Ветер, вечер, край тёмного леса

Режет вату седых облаков,

Что-то шепчет берёзка-принцесса

Жениху из берёзовых снов.

Брат-закат неминуемо красен,

Я мычу своду неба "Спаси.."

Как тургеневский тихий Герасим,

Славный сын заповедной Руси.

Год за годом, давненько, веками,

Под смешки благонравных господ

Тяжкой поступью ходит кругами

Мой немой беззаботный народ.

Он своим равнодушием страшен,

Что суму ему дай, что тюрьму,

Всё молчит, мерно полюшко пашет

Да услужливо топит Муму.

Герасим косил молодой березняк и размышлял: "жаль не признался барыне, что я не глухонемой амбал, а застенчивый француз, который приехал в Россию 15 лет тому назад за партией березового сока для Его Величества Наполеона Третьего, но грянула Крымская война, и в России французам в березовый сок стали подливать скипидару, отчего у Герасима(урожденного Ги де ля Хиросима) развилась амнезия, и полная неспособность к изучению русского языка, а также необоримая робость использования собственного(французского)"

Барыня протирала фарфоровых собак платком, смоченым хлороформом, и думала: "жаль, так и не смогла донести до этого бугая, что я наполовину кореянка, обожаю кукси из маринованной собачатины, и вовсе не нужно псинку топить, а лишь снести моему повару..."