - практически никто не умеет так, чтобы не конфузило, а веселило. А здесь одно общение главного героя со своим ишаком периодически заставляет смеяться в голос:
— О ты, посланный мне в наказание за моих грехи и за грехи моего отца, деда и прадеда, ибо, клянусь правотой ислама, несправедливо было бы столь тяжко наказывать человека за одни только собственные его грехи! — начал Ходжа Насреддин дрожащим от негодования голосом. — О ты, презренная помесь паука и гиены! О ты, который…
Или вот:
"Но если ещё раз из моего халата начнут выбивать пыль, позабыв предварительно снять его с моих плеч, то горе тебе, о длинноухое вместилище навоза!".
Кстати, о выбивании халата. Одно из главных достоинств главного героя - соловьевский Насреддин не супергерой и не рыцарь без страха и упрека. Он живой человек, со своими слабостями и недостатками, и в его бесконечных проделках Фортуна ему не всегда улыбается. Почему он и может авторитетно свидетельствовать, что "особенно прискорбны для рёбер канибадамские сапоги". Леонид Соловьев, который в Канибадаме в первый раз женился, тоже, похоже, знал, о чем писал.
Вообще, в этой книге автор и герой всегда связаны невидимыми нитями. Во-первых, они всегда одного возраста. Свою книгу "Возмутитель спокойствия" 34-летний Леонид Соловьев начал фразой: "Тридцать пятый год своей жизни Ходжа Насреддин встретил в пути".
И вообще, судя по воспоминаниям, автор сам был изрядным троллем, острословом и ни разу не девственником, как и Ходжа Насреддин. И мог честно повторить за своим героем, вылечившем девушку из гарема: "Я ничего не понимаю в болезнях, зато понимаю в девушках". Кстати, шуток на эту тему для пуританского сорокового года в книге удивительно много: "Жирный хорек, чему ты радуешься? Ты выписываешь жеребцов из Аравии, а твоя жена находит их гораздо ближе!".
И при всем при этом "Возмутитель спокойствия" вовсе не является собранной "для ржаки" выборкой особо удачных гэгов и анекдотов. Нет, анекдоты там, конечно есть, и многие живы до сих пор - про "зверя по имени кот", например, или про то, что через двадцать лет кто-то непременно помрет - или я, или шах, или ишак. Но в целом - бесчисленное множество народных баек о Ходже Насреддине стали лишь фундаментом для романа. Очень профессионально сделанного и непростого романа, где смех - не цель, а средство поговорить о вечном.
Когда говорят, что лучший роман о Ходже Насреддине написал русский, а особенно, когда укоряют этим узбеков или таджиков - это не совсем правильно. В юности любимым писателем Соловьева был Киплинг. Так вот - при всем уважении "индийский англичанин" Киплинг не был первым человеком, описавшем Индию. Своей "Книгой джунглей" он лишь открыл эту страну для европейцев, показал ее красоту и заставил своих читателей полюбить этот край.
Соловьев сделал то же самое с Центральной Азией. Тексты про похождения Насреддина сочинялись веками на огромной территории от китайского Синьцзяна до османских Балкан. "Азиатский русский" Соловьев лишь переплавил их в привычную европейской цивилизации литературную форму романа. Но сделал это настолько блестяще, с такой любовью к своей малой родине, что действительно стал одним из "литературных первооткрывателей" этого региона.
Отсюда и огромное количество переводов на множество языков мира. Только за первое десятилетие после выхода "Возмутитель спокойствия" дважды был издан на французском - в Париже и Гренобле, на английском в Лондоне, на итальянском в Милане, а вот обложка шведского издания 1945 года.
А жизнь тем временем шла своим чередом. Не прошло и года после издания романа, как началась Великая Отечественная война.
Автор "Возмутителя спокойствия" ушел на фронт, став военным корреспондентом газеты «Красный флот» на Чёрном море. Воевал честно, был награжден орденом Отечественной войны I степени и медалью «За оборону Севастополя». Но гораздо важнее, что он свой журналистский долг выполнял не только честно, но и результативно.
Это военкор Соловьев развернул невыдуманный эпизод о подвиге моряков Ивана Никулина и Василия Клевцова в повесть "Иван Никулин - русский матрос", а потом по его сценарию в 1944 году повесть экранизировали.
Это Соловьев раскопал матросскую легенду и опубликовал в газете «Красный флот» в июле 1943 года очерк "Севастопольский камень", ставший невероятно популярным - настолько, что композитор Борис Мокроусов и поэт Александр Жаров по его мотивам сочинили песню "Заветный камень", а певец Леонид Утесов сделал ее одним из главных шлягеров военных лет:
Пусть свято хранит мой камень-гранит,
Он русскою кровью омыт.
После войны Леонид Соловьев был на вершине славы. Фильмы по его сценариям и по его книгам выходили один за другим, книги издавались и переиздавались, денег было с перебором, славы - еще больше.
Но человек - это только человек, и не случайно медные трубы считаются сложнейшим из всех испытаний.
Леонид Соловьев стал пить, начались загулы, из-за постоянных измен фактически распался второй брак с актрисой Тамарой Седых.
Закончилось все плохо: трое арестованных одесских писателей - Сергей Бондарин, Семён (Авраам) Гехт и Леонид Улин - дали показания об "антисоветской агитации" писателя Соловьева и наличии у него «террористических настроений» против советского руководства.
В 1946 году писатель Леонид Соловьев был арестован и его имя предсказуемо исчезло из титров стартовавшего в прокате фильма "Похождения Насреддина".
При этом сам писатель никогда не отрицал, что действительно по пьянке безудержно молол языком и наговорил себе на статью. Так, например, напившись с коллегами-писателями в ресторане Соловьев сравнил маршала Жукова с Велисарием, претерпевшим от неблагодарности императора Юстиниана - и тем фактически поднял срок.
В общем, в итоге Леонид Соловьев был осужден на десять лет исправительно-трудовых лагерей за "антисоветскую агитацию среди своего окружения и высказывания террористического характера". Юрий Нагибин потом напишет: «Огромный, добрый, наивный, вечно воодушевлённый Леонид Соловьёв угодил в лагерь…».
Сидел в Мордовии, в Темлаге. Но, на его счастье, в 1948 году Темлаг ликвидировали, а лагеря Темлага присоединили к мордовскому же Дубровлагу. И надо же такому случится, что начальник Управления Дубровлага, генерал-лейтенант Сергиенко оказался любителем чтения и большим поклонником "Возмутителя спокойствия".
Узнав, кто у него теперь сидит, он, пообщавшись с писателем, в виде исключения разрешил заключенному Соловьеву писать в лагере продолжение "Ходжи Насреддина". Разумеется, в свободное от общих работ время. Правда, похоже, тут же намекнул руководству лагеря, что общие работы Соловьеву можно дать и полегче. А то он ничего не напишет, а продолжение почитать хочется.
Так или иначе, но в Дубровлаге Соловьев сначала работал ночным сторожем в цехе, где сушили древесину, а потом - ночным банщиком. И все свободное время - истово писал.
Поскольку с женой они фактически разошлись еще до ареста, а юридически - сразу после него, связь он держал только с престарелыми родителями и сестрами. Сестре Зинаиде писал в мае 1948 года, вскоре после начала работы над книгой, что присылать ему ничего не надо, кроме бумаги: "Я должен быть дервишем — ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать — в лагерь!.. Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому".
Смех-смехом, но Соловьев сам потом скажет странные, на чей-то взгляд, слова: "Хорошо, что меня посадили. Иначе я бы ничего не написал, и вообще спился".
"Очарованного принца" Соловьев писал долго, почти три года - но вторая книга и по объему в несколько раз больше "Возмутителя спокойствия". Наконец, в 1950-м роман был завершен.
Одна из двух рукописей ушла генералу Сергиенко, другая - осталась у автора.
Генерал книгой остался доволен - и немудрено. "Очарованный принц" - это тот редкий случай, когда вторая книга получилась ничуть не хуже первой. Многие говорят, что она лучше - но точнее, наверное, будет сказать, что она просто другая. Не такая яркая и смешная, но зато тоньше и мудрее.
За прошедшие годы изменился автор - сами понимаете, не мог не изменится. Естественно, изменился и его герой. В новой книге Ходже Насреддину уже сорок пять, у него куча детей и красавица жена. Правда, Гюльджан, чьей любви он так добивался в первой книге, за десять лет превратилась из очаровательной красавицы в уверенную в себе женщину, которая твердой рукой ведет по жизни семейный корабль, периодически ставя задачи мужу.
Но при этом - полная преемственность с первой книгой. Насреддин "Очарованного принца" - этот тот же самый Насреддин, просто ставший старше. Единственная аналогия, которая мне приходит на ум - юный и веселый прохиндей Остап Бендер из "12 стульев" и уже побитый жизнью прохиндей Остап Бендер "Золотого теленка". Это все тот же Остап, просто начавший задумываться о молоке и сене: "Всегда думаешь; “Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена”. А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили".
А потом... Потом начались неприятности.
Генерал Сергиенко ушел на повышение, и один из лагерных "кумов", старший лейтенант Данильченко, придравшись к какой-то ерунде, изъял у потерявшего покровителя заключенного рукопись.
У Соловьева не осталось ни странички от каждодневного трехлетнего труда.
В отчаянии он пишет заявление новому начальнику Управления Дубровлага с просьбой вернуть ему рукопись или хотя бы дозволить снять копию:
"Роман "Очарованный принц" потребовал от меня почти трех лет труда в обычных условиях лагерного режима, без какого-либо освобождения от общих работ, и в то же время он представляет собой, несомненно, лучшее из того, что я написал. Это - не похвальба, я достаточно опытный литератор, чтобы оценить свою работу беспристрастно. Роман имеет определенную ценность, и для меня лично - субъективную, и для литературы - объективную.
Убедительно прошу Вас, гражданин Начальник Управления Дубровлага МВД СССР, ответить на мое заявление и в том случае, если Вы не сочтете возможным по каким-либо причинам вернуть мне рукопись романа или копию".
В 1954 году заключенный Соловьев был освобожден по амнистии 1953 года, отсидев восемь лет из десяти назначенных.
Рукопись ему вернули.
Да, Леонид Соловьев сидел легче многих - хотя бы потому, что не был по приговору лишен авторских отчислений и получал в лагере гонорары за переиздания - а его книги усилиями писательского генсека Александра Фадеева продолжали издаваться и во время отсидки автора.
Но все-таки восемь лет в заключении - это восемь лет в заключении.
Вот как описывает встречу с вернувшимся Соловьевым еще один сказочник, Юрий Олеша, о котором уже рассказывал:
«Встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьёва («Возмутитель спокойствия»). Высокий, старый, потерял зубы. Узнал меня сразу, безоговорочно. Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Повёл в универмаг и купил. О жизни там говорит, что ему не было плохо — не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины» — моей первой, как он выразился, «настоящей», жены. «Теперь я верю, я что-то получу».
Писатель действительно очень тяжело переживал крах своей семьи, об этом Соловьев говорил еще во время следствия в 1946 году: «Я разошёлся с женой из-за своего пьянства и измен, и остался один. Я очень любил жену, и разрыв с ней был для меня катастрофой».
Жена его так и не простила, поэтому после освобождения Леонид Васильевич поехал в Ленинград к сестре Зинаиде - старшая, Екатерина, так и прожила всю жизнь в Средней Азии, в Намангане.
В 1956-м Лениздат первым издал оба романа о Ходже Насреддине под одной обложкой.
Успех был огромным, писатель вновь стал узнаваем и популярен.
Он женился в третий раз на ленинградской учительнице Марии Кудымовской. Вот они на фото.
Благодаря переизданиям был более-менее обеспечен, плюс подрабатывал на "Ленфильме" написанием и доработкой сценариев и писал книгу воспоминаний.
Которая, к сожалению, осталась незаконченной и вышла уже после его смерти под названием «Из "Книги юности"».
Писатель не прожил и десяти лет после освобождения - у него была страшная гипертония, из-за которой ему парализовало половину тела.
Писатель Леонид Васильевич Соловьев скончался 9 апреля 1962 года в Ленинграде в возрасте 55 лет.
И последнее, что я хочу сказать.
Леонид Васильевич Соловьев прожил не самую простую жизнь, но в его книге нет ни капли злобы или обиды - а ведь это не скроешь, желчь всегда чувствуется. Как написано в "Повести о Ходже Насреддине",
«До самого дна испил он горькую чашу <...>; такое испытание может либо ожесточить человека, превратив его сердце в камень, либо направить к возвышенной человеческой мудрости».
И действительно - у нас почему-то привыкли считать Ходжу Насреддина эдаким весельчаком и проказником, но ведь он у Соловьева прежде всего мудрец.
Поэтому, кроме привычных шуток - актуальнейшего сегодня пассажа про три типа начальников, дразнилки "кто имеет медный щит, тот имеет медный лоб" или отчаянного призыва ни в коем случае не думать о белой обезьяне, из этой книги можно полной горстью почерпнуть неподдельной мудрости.
Мудрости много пережившего, но так и не озлобившегося человека.
Как и его герой, он не был наивным и не смотрел на мир через розовые очки: «Слишком хорошо знал он людей, чтобы ошибаться в них. А как хотелось ему ошибиться, как обрадовался бы он духовному исцелению рябого шпиона! Но гнилому не дано снова стать цветущим и свежим, зловоние не может превратиться в благоухание».
Но Леонид Соловьев искренне любил людей и пронес свою мечту до самого конца:
«Самой заветной мечтой его была мечта о мире, в котором все люди будут жить как братья, не зная ни алчности, ни зависти, ни коварства, ни злобы, помогая друг другу в беде и разделяя радость каждого как общую радость».
Именно поэтому я считаю книгу "Повесть о Ходже Насреддине" великой. Я бы ее выписывал в рецептах при депрессиях, она очень помогает, когда человеку плохо - в ней нет ни капли яда, потому что ее автор не позволил себе слить в текст свои страхи или низкие помыслы, как это часто делают писатели.
"Повесть о Ходже Насреддине" нужно читать в десять лет и возвращаться к ней за советом и помощью всю жизнь - до самого конца.
"Миры совершают свой путь; мгновения цепляются за мгновения, минуты – за минуты, часы – за часы, образуя дни, месяцы, годы, но мы, многоскорбный повествователь, из этой вечной цепи ничего не можем ни удержать, ни сохранить для себя, кроме воспоминаний – слабых оттисков, запечатленных как бы на тающем льде. И счастлив тот, кто к закату жизни найдет их не совсем еще изгладившимися: тогда ему, как бы в награду за все пережитое, дается вторая юность – бесплотное отражение первой".
P.S. Чтобы не заканчивать на пафосе. А еще чудесный актер и писатель Леонид Филатов написал по этой книге пьесу в стихах "Возмутитель спокойствия": "Ужели суслик твоего коварства нагадит в плов доверья моего?".
________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741
Теперь понятно откуда появилась планета обезьян. Все из детской книги Корнея Чуковского "Одолеем бармалея". Текст плюс иллюстрация очень красочно показывает идею. Пьер Буль как раз тусил в Азии мог увидеть книжку.
Вот такая конспирология
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Начну со старой писательской байки. Однажды, еще до войны, Агния Барто по путевке Союза писателей заселялась в какой-то подмосковный санаторий, где уже отдыхали Чуковский и Маршак.
Провожая ее в номер, дежурная по этажу - малограмотная старушка из соседней деревни - рассказывала ей:
- А вы тоже, значит, из этих, из писателей? Тоже стихи для детей пишете?
- Ну да.
- И в зоопарке тоже подрабатываете?
- В каком зоопарке?
- Ну как же? Мне этот ваш, как его, Маршак рассказывал. Доход, говорит, у поэтов непостоянный, когда густо, когда пусто. Приходится в зоопарке подрабатывать. Я, говорит, гориллу изображаю, а Чуковский - ну, тот длинный из 101-го номера - тот, говорит, жирафом работает. А что? Почти по профессии, что там, что там - детишек веселить. И плотют хорошо! Горилле 300 рублей, а жирафу - 250. Это ж какие деньжищи за подработку в Москве плотют...
На следующий день Барто встретила Чуковского и смеясь, рассказала ему про розыгрыш Маршака. Корней Иванович хохотал как ребенок, а потом вдруг резко погрустнел и сказал:
- И вот всю жизнь так: если ему - 300, то мне - 250!
Чуковского и Маршака вообще связывали странные отношения. Они были знакомы с молодости и всегда не только признавали, но и очень высоко ценили талант друг друга - и в поэзии, и в прозе, и в переводе. По сути, каждый считал второго своим единственным достойным соперником, но по этой же причине оба поэта крайне ревниво следили друг за другом всю жизнь. И если чувствовали, что в данный момент проигрывали этот пожизненный забег "заклятому другу", могли и ляпнуть в его адрес что-нибудь обидное.
Творческие люди - они такие.
Именно по этой причине на свет появилась одна из известных эпиграмм на Маршака.
Уезжая на вокзал,
Он Чуковского лобзал,
А, приехав на вокзал,
"Чуковский - сволочь!" - он сказал.
Вот какой рассеянный,
С улицы Бассейной!
Но все это было, конечно, не всерьез.
Всерьез они поссорились во время войны.
Маршак тогда остался в Москве, работал дома, и лишь когда объявляли воздушную тревогу, стучал в стенку домработнице - аккуратной и чопорной поволжской немке и кричал на весь дом: «Розалия Ивановна, ваши прилетели, пойдемте в убежище».
Чуковский же уехал в эвакуацию, в Ташкент, где сильно маялся. Доход у поэтов действительно не стабилен, вот он и писал в дневнике:
"Я опять на рубеже нищеты. Эти полтора месяца мы держались лишь тем, что я, выступая на всевозможных эстрадах, получал то 100, то 200, то 300 рублей. Сейчас это кончилось. А других источников денег не видно. Лида за все свое пребывание здесь не получила ни гроша".
Там, в Ташкенте, он и решил заняться тем, чего не делал уже много-много лет - написать для детей новую сказку в стихах.
Сказка "Одолеем Бармалея" писалась тяжело.
И чисто технически не шло:
"Сперва совсем не писалось… Но в ночь на 1-ое и 2-ое марта — писал прямо набело десятки строк — как сомнамбула. Я писал стихами скорей, чем обычно пишу прозой; перо еле поспевало за мыслями. А теперь застопорилось. Написано до слов:
Ты, мартышка-пулеметчик…
А что дальше писать, не знаю".
И общий настрой был неважным - ташкентская эвакуация оказалась одним из самых тяжелых периодов в жизни сказочника:
"День рождения. Ровно 60 лет. Ташкент. Цветет урюк. Прохладно. Раннее утро. Чирикают птицы. Будет жаркий день. Подарки у меня ко дню рождения такие. Боба пропал без вести. Последнее письмо от него — от 4 октября прошлого года из-под Вязьмы. Коля — в Ленинграде. С поврежденной ногой, на самом опасном фронте. Коля — стал бездомным: его квартиру разбомбили. У меня, очевидно, сгорела в Переделкине вся моя дача — со всей библиотекой, которую я собирал всю жизнь. И с такими картами на руках я должен писать веселую победную сказку".
Тем не менее, к лету сказка была закончена. Тяжелая депрессия Чуковского серьезно сказалась на тексте - сказка о войне Айболита с Бармалеем получилась очень злой, чем-то вроде "Убей немца" для самых маленьких. Доброты вышедших чуть позже "12 месяцев" Маршака там не было и в помине.
Дальше... Дальше началось все то, что обычно происходит с творениями живых классиков.
"Одолеем Бармалея" ушла для публикации в Ташкентское отделение издательства «Советский писатель», в начале августа отрывки были напечатаны в «Правде Востока», а потом, в августе-сентябре, состоялась и первая полная публикация — в главной детской газете страны, в «Пионерской правде».
В 1943 году сказка вышла отдельными изданиями в Ереване, в Ташкенте и Пензе, она вошла в план публикаций журнала "Огонек", а директор Гослитиздата П. И. Чагин собирался включить отрывок из сказки в антологию советской поэзии к 25-летию Октябрьской революции.
А потом случилось неожиданное.
Антологию принесли показать Сталину. Вождь, сам в юности не чуждый поэзии, внимательно изучил книгу, вычеркнул оттуда достаточно много стихов (в том числе и посвященных ему) и написал в вердикте, что "никакая это не антология, а сборник стихов". Так - автографом вождя - новое название книжки и было воспроизведено на обложке.
Сказку Чуковского "Одолеем Бармалея" вождь из сборника тоже выбросил. И, судя по всему, попросил разобраться.
Так или иначе, но в № 52 газеты "Правда" от 1 марта 1944 года появилась статья одного из главных тогдашних советских идеологов, директора Института философии АН СССР, профессора и член-корра Павла Юдина под названием "Пошлая и вредная стряпня К. Чуковского".
В выражениях автор не стеснялся, но, открою вам тайну - в те времена выражений не выбирал никто. Тогда почти вся критика была такой.
Но при этом будущий академик Юдин не только ругался, но и писал довольно разумные вещи:
"Лягушата, зайцы, верблюды, белки, журавли захватили у агрессора трофеи: сто четыре батареи, триста ящиков гранат, полевой аэростат, сто двадцать миллионов нерасстрелянных патронов.
И получается у Чуковского полное искажение реальных представлений. Зачем, спрашивается, лягушкам и зайцам бомбардировщики, мотоциклы, велосипеды? Как ребенок может представить, что лягушонок управляет настоящим танком, или воробья, едущего на мотоцикле, а утенок стреляет из тяжелых орудий?".
И в этом вопросе, честно говоря, я на стороне сталинских сатрапов. Потому что в сказке у Чуковского реальная жесть. У него там акула на суше командует артиллерийской батареей, рядом с нею - лягушка-пулеметчица
и тут же - три орлицы-партизанки, сперва сбивающие танки, а потом катающиеся в них. Ну и апофеозом - мой любимый образ - орангутанги на волках с минометами в руках.
Тут даже художник не выдержал, и минометы заменил.
Проблема не в неудачных образах, проблема в том, что кроме лютого - именно лютого - бреда в сказке мало что есть.
Вышел доктор на балкон,
Тихо в небо глянул он:
«Да над нами самолёт,
В самолёте — бегемот,
У того у бегемота
Скорострельный пулемёт.
Он летает над болотом,
Реет бреющим полетом,
Чуть пониже тополей,
И строчит из пулемёта
В перепуганных детей».
Вопросы жмут мне череп. Почему в самолет посадили именно бегемота? Это что - намек на Геринга? Как у Чуковского получилось засадить болото тополями? И, самое главное - что делали в болоте перепуганные дети?
Если вы думаете, что я придираюсь - я не придираюсь. Там все так! на фоне этого бреда экзекутор Юдин, интересующийся, можно ли "убедить ребенка, что добрый и храбрый воробей сбил настоящий бомбардировщик" выглядит добрым дедушкой.
И все это приправлено какой-то запредельной жестью.
Один конец Бармалея дорогого стоит.
"И примчалися на танке
Три орлицы-партизанки
И суровым промолвили голосом:
«Ты предатель и убийца,
Мародёр и живодёр!
Ты послушай, кровопийца,
Всенародный приговор:
НЕНАВИСТНОГО ПИРАТА
РАССТРЕЛЯТЬ ИЗ АВТОМАТА
НЕМЕДЛЕННО!»
И сразу же в тихое утро осеннее,
В восемь часов в воскресение
Был приговор приведён в исполнение.
И столько зловонного хлынуло яда
Из чёрного сердца убитого гада,
Что даже гиены поганые
И те зашатались, как пьяные.
Упали в траву, заболели
И все до одной околели.
А добрые звери спаслись от заразы,
Спасли их чудесные противогазы.
В общем, автор статьи в "Правде" резонно замечает, что автору сказки глобально изменил вкус. Статья заканчивается двумя фразами: "«Военная сказка» К. Чуковского характеризует автора, как человека, или не понимающего долга писателя в Отечественной войне, или сознательно опошляющего великие задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма. Ташкентское издательство сделало ошибку, выпустив плохую и вредную книжку К. Чуковского".
Чуковский попытался запустить контр-волну поддержки, собирал подписи, но успеха не имел. Издания 1943 года оказались последними.
Сказку "Одолеем Бармалея" убрали из верстки готовившегося авторского сборника «Чудо-дерево» и больше в Союзе никогда не издавали, переиздания пошли только в новой России.
Но именно во время сбора подписей два детских поэта разругались всерьез. Прочитавший сказку Маршак отказался подписывать письмо в поддержку, и мстительный Чуковский записал в дневнике:
"Маршак вновь открылся предо мною как великий лицемер и лукавец - не подписал бумаги, которую подписали Толстой и Шолохов. Дело идет не о том, чтобы расхвалить мою сказку, а о том, чтобы защитить ее от подлых интриг Детгиза. Но он стал "откровенно и дружески", "из любви ко мне" утверждать, что сказка вышла у меня неудачная, что лучше мне не печатать ее, и не подписал бумаги… Сказка действительно слабовата, но ведь речь шла о солидарности моего товарища со мною».
Маршак, об обидчивости которого ходили легенды (однажды он всерьез запретил приводить к нему 4-летнюю девочку, сказавшую, что "Человека Рассеянного" написала ее няня) об этом прослышал и тоже записал Чуковского в персоны нон-грата.
Пятнадцать лет они не здоровались, но в оба глаза и оба уха следили друг за другом. У Райкина есть очень смешные воспоминания, как он ходил в гости к сперва к одному, замет к другому, очень рекомендую ознакомиться, гуглить по фразе «Клара Израилевна, а валенки? Крепостное право у нас дома еще никто не отменял!».
Помирились старики только на 75-летие Чуковского. Тяжело болевший Маршак прийти не смог, но прислал знаменитое «Послание семидесятипятилетнему К. И. Чуковскому от семидесятилетнего С. Маршака»
Мой старый, добрый друг Корней
Иванович Чуковский!
Хоть стал ты чуточку белей,
Тебя не старит юбилей:
Я ни одной черты твоей
Не знаю стариковской.
Потом был большой кусок в стиле "бойцы вспоминают минувшие дни, и битвы, где храбро рубились они", а заканчивалось все так:
Кощеи эти и меня
Терзали и тревожили
И все ж до нынешнего дня
С тобой мы оба дожили.
Могли погибнуть ты и я,
Но, к счастью, есть на свете
У нас могучие друзья,
Которым имя — дети!
Растроганный Чуковский тем же вечером написал ответное письмо:
«Дорогой Самуил Яковлевич. Как весело мне писать это слово. Потому что — нужно же высказать вслух — между нами долго была какая-то стена, какая-то недоговоренность, какая-то полулюбовь. <...> От всей души протягиваю Вам свою 75-летнюю руку — и не нахожу в себе ничего, кроме самого светлого чувства к своему старинному другу».
Ну а старый спор двух сказочников о доброй и злой сказке давно рассудил самый беспристрастный судья - время.
Злую сказку "Одолеем Бармалея" знают только литературоведы. А добрая сказка "12 месяцев" - давно и прочно вошла в наш культурный код.
А все почему?
Потому что старый и мудрый Маршак прекрасно знал одну нехитрую истину, которую убитый горем Чуковский забыл.
Дети, которых учат мечтать, всегда идут дальше и делают больше, чем дети, которых учат ненавидеть.
_________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741