В ожидании попутного самолета на пересыльном пункте в Кабуле командир полка, глядя на новенький орден Красной Звезды, спросил меня:— Знаешь, что означает «афганский букет командира»?

— Никак нет.

— Это три «цветочка»: орден, партийное взыскание и желтуха. Два у меня уже есть. Третьего не хочу.

…Через пару месяцев боевой полковник пожелтел.

В Афганистане больных гепатитом называли желтолицыми.

Болезнь, несмотря на громадный комплекс профилактических мероприятий, принимала такие масштабы, что в частях приходилось отменять плановые боевые операции.

В каждом крупном гарнизоне имелись свои инфекционные госпитали, которые в пик вспышки эпидемии — ноябрь и декабрь — были переполнены.

В это время в Афганистан вылетал из Союза «десант» военных медиков — из Главного управления, Военно-медицинской академии, из внутренних округов, который на местах оказывал помощь штатным врачам.

В один из дней в Шинданде в Доме офицеров собрали весь руководящий состав нашей дивизии на лекцию, посвященную профилактике инфекционных заболеваний.

Лекцию читал генерал-майор, кандидат медицинских наук из Питера. Командиры частей это занятие дружно проигнорировали, прислав на него вместо себя второстепенных лиц.

Было очень скучно слушать непонятные медицинские термины, и офицеры поголовно дремали. Один из них, уснув, даже упал со стула. Генерал — полугражданский человек — этого или не видел, или делал вид, что не видит. В конце концов лекция, суть которой была сведена к одному — «Все ваши беды от того, что вы не моете руки перед едой или моете, но не так тщательно», — закончилась.

— Вопросы? — поправив очки, спросил генерал у зала.

Задавать вопросы общевойсковому генералу никто бы не рискнул. Наш командир дивизии, например, абсолютно на любую тему мог дать такой исчерпывающий ответ, что охота чем-либо у него интересоваться пропадала у офицера надолго. Тут же был другой случай — кандидат наук, интеллигент. Офицеры решили немножко пошутить. Капитан в выцветшем обмундировании представился:

— Командир ремонтно-эвакуационной роты. Я, товарищ генерал, сейчас обязанности командира полка исполняю. У нас его и всех замов желтуха покосила. Скажите, пожалуйста, какой климат опаснее — горно-пустынная местность или, например, джунгли?

— Конечно же, джунгли, — ответил генерал. — Для влажного субтропического климата гепатит и малярия — вполне обычное явление.

— Я вот к чему вопрос задаю, — продолжил капитан. — Хотелось бы узнать, как во Вьетнаме американцы с желтухой боролись? Ведь они там не по два года, как мы, служили, а ровно год. И было их раз в пять больше.

— Извините, молодой человек, я во Вьетнаме не был, — прозвучало в ответ.

— Так что, у нас не изучали их опыт? Болели они или нет? Американские негры что — с утра до вечера руки с мылом моют? — понеслись вопросы со всего зала.

Генерал, немного подумав, ответил:

— Заболеваний у них было очень мало. У американской армии другие возможности…

— Вот так! — говорили офицеры, выходя из зала. — У них — другие возможности.

На пересыльном пункте в Ташкенте во время прохождения регистрации меня строго предупредили:

— Без отметки в загранпаспорте, что гамма-глобулин введен, тебя не посадят ни на один самолет. Сходил, сделал укол и получил отметку.

— Что это за лекарство? — поинтересовался у врача.

— Гамма-глобулин — это лучшее средство от гепатита. Три месяца можете не волноваться, не заболеете.

— А что потом?

— А потом как повезет, — ответил медик. — Соблюдайте правила личной и общественной гигиены.

Уже в Афгане снова поинтересовался у врачей:

— А если достать этот дефицит и колоть лекарство самому каждые три месяца? Поможет?

— Теоретически возможно, но не советуем. Получите полную зависимость от этого лекарства и в итоге заболеете. Рано или поздно.

Бог меня миловал, в отличие от многих сослуживцев. Добрая половина их подхватила за время службы различную заразу. Некоторые заболевали уже по возвращении домой. Интересно, что «пожелтевший» человек был уже незаразен.

Кроме желтухи в ходу были малярия и брюшной тиф, которые, к моему удивлению, были относительно менее опасны. На дизентерию смотрели как на насморк. От желтухи же люди даже умирали.

После курса лечения нужна была реабилитация. Выздоравливающих отправляли на месяц в Союз в один из санаториев на озере Иссык-Куль, что в Киргизии. Когда таких больных стало очень много, то всем стали предоставлять щадящий режим при части — освобождали от боевых операций и нарядов.

Правда, в конце концов, создали свой реабилитационный центр в Баграме — в одной из самых «горячих точек». Никто туда ехать не хотел, и народ отправляли в принудительном порядке.

За каждого больного командиры частей получали сильнейший нагоняй от командира дивизии. Зная это, некоторых офицеров и прапорщиков по их просьбе оставляли лечиться на месте. Таким сокрытием уменьшали статистику.

Да и что мог предложить больному переполненный инфекционный госпиталь, где кровати в два яруса стояли даже в коридорах? Капельниц катастрофически не хватало, ставили их только тяжелобольным. Сгущенку, сахар, варенье и сок, содержащие глюкозу, так необходимую больному, можно было найти и при части. Диетическое питание тоже можно было приготовить в офицерском общежитии.

Главное заключалось в том, что человеку нужно было успокоить нервную систему и отлежаться, что многие успешно делали и без госпиталей. Сами врачи говорили, что все болезни — от нервов, кроме венерических…

Одним из главных источников распространения заразы была посуда в столовых. Ее после каждого приема пищи несколько часов держали в хлорированной воде. Но тут тоже — как кому повезет. Помню, две вольнонаемные дамы, машинистки из штаба дивизии, постоянно критиковали тыловиков и врачей за отсутствие профилактики заболевания. В столовую они приносили в целлофановых пакетах собственные ложки, вилки, кружки и тарелки, которые обрабатывали сами. «Пожелтели» дамы одними из первых…

Был в нашем полку прапорщик — начальник продовольственного склада. По его лицу можно было легко догадаться, чем он увлекается. Щеки были такого цвета, что от них можно было прикурить сигарету. Но человек был добрый и уважаемый. Вел дело так, что еды хватало всем. Например, на какое-нибудь застолье даже старлеям выдавал необходимые продукты питания.

Его любимым выражением было: «Солнце, воздух и вода — ерунда! Сахар, дрожжи и вода — это да!».

До замены ему оставалось всего пару недель, когда командир полка объявил всем на разводе: «Товарищи, Михалыча только что в госпиталь отправил. Это неправда, что красные глаза не желтеют!».

Иногда врачи устраивали возле входа в столовые показательные «акции». Каждому входящему выдавалась горсть необходимых таблеток, и люди в белых халатах внимательно следили, чтобы офицеры и солдаты их проглотили, а не выплюнули.

Вручая мне последний отпускной билет, командир, поблагодарив за службу, попросил расписаться на его обратной стороне. Я находился в таком приподнятом настроении, что был готов поставить подпись где угодно.

Прочитал полностью исписанный лист:

«Заключение врача: 1. При пятидневном медицинском контроле инфекционных заболеваний не выявлено. 2. По прибытии взять на учет как прибывшего из маляриогенной зоны. 3. Малярией не болел. 4. «Делагил» принимал с такого по такое. 5. «Примахин» принимал с такого по такое. 6. Санитарную обработку прошел. Начальник медицинской службы войсковой части. Печать. Подпись». «Вместе с ним следуют: жена и сын. Начальник штаба войсковой части. Печать. Подпись». Отдельно стоял крупный штамп «Холерный вибрион не обнаружен». Начальник санитарно-эпидемиологической службы. Воинское звание. Подпись. Фамилия и инициалы».

Еле-еле нашел место, где нужно было черкануть свою фамилию. «Со ст. 246, 247 УК РСФСР ознакомлен». Дата и подпись».

Это был дебилизм. Об уголовной ответственности за контрабанду оружия и наркотиков офицерский состав расписывался в книге доведения приказов каждые три месяца. А если учесть, что после какого-нибудь «залета» или очередной кампании дивизия требовала дополнительно отдельные списки ознакомленных, то цифра подписей была далеко не двузначной.

Командир угадал мои мысли:

— Проще одну подпись поставить, что незнание законов не освобождает от ответственности. По-доброму тебе завидую. А мне ровно девять месяцев осталось. Но ничего, однажды я этот срок терпел, пока на свет божий не появился.

С чувством юмора у него все было в порядке.

Мы обнялись. Такое не забудется никогда.

— Береги себя, — сказал командир. — Будет обидно, если уже в Союзе заболеешь.

Обошлось…

Автор : Игорь Шалудков .Минск, Беларусь.

Колонна быстро двигалась вперёд, мы задыхались от натуги, на всех парах пролетели мимо растерзанного злой коровой пшеничного поля, мимо «наших» с Филей домов, выскочили на плотную душманскую тропу и, выпучив глаза, понеслись дальше. Куда мы неслись, чего мы убивались, спрашивать было как-то неприлично. В армии не работает фраза «за спрос не бьют в нос», здесь вам - не там, как говорится, здесь за спрос легко можно получить по всей морде, поэтому я не спросил. Дали команду – вперёд, значит вали вперёд и не выступай, вот я валил и не выступал.

По хорошо утоптанной духовской тропе мы шли по левому берегу реки Абдуллахейль против течения, то есть, поднимались в горы в сторону верховья реки Абдуллахейль. С разгона проскочили несколько больших домов, окруженных маленькими террасами. Стенки террас были обложены крупными камнями, делянки на террасах засажены культурными растениями. С детства я не офигеть какой агроном, но распознал на некоторых террасах картофельные плантации. Вот, чего не ожидал, так это увидеть картошку в жутких горах Афганистана. Это же чисто бульбашская культура, казалось бы. Хотя, придумали её в Америке и в Андах она тоже произрастает, и ей хоть бы хрен.

В одном из дворов мы обнаружили свежие воронки от авиационных НУРСов, их залп пришелся по террасе с садовыми деревьями и теперь повсюду валялись срезанные осколками крупные ветки. Часть осколков изрешетила стену и дверь дома. Судя по выбоинам в сыромятной глине, веер осколков прилетел плотный и ударил очень сильно, он смёл бы на своём пути всё живое. Результат меня оч-чень впечатлил.

Из двора, побитого залпом НУРСов, мы выскочили на склон горы, на нем располагался персиковый сад вдоль тропы.

На деревьях висели спелые плоды, прямо на ходу я протянул руку, сорвал несколько штук, откусил кусок от первого попавшегося и обалдел. То, что я когда-то пробовал, это были не персики, а какое-то жалкое подобие, оно выглядело как персики, называлось как персики, стоило как персики, но по вкусу было как нечто ватно-марлиевое, пропитанное подслащенной водой и не имело ничего общего с тем, что я попробовал Абдуллахейле. Настоящий свежий персик, сорванный с ветки был бесподобен!

Прямо на ходу, задыхаясь и спотыкаясь, я начал хватать всё, до чего смог дотянуться. Тяжелые предметы не позволяли мне высоко поднимать руки, на моём горбу задорно подпрыгивал вещмешок, заставлял меня сутулиться и нагибаться вперёд, чтобы я не опрокинулся на спину под его тяжестью. На плече болтался пулемёт, который на всякий случай был снят с предохранителя, ибо мы шли по кишлаку и в любое мгновение на меня могло что-нибудь выскочить из-за угла, я тяжело дышал, тяжело шагал по саду, срывал персики, до которых мог дотянуться. Некоторые из них перезрели, лопнули прямо на ветках, на краях рваных ран висели янтарные капли сладкого сока. Руки у меня мгновенно сделались липкими от сахара и лицо тоже. Всё, что я успевал засунуть себе в пищевод, я засовывал и глотал. Перемазался весь, но жрал, жрал, жрал и жрал, пока сад не закончился.

Ниже сада располагались дома, затем речка Абдкллахейль, а на правом берегу, за речкой, поднимался противоположный склон ущелья, занятый огромным кишлаком.

Мне очень хотелось, чтобы по тому склону шагало какое-нибудь подразделение из нашего полка. Допустим, второй батальон. Но вряд ли было именно так, потому что мы неслись с неимоверной скоростью вперёд и на левом фланге хрен бы кто-то поспел за нами. К тому же неизвестно, было ли у нас прикрытие сверху. Скорее всего тоже отсутствовало, ибо по горам невозможно двигаться с такой скоростью, с какой мы мчались по хорошей утоптанной тропе. То есть, если прикрытие сверху у нас раньше было, то теперь оно отстало. По моим прикидкам получалось, что мы неслись вперёд без прикрытия, то есть, попросту говоря, настойчиво лезли в жопу. С чего бы это? Что-то случилось? Мы бежали кого-то спасать?

Тропа выскочила из зарослей садовых деревьев, вывела нас к группе домов, проскочила через постройки и пошла немного выше двух длинных зданий, прилепленных к склону. Их крыши располагались чуть ниже тропы, чуть ниже подошв наших полусапожек.

Над этими домами Рогачев объявил привал, ротная колонна остановилась, я плюхнулся на тропу, вещмешок привалил к склону горы, откинулся спиной на него, как на спинку кресла. Ноги мои гудели, лёгкие свистели воздухом, я очень хотел в отпуск, но раздалась команда Рогачева:

- Касьянов, Филякин, Спыну! Оставили вещмешки на тропе и вперёд – прошмонать эти дувалы, что под нами.

Блин, отдохнул, называется – подумал я, высвободил руки из лямок вещмешка, поднялся на ноги и спрыгнул вниз с тропы с пулемётом наперевес. Подошвы моих полусапожек поехали по камешкам склона, я поскользил к дому, как горнолыжник по снегу. Напылил, закатился под стену, остановился об неё грудаком. Филякин и Спыну проделали то же самое - соскользнули по склону под стену дома. В этот момент по крыше, по тропе и рядом с крышей, кто-то ударил большим невидимыми молотками. Из камней полетели искры, раздались резкие удары металла о камень, запахло каменной пылью и горелым железом, я ничего не успел подумать, но мне повезло, я находился под защитой тяжелого глинобитного здания. Из-за речки, с противоположного берега Абдуллахейля, по нам открыл огонь ДШК длинными очередями. Душманские ДШК обычно снабжались патронами китайского производства, их гильзы часто заклинивали в стволе, поэтому духи старались вести огонь одиночными. Но сегодня их прорвало, ДШК херачил как дождь весной, как будто картошку посадили.

- Всем в укрытие! За стены дувалов! – Рогачев соскочил с тропы, поехал по пыли и камешкам вниз.

Вся колонна роты моментально оказалась под стенами домов. На тропе остались вещмешки и чайники с горячим супиком. Они грустно напоминали о том, что всего мгновение назад здесь сидела на задницах целая рота, и каждый пацан из этой роты мечтала пожрать горяченького.

- Слева-справа по одному! Выскакиваете на тропу, хватаете свой вещмешок и обратно под стену! - Рогачев, укрылся от душманских пуль за домом, встал в полный рост и принялся командовать сражением. – Цечоев! С твоего взвода начинаем! Давай, первый пошел!

Салман Цечоев кивнул кому-то из своих солдат, тот встал на четвереньки, рванул вверх по крутому склону, к тропе, выскочил в поле зрения душманского пулемётчика, подскочил к лежавшему на тропе вещмешку и дёрнул его за лямку. Мешок покатился с тропы вниз под стенку дома. Боец, задом наперёд, спустился на карачках туда же.

- Вот так! – Рогачев повернулся к третьему взводу. - Манчинский! Твой солдат пошел!

В другой части ротной колонны из укрытия выскочил на карачках солдат третьего взвода, поднялся к тропе, сдёрнул вниз вещмешок.

- Вот так! – Рогачев крутился на месте, отправлял бойцов из разных взводов, по одному, наверх, за вещмешками.

- Пулемёт ДШК на станке весит 157 килограммов. Я посмотрю, как душок будет маслать им из стороны в сторону, пытаясь в вас прицелиться! Цечоев, твой следующий пошел!

Когда пришла моя очередь подниматься к тропе за вещмешком, я встал на карачки, как все приличные люди, на «полном приводе» проворно подскакал к вещмешку и… на секунду застыл, открыв рот от удивления. Прямо над горловиной вещмешка в горе была выбита вмятина, размером с кулак. В этом месте, находилась моя грудь, пока я здесь сидел. Едва я спрыгнул вниз по приказу Рогачева, сюда прилетела пуля ДШК. То есть, если бы Рогачев не послал меня прошмонать дувал, то в верхней части груди у меня образовался бы очень большой скворечник.

- Хренля ты там застыл, как статуя? – Рогачев заметил моё замешательство. – Дёргай вниз мешок, не спи!

Мешок я сдёрнул, скатился с ним под стенку дома, хотел сказать Рогачёву что если бы не его приказ, то мне был бы конец, но ничего никому не сказал, потому что дырка от пули осталась там, а я уже оказался здесь. Поезд ушел, как говорят мои друзья с железной дороги.

Кроме дырок от пуль на тропе остались чайники. Они всё так же ароматно напоминали нам, о замечательном свежем горячем супике, содержавшемся внутри. В данной ситуации, слово «горячий» играло решающее значение. Кто захочет под огнём крупнокалиберного пулемёта сдёрнуть на себя десятилитровый чайник кипятка? Можно не сдёргивать. Можно нежно поднять его и степенно съехать на заднице вниз по камушкам. Ну, кто хочет такого приключения? Кто самый голодный?

Самых голодных у нас в роте не нашлось, поэтому закопченные чайники остались стоять на тропе. Бойцы посмотрели на них снизу-вверх, повдыхали аромат свежего супика, поглотали слюни, затем вытянулись в колонну по одному и попёрли вперёд под прикрытием зелёнки. Рогачев куда-то очень спешил, придавал нам небывалую подвижность, поэтому нам пришлось ограничиться обильным слюноотделением и валить в указанном направлении. На полном ходу я кинул через плечо прощальный взгляд на чайники с супиком, заметил, как к ним из ближайших зарослей на запах еды начали собираться местные коты.

Рогачев, прямо на ходу, затребовал огневую поддержку по моей рации. Авиация прилетела быстро, вдоль по ущелью пронеслась пара советских бронированных дозвуковых штурмовиков Су-25, под кодовым названием «Грачи». У меня возникло ощущение, будто они кружились за соседней горой и ждали, когда их позовут на наш междусобойчик с душманами. Штурмовики резво выскочили из-за хребта, с рёвом и свистом пронеслась над ущельем, скинули на позицию душманского ДШК две большие бомбы с парашютами и растворилась в ярком афганском небе. Бомбы ткнулись носами в грунт недалеко от цели и долбанули так, что у нас, на противоположном склоне, заложило уши. Мне с такой силой перемкнуло по мозгам, будто я угодил под паровой кузнечный молот. Раньше я видел, как долбят «Грады», и даже ухитрился поваляться под снарядами самоходки «Гвоздика», но подобное приключение с «грачами» я пережил первый раз. При этом, от взрывов нас отделяло нехилое расстояние, почти в километр, могу представить, каково было душманам возле ДШК.

На ходу я потряс башкой и понял, каким способом мы будем прочесывать Абдуллахейль и кто кого будет гонять - мы душманов, или они нас. С тех пор, как человечество придумало порох, любая армия в любой войне, на поле боя несла самые большие потери от огня артиллерии. Сегодня нам показали, как выглядит работа авиации, меня оч-чень впечатлило, огонь артиллерии нервно курит в сторонке. Так что, душманам против нас ловли нету, на каждой боевой операции нас, горных стрелков, сопровождали артиллерийские корректировщики и авиационные наводчики. Например, Андрюха Шабанов со старшим лейтенантом Ефремовым являлись арткорректировщики батареи «Град». Они всегда шастали по горам с разведкой, с десантурой, с горными стрелками, с кем угодно. Их задача - организовать огневое воздействие на противника. Сегодня, в Абдуллахейле, тоже работали специалисты по огневому воздействию, я их не видел, но они были.

Пока «грачи» утюжили склон с душманским пулемётом, Рогачев погнал нашу роту вперёд под плотным покровом листвы «зелёнки». Мы задохнулись, закатили глаза, как всегда на форсированном марше, а корректировщики и авианаводчики продолжили долбить по душманским позициям. Взрывы были очень сильными, они долго и сильно били по мозгам. С тех пор прошло много времени, но спутниковый снимок до сих пор отображает воронки, оставшиеся от разрывов.

В детстве, когда я был учащимся школы, мне пришлось на экзамене за восьмой класс сочинять сочинение по картине А.Саврасова «Грачи прилетели». Если бы я написал в том труде, как выглядел прилет «грачей» в Абдуллахейле, экзаменационная комиссия вместо направления в старшую школу, надругалась бы надо мной и с особым цинизмом определила бы в психиатрическую лечебницу. Но в Афганистане, как говорится, «всё гораздо другее», от прилёта «грачей» у меня подскочил боевой дух, поднялось уважение к советской технике, взыграла воля к победе, я понёсся вперёд и был уверен - «врагам капец и танки наши быстры», как утверждает патриотическая песня.

По нам никто не стрелял. Да, собственно, зачем в нас стрелять – сами подавим друг друга. Боже, какое счастье, что я покидал борт вертолёта в замыкании, меня не затоптали армейскими подошвами, не раздавили, я добрался до каменной стены и укрылся за ней в почти боеспособном состоянии. При жестком контакте с планетой Земля меня немного помяло тяжёлым вещмешком. Надо было при десантировании держать его в руке, пусть бы он грохнулся отдельно от меня и не создавал компрессионную нагрузку на позвоночник. На занятиях нас такому не учили, но и в кукурузу сигать тоже не учили. На войне всегда планы нарушаются с первых секунд попытки их реализации. Уверен, что с кукурузой вышло так же, не по плану, летуны выбрали место для высадки не по вегетативному признаку растений, а постарались доставить десант как можно ближе к укрепрайону душманов и не зацепить винтом скалы на крутом горном склоне. Кукурузе просто не повезло, её посеяли не в том месте и не в то время, за это мы её вытоптали, вываляли и сами немного пострадали. После пережитых страданий, я в дальнейших приключениях высаживался из вертолёта только с вещмешком в руке. Мятые консервы от немятых по вкусу не отличаются.

В результате правильного решения экипажа вертолёта, противник не оказал нашей группе вооруженного сопротивления при высадке. Помятые бойцы выползли с делянки, добрались до каменной стенки, поводили в разные стороны стволами и обнаружили впереди большой каменный дом. Из дома по нам никто не стрелял. Мы двинулись к нему. Кто-то хромал, кто-то держался за поясницу, но, все двигались и исправно пригибались за каменной кладкой.

Пройти удалось не много, наверху, за деревьями раздалась автоматная очередь. От звука выстрелов всех наших будто ветром сдуло, кто-то метнулся за камень, кто-то присел за стенкой, я подумал, что мы пойдём на штурм, короткими перебежками кинемся к дувалу и начнём забрасывать в окна гранаты. Но ничего подобного не произошло. Выгрузка в кукурузную делянку хоть и получилась комичной, но застала душманов врасплох. Они от неожиданности пальнули несколько раз из АКМа и удрали. Судя по звукам выстрелов, даже одного магазина не расстреляли.

Несколько десятков секунд я сидел в укрытии, водил из стороны в сторону стволом пулемёта, пытался найти цель, достойную моего внимания, но ничего не нашел, поднялся и осторожно двинулся к возвышающемуся впереди дому. Шел на полусогнутых, пригибался, не спешил, старался думать куда сделать шаг, откуда меня станет видно, откуда в меня могут выстрелить, куда буду прятаться и т.д. Подобные размышления не предполагают стремительного движения вперёд, тем не менее мне удалось догнать Костю Шалкина. Он шел медленней, чем я потому что на нём верхом восседал солдат.

Правый сапог у солдата отсутствовал, правая стопа была замотана белыми бинтами. Из-под бинтов проступила запёкшаяся кровь.

- Здаров, Костя. Чё случилось?

- Раненый ых-ых-ых, - Шалкин тяжело дышал и сильно потел от натуги. – Духи стреляли в него, да низко взяли, яйца бы им отрезать. Но, гады, быстро бегают. Хер догонишь.

Куда там – догонишь! Кого я мог догнать с вещмешком на горбу? Только Костю с раненым товарищем. Каждый шаг давался с напряжением, мы шли на подъём, дышали как восемь паровозов и хрипели лёгкими, догоняльщики, блин.

Стенка террасы закончилась, мы вышли на широкую тропу, я обогнал Костю, сделал несколько десятков шагов и оказался возле большого трёхэтажного дома. Внутри уже шарились пацаны из нашей роты, я обошел дом и решил занять позицию с той стороны, в которую убежали душманы.

Из зелёнки, расположенной впереди меня, снайпер рядовой Воличенко доложил командиру группы:

- Товарищ старший лейтенант! Здесь пещера!

- Проверить! – Отозвался чётко поставленный командирский голос Замполита. – Только будь осторожен!

В пещере могли укрываться душманы, а советский снайпер, по определению, вооружен снайперской винтовкой. Она очередями стрелять не умеет и оптический прицел на ближней дистанции пользы много не доставит. При стрельбе в упор мой ручной пулемёт мог стать хорошим подспорьем в хозяйстве, я решил поддержать Толика и направился на его голос. Добрался до него в тот момент, когда его правая рука описала в воздухе дугу и запустила в пещеру наступательную гранату РГД-5. Блестящий предохранительный рычаг клацнул, отлетел в сторону, граната зашипела и скрылась во тьме. Толик проводил её нежным задумчивым взглядом. Рядом с ним стояли с такими же взглядами ещё трое или четверо бойцов. Они смотрели в пещеру, как юннаты смотрят в зооуголке на черепашку. На-а-адо же, какая хорошенькая! Что же теперь будет?

- БАХ ! – Взорвалась РГДшка в утробе горы.

- Гав-гав! Р-р-р-р! – Из пещеры на солнечный свет вылетела туча пыли и тротиловой гари, из неё выскочил огромный барбос. Шерсть на нём стояла дыбом, в пасти сверкали оскаленные, окровавлены клыки. Морду пса посекло осколками, он озверел и не стал разбираться кто кидал гранату, а с рычанием и воем кинулся на стоявших перед пещерой пацанов, да так усердно, что опередил дым разорвавшейся гранаты.

- ТА-ТА-ТА-ТА!!! – Прогремел висевший у меня на бедре пулемёт.

Окровавленную зверюгу очередью снесло обратно в темноту пещеры, я даже не понял, как это произошло. Пёс выскочил, палец на спусковом крючке согнулся, пёс исчез.

- Блин, Толик! Ты просто охренеть как осторожен!

- Ты видал? – Толян повернулся ко мне с округлёнными от удивления глазами. – Он меня чуть не съел.

- Если б добежал, то съел бы. Но теперь ты можешь его съесть. Умеешь готовить ке-хе?

Готовить ке-хе никто не захотел, но в пещеру всё-таки полезли. Рассудили - раз там топталась собака, пока была жива, значит не заминировано, для охраны содержимого оставили собаку вместо мин. А раз оставили охрану, значит спрятали что-то ценное. Пацаны раскатали губищу, размечтались, что найдут ДШК или КПВТ. Пока лезли внутрь, представляли, как будут проделывать дырочку в гимнастерке на груди для ордена. Кэп на построении обещал Красную Звезду тому, кто захватит душманский крупнокалиберный пулемёт.

В чудеса я не верю, поэтому в пещеру не полез, а тупо занял позицию за огромным булыжником, остался снаружи прикрывать подходы от всяких разных неприятностей. Вероятность появления неприятностей была гораздо выше, чем вероятность появления Ордена.

В пещере и вправду оказались ценные вещи. Для душманов ценные. Они заныкали там стеганные одеяла и оставили на охране собаку. А Толян эти одеяла превратил в кучу обожженного мотлоха. Ну, и собаку в решето.

После наведения «порядка» в пещере, мы направились к «парадному» входу трёхэтажного дома. На небольшой площадке перед домом стоял наш высокий, широкоплечий, красивый усатый замполит, держал в руках душманский старинный карамультук. Вокруг замполита толпились пацаны. Они обступили его плотным кольцом в несколько рядов. Те, кто стоял в дальних рядах, поднимались на цыпочки, вытягивали шеи, старались заглянуть поверх плеча товарища и поглазеть на старинное чудо. Всё выглядело точно так, как показывал на инструктаже Майор Зимин. «Блин, это не спроста» – мелькнула мысль в моей голове. Но, никуда домелькать не успела - Замполит взвёл курок.

- Красотища какая. Жалко, что, наверное, не стреляет. – Сказал Замполит и надавил на спусковой крючок.

- БА-БАХ! – Шандарахнул карамультук.

Площадку моментально заполнило плотное облако порохового дыма. Эхо раскатами понеслось по ущелью Абдуллахейль. Горный ветерок налетел на нашу площадку, оторвал кусочек облака и погнал в зелёнку. Затем налетел с другой стороны... Планета замерла вокруг Замполита, лишь горное эхо играло удаляющимся раскатами выстрела.

Дым медленно рассеивался.

Из более или менее разредившегося дымного облака прорисовалась фигура с карамультуком в руках. Вокруг не наблюдалось никого. Замполит стоял один на опустевшей площадке и переводил взгляд с карамультука в глубину ущелья, вслед уходящему эхо, и обратно.

- Нихер-ра себе! – Замполит оторвался от созерцания карамультука, огляделся и задал вопрос в пустоту окрестностей. - Никого не задело?

- Встаньте, в кого попало. – Из-за блольшого валуна поднялся снайпер Воличенко. – Выйти из строя, кого убило!

Вылез и я из-за ближайшей каменной стенки, решил поумничать:

- Ни в кого не попало, это сигнальный карамультук.

- Да, блiн! – Из-за кучи камней вылез Петя Носкевич: – Ён страляе толькi дымавыми, як стартавы пiсталет. Як стрэльнець, дык усе бягуць.

- Тарищ старшый лейтенант, может он с приклада лучше работает? – Воличенко осторожно шагнул к Замполиту: - Попробуйте с приклада долбануть кого-нибудь. Вон, Димыча, например.

Из-за дувала выскочил Рогачев с группой бойцов: - Что у вас случилось?

Замполит как стоял с карамультуком в руках поперёк туловища, так и развернулся на голос Рогачёва:

- Кишлак прочёсываем, трофейное оружие захватили.

Рогачев посмотрел на струйку дыма, поднимающуюся из ствола, на облако, которое до сих пор рассеялось не всё.

– Понятно. А я думал, по вам из миномёта попали прям с первого выстрела и прям в толпу! Бляха, раненых бегу перевязывать! Короче так, рассредоточились и нехер толпой собираться! Джуманазаров, ко мне!