АФОНЯ

В Госкино мне дали почитать сценарий Александра Бородянского: «Про Борщова, слесаря-сантехника ЖЭКа № 2». Сюжет был жесткий, с печальным концом. Сценарий мне понравился. (После фильмов «Не горюй!» и «Совсем пропащий» мне, как всегда, хотелось снять что-то совершенно иное.)

Я встретился с Бородянским, мы поговорили, поняли, что понимаем друг друга, и сели работать.

Работали мы несколько месяцев, а в итоге чуть-чуть изменилась интонация, кое-где сместились акценты, и появилось новое название — «Афоня». А сюжет, в принципе, остался таким, каким и был.

СЮЖЕТ: Слесарь-сантехник Афанасий Борщов, пьяница и эгоист, живет безалаберной, непутевой жизнью. В него влюбилась молоденькая и наивная медсестра Катя. Афоня переспал с ней и бросил. Есть там и штукатур Коля, которого жена выгнала из дома и он поселился у Афони. Есть и друг Афони — законченный алкоголик Федул. Кончается все тем, что Афоня, потеряв всех и вся, берет билет на самолет и улетает сам не зная куда.

С ПЬЯНЫМ САНТЕХНИКОМ НЕ СПАЛ!

На Афоню у нас было три кандидатуры — польский актер Даниил Ольбрыхский, Владимир Высоцкий и Леонид Куравлев. Три замечательных разных актера. Три разных фильма. Остановились на Куравлеве. И не ошиблись! Есть в Куравлеве какой-то секрет. Афоне в его исполнении прощают то, чего никогда бы не простили ни Афоне Ольбрыхского, ни Афоне Высоцкого. А этого мы и добивались. Нам хотелось, чтобы зрители в конце фильма не возненавидели нашего Афоню, а пожалели.

Между прочим, думаю, что мы даже слегка перестарались. Афоня в исполнении Куравлева получился настолько обаятельным, что на «Мосфильм» пришло немало возмущенных писем от жен пьющих особей. Особенно запомнилось одно, в нем дама из Омска спрашивала: «Товарищ режиссер, а вы сами когда-нибудь спали с пьяным сантехником?»

В ответном письме я сознался, что не спал. Ни с пьяным, ни с трезвым.

ЛУЧ СВЕТА

На роль Кати ассистент по актерам Леночка Судакова привела юную студентку Театрального училища имени Щукина Женю Симонову. Женя мне понравилась, и я утвердил ее без проб. Но тут выяснилось, что она уже подписала договор с другой картиной. Там у нее главная роль, и все лето она будет сниматься где-то в Башкирии. Стали искать другую Катю. Приводили немало способных молодых актрис — хорошеньких и славных, но все не то. И я понял, что никого, кроме Жени Симоновой, в этой роли не вижу.

— И что в ней особенного, в этой Симоновой, что ты так за нее держишься? — спросил меня директор картины Александр Ефремович Яблочкин.

— Что в ней особенного, не могу объяснить, — сознался я, — но она в фильме будет луч света в темном царстве.

Тогда он сказал:

— Будет тебе твоя Катя.

И действительно. Яблочкин полетел в Башкирию и привез оттуда Женю и ее маму в Ярославль. (Этот фильм мы снимали в Ярославле.) А на следующий же день из Башкирии от директора той группы пришла истеричная, гневная телеграмма! Раздались не менее истеричные, гневные звонки со студии «Горького» и из Госкино. Выяснилось, что актрису с мамой наш директор просто-напросто похитил, чуть ли не тем же способом, что и герои Гайдая в фильме «Кавказская пленница». И только оставил записку: «Не волнуйтесь, через три дня будем. Ваш Яблочкин».

А мне он сказал:

— Кровь из носа, но ты ее должен снять за три дня. Иначе сорвем съемки на той картине!

Яблочкин был матерый киношник и понимал, что нельзя, но все-таки можно, а что — никак нельзя.

И мы снимали Женю днем и ночью, в буквальном смысле этих слов. (Иногда ей удавалось немного поспать на заднем сиденье машины, пока ставили свет или переезжали с объекта на объект.) А так она была все время с нами на съемочной площадке.

ТРИ ГРОША ШТУКАТУРА КОЛИ

Штукатура Колю сыграл Евгений Леонов. В противовес разгильдяю Афоне Коля считался у нас фигурой положительной: он аккуратный, здраво рассуждает, интересуется международной политикой и мечтает о всеобщей коммуникабельности.

А Леонов своего героя не уважал, говорил, что Коля эгоист еще хуже, чем Афоня. И все время ворчал, что этот штукатур у него получается плоский, как блин. И только когда сняли сцену «уход Коли домой», он успокоился. В этой сцене Коля, который помирился с женой, уходя от Афони, оставляет ему листок со своим телефоном. На репетиции Леонов вынул из кармана бумажку с телефоном, и из нее на стол случайно выпало несколько монет. Он убрал монетки и записку в карман и сказал:

— Смотри.

Он снова достал бумажку из кармана, из нее снова высыпались монетки. Он снова аккуратно их собрал и положил в карман.

— Понял? — спросил он меня.

— Что?

— Какой говнюк твой штукатур! Две недели прожил у человека, пил, ел, а самому жалко три гроша оставить!

Женя всегда искал в своих героях отрицательные черты — считал, что так образ объемнее.

ФЕДУЛ

Зрители полюбили светлую и наивную Катю (не зря старались!), рассудительного Колю и даже разгильдяя Афоню, но самое большое количество аплодисментов на встречах в кинотеатрах срывал алкоголик, мерзавец и законченный подлец Федул, которого в нашем фильме великолепно сыграл Борислав Брондуков.

(Реплика Федула: «Гони рубль, родственник!» — стала визитной карточкой фильма.)

В костюме и гриме Боря был настолько органичным, что когда во время съемок в ресторане (ресторан мы снимали ночью в Москве) он вышел на улицу покурить, швейцар ни за что не хотел пускать его обратно. Брондуков объяснял, что он актер, что без него съемки сорвутся, — швейцар не верил. Говорил: много вас тут таких артистов! Брондуков настаивал. Швейцар пригрозил, что вызовет милицию. И вызвал бы, но тут на улицу выглянула моя помощница Рита Рассказова.

— Борислав Николаевич, вы здесь?! — обрадовалась она. — А там паника: куда актер делся?!

— Неужели он и вправду артист? Надо же! — удивился швейцар.

А позже, когда снимали «Слезы капали» в Ростове ярославском, в гостинице я у себя в номере вдруг услышал, что кто-то в ресторане поет французские песни. Я спустился. Была поздняя осень, народу в ресторане было мало. На сцене с микрофоном в руке Брондуков пел песню из репертуара Ива Монтана. И это был уже не доходяга и алкаш Федул, а элегантный, пластичный и обворожительный французский шансонье. Жаль, что эта грань его таланта так и осталась нераскрытой.

ЛАБУХИ

Танцы договорились снимать ночью, в зале клуба имени Крупской в Текстильщиках. Я попросил, чтобы были современные музыканты. Привели группу, главный — курчавый лохматый парень. Худющий. Одеты небрежно, держатся независимо. Спросили, сколько заплатим, и сказали, что сыграют. Показались мне ненадежными, потому что в мое время лабухи выглядели совершенно по-другому, красиво: длинные волосы густо набриолинены и ровно зачесаны назад, пиджак в клетку до колен, яркий галстук, чаще всего с павлином. Темные брюки дудочкой, белые носки и туфли на толстом каучуке, на безымянном пальце — перстень. А эти! Какие-то не такие. В мятых дырявых джинсах, в майках, небритые и волосы во все стороны. Я сказал, что эта компания не вызывает у меня доверия и я не уверен, что они придут.

— Вы же сами просили современных. Эти и есть самые современные, — возразили помощники.

— Приведите еще кого-нибудь для страховки, — сказал я.

Они привели еще, точно таких же волосатиков.

Вечером я не мог проехать к клубу — столько было кругом народа. Толпы молодых девушек и парней, которые рвутся в клуб и их еле сдерживает милиция. А мы-то боялись, что ночью будет трудно наполнить зал массовкой, потому что мало кто согласится за три рубля всю ночь не спать.

Оказалось, что мы пригласили сниматься самые популярные и самые запрещенные в те времена группы. Первая группа была «Машина времени» Макаревича, а вторая — «Аракс» Шахназарова.

Теперь я очень горжусь, что «Машина времени» дебютировала в фильме «Афоня». И при любом удобном случае не забываю об этом сказать.

БЮСТГАЛЬТЕР

На девушку с бюстом Леночка Судакова привела актрису Распутину. Очень хорошая артистка, но с нормальным бюстом. А нам хотелось, чтобы бюст был внушительный.

Вронский сказал, что надо взять бюстгальтер большого размера и положить в него презервативы, наполненные водой.

— Во время танца груди будут очень натурально колыхаться.

На первой же репетиции, когда актриса подпрыгнула, презервативы разорвались и окатили всю ее водой.

Кто-то из съемочной группы, тот, кто жил рядом, сбегал домой и принес манную крупу. Ею и наполнили бюстгальтер. Пуговицы тяжести манки не выдержали, и пришлось лифчик связать на спине узлом. (На экране это видно.)

БАНАЛЬНЫЙ ХЕППИ-ЭНД

По последнему варианту сценария в финале Афоня покупает в провинциальном аэропорту билет на первый попавшийся рейс и валяется на летном поле в ожидании самолета. К нему подходит милиционер и просит предъявить документы. Афоня сует ему паспорт. На фотографии в паспорте молодой парнишка, с кудрями и беззаботной улыбкой, а в действительности перед милиционером унылый мужчина с абсолютно пустыми глазами. На этом фильм и заканчивался.

Такой мрачный финал мне с самого начала не нравился. И мы с Бородянским еще в процессе работы над режиссерским сценарием написали вариант, в котором Афоня и Катя в конце фильма встречались. Но поняли — такая концовка нарушает логику повествования, это банальный хеппи-энд. И оставили все, как было.

И все-таки финал я переделал. Когда Женя Симонова прилетела в Ярославль и мы начали ее снимать, Катя получалась такой чистой, нежной и трогательной, что мне очень захотелось, чтобы она обязательно появилась в конце фильма. И мы решили снять так: Афоня в аэропорту лежит на траве и ждет самолет. К нему подходит Катя и говорит, как всегда:

— Афанасий, мне кто-то позвонил, я подумала, что это вы.

Афоня открывает глаза — никакой Кати нет. Над ним стоит милиционер и требует документы. (Катя ему привиделась.)

В последний съемочный день Жени — третий — работали очень интенсивно, снимали по одному дублю, чтобы успеть снять незапланированный «сон». И к концу дня приехали в аэропорт. Начали снимать подход Кати. Первый дубль сняли рапидом — Катя идет медленно, словно плывет. Не то! Сняли вариант — идет с цветочком. Не то! Сняли: она идет, волосы развеваются, платочек. Не то!

И я понял, что дело не в том, как Катя идет по полю, с цветочком или еще как. А в том, что мне очень хочется, чтобы Катя появилась реально.

И вот уже тридцать лет в конце фильма, когда Афоня идет к самолету, его кто-то окликает. Он оглядывается, а там стоит Катя и говорит:

— Афанасий, мне кто-то позвонил, я подумала, что это вы!

А умные люди написали в рецензиях, что фильм мог бы быть не таким примитивным, если бы не финал. Появление Кати на летном поле — банальный хеппи-энд…

«Истина никогда по существу не приносит добра человеку — это идеал, к которому стремятся математики и философы. В человеческих отношениях — доброта и ложь дороже тысячи истин» (Грэм Грин).

САША ЯБЛОЧКИН

Яблочкину, когда мы вернулись из экспедиции, за Женю Симонову вынесли строгий выговор с предупреждением и понизили в категории — до второй. Что заметно сказалось на его зарплате. (До этого у него была высшая.)

— Луч света в темном царстве будет? — спросил Саша, когда я пришел его утешать.

— Будет.

— Это главное. Остальное — наплевать.

Есть директора, которых называют режиссерскими. Его, конечно, волнует смета и все такое, но во главу угла он ставит воплощение замысла. Яблочкин был как раз таким директором.

Как-то в выходной день мы с Сергеем Вронским (он был оператором на «Афоне») решили снять стадо коров. Афоня идет в деревню, а навстречу ему идет стадо коров, красивых, пестрых, ярославской породы.

Подъехал на «газике» Яблочкин.

— Чего не работаем?

— Да вот хотели снять проход Афони, а коров нет и администрации — никого.

— Администрация уже здесь, — сказал Яблочкин, — сейчас и коровы будут, — и побежал по полю в сторону деревни, напрямик.

Часа через два от деревни к нам шло стадо. Рядом с пастухом — Яблочкин с хлыстом в руке. (А ему тогда было под шестьдесят.)

Постскриптум:

ГОЛЫЙ ЛЫСЫЙ МУЖИК

В семьдесят шестом году американцы отобрали «Афоню» для показа на кинофоруме в Лос-Анджелесе, и я должен был полететь туда на три дня.

Перед вылетом меня вызвал Сизов и сообщил, что фильм Акиры Куросавы «Дерсу Узала» получил в Лос-Анджелесе «номинейшн» на «Оскара» за лучший иностранный фильм, и поручил мне эту «номинейшн» получить и привезти.

— Это такая доска, на ней нарисован голый лысый мужик, — объяснил мне Сизов. — Фильм — наш, советский. Ты все равно летишь туда, вот и возьми эту доску, чтобы мне из-за этого сутки в воздухе не болтаться!

Из-за нестыковки самолетов в Нью-Йорке я задержался, и в Лос-Анджелес на день опоздал.

Доску с голым лысым мужиком вместо меня получил помощник консула и, когда я прилетел, он мне эту доску вручил. А также он дал мне билеты на торжественную церемонию и на банкет. И объяснил, что в зале я обязательно должен сидеть на своем месте, потому что всех номинантов будет снимать телевидение.

В этот же день был просмотр «Афони». В холле кинотеатра меня встретили классик американского кино — автор фильма «Королева Христина», кинорежиссер Рубен Мамулян и советский консул (консул специально прилетел на просмотр «Афони» из Сан-Франциско). Мы стояли и беседовали. Мамулян сказал, что в этом году советский фильм вряд ли получит «Оскара». По политическим мотивам.

Пришли на просмотр и бывшие мосфильмовцы — Яша Бронштейн, Миша Суслов и другие… Они стояли в стороне и ко мне не подошли, чтобы у меня из-за общения с эмигрантами не было неприятностей. И я к ним не подошел, чтобы не подумали, что они агенты. Так мы и смотрели друг на друга издалека.

Зал был большой, около трех тысяч мест. Я сидел с Рубеном Мамуляном, смотрел на экран и думал: «Зачем я привез сюда эту картину? Они ничего не поймут». Чтобы перейти дорогу, я стоял полчаса из-за машин, а у меня за весь фильм проехало не больше десяти-двадцати.

Но американцам фильм, как ни странно, понравился. Они долго аплодировали, и была очень доброжелательная пресс-конференция.

Из книги Георгия Николаевича Денелия "Тостуемый пьёт до дна"