Под холмом загадочно серебрилось идеально ровное, словно обведенное по контуру чайного блюдца озеро. Лунные лучи отражалась от его совершенно гладкой, покрытой мерцающей кромкой льда поверхности и отбрасывали искрящиеся блики на темные лапы вековых елей, мрачными часовыми окружавших его от незваных гостей. Казалось, старые деревья несли свою вахту с самого начала времен, но, видимо вышел срок их службы. С вершины холма медленными, осторожными шажками, выворачивая стопы, чтобы не поехать по обманчиво пушистому снежному склону прямо на россыпь острых камней внизу, спускался человек.. На нем были высокие сапоги, ватные штаны и мохнатая черная доха, доходящая до колен, сальные волосы цвета переспелого каштана свисали из под низко надвинутой меховой шапки. Руки, надежно укрытые от лютого мороза в дубленые рукавицы, крепко сжимали деревянную рукоять топора.
Загудели вековые ели. Посетитель им откровенно не нравился, от всей его крупной мрачной фигуры так и веяло опасностью для заповедного озера. Между тем, незнакомец успел спуститься с холма и ощутимо ускорившись, подбирался все ближе. Под ногами его оглушающее хрустел свежий снег, тяжелое хриплое дыхание, звучащее в такт шагам наводило первобытный ужас на извечных хвойных часовых. Незнакомец сделал последний шаг и остановился у самого берега.
Минуты две он просто стоял. Молча, не шевелясь, словно о чем-то задумавшись, а потом решительно двинулся по серебристому льду к самому центру озера. За спиной человека оглушительно взвыл ветер, только сейчас обративший внимание на нарушителя, поднял с земли легкие снежные хлопья и закружил их в безумном хороводе. Метель усиливалась, ели клонили тяжелые головы, роняя снежные шапки, внося свою лепту в ее дикий хоровод. Человек скинул тяжелую доху, а следом и рукавицы, поплевал на огромные мозолистые ладони и, словно бы для него вообще не существовало мороза, принялся рубить обманчиво прозрачный голубой лед. Вой ветра становился нестерпимым, злые снежинки крошечными лезвиями резали глаза, но все так же размеренно опускался топор, и прорубь все разрасталась.
С последним ударом топора стихла метель. Словно смирившись с неизбежным, жалобно заскрипели вековые ели. Любопытная луна, укрытая на время белым вихрем, осторожно ощупывала бледными лучами привычную поверхность серебристого озера, удивляясь появлению на нем суетной черной букашки и большой, неровной проруби в самом центре его идеального круга. На землю ложились последние снежинки, обреченно отступая перед человеком, лебединой песнью раздался из-за холма протяжный волчий вой.
Мужчина скинул шапку, сапоги и штаны, оставшись в одной рубахе, сиротливо жавшейся к здоровому крепкому телу, шумно выдохнул и шагнул в прорубь. Темные воды серебряного озера сомкнулись над головой незнакомца. Словно волшебный, тонкий голубой лед быстро стянул зияющую черную рану, оставленную странным человеком. Возликовали вековые ели, натужно заскрипев усталыми лапами, радостно заухала сова, бодро пролетел над озером быстрый ветерок, подняв и тут же опустив снова легкую снежную порошу.
Первозданная тишина накрыла заповедную долину, занимался рассвет…
Лишь только первые лучи слабого зимнего солнца прошли сквозь невысокий хребет заповедных холмов и пали на гладкую поверхность озера, раздался страшный хруст. Голубой лед расходился по озеру крупной сетью глубоких трещин, и уже через минуту мощный кулак утопленника пробил серебрящуюся кромку ровно на том месте, где несколько часов назад он вырубил неровную прорубь. Человек вынырнул, шумно глотая морозный воздух и, крепко схватив толстый край льдины, мощным рывком выдернул себя из воды.
Незваный гость серебристой долины стоял босыми ногами на льду, будто бы совсем не чувствуя холода, ветер трепал подол его белой рубахи, играл когда-то каштановыми волосами, отныне и навеки ставшими ослепительно снежными. Мужчина огладил серебряные усы, плавно переходящие в курчавую бороду и оглушительно свистнул в два пальца. Последний раз завыли темные ели, но не было больше отчаяния в их стоне, счастливый ветер, клубя снежные вихры, ласковой собачонкой вился у ног своего нового владыки, солнце радостно разгоралось, покрывая бледные щеки и сизый нос недавнего потопленика бордовым румянцем. Человек свистнул еще раз, и на его зов к озеру сбежались все старшие обитатели леса: беспокойные белки, угрюмые волки, трусливые зайцы, мудрые вороны, насупленные совы, суровые лоси, страшные медведи, всякие мелкие мыши и бесчисленные неперелетные пташки. Все они парами расселись по периметру озера с благоговением взирая на своего повелителя. Незнакомец свистнул и в третий раз. Зазвенел мороз, зашумела метель, ярче разгорелось неестественно красное зимнее солнце. Со склона холма покатился большой снежный шар.
Достигнув кромки озера, шар распался, словно ударившись о невидимый барьер, оставив после себя четыре крупных сугроба, из которых на лед вылетела звонкая тройка орловских рысаков, впряженных в затейливые расписные сани, из которых, громче колокольчиков на упряжи доносился заливистый смех. С трудом остановив коней в каком-то метре от вызвавшего их человека, возница спрыгнул на лед и склонился перед потоплеником в поясном поклоне. Шапка соскочила с его головы, выпустив наружу тугую и толстую девичью косу.
- Ну, здравствуй, Снегурочка, - прогрохотал глубоким голосом мужчина, принимая из тонких фарфоровых рук девушки тяжелый синий кафтан, расписанный невиданными серебряными узорами.
- Ну, здравствуй, Мороз Иванович, - с улыбкой ответила она, вынимая из саней огромные мужские сапоги, рукавицы и шапку, - Все сберегла для тебя, ничего не потеряла. Долго же ты в этот раз собирался. Уж много лет ни слуху, ни духу, почти забыли тебя люди-то. Не верят больше.
- Ничего, милая, нагоним!
Снегурочка захохотала и, счастливо прижавшись к холодному плечу Мороза, стегнула снежной плетью горячие бока рысаков. Зазвенели колокольчики, застучали подковы по звонкому серебру голубого льда, понеслись вперед резные сани, унося с собой возродившегося духа Зимы и его верную спутницу.