Послушайте!
Послушайте!
Ведь, если на сайте пишут хуйню —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы она была?
Значит — кто-то называет её
Высером?
И, прорываясь
сквозь комментариев пыль,
врывается к модератору,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит —
чтоб обязательно автор был забанен! —
клянется —
не перенесет эту муку!
"Я отказала Маяковскому". Неудавшиеся жены поэта
"Сколько раз себя предлагал в мужья... Но ни кто не отозвался", – пишет пикабушник @beetle14.
Не отчаивайся, дружище! И не таким отказывали.
Вот, к примеру, "агитатору, горлану-главарю" Маяковскому мы, "товарищи потомки" не очень-то и верим, когда читаем о его несчастной личной жизни. И правда – ну как так? Почему такой талантливый человек и просто красавец мужчина так ни разу и не женился? Как эта зубастая акула Лиля Брик могла ему отказать и выбрать эту моль Осечку? А ведь Лилечка была не единственной, кто по разным причинам отказали поэту принять его руку и сердце.
Вот, к примеру, Вероника Полонская, которой почти удалось вырвать поэта из цепких лапок Брик.
Полонскую познакомил с Маяковским Осип Брик. Вероника снималась в главной роли в фильме Лили Брик и Владимира Жемчужного "Стеклянный глаз". Вскоре Осип пригласил ее на бега, где состоялось знакомство с Владимиром Маяковским. По стечению обстоятельств в тот же день Полонская и Маяковский встретились и в другом месте – на вечере у Валентина Катаева. И… все завертелось.
20-летняя Вероника уже была замужем за актером Михаилом Яншиным (помните смешливого профессора археологии из "Большой перемены" или голос Крота в мультфильме "Дюймовочка"?)
И сама Полонская, и современники поэта описывали их роман как страстный и мучительный. Поэт требовал, чтобы Вероника немедленно развелась с мужем. Он вступил в писательский жилищный кооператив – хотел переехать с будущей женой в отдельную квартиру в Камергерском переулке.
Вероника вроде бы и согласилась развестись, но сказала, что нужно обдумать, как бы потактичнее поступить с Яншиным.
Полонская в тот роковой день самоубийства Маяковского спешила в театр на репетицию. Немирович-Данченко не любил, когда актеры опаздывали. Маяковский даже спрятал ключ, чтобы она не могла выйти.Но потом все же дал 20 рублей на такси, закрыл за Вероникой дверь и застрелился.
Дойдя до парадной лестницы, актриса услышала выстрел. Поэт еще жил несколько секунд и умер на руках у Вероники.
В своей предсмертной записке он писал: "Товарищ правительство, моя семья — это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь — спасибо".
Лиля Брик посоветовала Веронике не ходить на похороны Маяковского (да и по роковому стечению обстоятельств в этот день ее допрашивали на Лубянке в качестве главного свидетеля смерти Маяковского). А потом, когда зашла речь о наследстве поэта, Лиля сказала: "О каком наследстве вы, Норочка, можете говорить, если даже не были на похоронах Володи?"
Полонская все же ушла от Яншина, но только через 3 года, когда у того начался роман с цыганской певицей Лялей Черной. Своего единственного сына, родившегося во втором браке, она назвала Владимиром.
Елизавета Зиберт тоже отказала Маяковскому, хотя и родила ему ребенка. Но дочку поэт увидел лишь раз.
Поездка в Америку стала самым длительным заграничным путешествием Владимира Маяковского, 3 месяца он выступал в США со стихами и докладами. Здесь художник Давид Бурлюк познакомил его с Элли Джонс (Елизаветой Зиберт), эмигранткой из России. Она стала переводчицей поэта, который не знал английского. Маяковский и Джонс появлялись на официальных приемах, встречах с журналистами и издателями. Они много гуляли по городу. После посещения Бруклинского моста Маяковский написал одноименное стихотворение.
Поэт нарисовал несколько портретов Элли Джонс, говорил, что пишет стихотворение об их любви. На что она ответила: "Давай сохраним наши чувства только для нас". Они почти не расставались.
Проводив Маяковского на отплывавших пароход и вернувшись в квартиру, Джонс увидела, что ее кровать усыпана незабудками. На цветы Маяковский потратил последние доллары.
Вскоре Элли Джонс родила дочь — Хелен Патрисию Томпсон (Елену Маяковскую). Отец видел ее только один раз, в 1928 году, когда они с Джонс встретились в Ницце. Фотография дочери потом хранилась в кабинете поэта.
"Две милые мои Элли. Я по вас уже соскучился. Мечтаю приехать к вам. Напишите, пожалуйста, быстро-быстро. Целую вам все восемь лап…"
Татьяна Яковлева
Она эмигрировала в Париж в 1925 году, работала манекенщицей в Доме моды Кристиана Диора и снималась для рекламных плакатов. Когда в 1928 году в столицу Франции приехал Владимир Маяковский, то сестра Лили Брик, Эльза Триоле, познакомила его с Яковлевой. В первый же вечер Маяковский провожал ее до дома. Когда в холодном такси она начала кашлять, поэт снял свое пальто и укрыл ее. Яковлева писала об этом вечере: "С этого момента я почувствовала к себе такую нежность и бережность, не ответить на которую было невозможно".
Они гуляли каждый день. Художник Василий Шухаев вспоминал, что Яковлева и Маяковский были "замечательной парой", на них часто засматривались прохожие. Она стала лирической героиней двух стихотворений — "Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви" и "Татьяне Яковлевой":
Ты одна мне
ростом вровень,
стань же рядом
с бровью брови,
дай
про этот
важный вечер
рассказать
по-человечьи.
Яковлевой не понравилась подобная огласка их отношений, публиковать произведение она не позволила. Перед отъездом в Москву Маяковский сделал ей предложение выйти за него замуж и вместе вернуться в СССР. Но Яковлева отказала, поэт уехал один. Перед отъездом Маяковский заключил контракт с парижской цветочной фирмой, и Татьяна Яковлева долгие годы получала по воскресеньям букет цветов. Даже после его смерти.
И теперь то ли первый снег,
То ли дождь на стекле полосками,
В дверь стучится к ней человек,
Он с цветами: "От Маяковского".
Стук рассыльный как всякий стук.
Но нелепо, нежданно, странно:
Маяковский — и астры вдруг.
Маяковский — и вдруг тюльпаны.
Маяковский — и розы чайные...
Что в них — нежность или отчаянье?
А потом этой смерти бред...
Застрелился. Весна московская.
Маяковского — больше нет.
А букеты — от Маяковского.
Аркадий Рывлин, отрывок из поэмы "Цветы от Маяковского".
Наталья Брюханенко
Наталья Брюханенко познакомилась с Владимиром Маяковским, когда ей было 20 лет, а ему — 33. После первого свидания они не виделись год, и только в 1926 году столкнулись там же, где и в первый раз, — в библиотеке Госиздата. И с тех пор стали практически неразлучны.
Друзьям Маяковский представлял ее: "Мой товарищ-девушка". Поэт был галантен и внимателен, обращался к своей "Наталочке" на "Вы". Он всегда приходил вовремя и сдерживал обещания, того же требовал и от нее. Чтобы Наталья Брюханенко не опаздывала на свидание, Маяковский подарил ей часы. И подписал для нее книгу:
Наталочке Александровне
Гулять
встречаться
есть и пить
Давай
держись минуты сказанной.
Друг друга
можно не любить
но аккуратным быть
обязаны.
Ее тоже заставил подписаться: "Согласна. Н. Брюханенко. 11/VII–27".
В 1927 году они отдыхали в Ялте. Каждое утро Маяковский работал, здесь поэт закончил поэму "Хорошо!". В день именин Натальи Маяковский подарил ей огромный букет роз, а потом начал покупать подарки и цветы во всех магазинчиках по дороге: "Один букет — это мелочь. Мне хочется, чтоб вы вспоминали, как вам подарили не один букет, а один киоск роз и весь одеколон города Ялты!"
Говоря о том, любит Лилю, поэт простодушно предложил: "Хотите, буду вас любить на втором месте?" Но девушка от "серебряной медали" отказалась, и роман вскоре угас. Однако они продолжали ходить на поэтические вечера, в театры и на концерты.
Мария Денисова
Это к ней адресованы знаменитый строчки:
"Приду в четыре", — сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
С Денисовой Владимир Маяковский встретился в Одессе в 1914 году — во время турне футуристов, на поэтическом вечере. Еще до Лилечки:).
Поэт Василий Каменский первым заметил "совершенно необыкновенную девушку: высокую, стройную, с замечательными сияющими глазами, настоящую красавицу". В первый же день знакомства Маяковский и Денисова гуляли до самой ночи. Василий Каменский вспоминал, что поэт вернулся "улыбающийся, рассеянный необычайно, совсем на себя непохожий". Они проводили вместе много времени, но на предложение руки и сердца Денисова ответила отказом. Зато родилась поэма "Облако в штанах".
Поэт вернулся в Москву, а Денисова вышла замуж. Она создавала агитплакаты, оформляла агитпоезда, участвовала в боях с белогвардейцами и и даже была ранена. После гражданской войны Мария ваяла скульптуры, ее работы участвовали в международных выставках. Но муж всячески противился творческому увлечению.
Денисова писала Маяковскому: "Уйти нужно — работать не дает. Домострой. Эгоизм. Тирания".
Поэт часто помогал Денисовой, они продолжали переписываться, иногда виделись. В середине 20-х годов Мария Денисова изваяла гипсовый бюст своего "остроугольного друга", как она называла Маяковского.
Софья Шамардина
Артистка-футуристка, как звали ее современники, была знаменитостью в литературных кругах Петербурга. Она водила на цепи ручного волка и выступала в концертах под именем Эсклармонды Орлеанской. Игорь Северянин сделал ее героиней автобиографии "Колокола собора чувств".
Маяковского и Шамардину познакомил Корней Чуковский в 1913 году. Между поэтом и артисткой вспыхнул бурный роман. Шамардина участвовала в постановке спектакля по пьесе "Владимир Маяковский" и помогала организовать знаменитое турне футуристов в 1913–1914 годах по городам России.
"Ехали на извозчике. Небо было хмурое. Только изредка вдруг блеснет звезда. И вот тут же, в извозчичьей пролетке, стало слагаться стихотворение: "Послушайте, ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?.. Значит, это необходимо, чтоб каждый вечер над крышами зажигалась хоть одна звезда?"
После разрыва с Маяковским Шамардина вышла замуж за народного комиссара по военным делам Иосифа Адамовича. В 1923-м она стала партработником, над чем Маяковский посмеивался: "Сонка — член горсовета!" Он сожалел, что она изменила своему эксцентричному футуристическому облику: "Одеваешься под Крупскую".
Ну и конечно же пресловутая Лилечка! Куда ж без нее?
С ней, точнее с четой Бриков, поэт познакомился еще в 1915 году, когда их браку исполнилось уже 3 года. Прочитанную в этот день в гостях у Бриков поэму "Облако в штанах" Маяковский подписал: "Тебе, Лиля". Посвящения следующих книг станут еще лаконичнее: "Л.Ю.Б." (Лиле Юрьевне Брик).
В 1918 году Маяковский и Лиля снялись в картине "Закованная фильмой" по сценарию поэта. В этот период Лиля рассказала мужу о своих чувствах: "Все мы решили никогда не расставаться и прожили жизнь близкими друзьями. Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах. Эта любовь не мешала моей любви к Володе".
После съемок Маяковский переехал к Брикам.
Через 4 года наступил кризис в тройственном союзе и они прервали общение с Маяковским на два месяца. Но поэт караулил Лилю в парадных, передавал ей письма, цветы и книги, написал поэму "Про это".
"Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь".
И, кстати, с Лилей Осип Брик развелся первым за 5 лет до смерти Маяковского. Но эта странная троица еще долго не могла расстаться, причем поэт на все увеличивающиеся гонорары еще и содержал этих пиявочек.
Посме смерти Маяковского Лиля стала его издателем, плюс весь архив поэта отошел Брикам по завещанию.
До конца жизни Брик носила на цепочке подаренное Маяковским кольцо с гравировкой ее инициалов — "Л.Ю.Б.", которые складывались в бесконечное "Л.Ю.Б.Л.Ю.Л.Ю.Б.Л.Ю ".
Воспоминания В.В. Маяковского о Велимире Хлебникове
Данная статья относится к Категории: Значимые литературные произведения
«Умер Виктор Владимирович Хлебников.
Поэтическая слава Хлебникова неизмеримо меньше его значения.
Всего из сотни читавших - пятьдесят называли его просто графоманом, сорок читали его для удовольствия и удивлялись, почему из этого ничего не получается, и только десять (поэты-футуристы, филологи «ОПОЯЗа») знали и любили этого Колумба новых поэтических материков, ныне заселенных и возделываемых нами.
Хлебников - не поэт для потребителей. Его нельзя читать. Хлебников - поэт для производителя.
У Хлебникова нет поэм. Законченность его напечатанных вещей - фикция. Видимость законченности чаще всего дело рук его друзей. Мы выбирали из вороха бросаемых им черновиков кажущиеся нам наиболее ценными и сдавали в печать. Нередко хвост одного наброска приклеивался к посторонней голове, вызывая весёлое недоумение Хлебникова. К корректуре его нельзя было подпускать, - он перечёркивал всё, целиком, давая совершенно новый текст.
Принося вещь для печати, Хлебников обыкновенно прибавлял: «Если что не так - переделайте».
Читая, он обрывал иногда на полуслове и просто указывал: «Ну и так далее».
В этом «и т. д.» весь Хлебников: он ставил поэтическую задачу, давал способ её разрешения, а пользование решением для практических целей - это он предоставлял другим.
Биография Хлебникова равна его блестящим словесным построениям. Его биография - пример поэтам и укор поэтическим дельцам. […]
Хлебников создал целую «периодическую систему слова».
Беря слово с неразвитыми, неведомыми формами, сопоставляя его со словом развитым, он доказывал необходимость и неизбежность появления новых слов.
Если развитый «пляс» имеет производное слово «плясунья» - то развитие авиации, «лёта», должно дать «летунья». Если день крестин-«крестины»,- то день лета-«летины». Разумеется, здесь нет и следа дешевого славянофильства с «мокроступами»; не важно, если слово «летунья» сейчас не нужно, сейчас не привьется - Хлебников даёт только метод правильного словотворчества.
Я уже говорил, что у Хлебникова нет законченных произведений. В его, напр., последней вещи «Зангези» ясно чувствуется два напечатанные вместе различные варианта. Хлебникова надо брать в отрывках, наиболее разрешающих поэтическую задачу.
Во всех вещах Хлебникова бросается в глаза его небывалое мастерство. Хлебников мог не только при просьбе немедленно написать стихотворение (его голова работала круглые сутки только над поэзией), но мог дать вещи самую необычайную форму. Например, у него есть длиннейшая поэма, читаемая одинаково с двух сторон:
Кони. Топот. Инок. Но не речь, а черен он и т. д.
Но это, конечно, только сознательное штукарство - от избытка. Штукарство мало интересовало Хлебникова, никогда не делавшего вещей ни для хвастовства, ни для сбыта. […]
Меня поражала работа Хлебникова. Его пустая комната всегда была завалена тетрадями, листами и клочками, исписанными его мельчайшим почерком. Если случайность не подворачивала к этому времени издание какого-нибудь сборника и если кто-нибудь не вытягивал из вороха печатаемый листок - при поездках, рукописями набивалась наволочка, на подушке спал путешествующий Хлебников, а потом терял подушку.
Ездил Хлебников очень часто. Ни причин, ни сроков его поездок нельзя было понять. […]
Практически Хлебников - неорганизованнейший человек. Сам за всю свою жизнь он не напечатал ни строчки. Посмертное восхваление Хлебникова Городецким приписало поэту чуть не организаторский талант: создание футуризма, печатание «Пощёчины общественному вкусу» и т. д. Это совершенно неверно. И «Садок судей» (1908 г.) с первыми стихами Хлебникова, и «Пощёчина» организованы Давидом Бурлюком.
Да и во всё дальнейшее приходилось чуть не силком вовлекать Хлебникова. Конечно, отвратительна непрактичность, если это прихоть богача, но у Хлебникова, редко имевшего даже собственные штаны (не говорю уже об акпайках), бессеребренничество принимало характер настоящего подвижничества, мученичества за поэтическую идею.
Хлебникова любили все знающие его. Но это была любовь здоровых к здоровому, образованнейшему, остроумнейшему поэту. Родных, способных самоотверженно ухаживать за ним, у него не было. Болезнь сделала Хлебникова требовательным. Видя людей, не уделявших ему все своё внимание, Хлебников стал подозрителен. Случайно брошенная даже без отношения к нему резкая фраза раздувалась в непризнание его поэзии, в поэтическое к нему пренебрежение.
Во имя сохранения правильной литературной перспективы считаю долгом чёрным по белому напечатать от своего имени и, не сомневаюсь, от имени моих друзей, поэтов Асеева, Бурлюка, Кручёных, Каменского, Пастернака, что считали его и считаем одним из наших поэтических учителей и великолепнейшим и честнейшим рыцарем в нашей поэтической борьбе.
После смерти Хлебникова появились в разных журналах и газетах статьи о Хлебникове, полные сочувствия. С отвращением прочитал. Когда, наконец, кончится комедия посмертных лечений?!
Где были пишущие, когда живой Хлебников, оплеванный критикой, живым ходил по России? Я знаю живых, может быть, не равных Хлебникову, но ждущих равный конец.
Бросьте, наконец, благоговение столетних юбилеев, почитания посмертными изданиями! Живым статьи! Хлеб живым! Бумагу живым!».
Маяковский В.В., В.В. Хлебников / Собрание сочинений в 12-ти томах, Том 11, Статьи, заметки, выступления 1913-1928, М., «Правда», 1978 г., с. 151-152 и 155-156.
Изображения в статье
Велимир Хлебников — русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда, 1916 год / Public Domain
Image by Free-Photos from Pixabay
Image by Peter Hüller from Pixabay
Image by Todd MacDonald from Pixabay
Маяковский дал в морду
Общался я однажды с очень и очень старым автором на выезде в Екатеринбург. Было это году в 2008, 2009. Лет ему было уже за сто. Очень здравый старичок был, хотя и передвигался уже, опираясь на две тросточки, но при вполне себе светлой голове. Даже постреволюционные времена помнил, рассказывал, как видал как паренька вытащили из поезда и застрелили за рубаху красивую.
И рассказал он, как видел Маяковского. В ту пору он был молод да зелен, но уже пытался быть поэтом, пытался быть мастером слова. Было ему лет двадцать тогда. И в московском кабаке повезло-повстречалось ему это чудо – Маяковский. И полез он, зеленый да не понимающий, не с поучениями, а с возмущениями на стихи великого мэтра, за что мэтр дал ему – вьюноше горячему, в морду, и продолжил пить.
Очень тепло он вспоминал ту встречу, и говорил, что был бит за дело. А так-то – не всякий молодой поэт удостаивался оплеухи от самого Гения!
Это было непросто выучить, Владимир Владимирович
Я не понимала, что случилось с улицей, каким образом кем-то клешили штаны и вообще этот обрывистый своеобразный стиль отказвался укладываться в голове, как и порядок грибов, гробов и ограблений.
Хорошее отношение к лошадям
Били копыта. Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —
Ветром опита,
льдом обута,
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала! —
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошел
и вижу
глаза лошадиные...
Улица опрокинулась,
течет по-своему...
Подошел и вижу —
за каплищей каплища
по морде катится,
прячется в ше́рсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла́,
только
лошадь
рванулась,
встала на́ ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребенок.
Пришла веселая,
стала в стойло.
И все ей казалось —
она жеребенок,
и стоило жить,
и работать стоило.
[1918]
P.S. Странно, что этого стихотворения ни разу не было на Пикабу.
Маяковский наше все!!!
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi