я работала в коллективе как-то, где кроме меня были одни мужики. рекламная контора, сложные крышные и уличные конструкции, щиты, призмавижны, вот эта вся пиздурьма. и так получилось, что меня назначили главой отдела монтажников, семерых мужиков, которым я была ростиком по плечо. да-да, я уже писала про эту "бригаду Б7Г", Белоснежка и семь гномов. сначала мы все бесились, потом привыкли, ага.

ну и вот. иногда случалось так, что штормовой погодой повредило щит на загородной трассе, и надо было выезжать его чинить. погода говнище, снегодождь со всех сторон, ветрище ебучий, ночь, темень, сотона. ну и я, как ответственное лицо, заказывала мужикам пиццу и заваривала сладкий чай с имбирём и травами, чтобы они с холода приехали, в теплушке переоделись, согрелись и восстановили силы. сразу скажу: переработки оплачивались, некая сумма на питание выделялась главбоссом в моё распоряжение под отчёт, так что... ну да, я иногда докупала и приносила что-то сама, так как "гномов" уважала, а хороших мужиков надо баловать ;)

ну и вот. в очередной злоебучефевральский вызов заказала я им пиццы и горячего супа к ней, а поскольку у меня тоже был завал по работе, и мне некогда было спускаться в цех в цокольном этаже и переть туда всю эту груду еды, оставила пакеты на столе в офисе. тут надо ремарочку сделать, что оставила я это бахаццтво на "техническом" столе в офисе около двери, из которой как раз был выход на лестницу в цоколь. 8 мясных больших пицц, 8 супов. ну да, их семеро, +1 на всяк случ и на утро, если кто ночевать останется, такое тоже было.

где-то в 20 часов пишут смс мои "гномы", мол, "едем на базу, везём коньяк и шыкаладку, будем через полчасика, захады!"

ну я через 20 минут шасть к двери, глядь — а двух пицц и нету! и всё, в офисе никого! шопаделать, звоню в пиццерию, заказываю ещё две пиццы. но звоню начохр и спрашиваю, не выходил ли кто с большим пакетом?......

выходил. выходилА. одна из сотрудниц. при всём при том, все знали, что чужое брать нельзя, особенно с "технического" стола. аъъъ, сукаааъъъъ.

ну да ладно. "гномы" чутка припоздали, пиццы я получила, чаю накипятила, так что им я ничего не сказала.

но наутро поймала эту сотрудницу и потребовала компенсировать денег за 2 пиццы и за крысу. ну она пыталась отмазаться, мол, "ой да я не знала!" (пздж!), "ой да я не подумала!" (пздж!), "да чего ты так взъелась-то!"... а я сказала, что крыса всегда начинается с мелочей, но потом перерастает в статью и увольнение.

ъуъ.

Внутри меня просыпается древний ящер, тот, что не читал Канта и не слышал про общественный договор. Тот, для кого внезапная агрессия требует немедленного, сокрушительного ответа. И мой рот разверзается в ответ, и из него льется первобытный, очищающий огонь. Поток чистого, незамутненного сознания, выкованный в самых черных кузнях подсознания. Трехэтажный зиккурат из отборной брани, направленный точно в эпицентр этого дрожащего зла. Я не кричу на собаку. Я изгоняю дьявола. Я провожу вербальный экзорцизм.

И тут же – второе действующее лицо этой пьесы абсурда. Хозяйка. Жрица этого мелкого культа. Ее лицо, до этого бывшее маской благодушного похуизма, мгновенно каменеет. Она смотрит на меня так, будто я только что справил нужду на алтарь в главном храме их цивилизации. В ее глазах не страх. В ее глазах – оскорбленное чувство собственника. Я нарушил главный закон их мира: НЕ ТРОГАТЬ ИХ ИГРУШКУ.

«Вы что, больной?! Это же просто собачка!»

Просто собачка. Просто маленький раковый нейрон, метастаз инфантильности, который они выгуливают на поводке. Они не видят в ней концентрат иррациональной злобы. Для них это – живая тамагочи. Пушистый аксессуар, который иногда издает звуки. Они растят не друга, они культивируют собственную эмоциональную недоразвитость. Эта собака – их алиби. Она лает, потому что маленькая. Она ссыт на ковер, потому что милая. Она воплощение безответственности, возведенной в абсолют.

И когда ты отвечаешь на агрессию агрессией, ты ломаешь их уютный мирок, где все понарошку. Ты напоминаешь им, что мир – настоящий. Что лай – это объявление войны, пусть и в миниатюре. Что на выпад есть ответ. Ты – сбой в их матрице всепрощения и умиления.

Эти твари – не просто собаки. Это симптомы. Это ходячие, лающие индикаторы тотальной атрофии воли. Общество, которое умиляется злобному карлику, лишь бы он был пушистый, – это общество, готовое сожрать любую дрянь, если ее завернуть в красивую обертку. Это общество, которое променяло достоинство на комфорт, а ярость – на раздражение.

Они хотят, чтобы мы молчали. Чтобы мы улыбались, когда их мелкие демоны впрыскивают нам в уши яд. Чтобы мы были пассивными приемниками их дерьма. Но каждый раз, когда я отвечаю на этот лай своим собственным ревом, я чувствую, как рвется тонкая паутина их лицемерного мира. Я не сумасшедший. Я – последний островок адекватности в океане розовых соплей. Я – санитар этого безумного, сука, леса. И пусть они все ахуевают. Это полезно. Это единственное, что еще может их спасти.