«Мы ожидали, что разговор на эту тему будет продолжен. Но Сталин неожиданно задал Романенко вопрос:
— Какова живучесть танков — наших и немецких?
— Наши танки,— помедлив, ответил Романенко,— живут от одной до трех атак, а потом выходят из строя. А сколько в среднем ходит в атаку немецкий танк, доложить не могу.
— А вы товарищ Мельников?
Я тоже не знал этого.
— Может, начальник Главного автобронетанкового управления скажет? — обернулся Сталин к Федоренко.
— Такого учета у нас нет... я не располагаю точными данными,— смутился Яков Николаевич.
Сталин покачал головой и, осуждающе поглядывая на нас, сообщил:
— Танки противника ходят в атаку минимально по пять раз, максимально — до пятнадцати. Потом погибают. Об этом вы обязаны знать. Скажите, товарищ Романенко, почему наши танки живут меньше? Они что, уступают немецким по качеству?
— Никак нет, товарищ Сталин,— поспешил с ответом Романенко.— У нас хуже подготовлены механики-водители. Они получают практику вождения от пяти до десяти моточасов, после чего идут в бой. Этого совершенно недостаточно, чтобы уверенно водить танк.
— Что же вам мешает лучше обучать механиков-водителей и расходовать больше моточасов на их подготовку? — с недоумением спросил Сталин.
Романенко замялся, но ответил смело:
— В соответствии с приказом народного комиссара обороны запрещается расходовать на обучение механиков-водителей более десяти моточасов.
Взглянув на Федоренко, Сталин вновь обратился к командующему 3-й танковой:
— Сколько моточасов требуется, чтобы хорошо подготовить водителя?
— Не менее двадцати пяти.
— Необходимо, товарищ Федоренко, пересмотреть вопрос об обучении водителей танков,— распорядился Сталин.
...Хочу сделать небольшое отступление. Вскоре в танковые войска поступил приказ наркома обороны, запретивший экономить моторесурсы в процессе боевой подготовки танковых экипажей. И это, несомненно, стало одним из факторов роста мастерства механиков-водителей, что, наряду с другими важными факторами, о которых будет подробнее рассказано ниже, отразилось не только на повышении живучести наших танков, но и привело к тому, что вскоре наши танкисты имели полное превосходство над гитлеровскими...»
…
«Чугуев был освобожден 10 февраля. На следующий день вышла газета со статьей Никитина, посвященной этому событию. Корреспондент писал, что на пути к Чугуеву передовые части 12-го танкового корпуса натолкнулись на мощный заградительный отряд противника, сосредоточенный в селе Малиновка, разгромили его и беспрепятственно вошли в Чугуев. Далее сообщалось, что бойцов удивили тишина и чистота на улицах города. Жители объяснили, что гитлеровцы при отходе заставили их отгрести от домов снег, а сами на подметенных улицах установили мины.
— И это все? — возмутился Рыбалко, прочитав газету. А через два дня, встретив Никитина, строго раскритиковал статью.
Произошло это в танковом батальоне А. Н. Жабина, расположившемся под Роганью в ожидании приказа на выступление.
Наступала ночь. Горел костер, танкисты пекли картошку. И тут подкатил «виллис» командующего. Комбат поспешил с рапортом, но Рыбалко взмахом руки остановил его. Подошел к костру. «Картошка? Спеклась? А ну, давай ее сюда!» — с этими словами он нагнулся и выбрал одну покрупнее. Съев, похвалил. Затем поинтересовался, какую задачу выполняет батальон, каков обзор, ориентиры. Собрался, было, уезжать, но тут заметил Никитина и обрушился на него:
— Корреспондент? Не вы ли написали, как легко мы взяли Малиновку и Чугуев? Разве так надо писать? А где у вас бои, геройство, потери, которые до этого понес корпус? Нет у вас и о том, что мы перемололи гитлеровцев в многодневных боях, и они отступили, истекая кровью, потеряв всю свою технику. Вот о чем надо писать, а вы — о подметенных улицах! Небось, приедете в редакцию и напишете, как я тут с Жабиным ел картошку. А кому это интересно? Газета должна звать на подвиг!..»
…
«До Днепра нам осталось около 400 километров, а до разлива рек — 25 суток. Необходимо увеличить темпы продвижения, чтобы до распутицы Днепр был безусловно за нами.
Такую директиву Военный совет получил, когда у нас в армии оставалось всего 96 танков и 0,5 заправки горючего, не говоря уже о большом некомплекте личного состава. Например, в 97-й танковой бригаде И. Т. Потапова насчитывалось к тому времени всего 6 танков, 120 мотострелков, зенитная батарея и незначительный состав тыловой службы.
Никаких обещаний о подвозе запасов командующий фронтом не дал, что же касается пополнения, приказал доукомплектовать войска за счет призыва местного населения»
…
«Срочно требовался мост, грузоподъемность которого позволила бы переправить танки и тяжелую артиллерию. Но как его построить? Как строить мост на реке, если вода в ней буквально кипит от разрывов снарядов и мин? Лодки то и дело переворачиваются, плоты вдребезги разлетаются, и люди плывут, держась за бревна, а рядом взметаются водяные смерчи. Но едва затихает грохот разрывов, как вражеские самолеты снова строятся в круг и бросаются в пике...
И все же мысль о постройке моста не оставляла Рыбалко. Этому вопросу было посвящено заседание Военного совета армии вечером 24 сентября. Присутствовали заместители командующего, начальники служб и командир 182-го армейского мостового батальона майор Н. А. Жеребной. Майор накануне провел инженерную разведку и побеседовал с местными рыбаками.
Военный совет заседал в боевой обстановке, накоротке,— артобстрел и бомбежка не располагали к долгим словопрениям.
Николай Алексеевич Жеребной доложил:
— В войну 1914 года саперами царской армии в двух километрах от села Козинцы был построен деревянный мост на свайных опорах. Вот я и думаю...
— Правильно думаете,— подхватил Рыбалко, понявший уже замысел майора.— Если такой мост построили они, то и наши саперы смогут. Вопрос лишь в сроках...
По поводу сроков высказывались разные мнения. Рыбалко пресек все препирательства.
— Мост должен быть готов через тринадцать дней!
Мне поручили возглавить всю организационную,
партийную и хозяйственную работу. Вместе с Переяславским райкомом КП(б)У и райисполкомом требовалось мобилизовать рабочую силу из местного населения. Начальнику политотдела Капнику и начальнику отдела кадров Меркульеву было приказано подобрать грамотных офицеров, в обязанности которых входило проведение политинформаций среди мобилизованных. Начальника тыла генерала И. К. Николаева обязали организовать рабочим трехразовое питание. Поскольку речь шла о большом количестве людей, Иван Карпович забеспокоился:
— Армейские базы не могут полностью обеспечить потребность войск, а тут еще тысячи мобилизованных...
— Организуйте заготовку продуктов в Переяславском районе,— посоветовал Рыбалко.— Местные партийные и хозяйственные органы вам помогут.
Начсанарму полковнику Л. Н. Васильеву приказали выделить врачей для медобслуживания привлекаемых к строительству людей и развернуть близ стройплощадки внештатный госпиталь. Генерал Ю. Н. Соловьев и майор Н. А. Жеребной должны были составить план работ и расчет необходимого для постройки моста количества автомашин, тракторов, ремонтных средств, горючего и в двухдневный срок представить на утверждение Военному совету. К постройке землянок для рабочих решили приступить немедленно.
В населенные пункты Переяславского района сразу же выехали уполномоченные Военного совета. Жители охотно откликнулись на наш призыв; желание помочь армии в разгроме врага было всеобщим. Таким образом, главный вопрос был решен успешно и оперативно; до 5 октября к строительству моста приступило более двух тысяч человек.
Лесорубов, плотников, кузнецов организовали в роты. Их возглавили наши офицеры и политработники. Большую часть рабочих поставили на заготовку лесоматериалов в урочище Гать, расположенном в восьми километрах от Днепра. В лесу, на стройплощадке, начал действовать лесозавод, где четыре пилорамы, работая в три смены, обеспечивали строительство качественно обработанными деталями. На стройплощадке росли кубометры оттрелеванного леса, сваи, насадки, прогоны, поковки, скобы для креплений.
Теперь все зависело от организованности и патриотической сознательности рабочих и их руководителей. И с первых дней они показали, что нет предела человеческим возможностям, если люди прониклись верой в свои силы, в необходимость своей работы для достижения победы над врагом. Двухтысячный коллектив строителей моста совместно с инженерными частями армии ежедневно показывали образцы самоотверженности и подлинного героизма.
Чтобы представить объем выполненной работы, приведу некоторые цифры: длина моста 720 метров, ширина проезжей части 4,1 метра, количество опор — 170, свай под опорами — 935, насадок — 200, прогонов — 1183 и т. д. Всего предстояло переработать 3500 кубометров леса, а также заготовить 19 тонн различных поковок.
Сваи забивались «бабами», вручную, со сколоченных на плотах подмостей. Течением плоты сносило, поэтому одна группа рабочих удерживала их на веслах, а другая забивала сваи. По каждой свае требовалось сделать от 1500 до 2500 ударов тяжелой «бабой». Поистине титанический труд! И все же 2 октября было забито 16 свай, а в последний день — 215! И все это совершалось под артогнем и бомбежкой...»
…
«Так, например, в конце апреля к нам обратились представители только что освобожденной Каменец-Подольской области с просьбой помочь колхозам и совхозам в проведении весенней посевной кампании. Хозяйства испытывали недостаток тягловой силы, семян, горючего. Рыбалко созвал Военный совет и доложил просьбу. Тут же на заседании было принято решение оказать работникам сельского хозяйства безвозмездную помощь. Мы выделили лошадей, возможное количество горючего, ячменя и гороха.
Запомнился длинный обоз перед нашими складами. Груженные мешками с зерном телеги и стоящая рядом большая группа колхозников. Подъехал Рыбалко, интенданты доложили: выдано все, что указано по разнарядке.
— Почему не отъезжаете? — поинтересовался Павел Семенович, подойдя к людям.
— Командующего ожидаем,— ответил кто-то из них.
— Я командующий. Зачем вам понадобился?
Колхозники обступили его и начали благодарить.
«— Не меня благодарите, а Советскую власть,— сказал он.— Вы помогали армии гнать фашистов, теперь армия помогает вам засеять землю. А ваше дело — вырастить на ней хороший урожай. Пока мы не добьем фашистских захватчиков, армия будет нуждаться во всем, что вы растите на полях. Так что, помогая вам, мы и себе поможем. У нас ведь общие интересы, не так ли?»
…
«На подступах к Оглендуву в бригаде В. С. Архипова произошло знаменательное событие.
Гитлеровское командование решило здесь испытать свои новые тяжелые танки — «королевский тигр». Уверенные в их неуязвимости, немцы считали, что эти машины окажут неотразимое психологическое воздействие на наших воинов. Но уже первая встреча с «королевскими тиграми» показала всю несостоятельность таких расчетов. Вот как это произошло.
Командиру экипажа «тридцатьчетверки» младшему лейтенанту А. П. Оськину было дано задание подойти как можно ближе к Оглендуву и, не принимая боя, скрытно разведать силы противника. За рычагами
управления сидел старший сержант Александр Стеценко, командиром орудия был сержант Абубакир Мерхайдаров, заряжающим — младший сержант Алексей Холычев, стрелком-радистом — Александр Грудинин. Десантом автоматчиков командовал старший сержант Юрий Леонов. Экипаж танка и десантники, заметив большое скопление гитлеровцев в Оглендуве, отошли за глубокий овраг и замаскировали машину снопами. Автоматчики заняли круговую оборону.
Вскоре на окраине местечка появились автомашины с эсэсовцами. Они осмотрели подступы к Оглендуву, а затем оцепили его плотным кольцом. С наступлением темноты послышался нарастающий рокот моторов, но до рассвета ни один танк из местечка не вышел. А когда заря осветила горизонт, из Оглендува стала вытягиваться танковая колонна. В предрассветном тумане вырисовывались 14 громадин, и командир танка понял, что это — «королевские тигры».
Растянувшись на дороге, огибавшей овраг, колонна остановилась, подставив борта орудию «тридцатьчетверки». Из приоткрытых люков показались головы немецких танкистов, и Оськин подал команду: «По головному — огонь!»
Снаряд попал под основание башни и только высек сноп искр. Оськин скорректировал огонь, и второй снаряд ударил точно в борт. Запылали топливные баки, языки пламени смешались с черным дымом, окутавшим танк. От точного выстрела вспыхнул и второй «королевский тигр». Остальные, не приняв боя, поспешно развернулись и ретировались в Оглендув.
Пока длился этот поединок, с немецких танков посыпались автоматчики, но их встретили огнем десантники, не подпустив ни одного к защищаемому ими советскому танку.
Павлу Семеновичу Рыбалко доложили о происшедшем в Оглендуве, и он немедленно выехал туда, прихватив с собой Ю. Н. Соловьева — представилась возможность открыть секрет сверхмощной немецкой машины. Сопровождавший командующего Оськин увлеченно докладывал, как шел бой. Рыбалко ходил вокруг подбитых «королевских тигров», обменивался замечаниями с Юрием Николаевичем, изредка поглядывал на Оськина. Наконец, спросил;
— Признайся, танкист, ведь испугался, когда увидел эту колонну мамонтов? О чем подумал?
— Почему испугался? — удивился Оськин.— Я подумал о том, как бы их побольше подбить, пока они борта не убрали. Да вот не удалось — развернулись и дали тягу. Так что — всего два.. — с сожалением закончил он.
Александру Петровичу Оськину было присвоено звание Героя Советского Союза. Весь его геройский экипаж отмечен наградами Родины.
Начальник политотдела армии А. Д. Капник позаботился, чтобы в каждом подразделении агитаторы провели беседы о том, что надо действовать в бою так, как Александр Оськин. Армейская печать широко популяризовала замечательный поединок одного советского танка с четырнадцатью «королевскими тиграми». А в журнале «Крокодил» появился рисунок с подписью! «Витязь на тигровой шкуре». Художник Семенов изобразил на фоне убогого вида «королевского тигра» воина богатырского телосложения с мечом и щитом в руках, под ногами которого расстилалась тигровая шкура с головой Гитлера.
Павел Семенович, увидев этот рисунок, расхохотался:
— Посмотрел бы художник на нашего Оськина: ничего богатырского в этом лейтенанте нет. Впрочем...— поправился он,— есть! Богатырская сила воли и несокрушимое стремление бить врага, не задумываясь об опасности, грозящей собственной жизни»
…
«Фашистские захватчики с ненасытной жадностью грабили временно оккупированные ими территории. Грабили заводы и колхозы, библиотеки и музеи, общественные здания и жилища граждан. Что можно унести с собой — уносили, остальное целыми составами отправляли в Германию.
В коротких сообщениях о захваченных нами военных трофеях после боев на железнодорожных станциях обычно значилось: «...и столько-то эшелонов с награбленным добром». Определить ценность отбитых у врага грузов наши командиры не могли — шел бой и было не до того. Лишь вступив в пределы гитлеровской Германии, занимая города и помещичьи имения, мы узнавали о беспредельности стяжательских вожделений фашистов. Дома их были забиты вывезенной из нашей страны мебелью, коврами, редкими произведениями искусства, на лугах паслись огромные стада наших коров и овец. Запомнилось, как во время наступления на Бреслау воины армии обнаружили в помещичьем доме библиотеку Львовского университета. Еще одно хранилище награбленного было раскрыто на подступах к Бунцлау.
Позвонил генерал Иванов и доложил:
— В районе Милау бойцы выявили громадный склад книг. Мне кажется, они представляют историческую ценность. Не смогли бы вы приехать?
Разумеется, я поехал. В помещичьей усадьбе лежали навалом книги, изданные на многих языках, подшивки советских газет, начиная с 1917 года, сочинения В. И. Ленина, статистические сборники, энциклопедии чуть ли не всех стран мира. Переплеты — из кожи, белого сафьяна и дерева с искусно выжженными названиями...
Я поспешил позвонить Рыбалко.
— Вероятно, фашист, ограбивший в нашей стране книгохранилище, был историком,— выслушав, сказал Павел Семенович.— Но нам сейчас некогда разбираться, да мы и не специалисты. Доложим в Москву.
На другой день прилетела компетентная комиссия. Оказалось, что похищенные гитлеровцами издания — бесценное сокровище для ученых-историков. Долго потом наши саперы паковали все это богатство в ящики и грузили в вагоны, которые затем отправлялись в Москву. Когда Рыбалко доложили, сколько вагонов отгружено, он удивился:
— Я думаю, что этот фашист хотел устроить у себя просто домашнюю библиотеку. Имение подарил ему Гитлер за заслуги перед третьим рейхом, а у какого же помещика нет собственной библиотеки? Да, видно, я ошибся: заслуги эти были так велики, что для вора не пожалели целого эшелона. Вот только нашла ли уже или еще найдет того «историка»-негодяя заслуженная награда — пуля или веревка?»
…
«— Здесь так красочно описывали мой жизненный путь,— сказал он,— но этот путь типичен для всех командиров и политработников, вышедших из гущи рабочего класса и крестьянства и связавших свою судьбу с Рабоче-Крестьянской Красной Армией — Советской Армией, в которой я служу вот уже более тридцати лет. Все мои успехи и заслуги, о которых здесь много говорилось, и даже с преувеличением, я всецело отношу к успехам и заслугам солдат и офицеров, всего личного состава наших частей и подразделений, которые сильны боевыми традициями и высоким патриотизмом, выкованными в огне сражений с ненавистными гитлеровскими захватчиками. Коммунисты личным примером вели воинов на разгром врага. Командиры и политработники наших частей и подразделений в годы войны воспитали 297 Героев Советского Союза, восемь из них удостоены этого высокого звания дважды. За доблесть и отвагу Верховный Главнокомандующий 31 раз объявлял нам благодарность. И я горжусь тем, что мне выпало счастье командовать такими войсками...»