Приближается экзамен по русскому языку, и многие выпускники повторяют самое важное и сложное. Грамота решила им помочь и добавила в Метасловарь специальные цветные плашки «ЕГЭ» — так отмечены слова, которые включены в орфоэпический словник ЕГЭ-2024.
Проверить ударение в интересующем вас слове вы можете прямо сейчас на нашем портале. gramota.ru
Инструкции, законы, юридические договоры, профессиональные статьи чаще всего написаны специфическим языком. Хотя мы принимаем это как должное, исследования показывают: такая практика вредит экономике и обществу в целом.
Все мы при решении рабочих вопросов, чтении новостей и в частной жизни регулярно сталкиваемся с ситуациями, когда письменный текст кажется нам непонятным, корявым, слишком длинным и неструктурированным, неоднозначным или просто написанным «для своих». И дело не в том, что мы не обладаем достаточной функциональной грамотностью. Даже люди с высшим филологическим образованием часто встают в тупик перед инструкцией к кофеварке или формулировками трудового договора. Почему так происходит?
Самое простое объяснение состоит в том, что многие люди не умеют ясно и последовательно излагать свои мысли. В школе учат писать тексты только для очень ограниченного набора учебных жанров, и то не всегда успешно, поэтому не все взрослые способны написать внятное и грамотное деловое предложение, жалобу, инструкцию. Даже сообщения в домовых чатах часто ставят в тупик не только своей слишком эмоциональной формой, но и непонятным содержанием. Носители языка в разной мере одарены языковыми способностями, но, как правило, умение письменно излагать свои мысли не возникает само собой, оно требует обучения и постоянной тренировки.
Распространено также заблуждение, в соответствии с которым любой сколько-нибудь серьезный и важный текст должен быть написан бюрократическим языком и содержать как можно больше канцеляризмов.
Так возникают пустые, но очень многословные тексты, пестрящие пассивными конструкциями (нами было получено) и мусорными словами (данный, в рамках, является, в настоящее время).
Есть и более интересные случаи. Например, сложные синтаксические конструкции и избыточное употребление терминологии, упоминание без пояснений узкоспециальных фактов как общеизвестных может быть способом показать свое профессиональное превосходство над неспециалистами, «набить себе цену», продемонстрировать принадлежность к узкому кругу посвященных. Такие тексты обычно воспринимаются как недружественные к читателю и вызывают закономерное раздражение, если они используются не в кругу коллег.
Еще один хорошо знакомый каждому жанр непонятных текстов — это юридические документы. Их составители стремятся учесть и воспроизвести все предыдущие формулировки, оговорить все особые случаи, предусмотреть все исключения, причем часто делают это в одном предложении, которое в результате занимает целый длинный абзац. Гипертрофированное желание юридической точности вообще не оставляет места адресату сообщения, поэтому шансов на то, что юридический текст в деталях поймут те, кому он предназначен, обычно немного. В результате граждане обращаются за юридическими консультациями, а компании полагаются на свои юридические службы, чтобы соблюсти букву закона (точнее, очень много букв).
Впрочем, иногда возникает впечатление, что запутанные формулировки, бюрократический язык и непонятные слова — это результат сознательного усложнения текста, чтобы он допускал возможность разных трактовок. Такое подозрение вызывают не только тексты, возникшие в среде государственных чиновников, но и документация частных компаний, регулирующая трудовые отношения или отношения с клиентами. В этом случае проблема заключается не во владении языком, а в установках, которые приняты (обычно негласно) в организации.
К каким последствиям для экономики приводят плохо написанные, непонятные тексты? Это прямой ущерб для рабочей продуктивности сотрудников, снижение доверия к государству, публичным фигурам и компаниям, невозможность выносить квалифицированные суждения и участвовать в решении значимых общественных проблем.
Влияние качества языка на экономику наиболее подробно изучено на англоязычном материале. Так, исследование, опубликованное в American Journal of Industrial and Business Management, показало, что привычка формулировать рабочие задачи на заумном профессиональном языке снижает производительность организации.
Расплывчатые и наполненные штампами формулировки запутывают людей. Когда сотрудникам трудно разобраться в том, чего от них хотят, у них копится раздражение и отчуждение.
А ученые из Университета штата Огайо обнаружили, что чтение текстов, наполненных сложными словами и терминами (даже если в скобках или в сноске даны расшифровки), не просто раздражает, но и влияет на отношение к их тематике: в группе, читавшей версию текста в простом изложении, интерес был выше. Этот эффект зависел не от самой темы (будь то наука, экономика или политика), а от стиля изложения.
Использование бюрократического языка в речи политиков и публичных фигур может снизить доверие общества к институтам. Когда люди не могут понять смысл сообщений, обращенных к ним, это вызывает у них чувство беспомощности, пассивность и отчуждение, что может плохо сказаться на экономике.
Собственно экономические вопросы кажутся многим слишком сложными тоже во многом из-за особенностей языка, на котором говорят экономисты и финансисты. 19% участников опроса, проведенного Обществом посткризисной экономики Манчестерского университета и социологическим центром YouGov, признались в том, что не обсуждают финансовую политику из-за непонимания терминологии. Еще 17% ответили «да» на утверждение «экономика мне не по плечу, поэтому обсуждать ее нет смысла».
Опрос согласуется с другими исследованиями британских газет и политических партий: жаргон, обычно используемый в экономическом дискурсе, а значит, и в СМИ, понимает меньшинство избирателей.
Непонимание избирателями экономического языка означает, что «дебаты ведутся между небольшими элитными группами по поводу небольших разногласий за спинами разочарованной общественности», отметил Зак Уорд-Перкинс, сооснователь Общества посткризисной экономики, в интервью The Guardian.
Использование понятного языка (в том числе в юридической сфере, в бизнес-среде, в государственных коммуникациях и даже личных блогах) дает несколько преимуществ.
1. Меньше ошибок, которые дорого обходятся. Когда все термины понятны, это снижает число ошибок и риск путаницы. Особенно это заметно в таких областях, как здравоохранение, где ошибки могут дорого обойтись. Например, если инструкции к лекарствам или процедурам написаны ясно, люди с большей вероятностью будут им следовать, что помогает снизить расходы на медицину. А хорошо написанные инструкции для кол-центров уменьшают количество повторных телефонных звонков и позволяют существенно снизить затраты компаний.
2. Больше довольных клиентов и сотрудников. Когда компании общаются на понятном языке, они показывают, что заботятся о своих клиентах и хотят быть прозрачными. Это повышает удовлетворенность и лояльность клиентов, потому что люди чувствуют, что их ценят и уважают. Такие клиенты с большей вероятностью останутся с компанией, порекомендуют ее другим и оставят положительные отзывы. Это особенно важно в таких отраслях, как финансы, страхование и юриспруденция, где сложные термины и профессиональный жаргон — норма. Использование ясного и точного языка помогает компаниям более эффективно общаться со своими клиентами и сотрудниками, положительно влияет на продажи, производительность труда и прибыль. По некоторым данным, использование простого языка также коррелирует с инновационностью компаний.
3. Информация доступна для всех. Простой язык делает информацию доступной для более широкой аудитории, включая людей с ограниченными навыками чтения, людей с когнитивными проблемами и тех, кто плохо знает местный язык. Устраняя барьеры в виде сложных слов и тяжелых конструкций, компании могут привлечь больше клиентов и выйти на новые рынки. Это приводит к расширению клиентской базы и потенциальному росту.
4. Легче соблюдать законы. Использование простого языка в нормативных актах помогает компаниям и людям соблюдать законы и избегать штрафов. Регуляторные органы часто говорят о важности четкой коммуникации для защиты прав потребителей.
Используя простой язык, компании снижают свои юридические риски и могут направить на развитие бизнеса те ресурсы, которые иначе были бы потрачены на судебные споры или штрафы.
Например, налоговое управление штата Вашингтон переписало одно из своих писем на упрощенном английском языке. Его целью было собрать 1,2 млн долларов от предприятий, которые обычно не платили налог с продаж. В результате объем собранных по этой статье средств вырос на 200%, что принесло дополнительно 2 млн долларов. Этот и множество других примеров приводит в своих книгах американский юрист и специалист по юридическому языку Джозеф Кимбл, многие годы отстаивающий идею использования простого языка не только в юриспруденции, но и в бизнесе, и в общении государства с гражданами.
В России эта проблема тоже существует и требует решения. В одной из социальных сетей пользователь опубликовал скриншот письма, которое ему прислали из ГИБДД: Направляем постановление об отмене постановления об обращении взыскания на денежные средства, вынесенное в рамках исполнительного производства № ХХХХХХ от 25.10.2021. Причина: неоплаченный штраф ГИБДД в соответствии с постановлением по делу об административном нарушении № ХХХХХХ от 22.10.2021. Сумма взыскания: 0 руб. При несвоевременной оплате может быть начислен исполнительский сбор от 1000 руб. Как отмечается в исследовании «Доступность государственных цифровых сервисов», «извлечь из этого текста информацию о том, что штраф просто отменен, человеку, не обладающему навыком чтения и понимания подобных текстов, очень сложно».
5. Проще развивать личный бренд специалиста. Привычка говорить на «птичьем языке», принятом в определенной профессиональной среде, вырабатывается сама собой. Она может быть полезной — как знак принадлежности к общему кругу людей, обладающих специальными знаниями или работающих в одной сфере. Но при этом не надо недооценивать умение выражать свои мысли ясно и доступно для большинства: оно тоже может быть полезно, в том числе для карьеры. Самый простой пример — личные блоги, которые сегодня есть у многих специалистов. Блог позволяет наращивать базу клиентов, зарабатывать авторитет и известность. Но только в том случае, если тому, кто зашел в такой блог, там понравится. Случайный посетитель может остаться и подписаться — а может уйти к тому, кто пишет живее, понятнее, интереснее. Если, скажем, юрист привык говорить на профессиональном жаргоне постоянно (вместо дом — объект жилой недвижимости, вместо деньги — денежные средства), коллеги его поймут, а вот неспециалисту такой язык может помешать.
Хорошо говорить и писать — целое искусство. Специалисту комфортно в своем мире, среди ставших уже привычными понятий. Но в нем некомфортно другим. Редактор, создатель сервиса проверки текстов «Главред» Максим Ильяхов в книге «Ясно, понятно» советует мыслить в мире читателя (клиента, слушателя). Другими словами, отталкиваться от его потребностей и интересов, от тех ситуаций, в которых он оказывается, и говорить с ним на том языке, который будет ему понятен. В этой точке интересы пишущего и читающего совпадают: чтобы первый смог решить с помощью текста свои задачи, второй должен хотя бы понимать написанное.
Антон Солдатов, редактор Грамоты
Иногда создается впечатление, что корректоры больше никому не нужны. С одной стороны, есть спелл-чекеры, которые неплохо справляются с основными проблемами. С другой, привычка читать мессенджеры и соцсети размывает уважение к правилам: побеждает подход «понятно, и ладно», указывать на чужие ошибки неприлично… Но представить себе качественный текст без корректуры по-прежнему невозможно. О незаметной работе, в которой есть свои вызовы и удовольствия, рассказывает корректор Грамоты Марк Кантуров.
Я окончил Новосибирский государственный педагогический университет по специальности «Издательское дело и редактирование». В НГПУ очень сильное филологическое направление, и я получил хорошую базу, на которую опираюсь до сих пор. Все, что связано с работой с текстами, нам преподавали глубоко и вдумчиво.
После университета я защитил кандидатскую на тему речевых жанров. Но наукой заниматься в итоге не стал — в основном по причинам экономическим. Подрабатывать корректором я начал, еще учась в университете. Изначально я корректор широкого профиля, у меня есть опыт работы с самыми разными текстами, включая упаковки зубной пасты и статьи про стройку и ремонт. Отдал дань научным и учебным текстам. Сотрудничал с «ЛитРес», с «2ГИС», с Центром подготовки руководителей и команд цифровой трансформации ВШГУ РАНХиГС. Сейчас я много работаю с медиа — бумажными и электронными.
В разных изданиях приходится решать разные задачи. Когда вычитываю статьи для «Русского охотничьего журнала», думаю о том, по какому справочнику проверить корректность названия газели Соммеринга или обозначения калибров патронов.
При работе с текстами для брендингового агентства нужно учитывать маркетинговую специфику, в том числе рекламный синтаксис.
Когда корректирую статьи для Грамоты — возвращаюсь к более строгому подходу, который в публицистике и тем более в рекламе часто считается излишним.
Но больше всего я люблю работать с книгами. Я изначально по профессии специалист книжного дела, и книги — это моя страсть. Я сотрудничал с «Эксмо», с «Детской и юношеской книгой», с «Самокатом», с разными локальными издательствами и авторами. Очень долго я проработал с издательством «Манн, Иванов и Фербер». Мне посчастливилось быть причастным к изданию многих прекрасных книг, как художественных, так и научно-популярных. Могу назвать, например, мемуары Урсулы Ле Гуин «Время, занятое жизнью». Или «Сверхдержавы искусственного интеллекта» Кай-Фу Ли. Долгое сотрудничество связывает меня и с отдельными авторами.
В общем, я человек, который выбрал себе профессию в юности и остается ей верен. И сейчас мой корректорский стаж составляет уже, страшно подумать, больше 17 лет.
В каждом из моих мест работы была своя редакционная политика, и главное — их не перепутать. Начинал я еще по правилам «старой школы» — с обязательной вычиткой на бумаге, с использованием корректорских знаков, со множеством тонкостей вроде отбивки знака процента от цифры на полукегельную, о чем сейчас почти никто не помнит. А после этого были рекламные медиа и публикации в соцсетях, где не видят разницы между кавычками и знаками секунды, зато «Торговый дом» обязательно должно писаться с прописной, и не важно, что там говорят правила.
В каком-то смысле я чувствую себя на границе двух миров: для «старой школы» я недостаточно дотошен, а для современного быстрого подхода бываю чересчур зануден.
Впрочем, занудство — это необходимая профессиональная компетенция корректора. В итоге я выработал гибкий подход: в каждой организации стараюсь проявлять ту степень придирчивости, которая здесь уместна. У меня есть стандарты, которыми я не готов поступаться ни при каких обстоятельствах. Например, я не готов мириться с использованием дефиса вместо тире или с неправильной формой кавычек. Но во многом я смотрю на сложившуюся в организации практику и на ее потребности.
Так, в одном из журналов до сих пор принято использовать знак минуса (так называемое короткое тире) вместо тире — и я это принимаю. Где-то тексты должны писаться с ё — тогда я прогоняю их через программу-ёфикатор; где-то — без ё, и тогда я убираю ее автозаменой. К вопросам свободного выбора относится и вопрос, стоит ли брать в кавычки названия, написанные латиницей. Для меня важна редполитика, и если я прихожу в организацию, где ее нет, я стараюсь способствовать ее появлению (и зачастую даже пишу ее сам).
Наиболее болезненный вопрос — это правила набора и верстки, то есть вторая корректура. Именно здесь много профессиональных тонкостей, которые зачастую просто неизвестны людям без профильного образования и не кажутся им важными. Что же до орфографии и пунктуации, то заказчики обычно доверяют корректорам, а корректоры — учебникам и справочникам. Хотя и тут достаточно спорных мест.
Поскольку я работаю в основном с электронными текстами, справочниками мне тоже удобнее пользоваться электронными. Один из самых активно используемых — это, конечно, Грамота, я захожу на нее каждый день и не по одному разу. Мои любимые разделы — проверка написания слова и «Справочник по пунктуации». Очень часто я заглядываю в ответы справочной службы. Если словари и справочники меня не спасают, что бывает с новыми словами, зачастую жаргонными, приходится идти в поисковик и смотреть там на речевую практику.
В том, что касается правил набора и верстки, библия корректора — это, конечно, справочник Мильчина. Он есть у меня в бумажном виде.
Также я часто пользуюсь бумажным словарем «Прописная или строчная». Из электронных справочников в ходу еще словарь сокращений, «Переносы для гурманов» (необходим, когда проверяешь верстку бумажных книг), а также в некоторых случаях словарь синонимов — когда нужно предложить редактору замену повторяющегося слова, а мозг подводит. Ну и, конечно, я читаю множество телеграм-каналов о русском языке — но это уже для поддержания общего тонуса.
Мой опыт общения с заказчиками был очень разным и в целом зависел от сферы, в которой я работал. В целом корректура редко вызывает вопросы: для всякого исправления есть правило, на которое можно сослаться. И мои редакторы обычно доверяют моей компетентности. Изредка мне задают вопрос, почему так, а не эдак, я пишу длинное подробное объяснение со ссылками на Грамоту, Розенталя и Мильчина (ну или объясняю ход своих мыслей, если нет готового правила, — впрочем, в такой ситуации мы обычно с редактором принимаем решение вместе), и этого достаточно.
С авторами книг, над которыми я работал, у меня никогда не бывало проблем. Корректор не покушается на стиль и слог, его задача — сделать текст грамотным.
Где возникали сложности, так это в рекламной сфере. Зачастую рекламу заказывают люди, хорошо разбирающиеся в бизнесе и плохо — в языке: «Я считаю, что должно быть так, и неважно, что там написано в вашем Розентале». У меня были случаи, когда заказчик отказывался платить деньги, если его запятую не вернут в союз «для того чтобы» в начале предложения. К счастью, сейчас я почти не работаю с рекламными текстами и такое в моей практике бывает редко.
Из всего, что нам преподавали в университете, правило, что текст должен быть оформлен единообразно, отпечаталось в моем сердце сильнее всего. Так что моя священная корова — единообразие. Это — показатель качества, вдумчивой работы над текстом. Даже если это единообразие ошибки или спорного случая, если оно последовательно повторяется в тексте, это может означать, что такова осознанная политика издательства (как, например, с пресловутым «коротким тире»), что в это вкладывается дополнительный смысл и таков авторский замысел… в худшем случае — что у корректора в этом конкретном месте пробел в знаниях. Но отсутствие единообразия говорит о том, что выпускающей организации на качество текста просто наплевать.
Поэтому я всегда обращаю внимание на то, нет ли в тексте разных кавычек, разных тире, одинаково ли оформлены единицы измерения, есть ли последовательная система оформления численных значений (буквами, цифрами, частично буквами и частично цифрами — и от чего это зависит). И иногда привести текст в порядок в этом отношении бывает нелегко. Например, когда речь идет о большой переводной книге и разные ее части переводили разные переводчики. Бывают даже расхождения в транскрипции имен или названий — и за этим тоже надо следить.
В корректорской работе, как и в любой другой, есть внутренние и внешние сложности. Внутренние можно назвать скорее особенностями, это просто специфика работы. Одну из них прекрасно, на мой взгляд, сформулировала моя коллега Юлия Исакова: в нашей профессии есть единственный способ расти над собой — узнавая, что все время до этого ты лажал. Когда ты узнаёшь особенно заковыристое правило, ты одновременно понимаешь, что кучу книг до того выпустил с ошибками. Не самое приятное понимание. А еще наша работа невидима. Читатель не узнает, сколько опечаток ты выловил в тексте — он увидит только ту единственную, которую ты пропустил, и с возмущением скажет: «Куда смотрел корректор?»
Для меня самыми сложными являются внешние обстоятельства: работа с неадекватными заказчиками и фактор денег.
В начале карьеры мне приходилось работать в местах, где корректору, чтобы заработать достаточно, нужно было вычитывать по десять — двенадцать авторских листов в день. Конечно, о качестве этой корректуры говорить не приходилось. Да и престиж профессии невысок — многие вообще не понимают, зачем нужен корректор и почему бы его функции не выполнять редактору.
Неожиданно некоторые сложности доставляет и лингвистическое образование. Самая ценная мысль, которую я извлек из лингвистики применительно к редакторско-корректорской деятельности, заключается в том, что правила, во-первых, меняются, а во-вторых, в принципе не бесспорны. Помимо простых и однозначных правил вроде «жи-ши» и «-тся/-ться» в языке — особенно в пунктуации — существует много темных мест, по поводу которых в научных школах согласья нет. Я помню это ощущение: нельзя просто так взять и ответить на вопрос «Как правильно?». Потому что ответ может быть «Смотря к какой научной школе вы принадлежите».
И вот это чувство неопределенности, вариативности, гибкости языка — в том числе и в области «нормативного регулирования», то есть правил — это неизбежная составляющая мировосприятия лингвиста, но очень неудобная штука для корректора. И, с одной стороны, благодаря этому знанию я могу отследить в тексте довольно тонкие вещи, вроде авторского использования пунктуации, и обосновать то или иное свое решение в правке. А с другой, это же знание дает ощущение чрезмерной гибкости и недостаточной настойчивости: может быть, думаю я, мне нужно с автором быть пожестче и подходить к вопросу строже?
Кому-то, наверное, эта работа покажется скучной. Но мне нравится работать с языком. В корректуре есть свои невидимые радости, когда вылавливаешь коварную опечатку, которую не заметил бы спелл-чекер. Свои детективные расследования, когда бегаешь по словарям, пытаясь выяснить, как правильно оформить особенно темное место. Удовольствие от наблюдения за тем, как устроен текст, вплоть до мельчайших деталей, — как работает каждая запятая и почему здесь автор вместо запятой выбрал тире. Большое удовольствие есть и в том, чтобы сделать текст чистым и ясным, помочь автору выразить мысль или спасти его от досадного ляпа.
А особенно я люблю эту работу за то, что благодаря ей я прочитал множество прекрасных книг, узнал много нового о вещах, которыми, может быть, вовсе не стал бы интересоваться, и даже получил какое-то количество новых навыков.
У каждого корректора, конечно, есть свой список забавных опечаток вроде социальное и семенное положение, калан сети центров обслуживания или платил заплату. Но больше меня интересуют не смешные опечатки, а задачки, которые ставит передо мной текст.
Вот, скажем, предложение Очень часто профессиональные охотники на словно имели штуцеры под этот патрон. На первый взгляд кажется, что в предложении остался «артефакт» от предыдущих формулировок. Уберем это «на словно» — и все будет в порядке. Но нет, автор не «артефакты» не убрал, а перепутал порядок букв в слове: Профессиональные охотники на слонов имели штуцеры под этот патрон.
А вот пример неверного употребления слова в переводной книге о менеджменте: Наверное, вы не просто так сообщаете неприятную новость о своем уходе команде? Наверняка устраиваете отходную... Переводчик перевёл, редактор пропустил — а корректор заметил и пишет примечание: «Может, всё-таки имелась в виду „отвальная“ — прощальный банкет? А то „отходная“ — это поминальная молитва».
Для тех, кому хочется веселых историй про язык, у меня обычно заготовлена подборка шокирующих фактов из словаря: рукола пишется с одной к, кол-центр — с одной л, а плей-лист — через дефис. Даже людей с высоким уровнем грамотности это неизменно удивляет — а профессиональный корректор как раз такие вещи знает. Хотя, возможно, и имеет по этому поводу собственное мнение — скажем, плей-лист лично я писал бы слитно. Но в данном случае мнение словаря важнее.
Марк Кантуров, корректор и литературный редактор Грамоты
Русское правописание за десять с лишним веков менялось много раз, но, говоря о реформе орфографии, мы всегда имеем в виду реформу 1917 года. При этом внесенные в правописание изменения обсуждались русскими лингвистами задолго до самой реформы.
Рефлексия на тему орфографии у наших предков появляется практически одновременно с возникновением письменности, когда братья Кирилл и Мефодий разработали для славян азбуку на основе греческого алфавита.
Первой своеобразной «реформой» правописания у славян можно назвать переход с одной системы письма на другую в X–XI веках, а именно с глаголицы на кириллицу, буквы которой были ближе по начертанию к греческим. С одной стороны, кириллица была просто удобнее, а с другой — сыграл роль политический фактор культурной близости с Византией.
Первой полноценной реформой стала Петровская (1707–1708). Заключалась она во внедрении гражданского шрифта (по-другому «гражданицы» или «гражданки»). Первая книга, написанная этим шрифтом, вышла в 1708 году и называлась «Геометриа славенски землемерие». До этого русские буквы имели множество декоративных элементов, использовались различные диакритические знаки для острого ( ́ ), тяжелого ( ̀ ) и облеченного ( ̑ ) ударения1, а также титла, позволяющие не писать слово целиком (бг҃ъ). Текст был красивым, но трудночитаемым. При этом активно развивалось книгопечатание, поэтому Петр лично «забраковал» некоторые особо витиеватые варианты написания букв.
Число букв сократилось с 46 до 38, а сами они немного округлились.
В список «ненужных» попала несчастная буква ижица. Правда, она оказалась исключительно живучей: на протяжении XVIII века ее трижды отменяли и дважды восстанавливали. В третий раз ижицу вернули в 1802 году, а спустя полвека снова собирались изъять. Поскольку она и без того была малоупотребительна (всего-то несколько слов: мѵро, сѵнод, ѵпостась и т. п.), решили не трогать. Применяли ижицу все реже, в 1870-х в азбуке ее помещали в скобки, и только советская реформа орфографии ее окончательно «добила». При этом паровозы серии «Ѵ» выпускались вплоть до начала 1930-х годов.
XVIII и XIX века прошли для орфографии относительно спокойно, хотя русский язык за это время изменился очень существенно. Дискуссии о том, что с русским правописанием надо что-то делать, начались в конце XIX — начале XX века. Подготовкой будущей реформы занимались лингвисты, в частности академик А. И. Соболевский, который был убежденным монархистом и членом черносотенной организации «Союз русского народа». Важную роль сыграли также труды Я. К. Грота: «Спорные вопросы русского правописания от Петра Великого доныне» (1873) и «Русское правописание» (22 издания в период с 1885 по 1916). Пособия Грота пользовались наибольшим авторитетом, хотя не все предложенные им нормы соблюдались на практике. Например, он предлагал писать діэта вместо діета и вядчина вместо ветчина.
В первые годы XX века свои варианты реформы предлагали Московское и Казанское педагогические общества. А в 1904 году была создана Орфографическая комиссия при Отделении русского языка и словесности, которая поставила перед собой задачу упростить письмо — прежде всего для преподавания в школе. Возглавил комиссию Филипп Федорович Фортунатов, в нее также входили и другие известные лингвисты, такие как Алексей Александрович Шахматов, Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ и другие.
Многие сетовали, что нужно заучивать огромный список слов, где должна писаться буква «ять», которая по произношению ничем не отличается от «е». Другим не нравился ер в конце слов — он ведь не читается. В «Петербургской газете» в 1914 году вышла заметка «Долой букву ять!». Если из многотомной энциклопедии Брокгауза и Ефрона убрать все еры, она сократится аж на целый том, вон сколько лесов сбережем. А две буквы «и» нам зачем? Ну да, есть миръ со значением «отсутствие войны» и мiръ, который «вселенная», но что, разве нельзя по контексту догадаться?
Однако реализовала реформу на практике уже советская власть. Первый декрет, касающийся орфографии, был издан 23 декабря 1917 года: «О введении нового правописания». Однако изменения проникли в печать не сразу, так как положения декрета были восприняты лишь как рекомендательные. Поэтому 10 октября 1918 года вышел еще один декрет: «О введении новой орфографии». До этого момента даже «Известия» и «Правда» печатались по-старому, но без ера. Отныне все официальные документы, газеты, журналы и научные труды должны были издаваться исключительно в новом правописании.
Если коротко, изменения были следующие.
Упразднили буквы: и десятиричное (і), ять (ѣ), фиту (ѳ) и де-факто ижицу (ѵ). Последняя отдельно не оговаривалась, так как и раньше использовалась редко. Вместо первых трех стали употребляться соответственно и, е и ф.
Внедрили в алфавит буквы ё и й (до этого они формально не входили в азбуку).
Убрали букву ъ в конце слов, заканчивающихся на согласный (кроме й, так как эта буква обозначала полугласный звук). Разделительную функцию твердый знак сохранил.
Изменилось написание приставок, оканчивающихся на з/с (з стало писаться перед гласными и звонкими согласными, а с — перед глухими: разставаніе — расставание; возпретить — воспретить).
Окончание -аго в родительном и винительном падеже у прилагательных и причастий стало заменяться на -его после шипящих (хорошаго — хорошего) и на -ого в остальных случаях (новаго — нового). Окончание -яго меняется на -его (дальняго — дальнего).
У причастий и прилагательных женского рода в именительном и винительном падеже окончания -ыя, -ія были унифицированы по мужскому роду и заменены соответственно на -ые, -ие (хорошія (женщины) — хорошие; новыя (книги) — новые).
Словоформы женского рода, такие как онѣ, однѣ и их формы, были также унифицированы по мужскому роду: они, одни.
Словоформа в родительном падеже единственного числа ея (нея) меняется на ее (нее).
Реализация реформы разделила русское общество на два лагеря. Детям стало легче, а взрослым и особенно учителям сложнее: им пришлось отказаться от привычного облика слов и переучиваться. Люди, профессионально работающие со словом, не могли смириться с новым обликом текстов. Философ Иван Ильин иронично окрестил новое правописание «кривописанием». Писатель Иван Бунин не принимал новую орфографию «уже хотя бы потому, что по ней написано все самое злое, низкое и лживое, что только было написано на земле». Поэт и философ Вячеслав Иванов находил музыкальность в букве ъ, необходимой «для ознаменования иррационального полугласного звучания, подобного обертону или кратчайшей паузе». Поэт Александр Блок настаивал на том, что старых писателей и поэтов нужно издавать в старом правописании, потому что они «пользовались ятями как одним из средств для выражения своего творчества». Возмущение вызывали даже самые мелкие нюансы.
Благочестивые сторонники дореволюционной орфографии были в ужасе от такого святотатства, как приставка бес-. Как говорится, не поминай нечистого.
Особенно яростно большевики воевали с ером. Л. В. Успенский писал о букве ъ так: «Повсюду, где еще держалась белая армия, где цеплялись за власть генералы, фабриканты, банкиры и помещики, старый „ер“ выступал как их верный союзник».
Хотя использовать его в качестве разделительного знака (подъезд, разъединить и т. п.) никто не запрещал, ер от греха подальше изъяли из типографского набора, а вместо него стали печатать апостроф: под’езд, раз’единить и т. д. Эта особенность сохранилась в современном украинском правописании: під’їзд, роз’єднати.
После революции было и еще более радикальное предложение — перевести русский язык (вместе с языками других народов Советской России) на латиницу. Обсуждались разные варианты этого перехода, и только в 1930-е годы коммунисты окончательно отказались от этой идеи — и на смену латинизации пришла кириллизация.
Справедливости ради, и здесь большевики не были абсолютными новаторами: проекты русской латиницы были еще в XIX веке. Можно вспомнить анонимную брошюру 1833 года «Новыя усовершенствованныя литеры русскаго алфавита» (с сохранением некоторых кириллических букв), латинскую азбуку К. М. Кондинского (предложенную им в 1842 году в «Упрощении русской грамматики»), его же проект 1857 года «Преобразование и упрощение русского правописания», латиницу Белинского. При этом, конечно, у всех, кто предлагал перейти на латиницу в то время, не было никаких полномочий для реализации подобного проекта. И хотя все мы умеем в случае необходимости набрать русский текст латинскими буквами, всерьез о русской латинице уже давно никто не говорит.
В 1930–1940-х годах некоторые несущественные орфографические и пунктуационные нормы менялись, но уже не вызывали бурных эмоций. Так, в 1932–1933 годах отказались от точек в заголовках, в 1934 году отменили дефис в написании союза то есть, в 1935 году отказались от точек в аббревиатурах.
Участь буквы ё тоже менялась, и она до сих пор остается предметом дискуссий. В 1942 году ее использование стало обязательным, а потом опять факультативным.
Первое и последнее на сегодняшний день масштабное упорядочивание правописания после реформы случилось в 1956 году, когда были опубликованы «Правила русской орфографии и пунктуации». На основе этого справочника было создано огромное количество учебных пособий. В разделе «Орфография» освещены вопросы правописания гласных и согласных, букв ъ и ь, слитного написания и через дефис, прописных букв, аббревиатур и переносов. А в разделе «Пунктуация» говорится об употреблении точки, точки с запятой, запятой, двоеточия, тире, восклицательного и вопросительного знака, многоточия, скобок и кавычек, о знаках при прямой речи и о сочетаниях знаков препинания.
Правила 1956 года актуальны и сегодня, так как все последующие проекты упорядочивания орфографии предлагали лишь незначительные дополнения к этому справочнику.
Русский язык, будучи языком с богатой письменной традицией, по-прежнему имеет не самое простое для усвоения правописание, основанное больше на морфологическом, а не на фонетическом принципе. Последний, как считают некоторые исследователи, более характерен для языков, письменность которых появилась сравнительно недавно. Разговоры о новой реформе идут и сегодня (носители языка пугают друг друга словами заец и жури), но изменения, которые могут появиться в правилах в обозримом будущем, не идут ни в какое сравнение с радикальной реформой 1917 года.
Андрей Горшков, редактор Грамоты
Акции, которые проверяют умение грамотно писать, позволяют участникам вспомнить то, чему их учили в школе, расширить словарный запас и почувствовать себя частью большого сообщества, говорящего на одном языке. В мире проводится несколько подобных акций, у каждой из них — своя история и свои особенности. Обычно это либо диктант для всех желающих, либо соревнования по спеллингу.
По легенде, Евгения, жена императора Франции Наполеона III, однажды попросила Проспера Мериме придумать диктант чрезвычайной сложности, чтобы развлечь этим упражнением себя и весь двор. Что тот и исполнил с величайшим радением.
Та же легенда гласит, что сам Наполеон III допустил в диктанте 75 ошибок, а его жена — 62 (неправильно было написано почти каждое второе слово!). Самым грамотным оказался австрийский посол Меттерних, который сделал только три.
Услышав об этом, Александр Дюма якобы спросил Меттерниха: «Когда вы окажете нам честь стать членом французской академии, чтобы учить нас языку?»
Идея проводить диктанты для широкой публики возникла уже в XX веке, и ее автором был французский журналист Бернар Пиво. Большой поклонник литературы, он долгие годы вел на телевидении передачу «Апострофы», а позднее «Культурный бульон», где обсуждал с писателями и деятелями культуры их творчество. Передачи снискали огромную популярность, что подтолкнуло Пиво заняться еще и популяризацией языка.
Журналист и писатель Бернар Пиво
Бернар Пиво рассказывал, что в детстве, когда он со своей матерью укрывался в маленькой деревушке Божоле во время Второй мировой войны, его единственными учителями и спутниками были словарь и басни Лафонтена. Эти книги познакомили его с такими интригующими словами, как зефир и аквилон, пробудив в нем интерес к языку.
В 1985 году благодаря Бернару Пиво появились чемпионаты по орфографии. Первоначально национальное, мероприятие быстро вышло на международный уровень. Кульминацией стала весна 1992 года, когда конкурс был проведен на заседании ООН в Нью-Йорке. Около 250 кандидатов со всего мира соревновались за титул чемпиона мира (в разных категориях — среди французов, жителей франкоязычных и нефранкоязычных стран). С 1993 года чемпионат стал называться Dico d’Or (‘Золотой словарь’). Он проводился в три этапа: отборочный тур, региональные полуфиналы и зимний финал. Участников делили на категории не только по тому, родной у них французский или нет, но и по возрасту: школьники, молодежь, взрослые любители и взрослые профессионалы.
К двухсотлетию со дня рождения Проспера Мериме Пиво сочинил новый вариант того самого диктанта, который он прочитал 28 сентября 2003 года в караульном помещении замка Компьен (который, как предполагалось, был местом, где был прочитан тот самый, первый диктант для увеселения). Все диктанты, написанные Бернаром Пиво и его коллегой-филологом Мишлин Сомман, изданы в виде книги. Последний диктант Dico d’Or был проведен в 2005 году.
С середины 2013 года ассоциация Force des Mixités проводит регулярные диктанты Dictées des Cités по всей Франции. Это адаптация знаменитых диктантов Бернара Пиво специально для пригородов, где часто не хватает качественных мероприятий по пропаганде чтения и письма. Писатель Рашид Сантаки — соорганизатор акции — считает, что диктант привлекает интерес, поскольку не создает строгой школьной атмосферы.
Здесь никто не ставит оценок, зато помогает заинтересоваться правилами или происхождением слов, в которых человек ошибся.
Кроме того, с 2013 года по всей Франции проводится Dictée Géante (‘Гигантский диктант’), также по инициативе Рашида Сантаки. Некоторые из них собирают тысячи человек. Так, в 2018 году на французском стадионе Стад-де-Франс диктант писали одновременно 1473 человека. А в 2023 году на Елисейских полях Парижа в аналогичной акции участвовали пять тысяч человек. Как отмечают французские СМИ, всего мэрия получила более сорока тысяч заявок на участие в диктанте. Тексты зачитывали литературные критики, писатели, актеры и другие известные люди.
В англоязычном мире популярны конкурсы формата Spelling bee, в котором участники должны произнести слово по буквам, воспроизведя его письменную, словарную форму. Обычно задания даются участникам последовательно по возрастанию сложности. Этимология названия до конца не ясна, но, скорее всего, оно произошло от древнеанглийского слова bene (молитва). Кроме того, словом bee (совр. ‘пчела’) называли «собрание, где проводится специфическое действие».
Первый общенациональный конкурс Spelling bee в США, учрежденный луисвиллской газетой The Courier-Journal, прошел в 1925 году.
А в 1941 году конгломерат Scripps Howard News Service стал его официальным спонсором и переименовал конкурс в Scripps Howard National Spelling Bee (затем название сократили до Scripps National Spelling Bee).
Сегодня в США «пчелы» проходят ежегодно, начиная с местных конкурсов и заканчивая национальным, в котором победитель награждается денежным призом. Национальный конкурс спонсируется англоязычными периодическими изданиями и образовательными фондами.
В 1937 году в Британии была создана теле- и радиоигра Spelling Bee — одна из первых в мире образовательных передач в форме конкурса. В других странах, где есть англоговорящие, тоже проводятся конкурсы типа Spelling Bee: в Японии (это единственная страна помимо США, где соревнования официально признаны Scripps Howard), в Индии, Мексике, Канаде, Австралии и Южной Африке. В США также есть отдельные соревнования для выходцев из Южной Азии — Афганистана, Бангладеш, Бутана и др.
Аналогичных конкурсов, в которых нужно назвать слово по буквам, на других языках мало, поскольку формат заточен именно под английский с его неочевидным написанием слов. Некоторые языки — например, хинди — полностью основаны на фонетике и имеют более очевидное написание.
В Нидерландах в 1990 году возник диктант для взрослых Groot Dictee der Nederlandse Taal (‘Большой диктант на голландском языке’). Парижский корреспондент нидерландской газеты De Volkskrant Филип Фрерикс впервые увидел формат публичного диктанта в Национальной библиотеке Франции и привез идею в Нидерланды.
Соревнования были организованы совместно бельгийской газетой De Morgen, уже упомянутой De Volkskrant и голландской телекомпанией NTR. Начиная с 2004 года авторами текстов диктанта стали известные писатели.
В конкурсе соревновались шестьдесят человек, объединенных в две команды — из Нидерландов и бельгийской Фландрии (где большинство говорит на нидерландском языке). Каждая группа состояла наполовину из известных личностей, а наполовину — из тех, кто был отобран по предварительному конкурсу журналами Volkskrant и De Morgen.
Все выпуски транслировались по телевидению, на первых порах их аудитория превышала миллион человек.
Из первых двадцати трех конкурсов четырнадцать были выиграны фламандцами, а одиннадцать — жителями Нидерландов, а один раз команды разделили победу. В 2011 году валлонский журналист Кристоф Деборсу стал первым франкоязычным участником. В соревнованиях 2015 и 2016 годов использовался измененный формат: участники объединялись в пары, где один участник был известной личностью, а другой — победителем предварительного конкурса.
Большой диктант проводился ежегодно в декабре до 2017 года, когда из-за резкого сокращения количества зрителей программа была закрыта. Сейчас диктант существует только в радиоверсии, выходящей на государственном «Радио 1», и участвуют в ней только жители Нидерландов.
В Эстонии национальный онлайн-диктант проводится в марте, в День родного языка. В этом году мероприятие прошло в семнадцатый раз. Организует эту традиционную акцию радиостанция Vikerraadio совместно с министерством образования и науки. В этом году он был посвящен основным вопросам политики в сфере образования в культурно-исторической перспективе.
В диктанте участвуют не только отдельные школьники и взрослые, но и множество компаний и организаций. С утра в день диктанта открывается доступ к специальной форме на сайте радиостанции, в 10:25 начинается чтение текста (его повторяют несколько раз), готовую работу нужно успеть отправить до 11:00. В тот же день объявляют результаты и разбирают в эфире все сложные случаи и возможные ошибки. Кроме общенационального, есть еще Таллинский диктант, который проводится в мае и приурочен ко Дню города.
В Литве первый национальный диктант был проведен в феврале 2006 года. В первом туре участвовали 2400 человек из всех регионов страны, а также литовцы в Дании, Эстонии, Ирландии. В качестве главного мотива участия в диктанте его организаторы называют уникальность литовского языка, который может стать «неисчерпаемым источником гордости и силы». В число организаторов в разные годы входили «Литовское радио», еженедельник Atgimimas, госкомиссия по литовскому языку, благотворительный фонд DABAR.
Работы были отправлены на проверку членам национального комитета диктанта, в который вошли сотрудники отделения литовского языка Вильнюсского университета и опытные школьные учителя. Второй тур, в который прошли восемьдесят участников с высокими результатами, состоялся в студии Литовского телевидения в прямом эфире. Звание самого грамотного гражданина завоевала двадцатишестилетняя Аквиле Андзюкевичюте, бухгалтер из Каунаса.
В Камбодже общенациональный конкурс на знание кхмерского языка впервые прошел совсем недавно, в январе 2024 года. В нем участвовали семьсот любителей языка, трое из которых стали победителями. Мероприятие организовала группа любителей кхмерской литературы при поддержке нескольких министерств и других институций.
Министр культуры и изящных искусств Камбоджи Фурнг Сакона лично приняла участие в празднике грамотности в качестве его председателя и «диктатора».
Она отметила, что люди, чьими усилиями сохраняется и развивается национальная литература, «поддерживают жизнь в народной душе».
По мнению Чена Ратана, занявшего первое место, соревнования вдохновляют людей писать грамотно и привлекают туристов в Ангкор-Ват, где проходил диктант. В будущем году акцию планируется провести перед королевским дворцом в Пномпене.
Волна популярности языковых игр, тестов и разного рода конкурсов захватила многие страны. В чем тут секрет? Скорее всего, их несколько. Кого-то привлекала соревновательность — возможность сравнить свой уровень грамотности с уровнем известного писателя, соседа, представителя другой команды. Для кого-то заманчивым было получить признание, завоевав титул самого грамотного жителя города или страны (или хотя бы ощутить себя таковым).
Кто-то таким образом мотивировал себя поддерживать знание языка, выступая все лучше и лучше с каждым годом, особенно если язык неродной или мало используется в обычной жизни.
Не во всех странах модель популярных акций и соревнований на самого грамотного выдержала проверку временем. Телешоу потеряли привлекательность, а повсеместное общение в мессенджерах снизило требования к речи. В результате развития технологий правописание во многом отдано на «аутсорс»: современные спеллчекеры за секунды приводят текст в приличный вид, сколько бы ошибок ни допустил автор.
И все же интерес к тому, чтобы как можно лучше владеть родным языком, сохраняется — это показывает и число участников Тотального диктанта по всему миру, и появление подобных акций в других странах. Тем более что грамотность ценится не только как признак культурного человека и проявление национальной гордости, но и как профессиональный навык на рынке труда.
Антон Солдатов, редактор Грамоты
А давайте поржём над смешными и глупыми грамматическими ошибками людей, встреченными в интернете, ибо считаю, что безграмотность человека при наличии интернета - это его личная заслуга, заслуживающая всяческого порицания, посему насмешки над ней - достойная награда за лень, невежество и нежелание самообразовываться.
Думаю, у каждого найдётся пара-тройка (а то и целый список) особо смешных ошибок, меняющих смысл написанного без ведома написавшего.
Я начну:
вкрадце (грамотность украдена, увы)
вротарь (боже, нет😮)
болелемение
кокой (да вот токой)
гиена огненная (уже страшно)
довление (но ведь правильно, проверочное слово "довлеет"... увы, атмосферное)
заного (а ещё сного... и улица Чкалого...)
индегриент / индигриент (привет кулинарным сайтам)
камевыежор (мамочки!)
лудьше (главное чтоб не худьше)
не новижу (а я вот очень новижу)
не соло нахлебавши (без ансамбля... сам б...)
обгрейт (тут надо объяснить, если кто не в теме, это калька с английского апгрейд/upgrade)
подшибник (эвона, как шибануло-то)
по-пробывать
рог-музыкант (Горшенёв и Науменко перевернулись в гробах)
удолять
часще (и резсще)
Отдельную категорию составляют двухкоренные слова, начинающиеся на "само-", при ошибках в написании погружающие в пучину ихтиологии:
сомоудовлетворение
сомосознание
соморезы (кровь кишки мясо!)
сомообразование
сомомнение (очень важно, что сом думает о вас)
(моё любимое) всё зависит от нас, сомих (да, запятая была в оригинале😆)
Добавляйте свои варианты!
Список слов, что меня раздражают.
"Типо". "ТипА", и никак иначе. Туда же - "сначало, завтро, красаво". Зачем там буква "О", не понимаю.
"Врятли", "Вряд_ли", и никак иначе.
"Безопастность". Я видел у нас в городе наклейку на машине "безопастность"....
Туда же "воЙн, андроЙд, стероЙд, астероЙд". Я не понимаю, что заставляет писать там "й".
"Вообщем" - "В общем", и никак иначе".
В ту же обойму "не как", вместо "никак" и прочие "не, ни".
ФУХ, выговорился.
Пишите, пожалуйста, ваши слова, что раздражают.
"выйгрыш" еще. От слова йгра наверное)
а ну еще "телеграмМ, инстаграмМ" зачем там вторая "м"?
