Никита Михалков: «Я ненавижу кинопробы»
Пропустил здесь 80-летие НСМ, потому что с 17 сентября по сегодня был в очередном пикабушом бане. Но опубликовал материал в «Комсомольской правде» и беседу с юбиляром в «Вечерней Москве».
Фрагмент из последней оставлю здесь:
80 лет исполнилось 21 октября маститому кинорежиссеру, актеру, сценаристу и телеведущему, президенту Московского международного кинофестиваля Никите Михалкову.
За годы нашего знакомства я много раз брал у звездного мэтра интервью и сегодня не без интереса вспоминаю отдельные фрагменты наших многочисленных встреч, а их за четверть века было немало. И в моем представлении Никита Михалков давно уже — «человек-оркестр».
Во время одной из наших бесед случилась накладка, назову это так. Дело было лет десять назад. По формату телепрограммы это были интервью в прямом эфире. Со мной — на диванчике ведущего — тусила кошка из приюта; с гостем, как правило, я по ходу беседы поднимал тему домашних питомцев, а после окончания эфира наш фотограф делал снимок для приюта — гость программы, ведущий и животное. Как правило, среди зрителей находились желающие взять очередную бесхозную хвостатую «звезду экрана».
Речь в тот раз шла об экранизации «Солнечного удара» Бунина, и Никита Сергеевич погрузился в планшет, чтобы найти для меня портрет Виктории Соловьевой, исполнительницы главной роли. Беспокойный котик, сидящий у меня на коленях, нервничал и отказывался позировать, и я в какой-то момент рявкнул: «А ну, бля, смотреть в камеру, живо!». Михалков вскинулся, оторвался от гаджета и виновато произнес: «Да-да, конечно…».
Я оторопел: «Никита Сергеич, неужели вы думаете, что я мог бы такое сказать ВАМ?!».
«Актёрский рефлекс, камера», — улыбнулся Михалков.
Снимок получился смазанным (я валился от смеха), но настолько живым, что издательство поставило его на обложку одного из сборников интервью.
Именно из-за того, что начинал юный Никита как актёр (ему было 14, когда он сыграл школьника в картине «Солнце светит всем»), Михалков очень чутко и с пониманием относится к исполнителям ролей.
Мне он признавался: «У меня нет кастинга, как правило. Когда мы пишем сценарий, мы уже имеем в виду конкретных людей. Это первое. Во-вторых, я ненавижу кинопробы. Мне очень стыдно видеть актера, видеть, как он хочет и как он в то же время делает вид, что ему все равно. Я себя ставлю на его место и испытываю страшный стыд перед артистом.
У меня есть замечательный кастинг-директор. Такая чУдная совершенно оторва Сергеева Ларик-Фонарик, которая выбирает актеров.
Вот такая она: вся в татуировках, ездит одна в Таиланд с рюкзаком. И когда она мне докладывает: «Ну, я с этим поговорила. Давайте, посмотрите его», я отвечаю: «А я не буду смотреть. Вот ты мне скажи — этот?».
И это избавляет меня и моих коллег от унизительных процедур: «Давайте подумаем, мы вам позвоним». Потом не звонят. Я это все сам прошел.
У меня атмосфера строится не на кастинге, потому что актеры уже «со мной живут», пока мы пишем сценарий.
Например, «Утомленные солнцем»: в лагере должен быть старик, этакий мудрый Пимен, который, когда его спрашивают про тот или иной закон, перелистывает в воздухе странички воображаемого Уголовного кодекса. Я ставлю задачу: «Это должен знаешь, какой быть актер? Ну, как Гафт». Сергеева мне: «Ну и пусть будет Гафт». «Ты что, с ума сошла? Там эпизод 16 секунд. Какой Гафт, ты что?!» — «А вот пусть он сам решит, позвоните ему». Я звоню: «Валь, у меня есть роль — не роль». — «Где?» Объясняю. «А машина будет?» Приезжает. Его 40 минут гримируют, полчаса одевают. Он 20 минут снимается. Заканчивается съемка. Гафт спрашивает: «Сколько я вам должен»? А в картине он существует 23 секунды, понимаешь? И такое нельзя симулировать. Это или есть, или нет».
